Главная   »   Завоевание Казахстана Царской Россией. Мурат Абдиров   »   1.2. К вопросу о тюркском происхождении славянского казачества


 1.2. К вопросу о тюркском происхождении славянского казачества

Географическая близость Древней Руси и Великой Степи была особенностью российской истории, которая на века определила ее этногосударственное развитие, привела к возникновению такого уникального феномена, как казачество.
 
Ныне бесспорно, что в основе славянского казачества лежал древнетюркский субстрат, что кочевые тюркоязычные народы, занимавшие восточноевропейские степи между Волгой и Днепром, тюрки-казаки с исторической достоверностью могут считаться предками позднего русского и украинского казачеств, их прямыми и, самое главное, кровными родителями. Об этом говорят многочисленные источники и исследования самих российских ученых.

 

Кочевники появились в степях Причерноморья в эпоху Великого переселения народов. В IV в. это были гунны, с VI в. - авары и болгары, с VII в. - хазары, с IX в. - угры (мадьяры, венгры), а в 915 г. впервые появились здесь печенеги (кангары-канглы): “приидоша Печенези первое на Роускую землю...” В 968 г. они впервые осадили Киев и заключили мир с русскими, обменявшись подарками. Печенежский хан подарил киевскому воеводе коня, саблю и стрелы, а в ответ получил доспехи, щит и меч. Войны и взаимные набеги сопровождались мирными отношениями, заключением военных союзов и династийных браков, созданием временных коалиций. Русские князья активно использовали кочевников в междоусобной борьбе, самый ранний случай привлечения степняков-печенегов зафиксирован в Ипатьевской летописи под 980 г. Так зародилось наемничество - военная служба вождей отдельных кочевых орд у русских князей в годы феодальной раздробленности. Из истории известно 34 таких случая.
 
Некоторые же печенежские ханы в силу разных причин со своими ордами уходили из кочевий и добровольно поступали на русскую службу и даже крестились, принимая христианство. Например, в 979 г. печенежский князь Илдей пришел в Киев и “бил челом князю Ярополку на службу”, тот принял его и “даде ему грады и волости, и вмяше его в чести велице”, т.е. держал печенега в почете. В 988 г. из степи в Киев “прииде Печенежский князь Метигай к Володимеру, и веровав крестися во Отца и Сына и Святого Духа”, таким образом степной хан не только поступил на русскую службу, но даже из язычника превратился в православного князя. В 991 г. принял христианскую веру печенежский хан Кучу г (видимо, правильно Кушик) и “служаще Володимеру чистым сердцем”, за что его любили и почитали князь, митрополит, другие князья и бояре. Русские летописи приводят много случаев, когда печенежские вожди, вступив в подданство киевских князей, самоотверженно защищали русскую землю от набегов своих извечных врагов - половцев. В глазах же своих сородичей в степи они были традиционными “казаками” - людьми, отколовшимися от них и ушедшими служить новым хозяевам.
 
Следует отметить, что русские князья охотно принимали на воинскую службу тюрков-кочевников из-за высоких боевых качеств и формировали из них легкую конницу. Вообще их высоко ценили во всем средневековом мире. Арабский географ IX в. аль-Джахиз, например, придавал тюркам свойства “благородных дикарей”, подчеркивая такие качества, как смелость, гордость, преданность, выносливость, отсутствие лицемерия, интриганства, хотя и признавал их ненасытную страсть к грабежу и насилию," что позже было характерно для казаков.
 
В начале XI в. в причерноморские степи хлынули новые тюркские кочевые племена, известные собирательным названием “торки” (гузы - в восточных сочинениях, узы - в византийских хрониках). Они изгнали печенегов с прежних кочевий и побудили их искать новые земли. Часть печенегов бежала за Дунай, в Византию, а другая часть осела в южных и восточных районах Киевской Руси, где несла сторожевую и пограничную службы вначале на правах федератов, а затем вассалов русских князей. Господство же торков в степях было кратковременным, но отношения их с Русью остались такими же, как и при печенегах: периоды набегов перемежались относительным затишьем и перемирием. В 1055-1060 гг. торки были разгромлены русскими войсками и с этого времени они перестают упоминаться в летописях как самостоятельная этнополитическая сила.
 
Окончательный разгром торков и печенегов завершили пришедшие в восточноевропейские степи из-за Волги кыпчаки, получившие на Руси название “половцы”, а в Западной Европе - “куманы”, Летом 1055 г. победоносные половецкие орды (вежи) дошли до границ Руси.
 
Однако и печенеги, и торки не были уничтожены полностью. Отдельные группы кочевников отставали от своих орд, уходивших в Византию и Паннонию, т.е. переходили на положение “казаков”, вели вольный, свободный образ жизни. Часть из них подкочевала к границам южной Руси и обратилась за покровительством к своим бывшим врагам и была принята киевскими князьями на службу в качестве военного сословия. Им выделяли земли на пограничных со степью территориях, в верхнем Побужье и Поросье, у рек Десна, Остра, Сула, Стугна, Трубеж, вблизи г. Переяславля, где они постепенно оседали, имели даже свои городки (Торчин или Торческ, Канев, Юрьев и др.), в качестве платы прикрывая юго-восточные рубежи Руси на половецко-опасном направлении. Выгода в данном случае была обоюдной: кочевники охраняли Киевскую Русь от набегов кыпчаков-половцев, с другой - сами находились под защитой русских дружин, приходивших им на помощь в борьбе с общим врагом. Так в юго-восточном пограничье Руса одни кочевники составили мощный заслон против других кочевников.
 
Служба торков и печенегов Руси, их расселение в пограничных областях относятся к концу 70 - началу 80-х годов XI в. Археологические раскопки курганов в Поросье показали, что в подавляющем большинстве они принадлежат кочевникам - торкам (гузам), печенегам и датируются XII - началом XIII вв.
 
К середине XII в. (точнее, в 1146 г.) поросские кочевники объединились в тройственный союз (печенеги, торки и берендеи), который получил название “черные клобуки”, данное по чисто внешнему признаку - характерному головному убору. Судя по русским летописям, главной военно-политической силой этого образования являлись “берендеи” - видимо, кыпчакский род “баяндуры”. Кроме них, в черноклобуцкий союз входили также ковуи, турпеи, каепичи, бастии, могуты, татраны, шельбиры, топчаки, ревуги, ольберы и другие роды, кланы, аилы, большие семьи, этнически близкие образования. Они несли сторожевую военную службу, выполняли фактически казачьи функции на границах русской земли и степи, активно участвовали как в междоусобной борьбе князей, так и в их объединенных походах в степь на половцев, имели большое влияние на Руси.
 
