Раз Евразийский цикл уже идет, то, значит, культура будущего уже создается — как, например, ее технологическая часть, и этот процесс далеко не всегда принимает безупречные формы. Скупка идей, обычно вместе с рождающими их мозгами, то есть, вместе с носителями идей может не вызывать и не вызывает восторга. Действительно, за внешней непривлекательной формой не так легко рассмотреть суть. Ее, к тому же, не стоит оценивать через призму эмоций или этических норм. Суть проясняется лишь при метаисторическом подходе, дающем иной взгляд на вещи. Если за время Евразийского цикла должна быть создана новая культура планетарного охвата и значения, то она создается. Что мы и видим, не всегда понимая, что видим.

Пятая секция Всемирного форума духовной культуры в Астане — едва ли не самая многочисленная, кстати,- обсуждала проект так называемой «Ноосферной этико-экологической конституции человечества», разработанный силами так называемой Ноосферной духовноэкологической ассамблеи мира. Надо сказать, что включение этого вопроса в повестку дня Форума нашло понимание не у всех его участников. Их настораживало навязывание человечеству — без его просьбы и разрешения — еще одного регламента со стороны какой-то «команды», узурпировавшей право говорить от имени планетарного сообщества. При столкновении амбиций снова потерялась суть дела. Разобравшись в ней, приходишь к другим выводам. Во-первых, Ассамблея — типичная ноосферная, то есть распределенная, децентрализованная «сотовая», сетевая структура, подобная общественным академиям, которых сейчас насчитывается около двухсот и которые подчас распределены по всей Европе. Во-вторых, проект Нооконституции — это типичный ноосферный проект, для инициации которого не требуется разрешение оттуда-то свыше. В-третьих, это первый серьезный документ ноосферной культуры (возможно, правильнее было бы сказать — «культуры ноосферизма»). Первый акт ее создания. Первое систематизированное, достаточно полное и всестороннее осмысление надвигающей реальности. Первая попытка представить способ жизни грядущего и фундировать его на основе продуманных норм.

 

Сделать это совершенно необходимо, потому что сама жизнь человека в ноосферную эпоху, при всех непредставимых сегодня особенностях, останется обыкновенной, повседневной человеческой жизнью, нуждающейся в регулировании с помощью регламентов и законов. Но проходить ока будет при изменившемся внешнем, общественном фоне. Разработчики Нооконституции предполагают, что он будет определяться целостным мировоззрением ноосферной эпохи и пониманием этикоэкологической взаимосвязи цивилизации и природы - или, в терминологии академика Моисеева, принципом коэволюции. Уже сейчас, совершенно в духе моисеевской «СТРАТЕГИИ», предлагается разработать модель ноосферой экономики и политики, ноосферные индикаторы мониторинга устойчивого развития кризисных территорий, однако совсем не для того, чтобы навязать их настоящему и тем более будущему, а чтобы двинуться ему навстречу верным маршрутом, избегая ненужных ошибок.

 

Второе предложение Ассамблеи можно считать призывом включиться в создание культуры ноосферы, конкретно — приступить к выработке «современной мировоззренческой парадигмы, основанной на учении о гармоничном взаимодействии природы и общества», в том числе с использованием трудов философов «золотого фонда», включая космистов. Это обеспечит научную базу для создания «новой объединяющей народы космопланетарной ноосферной идеологической доктрины».

 

Отражением этой парадигмы, собственно, и является Нооконституция. Она стремится к всеохватности. Во внушительный свод статей входит, например, статья об исчислении времени и календарях, что логично ввиду важности проблемы. К тому же, Хосе Аргуэльес — видный член Ноосферной духовно-экологической ассамблеи мира. Глава 2 «Вселенная, планета Земля, Человек, Человечество» касается вопросов освоения Космоса, контактов с внеземными мирами, сознания человека как личности, толкует триединство «дух-душа-организм». Глава 4 «Генеральные права, свобод и обязанности человека и гражданина мира» трактует понятие имени, жизни и здоровья, супружества, любви и многие другие.

 

Мир будущего предстает из проекта Нооконституции многогранным, сложным, насыщенным огромным количеством связей. Он значительно сложнее нынешнего, сама ориентация, не говоря уж деятельности в нем, вероятно, потребуют гораздо больших интеллектуальных, моральных и энергетических затрат, и в то же время этот мир значительно гуманнее, милосерднее и интереснее нашего. И даже просто гораздо удобнее и безопаснее для полноценной человеческой жизни.

