Искандер сказал: «Не встречалось такой
Мне воды, чтоб сравнить мог с этой водой.
Подойдите — и жажды огонь зальем,
И пойдем к истокам воды ключевой.
Несомненно, там край богатый найдем,
Народ покорим, непокорных убьем,
Богатства возьмем и вернемся домой,
Безмерную славу добудем мечом».
И, напившись в ручье, напоив коней,
Продолжали путь,— и прошло много дней.
Шли под звон литавр, в блеске лат и кольчуг,
И к небу неслись песни трубачей.
Вот достигли горы — грозна, высока.
В ущелье уходит струя родника.
Золотые ворота сверкнули вдруг —
Встают пред ущельем под облака.
Искандер в ворота ударил рукой —
Далеко прокатился звон золотой.
Железная странно немеет рука —
Ворота стоят нерушимой стеной.
Искандер, не знавший преград никогда,
Искандер, в боях побеждавший всегда,
Всесильным доселе считавший себя,
Бессилье познавший, впал в гнев от стыда.
Высоко он поднял меча рукоять,
Ударил в ворота, опять и опять.
Заглушая голосом звон золотой,
«Откройте ворота!»— стал грозно кричать.
За воротами гул шагов прозвучал,
Голос сторожа Искандер услыхал.
«Повеления нет ворота открыть.
Чертог здесь всевышнего»,— сторож сказал.
«Я зовусь Искандером — царем царей,
Вся земля покорилась воле моей.
Непристойно владыке владык стоять,
Как просителю, у закрытых дверей!»
«Хвастовство, царь, не пристало уму.
Предел здесь владычеству, царь, твоему.
Ты завистлив и алчен, мир тебе мал,
Не пытайся расширить его — к чему?»
«Шел сюда я не день, не месяц, не год,—
И если предел, пути нет вперед,
И если до края земли я дошел,
Дай мне дар, чтоб видел его мой народ.»
«Многих ты покорил, но не взял всего.
Вот дар, что ты просишь, прими же его.»
И подает сверток сквозь щелку ворот,
Размером он в палец, не больше того.
Искандер удивился и дар открыл,—
Сильнее прежнего гнев чело омрачил.
В развернутом свертке увидел он кость,—
Сколько хочешь лежит их на дне могил!
Не постиг он урока своим умом,
Лишь увидел насмешку в даре таком.
Далеко от себя он кость отшвырнул.
«Не шути так глупо, привратник, с царем!»
При царе был мудрейший из мудрецов —
Аристотель — ученый древних веков.
«Это кость не простая, не бросай ее»,—
Так сказал он, хитрейший из мудрецов.
Он, как в книге, читал мысли всех людей,
И советам его внимал царь царей.
«Принесут пусть весы, положим на них
Кость и золота столько ж,— что тяжелей?»
Царь желание его оглашает вслух.
Обе чашки равны. Па одну из двух
Положили все золото, что нашлось,—
Но в сравнении с костью он — как пух.
Искандер видит это, он изумлен,
Бросает доспехи на золото он.
Опускается ниже мертвая кость:
Железом был золота груз облегчен.
К мудрецу Искандер вопрос обратил:
«Слишком мало сокровищ я накопил,
Перевесила их даже легкая кость.
Чем ее перевесить? Как ты б рассудил?»
Аристотель нагнулся, земли взял горсть
И посыпал землею мертвую кость,—
Чашка с нею поднялась выше той, другой,
Легче стала, чем камышовая трость.
Продолжая о виденном размышлять,
Обратился к мудрейшему царь опять:
«В этом чуде урок, неизвестный мне.
Объясни, как я должен его понять?»
«Кость — глазничная кость,— таков был ответ.—
В этом мире сокровищ столь ценных нет,
Чтоб насытиться ими мог алчный взор,
Лишь земля насыщет глаза вполне.
Ненасытность глаз у них велика,
Все им мало, хоть мир весь держит рука.
Но умрут они — и для мертвых их глаз
Алмаз и сапфир не ценнее песка.
О владыка, не гневайся, дай сказать!
Золотые ворота нам не сломать.
Хоть, знаю, досада твоя глубока,
Здесь предел твоей славы — славней не стать.»
Замолчал мудрец, и сказал царь тогда:
«Все дела мои —- прах, не стоят труда!
Да судит аллах!»— и пошел на закат,
И войско за ним повернуло туда.
Закончена повесть — не длинней рассказ.
Поучение в нем найдешь в добрый час.
О, влекущийся к славе, не хлопочи:
Ничем не насытит, кто алчен, свой глаз.
Жизнь кратка, поманит — и уже ушла.
Говори, встретив радость, не «есть»—«была».
Если совесть и честь, как товар, продал,
Презренны и слава твоя и дела.
Ничтожные любят себя похвалить.
Где достоинства нет, нельзя прикупить!
Говорить о цене своей надо ль тебе?
Если есть в тебе свет, он будет светить.