Например, в 1103 г. коалиция русских князей нанесла сокрушительное поражение половцам, в бою погибли 20 знаменитых ханов. Князьям помогли в победе “Печенеги и Торки с вежами и приидоша Русь с полоном великим, со славою...” Летом 1114 г. торки и печенеги бились с половцами у Дона “два дни и две нощи”, после чего вернулись к Владимиру”. В 1138 г. киевский князь Ярополк выступил против черниговского князя с большим войском, в котором было 30 тыс. берендеев. Летопись сообщает, что в 1148 г. в дружине киевского князя Изяслава были и черные клобуки, они также находились в отрядах князя Владимира.
 
В 1152 г. Изяслав направил сына Мстислава на половцев “с полки своими и со всеми Черными Клобукы, еже зовутся Черкасы...” Весной 1154 г. на Поросье напали половцы, “Берендеи же гониша по них и избиша”. На будущий год при очередном нападении половцев берендеи так ответили их князьям: “Мы того дела умираем за Русскую землю и головы свои складываем”, отказавшись изменить Руси. Все летописи отмечают честную и верную службу черных клобуков своей новой родине. Когда великий киевский князь Юрий Долгорукий приказал берендеям вернуть половцам их пленных ханов, то берендеи рассердились и ответили отказом: “Мы кровь свою проливаем заземлю Русскую, ратующеся с Половци, и рады есми, еще бы и всех их победита; ты же како сих роду их отдаяти в их землю мыслиши?”
 
В 1159 г. берендеи, ковуи, торки и печенеги участвовали в походе коалиции князей против киевского князя Изяслава и “устремишася на него прежде всех Чернии Клобуци”, отмечается в летописи. В 1160 г. берендеи, ковуи, торки, печенеги и черные клобуки вместе с князьями Мстиславом, Рюриком, Владимиром и Васильком выступили в поход против половцев. В 1162 г. половцы сумели захватить г. Юрьев и ушли в степь с большим полоном. Черные клобуки настигли их на реке Роси, “гнаша по них и много избита их и полон весь отъимоша их боле 5 сот...” В 1168 г. к киевскому князю Мстиславу пришли на службу, как пишет летописец, “Бередечи вси и Торши и Печенези и весь Черный Клобуки”. Зимой 1171 г. половцы разграбили окрестности Киева. Князья Всеволод и Михаил с берендеями и торками нагнали их у реки Буг и разбили, “поганых самих избиша, а полону отъяша 4ста чади и пустиша их во свояси...” В 1185 г. коалиция князей во главе с великим киевским князем Святославом Всеволодовичем направилась на половцев. В “сторожах” (т.е. в авангарде) русского войска было берендеев “с ним две тыщи и двесте”. В том набеге русские разгромили 7-тысячный отряд половцев, а 16 князей взяли в плен.
 
Все это дало основание историку XIX в. П. Голубовскому считать, что в лице союзных Руси кочевников она приобрела “легкое, подвижное войско”, а другой ученый И. Семчевский прямо писал, что черные клобуки являлись “одним из элементов казачества” славянского, которое таким образом вело свое происхождение от времен еще Киевской Руси.
 
Н.М. Карамзин также указывал, что казачество “в России древнее Баты-ева нашествия, и принадлежало Торкам и Берендеям, которые обитали на берегах Днепра, ниже Киева”. И далее: “Торки и Берендеи, называясь Черкасами, назывались и Казаками”. Он писал, что черкасы жили на островах Днепра, к ним бежали сУкраины крепостные люди , происходило смешение разных этносов, в среду вчерашних кочевников проникало христианство, распространялся славянский язык. И они вскоре “под именем Козаков составили один народ, который сделался совершенно Русским, тем легче, что предки их, с десятого века обитая в области Киевской, уже сами были почти Русскими”. Таким образом, заключает ученый, “Козаки образовали воинскую Христианскую Республику в южных странах Днепра”.
 
Поросье, как и все южное и восточное порубежье Руси, было той контактной этнической зоной, где длительное время шел активный процесс взаимоассимиляции славян и кочевников (печенегов, торков, берендеев, позже половцев), их этнохозяйственной конвергенции. Кочевники долго сохраняли свои первичные бытовые и хозяйственные формы существования, но в то же время в итоге “социализации” в иноэтнической среде постепенно втягивались в жизнь Киевской Руси, изменяли свою экономику, переходя от кочевания к оседлому пастушеству, с использованием укрепленных городков. Поэтому справедливо утверждение С.А. Плетневой о том, что в Поросье начал складываться быт, характерный впоследствии для казачества. Л.Н.Гумилев также обоснованно делает вывод: “Наши предки дружили с половецкими ханами, женились на “красных девках половецких”, принимали крещеных половцев в свою среду, а потомки последних стали запорожскими и слободскими казаками, сменив традиционный славянский суффикс принадлежности “ов” (Иванов) на тюркский -“енко” (Иваненко)”. Посетивший в XVI в. Московию австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн уже писал, что “живущие по Борисфену (т.е. Днепру. - Авт.) Черкассы - русские и отличны от тех, что живут у Понта” (т.е. причерноморских кочевников). За 500 лет эволюции тюркские казаки-кочевники трансформировались в запорожских-украинских казаков, утратив язык, религию, хозяйственный тип, но сохранив многие традиции, обычаи, одежду, характерные черты внешнего облика (например, чуб-оселедец или “айдар” по-тюркски, бритую голову и т.п.).
 
Преимущественно на тюркской основе формировалось и донское казачество. По Н.М. Карамзину, оно было составлено из людей, “говорящих нашим языком, исповедующих нашу веру, а в лице своем представляющих смесь европейских народов с азиатскими чертами; людей, неутомимых в ратном деле, природных кочевников и наездников, иногда упрямых, своевольных, хищных... Нет сомнения, что они же назывались прежде азовскими казаками... Происхождение их не весьма благородно: они считались не российскими беглецами...”
 
Ученый М. Аджи прямо пишет, что донские казаки - это потомки половцев (кыпчаков, куманов). Он ссылается на российских ученых-казаковедов, утверждавших, что настоящий, природный казак резко отличается от других славянских народов своим антропологическим типом, строением туловища, ног, головы и лица, и сильно похож обличьем на степняка (например, на кумыков, потомков половецкого народа).
 
Сегодня на основе имеющихся документальных источников и исследований ученых можно утверждать, что донское казачество веками складывалось как конгломерат древнего славянского степного населения (в т.ч. и бродников), ираноязычных горских племен (алан, касогов-черкесов, адыге, ясов-асов, обезов-абхазов и др.), затем половцев-кыпчаков и пленных русских людей, которые как “дань крови” в эпоху Золотой Орды поступали в степь из вассальных русских княжеств. В период усиления на Руси феодально-крепостнического строя ряды казаков пополнялись и беглыми крестьянами, хотя трудно определить масштабы этого явления.
 
