Главная   »   Новые ветры. Виктор Бадиков   »   «Я НЕ ПОГРЕШИЛ ПРОТИВ СОВЕСТИ И УБЕЖДЕНИЙ»


 «Я НЕ ПОГРЕШИЛ ПРОТИВ СОВЕСТИ И УБЕЖДЕНИЙ»

 

 

А. Нурпеисов
 
 
 
Великий писатель всегда создает свою художественную вселенную, но примечательная неповторимость ее заключается не только в жизненном материале.
 
Казахская литература XX столетия, вглядываясь в исторические судьбы свое го народа, сострадая ему и вдохновляя, открывала «материки» Абая и революционерки Ботагоз, солдата из Казахстана, воинственных кочевников и, конечно, рыбака Еламана. И мы, читатели, обживая эти «материки», всякий раз убеждаемся в том, что захватывает нас не экзотика быта и традиций, а прежде всего нравственное бытие литературных героев, авторский пафос, одухотворяющий их.
 
В 1993 году в интервью «Литературной газете» на вопрос «Нет ли у вас желания отредактировать свою трилогию, что-то переписать в ней?..» Абдижамил Нурпеисов отвечал:
 
— Я просмотрел свой роман «Кровь и псп». Что скрывать, была определенная доля внутренних опасений и сомнений. И какое я испытал великое облегчение, убедившись, что не погрешил против совести и убеждений. Впрочем, я знал это и раньше. После того как закончил роман, начались для меня настоящие мытарства: два года его не печатали. С одной стороны, критика, с другой — бдительное око цензуры усмотрело в нем искажение действительности, извращение исторических фактов и еще несколько серьезных изъянов идеологического порядка. Видите ли, говорили они, главный герой так и не стал настоящим революционером. Вялый он какой-то, нерешительный, вечно во всем сомневается. Вместо того чтобы с обнаженной саблей идти в атаку за светлое будущее, он все думает, терзается, мучается, мечется между городом и аулом как неприкаянный, не находя себе места. Не только собственные поступки, даже праведные деяния большевиков вызывают в нем сомнения. Но сегодня с определенной долей гордости могу сказать: «Кровь и пот» — от начала до конца книга о моем народе, о его судьбе и драме. О трудном и до боли неясном все еще пути казахов...
 
Это признание говорит о многом, а в эпоху наших бесконечных и в основном безрадостных перемен тем более.
 
Проза А.Нурпеисова вполне органично впадает в широкое русло казахского исторического романа, но традиционализм ее все-таки обманчив. Сам писатель открыто гордится своим литературным родством с великим Мухтаром, считает себя его учеником, как бы и не претендуя на какие-то свои литературные заслуги. Однако его художественная вселенная — это уже иной философско-литературный феномен, иное понимание истории казахского народа.
 
М. Ауэзов, подобно Л. Толстому и Абаю, энциклопедичен, встает на защиту человека независимо от той социально-политической реальности, которая выпала на его долю. А. Нурпеисов — камерный эпик, писатель в сущности одной темы — темы своей аральской родины, родящей теперь у всех на глазах в небытие. Первый его роман «Долгожданный день» был посвящен войне не только по причине собственного биографического опыта. Война, по словам писателя, «показала нам со всей ясностью и непреклонностью естественное и действительное единство всего человеческого рода, его интересов и стремлений». Потому что «нет преград на пути к солидарности всех людей на земле».
 
Вот она — главная проблема всей его сокровенно-глубокой натурфилософской прозы. Перечитывая «Кровь и пот», убеждаешься в этом все больше и основательнее, хотя и роман «Долг» (1993) о том же, «о трагедии, переживаемой всеми нами, детьми XX века». Любопытно, может быть, что теперь, в самом конце нашего окаянного XX столетия, судьбы его героев — Еламана, Акбалы, Доса, Танирбергена, Судр-Ахме-та и многих других — воспринимаются в каком-то мистическом аспекте, словно какое-то Провидение, или высшая воля ведет их по жизни, обрекая на поражение.
 
Это впечатление возникает не сразу, но постепенно укореняется в душе, особенно когда впервые попадаешь в его художественное Приаралье. Казалось бы, здесь нет ничего особенно нового, кроме самого материала — Арала и суровых степняков, ставших рыбаками. Это тот самый казахский народ, с его неповторимыми традициями родства, степного быта и культуры, народ, который никогда не отрывался от земли и коня, кочевал в большой истории всегда вместе с природой. На пороге нашего столетия, уже в который раз, были нарушены мирные устои его бытия. И казахская литература в самых удивительных подробностях показала этот процесс классового расслоения и советской ассимиляции народного сознания, ею извечную жажду национальной независимости (М. Ауэзов, С. Муканов, И. Есенберлин, Д. Досжан, М. Магауин, А. Кекильбаев, С. Жунусов).
 
