— Дядя Коля, не надо, я эту сказку знаю,

 

— Это не сказка, а быль. В нашем полку это было, когда я -еще в курсантах ходил.

 

...Стояла осень сорок второго. Враг рвался к Волге. Воздушные бои шли с утра до вечера. Чтобы устрашить советских летчиков, фашисты сбрасывали над аэродромом листовки с портретами гитлеровских воздушных асов. С фотографий смотрели презрительно улыбающиеся особы при всех регалиях и в фуражках с высокими тульями. Под снимками указывались титулы асов и количество сбитых ими самолетов.

 

И еще один способ «устрашения» широко применялся фашистами. Фюзеляжи своих самолетов они украшали изображениями змей, пантер, драконов и других чудовищ. (Спустя год, в сорок третьем, и мне довелось подбить самолет, на котором были изображены бубновый туз и рука, которая держит за хвост вырывающегося черта).

 

Когда мои будущие однополчане перебазировались на один из аэродромов под Сталинградом, они обнаружили одиноко стоящий на дальнем конце поля довоенный самолет И-153. Летчики и техники еще не забыли его боевые и технические возможности. Несмотря на большую загруженность работой по обслуживанию боевых вылетов нашлись энтузиасты проверить исправность маленькой «чайки». Возглавил их авиамеханик Л. Кучеров. Пока устраняли обнаруженные дефекты, к ним не раз подходил «безлошадник» Леонид Иванов. Ветеран полка, он летом сорок первого воевал под Шяуляем на «чайках». В недавних боях его Ил-2 был так изрешечен, что восстановлению не подлежал. Шли горячие бои, а Иванову воевать не на чем.

 

Однажды, когда он подошел к «чайке», механик затеял «розыгрыш». Приняв стойку «смирно», Кучеров по всей форме доложил ему:

 

— Товарищ старший лейтенант, на самолете И-153 ведутся работы по устранению дефектов. Старший группы старший сержант технической службы Кучеров.

 

— Вольно,— включившись в игру, бодро скомандовал Иванов.

 

— Да, камуфляж особенный,— осматривая самолет, делал свои замечания пилот,— надо же так раскрасить в желтый, черный, серый. Не самолет, а рябая курица.

 

С тех пор этот самолет все в полку называли не иначе как «курочка ряба».

 

А Леонида осенила идея, с которой он немедленно отправился к командиру полка. Летчик просил, чтобы ему разрешили летать на «чайке». Не вдруг, но майор Плескачев согласился. Но с оговоркой:

 

— Вы подумайте, товарищ Иванов, как будет выглядеть «чайка» среди наших «илов», да еще в таком наряде, курам на смех,— а потом, улыбнувшись, добавил:— Впрочем, летайте, как на связном. В штаб дивизии, или еще куда, по хозделам.

 

Однако «курочка ряба» вскоре службу сослужила полку немалую. Дело в том, что на аэродром стали наведываться «мессера»-охотники. Дожидаясь возвращения наших самолетов с задания, они ходили над аэродромом на высоте около трех тысяч метров, затем делали только одну атаку на самолет, идущий на посадку, и тут же улетали, даже если атаковали неудачно.

 

Самолеты имели опознавательные знаки: пиковый туз на желтом фоне, а у ведущего кроме того красовался силуэт черного дракона.

 

Иванов предложил тактический прием, который командир полка встретил с одобрением. Через полчаса после ухода наших «илов» на боевое задание он взлетает на своей «чайке», набирает пять тысяч метров и кружится над аэродромом, поддерживая связь с КП. В бой с «мессерами» не вступает, своего присутствия не выдает, пока фашисты не увлекутся атакой.

 

Такого случая долго ждать не пришлось.

 

Рано утром 12 октября 1942 года полк получил очередное задание на штурмовку войск противника. Эскадрилья взяли курс к цели.

 

Как было условлено, через 30 минут на И-153 поднялся в воздух старший лейтенант Леонид Иванов и чуть в стороне от аэродрома стал барражировать.

 

Фашистские истребители-охотники явились, как по расписанию.

 

— «Курочка», «Курочка», я «Земля», к нам пожаловали «худые». Как понял?— торопливо сообщил Леониду по рации оперативный дежурный.

 

— Вас понял, «худых» вижу,— спокойно ответили с «Курочки».

 

И вот вернулась группа с боевого задания. Первый Ил-2 уже был на выравнивании, когда ведущий «мессер» в крутом планировании пошел в атаку. За ним последовал его ведомый, а сверху на полном газу с воем неслась «курочка ряба»...