Таким образом, можно с уверенностью говорить, что кочевые тюркоязычные племена, прежде всего половцы, являлись ведущим источником этногенеза славянского казачества, его основным субстратом, хотя нельзя отрицать и роль других этносов, в т.ч. и самих славян.
 
В эпоху дотюркских кочевников древние славяне проникали далеко на юг, в степи Подонья и Северного Кавказа, подвергаясь при этом ассимиляции в местной тюрко-иранской среде. Уже арабские писатели говорили о славянском населении в этих районах. Например, аль-Масуди писал, что берега Танаиса (Дона) “обитаемы многочисленным народом славянским и другими народами...” Наличие русских поселений на Дону и Тамани подтверждается также и археологическими раскопками.
 
Результатом разгрома киевским князем Святославом в 965 г. Хазарского каганата стало усиление колонизационного движения приднепровских славян-русов на юго-восток, а также донских славян со среднего течения Дона. Образование Тмутараканского княжества на Тамани способствовало новому проникновению русских на юго-восток, в причерноморские и предкав-казские степи.
 
В результате массированного половецкого вторжения в восточноевропейские степи русское степное население стало отступать на север и запад, обратно на Русь, в более спокойные места. Границей между Русью и Степью стала южная сторона лесного пояса, который и явился естественным пределом продвижения скотоводческого хозяйства кочевников. Другая часть русских степных осталась жить в половецких городках на Дону: Шерукани, Сугрове, Чешуеве, Балине и других, население которых было смешанным. Вместе со славянами там проживали ясы, хазары, аланы, касоги, обезы, торки и пр. О существовании в X в. на Дону трех самостоятельных русских городков писал неизвестный автор сочинения “Худуд ал-Алам” (Книга границ мира от востока к западу).
 
Но наиболее активные и пассионарные из славян Подонья, уже несколько веков прожившие в иной этнической среде, не вернулись на свою историческую родину - Киевскую Русь, а остались в степях среди кочевников. Их называли “бродники”, и ученые выдвигали разные версии происхождения этого термина и этнической принадлежности. Большинство прошлых и современных российских историков считает бродников потомками древнеславянского населения южных степей, сохранивших относительную этническую чистоту и государственную автономию и в период безраздельного владычества половцев. Это было двуязычное, полу-оседлое, полукочевое население земледельцев, рыболовов, охотников, скотоводов, с общинным строем, со старейшинами и воеводами. Бродники были прекрасными воинами, восприняли воинское искусство кочевников, вместе с которыми выступали в качестве наемников в войсках венгров, болгар, русских князей. В русских летописях бродники упоминаются под 1146, 1147, 1216, 1223 и 1269 годами. Например, в 1147 г. они с половцами-токсобичами из Дикого поля, от реки Северный Донец выступили к границам русских земель. Все это дало некоторым ученым усмотреть в бродниках “своеобразный прототип позднейшего казачества”. Они были по тому времени достаточно многочисленным народом, известность о них простиралась за пределы Восточной Европы. Бродников обоснованно можно считать славянским протоказачеством.
 
Бродники сохранились и в системе Золотой Орды в качестве военнослужилого населения Подонья. И. Ф. Быкадоров в “Истории казачества” пишет, что бродницкая народность, появившаяся в результате смешения славяно-руссов, торков-казаков и алан, в монгольскую эпоху также подверглась сильной ассимиляции со стороны новых завоевателей и пришедших вместе с ними из-за Волги тюркских племен, восточных кыпчаков. Тем не менее население Подонья, представлявшее уже к этому времени особую народность, сохранило быт, свои религиозные устои, нравы, обычаи, психологию, традиции, хотя и было вынуждено принять в качестве государственного языка Золотой Орды кыпчакский язык. Таким образом, за населением Подонья (Казакии), представлявшим особую славяно-тюркскую народность, закрепилось название “казаки” как этническое, отличающее их от других народностей юго-степной полосы.
 
В этногенезе донского казачества принимали участие и кавказские племена ясов (асов, алан) и касогов (предков адыге), выведенные в разное время с Северного Кавказа и поселенные в подонских городках Ша-рукани и др. Из летописей известен факт поединка между киевским князем Мстиславом и касожским князем Редедею, причем победитель овладевал всей ордой соперника: “Аще одолееши ты, то возьмеши именье мое, и жену мои, и дети мое, и землю мою. Аще яз одолею, то возму твое все”. Мстислав победил Редедею и вернулся на Русь, ведя с собой касогов, был признан вождем касожских племен, они переселились с низовий Кубани на Русь и составили ядро его дружин в борьбе за власть. А. А. Гордеев считает, что выведенные с Кавказа ясы и касоги влились в состав черных клобуков-каракалпаков и составили затем пограничную стражу для защиты от половцев вдоль южных границ Руси и Степи.
 
Дореволюционные российские и европейские ученые выдвигали и другие версии происхождения казаков, утверждая, что они ведут родословную от древних скифов, сарматов, авар, готов, болгар, хазар и других племен и народов южных степей. Об этом, например, говорят сохранившиеся у казаков некоторые внешние признаки быта, присущие этим народам и племенам. И.Ф. Быкадоров утверждает, к примеру, что лампасы у казаков, превратившиеся в бытовую принадлежность одежды, были у скифов саков. Как это видно из сокровищ Куль-Обского кургана (чаши и сосуды) лампасы были принадлежностью верхней одежды вождей и военачальников.
 
Известный ученый Лев Гумилев считает древних хазар предками терских казаков, исходя из схожести их антропологических типов.
 
