Главная   »   Свеча Дон-Кихота. Павел Косенко   »   ЕГО ВЕЛО ЧУВСТВО ДОЛГА


 ЕГО ВЕЛО ЧУВСТВО ДОЛГА

Прежде чем стать писателем-профессноналом Сергей Николаевич Мартьянов пятнадцать лет горослужил в пограничных войсках. Достаточно было раз взглянуть на него, чтобы узнать в нем кадрового военного. Рослый, широкогрудый, сохранявший и в штатском пальто отличную армейскую выправку, словно излучающий физическое и душевное здоровье, он выглядел образцовым типажем на роль стопроцентно- положительного офицера для фильма о современной армии. А выражение лица у него обычно бывало благожелательно-снисходительное, чуть ироничное — выражение давнего удачника, привычного баловня судьбы, человека, которому все дается легко и просто.
 
Между тем в действительности это было далеко не так.
 
Начать с того, что несмотря на вид атлета, здоровьем Сергей Николаевич обладал неважным. Умер он, не дожив до пятидесяти, последние годы тяжело болел. Но помню, как еще задолго до начала роковой болезни, его однажды увезла «скорая помощь» прямо с писательского съезда — начался сильнейший сердечный приступ. А в бытовых привычках Мартьянов был очень скромен и умерен. Курил, правда, много.
 
И писал он трудно. Почему-то запомнилось, как жена его, Милита Николаевна, жаловалась мне лет десять назад; Сергей начал новый рассказ, пока не кончит, покой в доме не наступит — будет, как всегда, хандрить, маяться, не выпускать изо рта папиросы, не спать ночами, сутками бродить от дивана к письменному столу и обратно. Я замечал, что уверенность в удаче у Мартьянова бывала редко: окончив вещь, он скорей ждал хулы, чем хвалы, никогда не обижал-ля на критические замечания, как бы резки они ни были.

 

Внешне литературная биография писателя Мартьянова складывалась весьма благополучно. Были, конечно, у него и свои неприятности, но в общем издавали его охотно и часто, «критических морозов» он почти не испытал (разве только за некоторые экскурсы в область кинематографии, но с каким писателем этого не бывает), популярность его, вес в литературной среде и общественный авторитет росли от книги к книге. Только надо уточнить: так его писательский путь складывался отнюдь не стихийно в силу природного таланта; не Сергей Николаевич сам складывал этот путь таким образом, без конца напрягая ум и волю. На самом деле его дорога была дорогой поисков. Он упорно искал себя, как писателя, точнее, искал способы с наибольшей эффективностью, пользой, с наибольшим проникновением в сознание читателя выразить то, что считал необходимым. И давались ему эти поиски очень нелегко.
 
Если не бояться слов, то надо писателя Мартьянова назвать человеком долга. Свой долг литератора, долг писатетельского служения народу, он осознавал очень отчетливо и старался выполнить его как можно лучше.
 
Все творчество Сергея Мартьянова — это одна песня, песня о людях советской границы. Может быть, слово «песня» в данном случае не очень уместно — внешней патетики Мартьянов не любил и в жизни и в писательской работе. Что ж, заменим это слово другим — повесть.
 
Почти не встретишь у него рассказа, среди действующих лиц которого не было бы пограничников.
 
Мартьянов рос в тридцатые годы, когда любовь к армии и особенно любовь к пограничникам была в воздухе, эпохи, когда имена Коробицьша и Карацюпы, имена героев Хасана с гордостью повторялись миллионами советских людей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он, родившийся в самой глубине России (в Иванове) в обычной «гражданской» семье, учившийся в педагогическом институте (в Ярославле), окончив вуз, добровольно пошел в погранвойска и отдал границе не только пятнадцать лет службы, но и всю свою писательскую жизнь.
 
Для него не было вопроса, о чем писать и зачем писать. Это для него было ясно с самого начала. Искал он ответа на вопрос как писать.
 