 

Структура проекта Нооконституции, на взгляд автора, может послужить искомым «образом творимого будущего». Желающих познакомиться с ним читателей приглашаем заглянуть в Приложение 3.

 

Что еще бросается в глаза в Нооконституции, так это наполненность ее духом терпимости — личностной, общественной, национальной. Это естественно: культура ноосферы тесно переплетена с культурой толерантности. Речь именно о полноценной культуре, а не об отдельных принципах или разных их наборах. Целостной культуры толерантности на наших евразийских просторах нет, хотя отдельным принципам здесь следовать стараются. Культуру только предстоит создать. Как часть культуры Евразийского цикла. Задача для Евразии, в силу ее полиэтничности, актуальная, но многотрудная. Национальные проблемы обычно запутаны и остры. Но это не значит — «нерешаемы». Да и примеры настоящей глубокой, интегральной толерантности известны.

 

Вот пример из прошлого. Во времена московского князя Ивана Калиты принципы национальной политики фактически переросли в новый принцип строительства государства. Л.Н. Гумилев назвал его «принципом этнической терпимости». Этот «принцип», как нам кажется, очень близок к подлинной культуре толерантности. К нему сегодня необходимо присмотреться повнимательней, он из тех наследственных черт, которые надлежит беречь, развивать и использовать. Именно принципиальная этническая терпимость, как полагают исследователи (например, Александр Жарников), позволила Москве закрепить свое лидирующее положение среди русских княжеств, получить поддержку не только с их стороны, но и со стороны самых разных народов Евразийского континента, стать для них на многие столетия истинным центром притяжения.

 

Иван Калита и его последователи стали набирать служилых людей исключительно по деловым качествам, независимо от племенного происхождения, разреза глаз или оттенков кожи. Все они — и славяне, и выходцы из Орды, и литовцы, и представители северных племен на княжеской или государевой службе были абсолютно равны. У них были одинаковые права и обязанности, равные шансы сделать карьеру и положить начало новому влиятельному роду, одинаково доброжелательное расположение начальства и самого государя.

 

Для поступления на службу необходимо было принять православие. Принявшие становились полностью своими, полноправными членами единой общественной системы, существующей и развивающейся как большая семья. Но и не придя к православной церкви, можно было спокойно жить в Москве, заниматься своим делом, здравствовать и богатеть, — никто никого по религиозным или конфессиональным мотивам там не преследовал, только вот на государственную службу иноверец поступить не мог. Все вершилось сугубо добровольно: хочешь быть нашим — милости просим, ты нам подходишь; не хочешь — никто тебя не неволит, огнем и мечом в свою веру не обращает. Но и ты уважай иную веру и своих обычаев никому не навязывай.

 

Простые, мягкие и уважительные принципы терпимости оказались очень привлекательными. Со всех концов Евразийского континента потянулись в Москву люди особого склада: активные, непоседливые, ищущие, главным образом, не богатства, не сытого покоя, а возможности проявить себя с полным размахом, да и что мог предложить им московский князь? В лучшем случае — дать «корм» с небольшой деревеньки. Зато на службе можно было развернуться по-настоящему, и пришлый народ поступал на службу. Именно служебный долг, государственные обязанности делали для них Московское княжество своим, а государство переставало воспринимать их как наемников. Государство не интересовало этническое происхождение человека и его прошлое, интересовало лишь его качество.

 

Вот так, благодаря стечению объективных обстоятельств и сознательно проводившемуся в жизнь принципу этнической терпимости, на Москву потянулись разноплеменные пассионарии, готовые браться за сверхзадачи и способные терпеть сверхнапряжение, требуемое для их выполнения. Люди иного, непассионарного склада здесь обыкновенно не приживались, они были не нужны зарождающейся империи, да и она сама не представляла для них интереса. А вот прижившиеся пассионарии внесли заметный вклад в возвышение Москвы. Во многом их трудами она сумела обойти более богатых, родовитых, сильных соперников. Больше того, стала ядром новой российской государственности. В Москве возникла и быстро разрослась когорта деятелей, наделенных энергией, отвагой, а главное, неукротимой волей к объединению. Пассионарное ядро будущей России — поначалу этнически разнородное, но со временем переплавившееся в общем «котле» и отлившееся в новые формы — начало ощущать себя единым целым. И неотъемлемой частью мироощущения «целого» стала этническая терпимость.