Половецкое вторжение в восточноевропейские степи кардинальным образом изменило этническую картину, половцы-куманы-кыпчаки во второй половине XIII в. стали полностью господствовать в степях. Бродники, ясы/асы или аланы, касоги и другие немногочисленные этносы постепенно бесследно растворились в более многочисленном и сильном половецком субстрате. Большинство ученых-казаковедов (М. Аджиев, А.А. Гордеев, Л.Н. Гумилев, Р.Г. Скрынников и др.) считает, что казачество, и, в частности донское, сложилось в результате взаимоассимиляции кыпчаков и славян при бесспорном доминировании первых, которые оказали большое влияние на степное славянское население в культурном, хозяйственном, военном и языковом отношении, т.к. тогда кочевники были представителями более сильной культуры, устойчивого образа жизни. В свою очередь, половцы испытывали сильное религиозное влияние Древней Руси, летописи сохранили немало примеров крещения половецких ханов, а на уровне рядовых кочевников их было, видимо, еще больше. Поэтому вполне справедливо утверждение, что славянские казаки - это тюркские кочевники, только сменившие конфессию в ходе длительной исторической эволюции и контактов с оседлым населением, но сохранившие традиционный быт и военно-демократическую организацию общественного устройства. Тюрко-славянские казаки, сменив лишь религию, сохранили свои этномаркирующие показатели. На Дону, Днепре, Тереке, Яике складывались своеобразные культурно-этнические автономии казачьих общин, этнокультурная характеристика которых чрезвычайно близка к классической тюркской (быт, язык, хозяйство, обряды, традиции, вооружение и воинское искусство, одежда, звания и пр.), хотя по религии они были как бы православными. О распространении христианства среди кыпчаков писал еще ибн-Баттута, говоривший, что они “христианской веры”. Российский историк А.П. Новосельцев также считает, что христианство затронуло и некоторые половецкие племена.
 
В эпоху вассальной зависимости Руси от Золотой Орды (1242-1480 гг.) ряды тюркских казаков в южных степях обильно пополнялись за счетт.н. “ордынского выхода” или “дани крови”. Завоеватели выводили из русских княжеств каждого десятого в счет дани золотоордынскому хану. В. Руб-рук писал: “Когда Русские не могут дать больше золота или серебра, Татары уводят их и их малюток... в пустыню, чтобы караулить их животных”. Русские пленники не только продавались на невольничьих рынках, но и использовались в качестве вспомогательных сил и участвовали в походах ханов, несли ямскую службу, сторожили переправы рек и т.д. Тот же Рубрук сообщает, что по приказанию Батыя и его сына Сартака на восточном берегу Дона был устроен поселок русских, которые перевозили на лодках послов и купцов.
 
Другим источником пополнения казачества явились периодические грабительские походы и набеги ордынских ханов и военачальников на Русь, где они захватывали огромный полон и уводили его в степь. Например, только в последней четверти XIII в. на русские княжества было совершено 15 походов, а набег 1293 г. по своим масштабам напоминал Батыево нашествие. Русские летописи с горестью повествуют об эпохе ордынского гнета. Так, в 1339 г. татары ходили на Смоленск и “поидоша в Орду со многым полоном и богатством”; в 1281 г. татары опустошили Муром, Владимир, Юрьев, Суздаль, Переславль, Ростов и Тверь до Торжка и “с многой полоном отьидоша в Орду”; в 1377 г. Арабшах ограбил Нижний Новгород и “много людей посекоша, а жены их и дети в полон поведоша”; в 1382 г. хан Тохтамыш захватил Москву и “множаиши в полон поведени быша, в работу поганьскую и в страну Татарскую”; в 1322 г. был захвачен Ярославль и “много полона безчисленно взят”; в 1408 г. эмир Едыге ушел от Москвы “с множеством полона”, “полона же только множество ведяху, яко многы тысяща число превъсхождаше. Яко един Татарин до четыредесяти христьян ведяше... повязавши”; в 1439 г. татары осаждали Москву и “людей множество плени”. А.А. Гордеев пишет, что всего с Руси было выведено в Золотую Орду примерно 1 -1,2 млн. человек, из них две трети пополнили ряды южнорусских, а одна треть - днепровских казаков.
 
Золотоордынские ханы компактно расселяли русских пленников на границах государства для прикрытия наиболее опасных направлений. На западной границе образовывались поселения по правому берегу Днепра из русских и уцелевших от погрома черных клобуков в сторону Венгрии, Польши и Литвы. На юге военные поселения по Тереку формировались из русских, народов Северного Кавказа, алан, пятигорских черкас. Охрану морского побережья Черного моря и Приазовья несли бродники. На востоке по Лику располагались военные поселения для охраны границ со стороны Монголии и Средней Азии. Границу с северо-запада по Дону охраняли расселенные по рекам Хопер, Медведица, Ворона и др. также большие группы бывшего русского населения. Главным средством существования были войны, набеги на соседей, охота, рыболовство, скотоводство, коневодство, бортничество.
 
Проживая среди давних степных казаков, русские перенимали черты быта, хозяйства, языка, ассимилировались среди них. Так создавался особый казачий генотип. Они составляли часть вооруженных сил Орды, легковооруженные, вспомогательные войска, без защитного вооружения, мелкие подразделения возглавлялись десятниками, урядниками и сотниками из русских же атаманов. Посты тысячников-нойонов, темников и улусных ханов занимали сами монголы, представители тюркизированной знати. Русские казаки в составе Золотой Орды имели свои духовные управления - епархии Сарайскую и Подонскую во главе с епископом.
 
Поставленные в особые условия кочевого быта русские люди быстро осваивались в новой среде, перенимали у кочевников смелость, ловкость, лихость, особые свойства наездников, способы ведения военных действий, в конном строю “по-казачьи”, превратились в настоящих казаков. В языке преобладали традиционные кыпчакские слова и термины “атаман, бешмет, бунчук, есаул, курень, кошевой, кизяк, караул, майдан, чембур, юрт, станица, хутор” и др.
 
К началу XIV в. в составе русского казачьего населения Золотой Орды уже сменилось несколько поколений, прошедших суровую школу кочевой жизни и выработавших свойства степной казачьей конницы, в чем они уже не уступали своим соседям - прирожденным кочевникам-казакам. Например, В. Рубрук пишет, что, когда они ехали по территории Орды, “Русские, Венгры и Аланы, рабы их (т.е. татар. - Авт.) собираются по 20 или 30 человек, выбегают ночью с колчанами и луками и убивают всякого, кого только застают... Днем они скрываются...” Арабский писатель Рукн-ад-Дин Бейбарс сообщает в своей летописи, что во время столкновения хана Токтая и эмира Ногая, последний был убит русским воином из армии хана: “Настиг его Русский из войска Токты... тотчас тут же отрубил ему голову, принес ее к царю Токте и сказал ему: “Вот голова Ногая!”1 Этот факт говорит о том, что в войсках Золотой Орды были как регулярные воинские части, так и иррегулярные соединения казаков из тюркского и русского населения.
 
В период междоусобной борьбы в Орде (1361 -1380 гг.), когда на престол претендовало более 20 ханов, некоторые феодалы, потерпевшие поражение, со своими улусами уходили из центральных районов Золотой Орды к ее окраинам, захватывали обширные владения и укреплялись там. Например, хан Тагай из среднего Подонья ушел на север, в район Мохши и Мещер, и обосновался там со своими кочевьями. Так появились мещерские казаки, не русские, а тюркские по происхождению. Восточнее него обосновался Секиз-бай, затем другой феодал Булак-Тимур и др. Так появились казаки рязанские, касимовские и другие.
 