Сергей Мартьянов начал писательский путь в то врем, когда тема границы временно ушла из большой литературы Если в 30-е годы о пограничниках писали такие мастера к ч. Петр Павленко и Аркадий Гайдар, Михаил Слонимокии и Сергей Диковский, то к концу 40-х граница в немногих книжках о ней порой изображалась так же примитивно «романтически», как она представляется вначале герою мартьяновского рассказа «Первое задание»: «Полосатые столбы, настороженная тишина, суровые лица пограничников, вооруженные до зубов шпионы ночные тревоги, выстрелы. Словом, жизнь, полная романтики и подвигов». 
 
Начинающий писатель в первых своих вещах отдал некоторую дань такому изображению пограничной жизни. Но жизненный материал, которым он владел, позволил быстро сломать эту нехитрую схему. Не будет преувеличением сказать, что все творчество С. Мартьянова 50-х и начала 60-х годов полемически направлено против такого поверхностного и по сути дела дискредитирующего тему «освещения» границы и пограничников.
 
Вот герой названного выше рассказа впервые попадает на заставу. «Я осмотрелся по сторонам. На деревянной вышке стоял часовой, наблюдая в бинокль. У коновязи переступали ногами три лошади, мирно жевали овес. На веревке сушилось белье. По двору, хромая, расхаживала жирная грязная свинья с проволочным кольцом, продетым сквозь ноздри». И офицер пограничных войск капитан Ильяс Жунусов вызывает у героя рассказа, прибывшего на заставу для стажировки, разочарование — во всем облике Ильяса с его «добрейшей улыбкой» нет ничего от привычного по книгам представления о пограничнике. Да и дело, в котором предстоит участвовать стажеру, сугубо не романтическое: нет ни тайн, ни шпионов — просто старые переправщики братья Лымари (место действия — Закарпатье) собираются перевезти через границу двух заурядных уголовников.
 
Но, снимая книжную романтику, писатель в то же, время передавал подлинную романтику сурового, нелегкого труда, необходимого Родине. Рассказ кончается словами: «Я запомнил границу именно такой: трудная работа, одинокая женщина, ожидавшая мужа на обочине ночной дороги. Может быть, это и есть настоящая романтика?»
 
Эта полемика со штампом в области такой важной темы обратила на себя внимание, получила поддержку, и писатель пошел и дальше этим путем. И тут его подстерегала новая опасность. Одно время Мартьянов стал просто выворачивать беллетристические трафареты наизнанку. Выглядело это свежо, но это была тоже схема, только несколько более оригинальная, чем прежнаяя, «обратное общее место», как говорил Тургенев. Если, например, в рассказе появлялось два персонажа, один из которых «был молод, энергичен, и все на нем было выглажено, вычищено и блестело, как на картинке», а другой «был нетороплив, ничего на нем не блестело и не звенело, вдобавок на левом глазу вскочил ячмень», то истинным героем обязательно оказывался второй — неблестящий и с ячменем. Если молодой боец характеризовался как неловкий и недисциплинированный (его уже собрались в писаря переводить), то ему предстояло в мартьяновском рассказе сыграть главную роль в задержании иностранного агента. Если командир изображался так: «Был он дороден, осанист, с крупным выхоленным лицом и двойным подбородком», если в машине этот толстяк «величественно смотрел вперед, словно сидел на троне», то к финалу рассказа непременно должно было выясниться, что это очень умный, знающий и душевный человек.
 
От этой литературщины спасла Мартьянова его близость со своими героями. Сняв офицерский мундир, он не думал писать по воспоминаниям. Ежегодно несколько месяцев Сергей Николаевич проводил в дороге. С гордостью говорил, что нет в Советском Союзе границы, на которой он бы не побывал. И вот это непрерывное общение с жизнью своих героев и дало ему возможность насытить его лучшие рассказы красками подлинной жизни.
 