 

Словно в судороге дернулся фашистский самолет, а затем с левым креном начал переходить в кабрирование, загорелся и, объятый пламенем, упал на окраине аэродрома. А его напарник немедленно скрылся.

 

Летчики подошли к догоравшему «мессершмитту». Рядом лежал труп гитлеровского аса. При ударе о землю eго выбросило из кабины. Это был молодой летчик, но уже полковник. На ногтях маникюр. Безымянный палец поблескивал тоненьким колечком, на мундире ордена.

 

— Ну вот, отлетался еще один «рыцарь», а я и второго подстерегу,— сказал Леонид Иванов.

 

— Ну и как, подстерег Иванов второго?

 

— Не пришлось. Не прилетал он больше.

 

 

«Поздравляю с Днем Воздушного Флота, вспоминаю Ахтырку. Желаю счастья, здоровья, долгих лет. Володя».

 

Такая телеграмма пришла накануне праздника от моего старого боевого друга. Сознаюсь, она растрогала и взволновала меня.

 

Кто из ветеранов Великой Отечественной не помнит горячего лета 1943 года? Фашисты шли «ва-банк», делая последнюю ставку на прорыв нашей обороны под Курском. В этой битве с врагом советские воины продемонстрировали перед всем миром величие духа защитников Отечества.

 

Наш Краснознаменный штурмовой авиационный полк располагался в то время на небольшом полевом аэродроме у деревни Писаревка. Здесь был обнаружен склад немецких авиабомб, и наши оружейники очень хорошо приспособили их для подвески на Ил-2.

 

Работы у летчиков хватало, и День авиации того памятного лета не был исключением. Суть полученного задания заключалась в поиске и уничтожении танков, идущих к линии фронта.

 

Нашу шестерку «илов» прикрывали истребители. Подходим к линии фронта. Нас преследуют черные шапки зенитных разрывов. «Яки» забрались выше метров на пятьсот. Впереди по курсу показались точки. Это были вражеские самолеты, более двадцати Ю-87.

 

В наушниках послышался спокойный голос командира: «Атакуем!».

 

Расстояние стремительно сокращалось. Уже видны переплеты фонарей и силуэты летчиков в кабинах. Шесть «илов» дали дружный залп из пушек и пулеметов. Два «юнкерса», объятые пламенем, стремительно понеслись к земле Остальные в беспорядке начали отворачивать в стороны, открывая дорогу следующей группе «юнкерсов».

 

Вторая атака оказалась менее удачной: подбили только одного. «Юнкерсы» поспешно уходили. С явным опозданием на нас обрушились сопровождавшие их истребители Ме-109, но шестерка наших «яков» связала их боем. Образовалась своеобразная «карусель» гоняющихся друг за другом истребителей. Кипел яростный воздушный бой.

 

Эту картину отлично видел стрелок Владимир Зварич, я же — только мельком, поскольку все происходило в задней полусфере. Обо всем, что видел, он докладывал мне. И когда я услышал, что высоко над нами идут два «фоккера», передал Володе, чтобы за ними следил особенно. Предполагая, что они останутся незамеченными, вражеские летчики намеревались нанести нам неожиданный удар.

 

Так оно и случилось. Только наша группа обнаружила танки противника и начала строить маневр для атаки, как два фашистских стервятника в крутом пике пошли на самолет Ивана Домбровского. Но мы были начеку. Шесть воздушных стрелков почти одновременно открыли огонь из пулеметов. Гитлеровцы не выдержали, вышли из атаки и скрылись. Разбившись в колонну по парам и снизившись до ста метров, мы начали бомбить танки. Атака была удачной, и мне захотелось посмотреть на результат. Но неожиданная стрельба нашего пулемета прервала мое наблюдение.

 

— Володя, в чем дело? В кого стреляешь?- спросил я стрелка. Но тот молчал, а пулемет продолжал строчить. Лишь через несколько секунд послышался возбужденный и радостный голос Владимира Зварича

 

— Сбил, я сбил его, командир! «Фоккер» сзади крался...

 

Уходя от цели, мы видели до десятка горящих танков, а чуть в стороне, над пшеничным полем, тянулись в небо четыре длинных черных шлейфа от догорающих самолетов врага.

 

Позже Володя рассказал подробности этого неожиданного боя.

 

После первой неудачной атаки гитлеровские асы скрылись, но своих намерений, видимо, не оставили. Воспользовавшись тем, что наши «яки» были связаны боем, они подкрались к нам в хвост на малой высоте. И только бдительность воздушного стрелка не позволила им осуществить коварный замысел. Одного Зварич сбил, а второй, уклонившись от боя, удрал.