В целом, 250-летнее золотоордынское иго оставило в истории России глубокий след и оказало воздействие на многие стороны жизни народа, в том числе и на формирование такого явления, как казачество. Хотя монголы и не вводили своих законов, обычаев, правления и языка в стране, “однакож русские заимствовали от них много нового”, - писал историк А. Рихтер. Казаки, считал он, обязаны “своим происхождением татарам... Самое название козак есть татарское слово и означает человека, у которого нет семьи или постоянного жилища”. А женщины-казачки вообще “говорили между собою наиболее по-татарски...”, т.е. чаще всего в быту общались на тюркском наречии.3
 
С окончательным распадом в конце XV- начале XVI вв. Золотой Орды и отсутствием какой-либо государственной организации многочисленное казачье население юга оказалось предоставленным самим себе, сохранило свой внутренний военно-дружинный быт и продолжало существовать в условиях полной независимости. Так, уже в XVв. упоминались тюркские казаки: азовские, белгородские, аккерманские, гребенские, астраханские, ордынские, перекопские, ногайские, казанские, крымские, днепровские и др., которые нападали на соседей и вели с ними войны. Так, в летописи под 1492 г. читаем: “Того же лета июня в 10-й день приходили татаровя ординские казаки... С ним было 220 казаков, они ограбили г. Алексин с волостями.” Казаки, проживавшие вблизи Крыма, совершали набеги в составе крымских войск. Хан Менгли-Гирей (1466-1514) писал великому князю московскому Ивану III Васильевичу (1462-1505) о мире: “Мне, Менгли-Гирею царю, твоей земли и тех князей, которые на тебя смотрят, не воевать, ни моим уланам, ни князьям, ни казакам...” Историк С.М. Соловьев писал, что у татар “под именем Козаков разумелся третий, самый низший отдел войска, состоявший из уланов, князей и Козаков”.
 
Другая же часть казачьего населения пошла на службу московским великим князьям в качестве служилых людей, военного сословия. Английский дипломат Д. Горсей отмечал, что Русь особенно расширилась и укрепилась за счет “татар, великого скифского Крыма”, “их храбрых полководцев”, что царь использовал “власть и силу этих татар, более стойких воинов, чем они сами”. Современный российский исследователь Р.Г. Скрынников подсчитал, что татар в русской армии в XV-XVI вв. было 10 тыс. Хотя на самом деле их было гораздо больше. С.М. Соловьев писал, что в московской рати упоминались казаки из татар, которые также поселялись в разных московских волостях. Например, под Казанью в 1552 г. к Ивану Грозному приехал служить некий Камай-мурза с семью казаками.
 
В летописи под 1447 г. рассказывается о встрече в степи русских и татар, и на вопрос, кто они, татары ответили: “Мы пришли из Черкас... искати великого князя за прежнее его добро и за его хлеб...” Эти служилые татары под именем рязанских, касимовских, городецких, мещерских, путивльских, московских казаков занимали отведенные им территории, верой и правдой служили великим князьям. Например, в 1468 г. великий князь Иван III Васильевич послал рать на Казань во главе с воеводой Иваном Руной “с казакы”, а в 1491 г. направил на помощь своему союзнику крымскому хану Менгли-Гирею касимовского царевича Сатылгана “с уланы и со князя и со всеми казаки...”
 
Исследователь В.В. Вельяминов-Зернов утверждает, что простые татары, приходившие служить в Россию (казанские, крымские и др.), “обыкновенно звались у Русских казаками”. Так, касимовский царевич Данияр вместе с великим князем Иваном III участвовал в походе на Новгород “со всеми своими царевичами, князьями и казаками”, которые сыграли решающую роль в разгроме новгородского ополчения в битве при Шелони 14 июля 1471 г. В Москве же великий князь оставил “Муртаза царевича, Мустафина сына царева, и с князьями и с его казаки”.
 
Бьюший казанский хан Абд-уль-Латиф в шертной грамоте великому московскому князю Василию от 29 декабря 1508 г. обещал не чинить “лиха” в русской земле, не нападать на подвластных ему царевичей Жаная и Шейх-Аллияра “ни моим Уланам, ни Князьям, ни Казакам нашим...всем”, не принимать от них к себе “их Уланов и Князей и казаков”, но чтобы не было нападений от них и бед “ни моим Уланам, ни Князьям, ни казакам”, а если вместе пойдем в поход против кого-либо (“или казаки наши когда пойдут на поле”), то чтобы “промеж наших Уланов и Князей и казаков не было лиха никому нигде”. Таким образом, служилые татары на Руси в XV-XVI вв. назывались среди русского населения “казаками”, т.е. вольными людьми степей. Исследователь подчеркивает, что “и сами они называли себя казаками”.
 
Жители Касимовского царства на Оке нередко в русских летописях и грамотах именовались городецкими татарами или городецкими казаками. В 1535 г. .в Москву вернулись с Волги “Козаки, Городецкие Татаровы”, которые повстречали в пути казанских мурз и “Козаков 60 человек”. Посол Данила Губин доносил царю, что ногайский князь Суюндик-мурза “убит от городецких казаков”, в августе в Ногайскую Орду были посланы “городецкие казаки Шерьхо-зя Илъясовъ с товарищи”. В июле 1538 г. царь Иван IV Васильевич признавался ногайскому князю Кошиму-мурзе, что “казаки наши городецкие пришед... лошадей у вас угнали... те наши казаки взяли у тобя два паробка...” И далее: “Наши казаки Байтерека-посла потоптали...” В то же время царь говорил, что “на поле ходят казаки многие, Казанцы, Азовцы, Крымцы, и иные Баловни казаки...”, а не только его, царские. Летом 1536 г. на Волге “Великого князя казаки многих Казанских татар побили”, за что тот “своих Городецких казаков пожаловал”. В 1551 г. при помощи Ивана IVв Казани сел на престол касимовский царь Шах-Али, с которым прибыло “триста человек городецких Князей, и Мурз, и Казаков”. Через год Шах-Али бежал из Казани в Свияжск, и царь дал ему в помощь “детей Боярских и казаков”. Во всех этих случаях речь идет о тюркоязычных, или татарских казаках, служивших Москве.
 
В конце XVI - начале XVII вв. татарские казаки находились в составе русской армии и служили царям Ивану Грозному, его сыну Федору Ивановичу, Борису Годунову. Так, в 1577 г. касимовский царевич Мустафа-Али вместе с царем ходил в поход в Ливонию, “тут же были царева двора князи и мурзы и казаки”. В отряде были также и арзамасские казаки из татар. В 1587,1603 и 1614 годах московские цари “жаловали за службу” касимовских и городецких служилых “татар, князей и мурз и казаков”. И даже значительно позже на Руси проживали татарские казаки. Например, в 1652 г. степные татары-кочевники нападали на Муром, Нижний Новгород, “воевали с Мордвою и Казаками рязанскими”.
 
