Главная   »   Богатыри Крылатой Гвардии. П. С. Белан   »   ФРОНТОВОЕ БРАТСТВО


 ФРОНТОВОЕ БРАТСТВО

Целую неделю лил нудный мелкий дождь, а теперь, густо устилая землю, повалил снег. Распутица мешала всем: и наземным войскам, и летчикам. Летное поле набухло, стало непригодным для боевой работы полка.
 
Томясь от безделья, летный состав отсиживался в землянке, «травил баланду».
 
Неожиданно запищал зуммер полевого телефона. В землянке мгновенно все смолкли. В наступившей тишине отчетливо слышалось гудение раскаленной докрасна «буржуйки». После второго гудка адъютант нашей эскадрильи лейтенант Елизарьев снял трубку:
 
 Тринадцатый слушает.
 
Летчики напряженно вслушивались в короткие реплики.
 
 — Вас понял...
 
Лейтенант Положил трубку и крикнул в полумрак землянки:
 
— Добневич, Мустафин, Горбатенко, Фаткин — к командиру полка!
 
Когда летчики явились на КП, дежурный офицер, критически осмотрев их, сказад:
 
— У командира командующий воздушной армией. Он ждет вас.
 
Над разложенной на столе оперативной картой склонились трое: командующий 2-й воздушной армией генерал Красовский, командир полка майор Рассмотров и начальник штаба майор Белоусов. Вошедшим летчикам генерал сказал:
 
— Сейчас там идет бой Фашисты воспользовались непогодой и перешли в контрнаступление. Их танки и самоходные орудия на некоторых участках вклинились в наши боевые порядки до полукилометра. Подбросить наши танки, артиллерию нет возможности— дороги развезло. А действовать нужно срочно. И эффективно. Надежда только на авиацию. Низкая облачность, плохая видимость, снег затрудняют поиск танков, но я надеюсь на ваш боевой опыт...
 
— А снег нам и поможет найти танки,— сказал Идрис Мустафин, смутившись от того, что вмешался в разговор.
 

 

— Правильно! Они сейчас как на простыне. А поиск нужно начать у Деревни Триполи,— командующий постучал карандашом по черным квадратикам на карте. Затем выпрямился и спросил:— Задача ясна? Командиру полка,— он повернулся Рассмотрову,— уточнить детали боевого задания, назначить ведущего группы.
 
Когда летчики, получив задание, ушли, командующий сказал задумчиво:
 
— Четырех национальностей летчики. В одном-то звене...
 
 ...А через час с небольшим в землянке звучал рассказ командира группы Героя Советского Союза капитана Добневича.
 
— Взлетали с трудом. От тяжелого вязкого грунта самолеты удавалось оторвать только на границе летного поля. При подходе к Днепру и без того низкая облачность снизилась до 50—100 метров. Снегопад усилился. Найти танки оказалось трудной задачей. Поиск осложнялся еще и тем, что периодически приходилось укрываться в облаках от обстрела зенитной артиллерии и пулеметно-автоматного огня противника.
 
В такой обстановке ведомым приходилось особенно туго, Нужно было не отрываться от ведущего при заходе в облака, энергично маневрировать в небольшом пространстве между землей и облаками, следить за воздушной обстановкой. И самое главное — искать танки. Еще при получение задания было приказано первому обнаружившему их без промедления нанести удар и сообщить всей группе по радио.
 
Замыкал нашу группу Сергей Фаткин, которому приходилось труднее всех. И именно он первым обнаружил танки. Слышу, кричит по радио:
 
— Командир, давай вправо, там следы гусениц!
 
Разворачиваю машину вправо и вижу следы гусениц, а дальше — танки. А еще чуть правее впереди — серию разрывов на земле, огонь и дым от горящей машины. Оказывается, Сережа успел поразить танк, засыпав его противотанковыми бомбами.
 
Образовав «круг», мы начали «работать», как на полигоне. Каждый действовал самостоятельно, выбирая цель и уничтожая ее то бомбами, то «эрэсами» или пушечным огнем, в зависимости от обстановки.
 
Сделали десять заходов, истратив весь боекомплект. Напоследок фронтом прошлись на бреющем и ударили из пулеметов по автоматчикам сопровождения. Это была маленькая месть за их стрельбу исподтишка из-за стожков.
 
Когда мы взяли курс «домой», на заснеженном поле, чадя черным дымом, догорало полтора десятка танков.
 
Пришел с работы. Мне протягивают конверт. Вскрыл в нем фотография. Да это же Дука! Дука Баневич. Прочел письмо и как бы снова оказался в горах далекой Югославии, в военном сорок четвертом году...
 
«Лихой был летчик,— подумалось мне.—Стоп. Почему, собственно, был? Может, он и сейчас летает? Конечно же, нет. Дука старше меня лет на семь, а я-то уже в отставке...»
 
Живо представилась наша первая встреча с этим горячим, стремительным в движениях симпатичным парнем, который с первых же слов заявил, что зря назначили его в штурмовой авиаполк, не по характеру, мол, ему наши «илы».
 