 

А вот вполне современный пример. В научно-исследовательских организациях Европы, Японии, США, России уровня Европейского центра ядерных исследований в Швейцарии или Объединенного института ядерных исследований в подмосковной Дубне над проблемами обыкновенно работают интернациональные коллективы ученых. Они имеют вид так называемых коллабораций — свободных содружеств по интересам. В коллаборации, условно говоря, из 20 человек могут быть французы, немцы, итальянцы, русские, индийцы, японцы, да вообще кто угодно, национальность не имеет значения, про нее просто-напросто забывают, тем более что общаются эти 20 человек на английском — международном языке науки. Имеет значение квалификация и те чисто человеческие качества, которые одинаково ценятся в любом народе — доброжелательность, порядочность, способность прийти на помощь. Этническая терпимость в их число не входит. Она элементарно не нужна там, где следуют развитой культуре толерантности.

 

Чем она обусловлена? Общей значимой целью. Хорошим образованием, высоким общекультурным уровнем. Достойным уровнем и качеством жизни. Социальной и бытовой устроенностью. Защищенностью, равенством перед законом, равенством возможностей. Справедливостью в распределении благ...

 

Как видим, для создания культуры толерантности надо решить немало непростых задач и обеспечить некоторые обязательные условия. Иначе принципы терпимости повиснут в воздухе. Все это известно, возразят мне. Согласен. Но от этого проблема не становится более легкой или менее злободневной. Хотел бы напомнить еще об одном условии: о пассионарном настрое участников творческих коллабораций. Он свойствен увлеченным своим делом исследователям не меньше чем приходившим служить Калите иноземцам. Констатируя этот факт, мы приходим к выводу о связи между культурой толерантности и культурой пассионарности. Более того, эта последняя сопряжена и с ноосферной, и с технологической культурой. Ведь пассионарная энергия, повторим, это энергия живого этнического вещества, биологическая энергия народа, без которой невозможны никакие свершения.

 

Думается, культура пассионарности — это совокупность разнообразных технологий поддержания на должном уровне пассионарного напряжения этноса или его отдельных групп, увеличения или уменьшения (регулирования) напряжения по мере необходимости. Иными словами, это технологии управления энергетикой людских масс плюс технологии воспитания и обучения лидеров, пионеров, первопроходцев. Можно предполагать, что для этого понадобятся методики инициации номадической генетики в сочетании с методиками пробуждения скрытых резервов организма. Образцы энергетических практик подобного рода существуют и сейчас. А вот методик достоверного определения призвания человека, координации личности, пробуждения интереса к новым наукам и знаниям, соотнесения частей с целым, прошлого с настоящим сегодня нет. Их предстоит создать.

 

Сейчас, наверно, это прозвучит фантастично, но потребуется развивать в обладающих нужными задатками людях способность улавливать пассионарные толчки, после которых ускоряется или меняет направление эволюция. Зафиксировав их и «оседлав» энергетическую волну, удастся сознательно выходить на режим коэволюции — согласованной эволюции цивилизации и биосферы. И наоборот, предстоит научиться с минимальными потерями преодолевать периоды с низкой пассионарной энергетикой, демпфировать и компенсировать энергетические провалы.

 

К числу пассионариев принадлежат и «генераторы идей» — первопроходцы неосвоенных пространств мысли. Для их подготовки необходимо иметь специальные технологии. Они тоже есть. Интересно, что в них учитывается взаимосвязь человека и цивилизации с Высшим космическим началом, дающим определенную энергию и ментальную поддержку позитивному мышлению и замыслам. Эти методики включают так называемое эвристическое программирование, в свое время с успехом применявшееся в СССР для подготовки профессионалов высокого класса.

 

Культура пассионарности неизбежно наложит отпечаток на образование и просвещение, первостепенная важность которых является едва ли не главным тезисом в стратегии устойчивого развития, намеченной Н.Н. Моисеевым. Настоящее ноосферное образование будет в первую очередь использоваться для сознательной научной постройки и координации целостной человеческой личности, расширения сознания через правильное формирование каналов энергии [59].

 

Ноосферное образование будет учитывать законы мышления, с помощью которых: интуитивно улавливаются идеи, распространяются идеалы, строятся ментальные концепции, или мыслеформы, которые оказывают воздействие на умы людей.

 

Ноосферное образование будет учить мыслить от универсального к частному и проводить анализ частного. Оно будет уделять большое внимание творческим склонностям, поощрять к исследованиям, открывая перед человеком мир науки.

 

Ноосферное образование будет делать человека хорошим гражданином, развивая рациональные аспекты его сознания и жизни, обучая его использовать свои знания, умения и опыт для уяснения, корректировки и изменения своих общественных позиций.