В русском войске нерусские казаки сохраняли свою национальную (десятичную) систему деления и подчинялись своим мурзам и князьям. Они не входили в состав московских полков, а присоединялись отдельными отрядами к ним, преимущественно к передовому полку, где конница была нужнее всего на марше, разведке, охранении и т.д. С середины XVI в. в составе русских войск появляются и вольные казаки (волжские, донские, гребенские, яицкие и др.). Таким образом, в русской армии одновременно служили и татарские, и вольные казаки. В 1563 г. в русской армии казаков с атаманами насчитывалось 5500, или почти 13 проц. всего состава. Во второй половине XVI в. в московской рати насчитывалось 10 тыс. татар, 20 тыс. стрельцов и казаков, или примерно 20 проц. всего состава русской армии.
 
Тюркские казаки служили не только московским великим князьям и царям, но и литовским королям. В 1397 и 1410 гг. часть крымских татар из южных степей переселилась в Литву и несла почтовую службу. Их называли “литовскими казаками”.
 
Своеобразный институт казачества существовал в эпоху средневековья и в других странах, например, арабских и скандинавских. В сочинении китайского посла Чжао Хуна к Чингизхану говорится, что “татарское государство на юге находится в соседстве с племенами цзю...” В комментарии ученого Н.Ц. Мункуева по этому поводу отмечается, что знак “цзю” передается как “название войска”, при определении значения этого знака надо исходить из монгольского слова “сотня’Этот термин обозначал войска, состоявшие из разных племен и расселенные на границах для несения пограничной службы, они были организованными по-военному населением пограничных областей, пользовавшимся определенными привилегиями.
 
В целом, указывает ученый, институт цзю “очень напоминал институт казачества в феодально-крепостнической России”. В арабских странах своих скитальцев-казаков именовали словом “ су лук”, в скандинавских - “викингами”. При различиях в терминах обнаруживается совпадение в содержании института казакования среди народов, проживавших далеко друг от друга.
 
Таким образом, длительная предславяноказачья эпоха в южных степях тесно связана с историей тюркского казачества, с печенежско-черноклобуцко-половецкими казаками, тюркизированными бродниками-казаками и “русским выходом”, в течение многих веков переплавлявшихся в единое тюркоязычное поликонфессиональное казачество. Любопытный факт на этот счет приводит С.М. Соловьев. В 1592 г. в турецкую крепость Азов, пишет он, приехал некий мусульманин Мухаммед, который был прежде донским казаком”. Из этого напрашивается вывод, что тюркоэтнический военно-кочевой казачий мир был монолитным на всем необъятном пространстве степи, имел единую политическую историю, которая самым причудливым образом отразилась в происхождении и формировании казачества (как раннего тюркского, так и позднего славянского).
 
Такова авторская гипотеза происхождения уникального евразийского социоэтнического и военно-богатырского явления - казачества, как тюркского, так и, в особенности, российского. Известно, что гипотеза как особый прием научного исследования занимает важное место в познании как прошлого, так и настоящего, в формировании научной теории. Необходимость гипотезы вытекает из совокупности эмпирических явлений, существующих реально и требующих научного объяснения (в исторической науке -данных источников). Прежде чем высказать гипотезу о тюркском происхождении славянского казачества, автор тщательно изучил все доступные письменные документы, обстоятельства возникновения, формирования и развития тюркского казачества, его связь со славянским миром и т.д. Только после этого автор пришел к выводу о бесспорном тюркском происхождении славянского казачества, о его формировании на базе тюрко-кочево-го казачества, существовавшего с незапамятных времен в евразийских степях, о трансформации тюркских казаков в славянских (донских, запорожских, гребенских, яицких и пр.).
 
Строго говоря, многие положения истории, как науки о прошлом, являются гипотезами. Мы не можем сегодня “вживую” наблюдать процессы возникновения славянского казачества, но показания исторических источников о его тюркских корнях настолько значительны и обильны, что не оставляют места для сомнений в ином происхождении.
 
Суммируя вышесказанное, можно сделать несколько выводов.
 
1. Казачество, как всякая саморазвивающаяся, динамичная система, было “текучим” этносом, перманентно пополнявшимся представителями других рас и народов. По современной этнологической классификации, историческое казачество можно было бы отнести к переходным формам этноса, среди них - к этноконфессиональным общностям (ЭКО), “которые по своему характеру занимают переходное положение между собственно этническими образованиями и другими историческими группами населения” и выделяются среди этнически родственных групп своей религиозной принадлежностью. Казачество можно отнести ко второму типу ЭКО, которые складывались в феодальную эпоху среди народов, “исповедовавших другие религии при распространении у них мировых религий” (например, христиане среди мусульман, или наоборот”). Брод-ники-казаки и ясы-касоги были христианами в степном мире, и наоборот, тюрки-казаки были первоначально мусульманами среди славянского, православного населения Московской Руси в XV-XVI в.
 
2. В целом казачество в XV-XVII вв. можно определить как переходную от одного исторического типа этнической общности (тюрко-мусульманского мира) к другому историческому типу (славяно-православному) с переплетением конфессиональных (казаки-старообрядцы, казаки-буддисты из калмыков, бурятов, тунгусов), национальных (казаки из степняков, горцев, европейцев, финно-угорских и монгольских народов) и других признаков. Но исходным, “материнским” этносом являлся тюркский массив, мир степных кочевников-казаков, появившихся, видимо, одновременно с возникновением номадизма в бескрайних просторах Евразии. Если в XIII-XV вв. славянское казачество как иноконфессиональное и иноэтническое образование развивалось в условиях национально-государственного доминирования “материнского” этноса и представляло из себя разрозненную и небольшую этнографическую группу в составе тюркского казачества, то позже, в XVI-XVII вв., тюрско-казачий этнос постепенно растворился среди более многочисленных славянских мигрантов, приняв их христианскую веру, но сохранив смешанную тюрко-славянскую речь, модернизированные традиции, обряды, обычаи и т д. С конца XVII - начала XVIII вв. при Петре I конфессиональный (христианский) признак стал ведущим этно-образующим фактором славянского казачества (наряду с географическим, хозяйственно-экономическим, политическим и др.). В то же время таким же фактором стала военно-социальная организация казачества (быт, уклад жизни, внутренняя структура и т.д.). Российское казачество превратилось в особую социо-этническую общность внутри империи с милитаристским, по-военному оформленным образом существования, готовым в любое время встать на защиту интересов самодержавия.
 