— Я — ловац,— чуть не кричал он.— Понимаешь? Ловац я... Ну, как это по-русски?
 
— Летчик-истребитель,— подсказал я ему по догадке.
 
Пошумел Дука и успокоился. Приказ есть приказ. Стал летать на Ил-2, причем весьма успешно. Вспомнить хотя бы, как вместе ходили бомбить мост через Драву, Мы стояли тогда на аэродроме Господинцы, что неподалеку от города Нови-Сад. И дата запомнилась: 16 ноября сорок четверо того...
 
Все годы войны мы с горячим сочувствием следили за событиями в Югославии, за бескомпромиссной борьбой, которую вела партизанская армия Иосипа Броз Тито против гитлеровцев. Сражались в ней и стар и млад. Были здесь и авиаторы, но воевали они, так сказать, в пешем строю: своих военно-воздушных сил у народно-освободительной армии Югославии не было. И вот в октябре 1944 года была достигнута договоренность об оказании помощи братскому народу в создании собственной боевой авиации. Поначалу югославские летчики и техники были распределены по нашим полкам, бок о бок с советскими коллегами выполняли боевые задания. Запомнилось, что югославы полетными картами почти не пользовались. Район боевых действий они знали великолепно, ведь это были родные для них места.
 
Обстановка на фронте складывалась так, что гитлеровское командование убедилось: Балканы им не удержать Возвращаясь с разведзадания, экипажи докладывали: отходят фашистские колонны из Греции, Албании, Югославии по железным дорогам и автострадам. Надо было лишить их этой возможности, а для этого уничтожить мост через Драву у города Осчек.
 
Должен сказать, что в приказах командования не применялось выражение «бомбить», а предписывалось энергичное: «уничтожить». Мы то и дело бомбили мост, но уничтожить его долге не удавалось. С высоты полутора тысяч метров мост выглядит тоненькой ниточкой. Попробуй, попади в нее... С малой высоты сделать это легче, но мешают горы. Вот и ходили на высоте. А на подходе к цели встречал нас такой густой заградительный огонь зениток, что не подступиться. Возвращались на свой аэродром злые, угрюмые. Техники встречали нас молча, не спрашивали даже о том, как работала в воздухе материальная часть. Надо докладывать командованию о результатах полета. Но о чем Докладывать? Что и на этот раз задание не выполнено. Что экипаж лейтенанта Сидельникова не вернулся. Об этом? Стоял летчики и толковали о том, как быть дальше. Подошел к нам Александр Михайлович Мирошкин, замполит. Как всегда, мягко и ненавязчиво заговорил:
 
— А знаете, ребята, есть идея, давайте обсудим ее... Кажется, всем теперь ясно, что бомбить мост с высоты бесполезно. Цель узкая, а главное — зенитки не дают работать...
 
— Так горы же кругом,— перебил замполита лейтенант Филимонов.— Бреющим пойдешь — в горы врежешься.
 
— Вот-вот, так и гитлеровцы рассуждают, как ты, Славик. Поэтому уверены в своей неприступности. А это не так...
 
И замполит выложил суть своей идеи.
 
Автострада тянется по низине, а зенитки стоят на склонах гор. Бьют Они вверх Отлично, а вниз стволы отклоняются только в пределах пяти градусов. Вот и надо снарядить три пары лучших бомбардиров и пустить их на малой высоте. Отличный есть для них ориентир — купол старинной Церкви. Здесь они развернутся и вдоль автострады выйдут на мост. А для верности обычным маршрутом пойдет отвлекающая группа. Пока зенитчики будут на нее замахиваться, ударная труппа дело сделает. Только все должно быть рассчитано до секунды...
 
Идея всем понравилась. Одобрил ее и командир полка, внеся в план некоторые уточнения. В последнюю минуту в ударную группу включили и Дуку Баневича. Он сумел убедить командира полка майора Рассмотрова, что будет полезен, так как хорошо знает эти места.
 
Вылетели. Солнце медленно опускалось к горизонту, вот-вот вспыхнет под его лучами церковный купол — наш ориентир. Несколько впереди слева по курсу идет отвлекающая группа. Ей-то особенно трудно — их первыми засекут вражеские зенитчики... Вот и выскочили мы на автостраду. До цели не более трех километров — тридцать секунд полета.
 
Вижу - зенитки бьют по отвлекающей группе. Некоторое время она продолжает идти к цели, затем, как бы не выдержав огня, отворачивает и сбрасывает бомбы довольно небрежно. Пусть фашисты думают, что отпугнули штурмовиков.
 
Справа мне сигналит Дука, показывает рукой вниз. Дорога буквально забита войсками и техникой противника. Идем на такой малой высоте, что видны искаженные ужасом лица. Но нам не до них. Одна у нас цель — мост! Только он. И только сейчас. Другого вылета быть не должно.
 
Сброшены бомбы. Нет моста. Разворачиваюсь и прямо-таки прижимаю машину к ленте Дравы. Ясно вижу: фермы обрушены.
 
На аэродроме подошел, ко мне Дука. Усталый, вытирая пот с лица, сказал:
 
Ну, Николай, теперь нам жить лет до ста, не меньше...
 