В трилогии А. Нурпеисова на этом тоже поставлен принципиальный акцент. Белый генерал Чернов, выпытывая у Еламана тайну национальной души, неожиданно для себя узнает, что это не конь, не беспармак, не восточное сладострастие. Еламан объясняет ему, что казахов тянет к красным прежде всего «обещание свободы».
 
Но в эпопее Нурпеисова, в целом традиционно советской по своим идеологическим установкам, общий смысл бытия и человеческой судьбы скрывается гораздо глубже. Нурпеисовский герой как личность и характер — это прежде всего природный, естественный человек, как правило, превозмогающий свои классово-сословные убеждения. Да, революция разводит баев и бедняков по разные стороны баррикады, но «красные» и «белые» герои писателя, за редким исключением, в самых жестоких классовых схватках и личных отношениях умеют думать и поступать более нестандартно, попросту человечнее, ибо в них всегда живет и нередко главенствует чувство «солидарности всех людей».
 
Оно сдерживает, вероятно, и Еламана в его слепой ненависти к красавцу-сопернику Танирбергену. Еламан знает, что Акбала полюбила мурзу, а не его той самой сильной первой любовью, знает и то, что, как ни старался он ей угодить в совместной жизни, ничего у него не вышло — из-за нравственной неразвитости его души. Однако Еламан, переходящий на сторону красных, способен вдруг ошеломленно прозреть. Надевая простреленную шинель, снятую, вероятно, с убитого солдата, он начинает думать о вещах, которые были ему безразличными: «Тьму веков земля все прибирает в свою утробу вечно грызущихся, дерущихся, бьющихся людишек, весь их безумный род, неспособный без ненависти и убийства прожить свой мгновенный, куцый срок». Как ни странно, именно эта мысль останавливает его, когда возникает возможность сойтись с несчастной, брошенной Акбалой: ведь он и сам не может ей простить измены.
 
Героев Нурпеисова учит не только классовая борьба, но и сама жизнь, мудрость общего, неразрывного с природой человеческого бытия. Писатель не боится показать взаимную симпатию генерала Чернова и Еламана и антипатию между казахами и русскими, которая исходит от красного Мюльгаузена. Писатель здесь справедливо жесток, но именно потому и прав по отношению к своим героям.
 
Не сбываются наши читательские ожидания счастливых финалов в судьбах его героев. Выживет ли раненый красный казах Еламан? Улыбнется ли жизнь гордой красавице Акбале, или только прощение отца и доброта Кенжетай будут ей последним утешением? И вообще, спасет ли «краснофлагий строй» своих защитников и заложников, поверившую ему бедноту Приаралья? Неизвестно...
 
Но важно не это. Думаю, любого читателя потрясает уникальный по своей смысловой и психологической глубине финал трилогии, подобный музыкальной коде в симфониях Бетховена. Последняя главка, из которой мы узнаем, как Танирберген пытается спасти остатки дивизии Чернова, вывести их из песков к воде. Да, это не только крах белого движения, это и закат всегда удачливой судьбы Танирбергена. Но как это мастерски, если не гениально, написано!
 
Я, читатель, вместо того, чтобы злорадно наслаждаться свершившимся, наконец, воздействием, по человечески сочувствую коварному красавцу мурзе! Ибо он сам приходит к покаянию. Внутренний голос напоминает ему чье-то давнее проклятье — «Да пошлет тебе Бог погибель!». Но Бог посылает ему в сущности спасение, потому что на краю гибели, как герои Л. Толстого, мурза (не только Еламан!) тоже прозревает — высший нравственный приговор выносит себе сам, вспоминая свою неправедную жизнь, глядя в «высокое, недосягаемое и чистое» небо: «Его не оскверняло еще человеческое дыхание. И не дай Бог добраться какому-нибудь человеку до неба, он и его непременно опоганит...»
 
Красные рыбаки во главе с Каленом специально засыпали колодцы на пути бегущих белогвардейцев. Разве это не жестокость, разве без этого победа красных не состоится?..
 
… Вероятно, какой-то грех или проклятие лежит на человеке, если он и природу вовлекает в кровавую междоусобицу гражданской войны.
 
И тогда вся проза Абдижамила Нурпеисова начинает звучать как неустанное художественное заклинание — опомниться, не поганить небо нашего настоящего и будущего. И мы, его современники, заложники революций, межнациональных войн и криминальных разборок, благодарим его за горькую правду и нелицеприятную, отеческую любовь к людям догорающего XX века.
 
1998