Таким образом, историческое развитие казачества можно рассматривать как эволюцию к тюрко-славянскому - славяно-тюркскому - славянскому казачеству.
 
Всю историю славянского казачества можно разделить на два периода. Первый (вторая половинаXVI -XVII вв.) - период самостоятельного существования казачества, когда оно жило по своим законам и правилам, это был “золотой век” казачества. Второй период начинается с эпохи Петра I, когда казачество постепенно ограничивается в своих правах и свободах, подчиняется правительству и превращается в военно-служилое сословие.
 
В первый период своего существования казаки жили по законам кочевой военной демократии, во главе с выборными вождями: атаманами и есаулами. Все вопросы казачьей жизни: войны, набеги, переговоры, суд, быт и пр. решались на войсковом кругу, где каждый взрослый казак имел право голоса, а обсуждаемые проблемы решались простым большинством голосов: “любо” или “не любо”.
 
Главным занятием казаков были войны, набеги и походы против соседей, а также охота (кстати, излюбленные занятия всех кочевников). Земледелие запрещалось под страхом смертной казни. Казаки опасались, что владение землей породит неравенство в их среде и станет отвлекать от воинской службы. Заниматься земледелием было разрешено только в 1695 г. С этого времени казаки из чисто военной общины стали превращаться в общину воинов-земледельцев.
 
“Вот пропадает даром казацкая сила: нет войны!”, - писал Н.В. Гоголь в своем бессмертном произведении “Тарас Бульба” и был прав. Военная сила казаков учитывалась в Крыму, Турции, Польше, России,всеми соседними народами и государствами. Как военное сословие-этнос, казачество было основано на принципе экзоэксплуатации. Как и у предшествовавших кочевников-казаков, у славянских казаков экзополитарный способ жизнеобеспечения определялся войнами и военно-эксплуататорской деятельностью против соседей. Они были важнейшими механизмами функционирования и воспроизводства крупных казачьих потестарно-военных образований (войск) на Волге, Дону, Днепре, Кубани, Тереке, Яике и других местах.
 
Постепенно усилившись, казаки стали все больше приносить беспо-койствие окрестным народам и государствам непрерывными войнами, набегами, грабежами и захватами пленных, добычи, казны и т.д. Турецкий султан, персидский шах, крымский хан, ногайские, кабардинские, калмыцкие князья неоднократно жаловались русским царям на нападения казаков, требовали унять их.
 
Москва же отвечала в том духе, что эти казаки им не подчиняются, также грабят и царских послов, купцов, торговцев, служилых людей, и с казаками нужно поступать как с воровскими людьми. Так, в 1538 году московские послы в Ногайской Орде отмечали, что “на поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные... а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят”. Царский посол говорил в Константинополе: “На Тереке и Дону живут воры, беглые люди, без ведома государства, не слушают они никого...” Тем не менее царские власти не раз использовали казаков для достижения своих внешнеполитических и военно-дипломатических целей и задач.
 
Например, только с 1614 по 1645 годы донские и запорожские казаки совершили около 20 совместных походов на Черное море. Грабили города Кафу, Синоп, Трабзон, Измаил, Очаков, Азов, Керчь, Самсун, Варну, подступали и жгли окрестности Стамбула, бесцеременно вмешивались в междоусобную борьбу в Крымском ханстве, воюя за плату на стороне то одного, то другого претендента на престол, а то и объединяясь с непокорными крымскими ханами для совместной войны с османскими султанами. И не раз даже прославленные турецкие янычары не решались вступать в сражение с такими отъявленными головорезами, как казаки, предпочитая договориться и мирно разойтись.
 
Из истории известно знаменитое письмо запорожцев турецкому султану, написанное после 1672 г. при кошевом атамане Иване Сирко (по другим сведениям - при атамане Захарченко). На требование султана подчиниться его власти и угрозы истребить казаков в случае отказа, запорожцы с большим юмором направили султану ответное послание. Сцена написания письма прекрасно изображена на картине И. Репина. Вот текст одного из вариантов письма запорожских казаков (в переводе с украинского на русский язык):
 
Ты, шайтан турецкий,
Проклятого чорта брат и товарищ,
И самого люцифера секретарь!
Какой же ты в чорта рыцарь?
Чорт сере, а ты и твое войско пожирает.
Не будешь ты сынов христианских
Под собою иметь.
Твоего войска мы не боимся,
Землею и водою будем с тобою биться!
Вавилонский ты кухарь, македонский колесник,
Ерусалимский броварник,
Александрийский козолуп,
Великого и малого Египта свинарь,
Татарский сагайдак,
Каменецкий кат, подольский злодеюка,
Самого гаспида внук
И всего свету и подсвета блазень,
А нашего бога дурень.
Свинячья морда, кобылья сука,
Резаная собака, некрещеный лоб,
Ж..у бы твою чорт парил.
Так тебе казаки сказали, плюгавый...
Числа не знаем, так как календарь не знаем.
Месяц на небе, а год книзи,
А день такой у нас, как и у вас,
Поцелуй за это в ж..у нас!
Кошевой атаман Захарченко со всем кошем запорожским.
 
Вся 400-летняя история российского казачества заполнена участием в войнах России: русско-турецких, русско-иранских, русско-шведских, русско-японской, кавказских, завоевании Казани, Астрахани, Сибири, Крыма, Казахстана и Средней Азии, Польши, Прибалтики и Финляндии, Дальнего Востока, в войнах на Балканах, первой мировой войне. Казаки активно участвовали в Отечественной войне 1812 года и заграничном походе, в Крымской войне 1853-1855 гг. (которая, кстати, показала непригодность казачьих войск к борьбе с армиями передовых европейских государств, что чуть не привело к упразднению их вообще). Поэтому казачество гораздо активнее привлекалось к борьбе с национально-освободительным движением в качестве полицейской и карательной силы, с чем оно успешно справлялось. Свидетельство тому - подавление польских восстаний, движений в Казахстане и Средней Азии, волнений на Кавказе и в Крыму, других местах империи.
 
Именно казачество активно способствовало превращению России в великую колониальную державу. Относительно ко всему населению страны удельный вес казаков на военной службе был очень высок. При Петре I казаки составляли 35% всей российской кавалерии, а в 1881 году - 42% в мирное и 70% в военное время. Казачьи части, составляя всего 8% вооруженных сил России, выставляли в военное время 132 конных полка, 23 пеших батальона и 24 конно-артиллерийские батареи.
 