Жив Дука. Письмо прислал!
 
ПОСЛЕДНИЙ „МЕССЕРШМИТТ"
 
Вот и встретился я со своим бывшим ведомым Константином Николаевичем Сидельниковым. Вспомнили на этот раз, как вместе летали на «охоту».
 
...Это было в марте сорок пятого в Югославии, у населенного пункта Доля-Михоляц. Мы видели, как фашистские зенитчики открыли огонь по американской «летающей крепости». А она, как на грех словно зависла в воздухе, давая возможность расстреливать себя безнаказанно. Помочь американским летчикам мы не успели: уже горел мотор на левой плоскости их машины, другой снаряд угодил в фюзеляж. Огромная махина стала беспорядочно падать. В темных пятнах разрывов появились девять парашютистов.
 
Нам хотелось как можно скорее наказать врага, и казалось, что наш самолет движется к цели ужасно медленнее
 
— Я вам не «крепость»,— мысленно твердил я.— Вы «ила», как черт ладана, боитесь. Сейчас забьетесь в свор щели!—Подаю команду Косте:— Приготовиться к атаке... Атака!
 
Ввожу; самолет в пикирование. Перекрестие прицела останавливаю на окопе зенитного орудия. Высота 800... 700... 600 метров. Короткая команда: «Бросай!». Успеваю заметить внизу у орудия суетящиеся серо-зеленые фигурки.
 
Первый заход оказался удачным: на месте орудия черной глазницей зияла воронка.
 
Во время второго воздушный стрелок Иван Подсветов доложил:
 
— Командир, справа выше вижу два «мессера». У них под крыльями большие бомбы.
 
Откуда здесь они? Мы ведь точно знали, что гитлеровское командование не располагает аэродромами в данном районе.
 
Хотя самолеты были еще далеко, наметанный глаз по характерным тонким длинным фюзеляжам определил надоевший всем за годы войны Мессершмитт-109. Непривычно было видеть под их крыльями большие веретенообразные предметы.
 
Самолеты противника, увидев нас, пошли на сближение. От их плоскостей отделились... не бомбы, как нам показалось вначале, а баки.
 
Оценив обстановку (рядом их истребители, значит вражеских зениток нечего бояться), я принял решение атаковать артпозиции и затем на бреющем полете принять бой с уходом на свою территорию.
 
Подаю ведомому команду атаковать и ввожу самолет в пикирование.
 
— Огонь! Выводи! «Ножницы»!
 
«Ножницы» мы с Костей натренировались делать хорошо, и при всяком удобном случае не упускали возможности воспользоваться этим маневром.
 
Произведя атаку и начав маневр на «ножницы», я посмотрел в маленькое зеркальце (моя личная рационализация): гитлеровские самолеты совсем близко — 400—500 метров — и вот-вот откроют огонь. Чуть-чуть «даю ногу» на скольжение. Этой маленькой хитрости противник обычно не замечает, и пулеметная или пушечная очередь попадает в край плоскости или же проходит мимо самолета. Вот и сейчас очередь фашиста прошла рядом.
 
— Командир!—слышу голос воздушного стрелка Под-светова. Это означает, что он будет вести прицельный огонь по самолету противника и я несколько секунд не должен производить маневра.
 
— Давай!—отвечаю ему, и мои руки и ноги замирают на рычагах управления. Одновременно слежу, как мой ведомый огромным усилием доворачивает свою машину на атакующего его «мессера». Еще мгновение — и от Костиного самолета потянулась огненная трасса. В то же время за моей бронеспинкой раздались три короткие очереди. Объятый пламенем и черным дымом «мессершмитт» упал на землю.
 
— Костя, как ты?
 
— Он промазал,— коротко доложил ведомый и через несколько секунд тревожно добавил:—Командир, температура воды растет...
 
Через полторы-две минуты мотор заклинило, и Сидельников пошел на вынужденную. Но это было уже в расположении войск наших союзников: на этом участке фронта стояли болгарские войска.
 
Я остался один на один с вражеским истребителем. Немец оказался осторожным и, судя по всему, опытным летчиком. Он упрямо не хотел меня отпускать и летел параллельным курсом. Я же держался у склона горы так, чтобы он не мог меня атаковать. Противник, очевидно, ждал, когда я выйду на равнину, и там он попытается меня «съесть». Я мучительно думал, как поступить. И вдруг меня осенило: навести этого нахала на аэродром наших истребителей! Сообщил на КП братского полка нашей дивизии (она была смешанной) о создавшейся обстановке.
 
— Веди, встретим!—ответили мне.
 
Там «моего» фашиста поджидала четверка «яков». Самолет был подожжен, а летчик приземлился на парашюте.
 
На второй день мы узнали, что мой «опытный» противник
 
оказался всего-навсего «желторотым цыпленком». Летную
 
школу окончил в феврале сорок пятого. Как только сбили
 
его ведущего, решил сдаться в плен. Потому и летел рядом
 
со мной. А мне-то показалось — тактик, хитрец...