 

Так в августе 1943 года прошел для меня и моих боевых товарищей День Воздушного Флота СССР.

 

 

Наш штурмовой авиаполк стоял на аэродроме Надель, что севернее Нови-Сада — маленького городка в Югославии.

 

В ожидании очередного боевого вылета мы отдыхали в сумрачной, но довольно уютной землянке. Каждый коротал время по-своему.

 

Мне не спалось, и я предложил своему ведомому Алексею Поляху сыграть в шахматы. Алеша согласился. Он еще не успокоился после боевого вылета, совершенного утром.

 

— А здорово мы их колонну накрыли. Не ждали нашего визита. Кто из них уцелел, долго помнить будут.

 

— Ладно. Твои «белые», тебе и ходить. Поди, опять свой любимый королевский гамбит разыграешь. А ты хоть знаешь, что такое гамбит?

 

— Как не знать! Мне знакомый серб объяснил. Он в Италии жил когда-то. «Даре иль гамбетто» по-итальянски значит —«подставить ножку»...

 

Алексей еще долго бы делился своими познаниями в итальянском, но тут пришел механик по приборам старший сержант Соколов и оглушил нас вестью:

 

—Комэск вернулся. На «хорьхе» приехал...

 

Летчики вскочили, заговорили разом:

 

— Кто приехал?

 

— Как приехал?..

 

Месяц назад, получив задание на штурмовку войск противника в районе Доля-Михоляц, комэск Иван Дмитриевич Павлюк сам повел шестерку «илов». Мы точно вышли на цель и после первой же атаки увидели на земле несколько очагов пожара — горели цистерны с горючим. Зенитки мы почти полностью обезвредили. Но какой-то шальной снаряд все же попал в нашего ведущего. Мы видели, как его самолет, лишенный левого крыла, падал, кружась, как осенний лист, на занятую противником землю... И еще мы видели, что один из членов экипажа спасся на парашюте. Один из двоих: летчик или стрелок...

 

И вот новость. Комэск вернулся. Докладывает о своем возвращении командиру полка, а мы нетерпеливо ждем его...

 

Иван Дмитриевич в нашей землянке. Похудевший, обросший дикой бородой. Вдобавок он хром, опирается на сучковатую палку. По впалым щекам стекают в бороду тяжелые капли слез, но глаза светятся радостью.

 

Усадили командира. Рассказывай, мол. И вот что он нам поведал.

 

— Только стали заходить на повторную атаку, как почувствовал сильный тупой удар. Очнулся уже в падении. Выбросило меня из кабины. Рванул вытяжное кольцо парашюта. Купол раскрылся, и я от динамического удара снова потерял сознание. Очнулся на земле. А вокруг— гитлеровцы. Потянулся к пистолету, а те, гады, ухмыляются. Успели меня обчистить. И пистолет сняли вместе с кобурой и ремнем, и часы. Даже сапоги с бесчувственного содрали... Начали поднимать пинками. А я с перебитой-то ногой встать не могу. Нашелся среди них пожилой солдат, руку подал, до повозки довел.

 

В лагере лечить меня никто и не подумал: нашего брата фашисты не лечат. Хорошо, что среди пленных был бывший военврач. Оказал первую помощь, лубки наложил. Поблагодарил его, спросил, как зовут. Не ответил. В лагере это не принято. А как нас кормили, об этом по моей «упитанности» судите...

 

— А убежал я сегодня на рассвете,— продолжал свой рассказ наш комэск.— И знаете, кто помог мне в этом? Это ты, Сережа, на двадцать второй машине, и ты, Коля, на тридцать первой...— Один за другим называл он летчиков, совершавших сегодня утром боевой вылет.

 

Отступая, гитлеровцы погнали с собой и пленных. Они ковыляли кое-как, поддерживая друг друга. Отстающих фашисты пристреливали.... Смотрю, заходят «горбатые», родные «илы». Читаю номера — так это же моя эскадрилья!.. Впервые я увидел, ребята, с земли, как вы работаете. Хорошо у вас получается. Охрана — врассыпную, а я, не долго думая, - в их «хорьх» и прямиком в ближайший лесок. А местность я хорошо знаю, десятки раз здесь пролетал. Сориентировался на местности, поехал лесом, и вот я дома.

 

Иван Иавлюк прошел всю войну, стал Героем Советского Союза. Он живет и трудится теперь в Ульяновске.