В середине XIX века казачьи войска выставляли 160 тыс. человек в военное, 56 - 82 тыс. в мирное время. На 1 января 1881 года в составе казачьих войск имелся 51 конный полк, 290 конных сотен и эскадронов, 37 пеших команд и 118 орудий.
 
На 1 января 1893 г. по штатам мирного времени казачьи войска выставляли 314 конных и 54 пеших сотен при 108 орудиях; военного времени - 890 конных и 108 пеших сотен при 236 орудиях. Относительно ко всему населению удельный вес казаков на военной службе был довольно высок. Например, в 1881 г. казаки составляли 1/40 часть всего российского населения, а в армии -1/14 часть вооруженных сил. Это подчеркивает роль казачества как именно военно-служилого сословия, главной задачей которого всегда являлась воинская служба, что полностью определяло весь уклад жизни и быта, хозяйства, организаций и структуры, носивших милитаристский характер. В дислоцированных в азиатской части России казачьих войсках насчитывалось 63 тыс. человек, из них на действительной службе находилось 26 тыс. казаков.
 
В 1912 году в России насчитывалось 11 казачьих войск и два самостоятельных казачьих полка. Приведем их по старшинству (в скобках назван год создания):
 
1. Донское казачье войско (1570)
2. Терское казачье войско (1577)
3. Яицкое (Уральское) казачье войско (1591)
4. Кубанское казачье войско (1696)
5. Астраханское казачье войско (1705)
6. Оренбургское казачье войско (1755)
7. Сибирское казачье войско (1808)
8. Забайкальское казачье войско (1851)
9. Амурское казачье войско (1860)
10. Семиреченское казачье войско (1867)
11. Уссурийское казачье войско (1889)
 
Кроме них существовали также отдельные Енисейский и Якутский казачий полки МВД России. Для отличия казачьих войск они носили разные цвета лампас, верх папахи и погон: красные - у донских и сибирских, малиновые - у уральских и семиреченских, синие - у оренбургских, желтые - у астраханских, забайкальских и амурских казаков. Кавказские казачьи войска (Кубанское и Терское) носили военную форму, состоящую из бешмета, черкески с газырями, бурки, папахи и шаровар без лампас.
 
В начале XX в. численность казачьих войск определялась числом состоящих на военной службе казаков. В 1900 г. казачьи войска выставляли 368 конных и 40 пеших сотен при 178 орудиях, в 1907 г. - 480 конных и 44 пеших сотен при 168 орудиях, наконец, в 1914 г. - 560 конных и 40 пеших сотен при 186 орудиях. При общей численности мужского населения всех казачьих областей России в 2,9 млн. человек, в мирное время казаками выставлялось в полки до 23 тыс. человек, или 12 процентов мужчин, начиная с 21-летнего возраста. С объявлением войны все казачьи части увеличились полками второй и третьей очередей и количество их вырастало в три раза.
 
В состав казачьих войск на разных этапах входили и различные соединения, сформированные из местных народов, принявших российское подданство и верно служивших престолу. Это - Ставропольское калмыцкое войско, Башкирско-Мещерякский казачий полк, лейб-гвардии Крымско-татарский эскадрон, Литовский конный татарский полк, Туркменский конно-иррегулярный дивизион, кавказские иррегулярные части (Конвой его Величества, Казахский татарский отряд, Закавказский конно-мусульманский полк, Кавказский конно-горский полк, Дагестанский конно-ир-регулярный полк, Кубанские и Куринские военные нукеры, Осетинский и Ингушский дивизионы, Чеченский конно-иррегулярный полк и др.), Тунгусский и Бурятский казачьи полки.
 
Таким образом, царизм создал совершенную и хорошо отлаженную систему казачьих войск, которые, располагаясь на этнической границе России с покоренными народами, использовались для ведения против них агрессивных войн и подавления национально-освободительных движений и восстаний. В юбилейном издании, посвященном 300-летию династии Романовых, высоко оценивалась роль казачества в истории империи: “Казачьи войска Азиатской России держат на отдаленных границах наших крепкую заставу против натиска соседей и вторжения иноплеменников...
 
Почти все настоящие русские владения в Азии были впервые завоеваны и закреплены за Россией казаками... Навеем неизмеримом пространстве Азиатской России... нет места, где в свое время не побывали бы казаки, всюду приходившие в роли завоевателей и первых заселыциков...”
 
Казачий историк М. Хорошхин писал: “Казачьи войска начали свою историческую жизнь занятием пустынных земель на окраинах государства; они явились первыми колонизаторами, проводниками русского влияния на дальних окраинах. На границе родной земли казаки стали живым оплотом, за которым только и мог спокойно предаться мирным занятиям и торговец, и земледелец”.
 
Он выделяет три задачи, которые были возложены на казаков.
 
1) Они занимали новые, до того пустынные и почти необитаемые земли, т.е. “служили проводниками русской колонизации и русского влияния”.
 
2) Охраняли вновь занятые земли и мирное население от нападений кочевых азиатских племен.
 
3) Составляли немаловажную часть вооруженных сил страны и несли службу наравне с регулярными войсками.
 
Здесь вызывает возражение тезис о том, что казаки занимали “пустынные и почти необитаемые земли”. На тех территориях, где расположились казачьи войска, по рекам Днепру, Дону, Кубани, Тереку, Волге, Лику, Иртышу, Амуру, Уссури и другим местам, испокон веков жили кочевые, полукочевые и оседлые народы: кыпчаки, позже крымские татары, кумыки, горские народы, калмыки, алтайцы, буряты, якуты, тунгусы и др., насильно согнанные со своих земель в результате военно-казачьей колонизации. Но этого очевидного факта почему-то не хочет признавать царский историк и рьяный идеолог казачества.
 
Далее он пишет: “Военный дух среди большинства казаков не угас, и современное казачество полно воспоминаниями о боевых подвигах их дедов и отцов. В тяжелые для государства времена оно охотно и безропотно понесет свою жизнь и достояние, следуя примеру своих славных предков, смочивших кровью и усеявших костьми не только ставшие им родными берега Дона, Кубани, Терека, Урала и других рек, но и отдаленнейшие края Европы и Азии, от р. Сены и от Альп до подножий Тянь-Шаня и берегов Великого океана”.
 
В другом труде подчеркивалось ’’важнейшее боевое значение ничем незаменимой полосы казачьих селений и казачьих войск на окраине... Не может явиться сомнений в необходимости сохранить казачество, сохранить в его неприкосновенности и бытовой обособленности, как историческое, драгоценнейшее и вполне самобытное явление русской жизни”.
 
Как казачество решало геополитическое и стратегические задачи царской России в завоевании новых территорий, рассмотрим на примере казачьих войск в Казахстане.