Ближе всех к летчику, командиру экипажа, его авиамеханик, отвечающий в конечном счете за состояние материальной части в целом. «Мой самолет». Эти слова с одинаковым правом произносили двое —летчик и авиационный механик.

 

Наставление по производству полетов обязывает летчика перед вылетом произвести осмотр самолета и двигателя, проверить все узлы и агрегаты машины. И все же больше, чем самому себе, верит он докладу механика. Надежно подготовленная машина — главное условие успеха в бою.

 

...Хорошо запомнилось: в первый же день моего прибытия в полк командир эскадрильи гвардии капитан Власов Федор Кузьмич, расспросив, кто я, где учился, что умею, а чего еще не умею делать, сказал:

 

— Бортовой номер вашей машины—21. Ваш механик-старший сержант Трушковский, опытный специалист. Советую дружить с ним по-настоящему, заботиться о нем по-командирски...

 

Механик ждал меня у самолета. Догадался, что пришел его новый командир и сухо, по-уставному представился.

 

Сели под плоскостью «двадцать первой». Я рассказал о себе, о своих братьях, тоже воевавших, об авиационном училище. Ждал такого же рассказа от механика, но тот лишь односложно отвечал на мои вопросы. Вдруг вмешался в разговор воздушный стрелок Алексей Жиляков:

 

—? Кажется, к нам кто-то в гости пожаловал.

 

Смотрю, на высоте полутора-двух тысяч метров к аэродрому подходят фашистские самолеты. «„Юнкерсы”!»— крикнул Трушковский, схватил меня за руку и потащил в ближайшее укрытие. Сразу же стали взрываться бомбы, со стен щели посыпалась за ворот земля. А Николай подмял меня под себя, не давая поднять головы. Не сразу я понял, что он прикрывает меня собой от осколков.

 

Но и после этого случая механик держался со мной суховато. А взгляд его как бы говорил: «Еще посмотрим, что ты за гусь, будешь ли таким, как твой предшественник, не придется ли краснеть за тебя перед другими механиками».

 

Это продолжалось до тех пор, пока я не сделал свой первый боевой вылет. Отправился на задание в составе девятки, которую вел командир полка. Над целью нас встретил плотный зенитный огонь. Случилось так, что все самолеты вернулись на аэродром с повреждениями, а мне повезло: ни одной царапины на машине. С тех пор глаза Николая потеплели. Он стал разговорчивее. Но еще больше узнал я о своем механике от однополчан.

 

Смолоду Николай мечтал стать летчиком. Поступил в аэроклуб. И летать научился, и аттестат зрелости получил. Осенью 1940 года поехал в Оренбург, но в летное училище не попал. Было обидно до слез. Но привязанность к авиации взяла верх. Николай поступил в школу младших специалистов и стал механиком. Летом сорок второго его направили под Сталинград, в 842-й штурмовой авиационный полк. С каким напряжением приходилось тогда работать, известно всем. Инженерам и техникам, механикам и мотористам, всему техсоставу не хватало дня, а порой и ночи, чтобы к каждому вылету подготовить машины с полной надежностью.

 

Рассказывали в полку о том, как спасали «технари» подбитый штурмовик, севший вынужденно в расположении наземных войск переднего края. Воентехник второго ранга В. Примак (в дни Сталинградской битвы еще сохранялись довоенные воинские звания) взял с собой механика младшего сержанта Трушковского, мастера по вооружению Шипицина и моториста Вагина. Приехали засветло, а к работе приступили с темнотой — мешала вражеская артиллерия. Но ночи не хватило. Надо дожидаться следующей. А тут противник потеснил нашу пехоту, ц группа Примака закончила работу под огнем. Самолет был спасен.

 

Той же зимой механик Трушковский и моторист Вагин спасли еще один подбитый «ильюшин», севший с убранными шасси на нейтральной полосе. Ползли к изуродованной машине в сопровождении проводника-пехотинца. То и дело вспыхивали осветительные ракеты, и ребята прижимались к заснеженной земле, выжидая темноты. Наконец добрались. Накрыв самолет брезентом и включив фонарики, приступили к осмотру машины. Мотор был разбит прямым попаданием зенитного снаряда. Трушковский закрепил длинный стальной трос на стойке шасси и забрался в кабину самолета, а Вагин пополз с другим концом троса к своим. Вдали загудел мотор, трос натянулся; распахивая снег, самолет медленно пополз на буксире у невидимого танка... Только утром хватились фашисты, что советского самолета нет на месте. За этот подвиг механик и моторист были награждены медалью «За боевые заслуги».

 

И еще был случай, когда гвардии старший лейтенант Алексей Кривонос привел свой самолет буквально изрешеченным: механик Федор Пронин насчитал 307 пробоин. Как только удалось Алексею долететь на таком «решете»! Не успел механик взяться за дело, как поступил приказ: полку немедленно перебазироваться на новый аэродром. Пронин бросился к командиру полка и попросил разрешить ему с двумя механиками — Трушковским и Олейником — остаться и подготовить машину к перелету. Посоветовавшись с инженером полка, подполковник П. Ф. Федотов дал на это согласие, добавив, что к утру пришлет за ними самолет связи.

 

Механики дружно приступили к работе. С другого самолета, подлежащего списанию, сняли исправные детали, «слепили» из двух моторов один и поставили его на Самолет Кривоноса; отрегулировали системы газораспределения и зажигания, сменили тяги рулей, залатали многочисленные пробоины. К утру, замаскировав машину, стал ждать самолет связи. Но первым прилетел ФВ-189 — фашистский разведчик. Значит, жди налета бомбардировщиков...

 

— Успеют ли наши?— спросил Олейник.

 

Успели! Прилетел По-2. Алексей Кривонос запустил двигатель. В кабину стрелка втиснулись Пронин и Трушковский н—на новый аэродром. Часом позже прибыл и По-2. Летчик и прилетевший вместе с ним Олейник доложили, что едва они поднялись в воздух, пришла девятка «юнкерсов» и стала бомбить оставленный аэродром... Все три механика показали себя отличными мастерами и солдатами. Они были награждены медалью «За боевые заслуги» и повышены в воинских званиях...

 

Как было мне не гордиться таким механиком! Ведь за ним я—как за каменной стеной.

 

И отношения сложились с ним особые. Перед выруливанием на взлет мой механик забирался на плоскость, и громко, перекрывая шум мотора, называл температуру воды и масла, которые мне следует держать в полете. Когда же я возвращался с задания, механик поздравлял нас с Алексеем Жиляковым с благополучным возвращением и вручал мне (стрелок не курил) огромную махорочную самокрутку...

 

Вспоминается еще один эпизод.