Все нынче меняется быстро, и граница, изображенная в рассказах Мартьянова, во многом не такая, как сегодня. Пришла новая техника, пришло новое поколение. Но неизменным остается мужество, стойкость, верность Родине. С гордостью за писателя-земляка думаешь, что в патриотическом воспитании молодых пограничников наших дней свою роль сыграли и его рассказы.
 
В последние годы жизни Сергей Мартьянов обратился к документальному жанру, восстановив в своих работах «По следам легенды» и «Первые залпы» историю одного подвига самых первых дней Великой Отечественной войны. Восстановил буквально из ничего, по крупицам, проделав огромную исследовательскую работу, разыскав сотни людей, перерыв десятки архивов, найдя оставшихся в живых героев, разбросанных по всей стране.
 
Сергею Николаевичу не довелось побывать на фронте. Молодой офицер-пограничник рвался в действующую армию, подавал десятки рапортов, но мало кого отпускали с дальневосточной границы, где за Амгунью, Амуром и Уссури затаился тогда до поры до времени такой сосед, в чьих чувствах сомневаться не приходилось. Мартьянов ощущал себя должником фронтовиков, и это чувство он влил в свой литературный труд, воскресивший героический подвиг заставы, сумевшей 22 июня сорок первого года остановить на своем участке натиск гитлеровцев.
 
А огромную работу по сбору материалов для «Первых залпов» писатель совершал уже тяжело больным. Самое скверное в гипертонической болезни то, что она и думать-то по-человечески мешает. Во время кризов физически трудно связать сколько-нибудь сложную мысль. Мозг голодает. Память изрыта провалами.
 
Чтобы преодолеть болезнь и работать, нужно иметь огромную волю, нужно иметь обостренное, побеждающее все чувство долга.
 
После «Первых залпов» Сергей Николаевич, и до того имевший громадное число друзей и знакомых во всех концах страны, стал поистине «человеком для людей». К нему обращались не только как к писателю, но и как к человеку, который может помочь восстановить справедливость, помочь найти правду в самых запутанных житейских ситуациях.
 
После того как он умер письма к нему шли еще много месяцев.
 
И в шестьдесят шестом и в шестьдесят седьмом он продолжал работать, хотя и значительное время проводил в санаториях и больницах. Написал маленькую автобиографическую повесть, начал работать над новой документальной вещью «Дело атамана Анненкова» (ее после кончины Сергея Николаевича завершила вдова писателя М. Н. Мартьянова, повесть была опубликована в журнале «Простор»).
 
Последний раз живым я видал Сергея Николаевича накануне 7 ноября 1967 года. После долгого перерыва он пришел в Дом писателей, ходил по всем этажам, здоровался со всеми знакомыми, поздравлял с праздником. В комнате русской секции рассказывал, как его лечат иглотерапией. Время от времени встряхивая головой, словно сбрасывая навалившуюся тяжесть. Никто, разумеется, не думал, что это прощание. Через месяц с небольшим я вместе с товарищами поднял его тело со стола в его квартире, чтобы положить в гроб.
 
Он умер в тяжелый алматинский зимний день. Из друзей последним с ним встречался писатель Залман Танхимович. По просьбе Сергея Николаевича он свозил его на своей машине на гору Кок-Тюбе — подышать свежим воздухом. Вечером договорились, что на днях съездят еще куда-нибудь. А к ночи начался криз.
 
Сергей Мартьянов родился в 1918 году. Его перу принадлежат вышедшие в Ужгороде, Алма-Ате и Москве книги «Сестры», «Однажды на границе», «Пятидесятая параллель», «Ветер с чужой стороны», «Короткое замыкание», «Первое задание», «Пограничные были», «Дозоры слушают тишину», «Первые залпы», «Поклонись своей молодости», а также сценарии кинофильмов «Мать и сын», «На границе все часовые», «Там, где цветут эдельвейсы».
 
1964—1972