Г. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЦАРИЗМА ПО ЛИНИИ АДМИНИСТРАЦИИ,
СУДА И ПРОСВЕЩЕНИЯ
Как в капиталистических странах аппарат власти (администрация, суд, школа и т. д.) служит непосредственным орудием угнетения трудящихся классов капиталистами, так и в Туркестане колониальная власть, состоящая из русских и туземных чиновников, служила орудием угнетения в руках русского и туземного торгово-ростовщического капитала, переселенческого кулачества и зарождавшейся бае-манапской родовой буржуазии.
Вся российская колониальная административно-полицейская надслойка, начиная от генерал-губернатора и кончая уездными начальниками участковыми приставами, опиралась на местах непосредственно на туземную администрацию в лице волостных управителей, старшин, ка-зиев и баев, вербовавшихся, главным образом, из имущих слоев местного населения. Под видом сохранения в неприкосновенности местных обычаев и самоуправления туземцев, зиждившихся на основах шариата и адата (обычного права), царская власть умело использовала весь этот паразитический туземный элемент в своих интересах, приноравливая к последним правила того же шариата и адата, служивших до того орудием в руках туземных имущих классов. Для сочетания этой взаимной заинтересованности и создано было соответствующее Положение об управлении Туркестанским краем.
Указанное Положение об управлении краем являлось лучшим доказательством того, как царская власть поняла выгодность и необходимость сочетания своих фискальных интересов с интересами эксплуататорской верхушки туземного населения для совместного и более умелого грабежа трудящихся.
Как выше мы указывали, администрация играла огромную роль в колонизации переселенцами Туркестана, разрешении земельных споров между киргизами и крестьянами, проводя земельную политику в интересах кулаков и баев, стараясь всячески в этих случаях поживиться за счет бедноты. В докладной записке одного из очевидцев восстания в 1916 г. киргизов в Джетысуйской области, о деяниях администрации подлинно сообщается следующее (хотя длинно, но приведем эту выдержку):
“Образованное в 1903 г. в области Переселенческое управление, несколько сдерживавшееся генералом Ионовым, усилило свою деятельность с 1909 г., когда вступил в управление областью генерал Фольбаум, который, сойдясь с бывшим заведывающим переселенческим делом Велецким1*, приступил к беспощадному отбиранию киргизских земель с готовыми оросительными каналами, с садами и клеверниками. В результате через 6—7 лет у
1* В тексте ошибочно “Белецким”.
киргизов не то, что все лучшие, но более или менее сносные земли были отобраны и киргизы согнаны на пески и др. безводные места. Жалоб и каких-либо протестов не полагалось. Единичные смельчаки преследовались под разными соусами как политические преступники.
Временные комиссии, через которые проходили проекты земельных изъятий, составлялись из людей, искренно преданных политике переселенческого ведомства и генерала Фольбаума. Киргизские доверенные участвовали в таковых лишь для соблюдения формальности; во многих случаях протесты их заносились в протоколы комиссии в искаженном виде. Некоторые переселенческие чины (Юдин и другие) доходили даже до того, что, обещая устроить на лучших землях, уговаривали киргизских доверенных подписывать незаполненные текстом листы бумаги, которые затем использовали для целей изъятия. Многие чины переселенческого управления попутно с работами по изъятию земель просто занимались грабежом и обиранием киргизов.
Почти никто из переселенческих чинов не платил за выставлявшиеся для них юрты, за баранов, за лошадей, а иногда и рабочих. Фольбаум после своего прибытия в город Верный объявил казакам и крестьянам, что де он считает недопустимым, чтобы киргизский скот травил крестьянские поля, и приказал киргизским волостным управителям платить за всякую утерявшуюся у русского населения скотину и за каждую маломальскую потраву. Распоряжение это настолько понравилось казакам и крестьянам, что некоторые стали искать [плату] за потраву и скот чуть ли не с основания области"1*.
Далее, указывая на разные курьезы по взысканию за фиктивные кражи, потраву, пишущий вышеуказанный доклад перечисляет ближайших сотрудников Фольбаума следующим образом:
1) Бывший верненский уездный начальник — известный карьерист и каратель, герой джизакских событий полковник Павел Иванов (бывший потом военным министром колчаковского правительства), сыгравший очень важную роль в перемене условий жизни Семиречья в первые годы губернаторствования Фольбаума.
2) Бывшие заведующие переселенческим делом в области г.г. Велецкий и Шлегель.
1*Цитата с источником не сверена.
3) Пржевальский уездный начальник полковник Валерьян Иванов, любимец Фольбаума, доведший Пржевальский уезд до полного разгрома.
4) Полицмейстер города Верного Поротиков, самый интимно близкий человек Фольбауму, составивший за короткий срок службы хорошее состояние, развивший сеть особой системы сыска в области и захвативший благодаря этой системе и интимности отношений с Фольбаумом всю почти административную власть области в свои руки, этот Поротиков сыграл громадную роль и в возникновении киргизских беспорядков.
5) Начальник Атбашинского участка Хахалев, бывшие жандармские офицеры Астраханцев и Соколов, сделавшие совместно с Поротиковым для области много зла, при них, особенно Поротиков, очень сильно проявил свою злую и провокаторскую деятельность, развил в громадном размере агентуру, поставив во главе некоего сарта Закирбая Иса-баева, сделавшегося из картежника-кумаргаза богачом. Агенты Поротикова, всюду были в большом почете, разъезжали по степи на переменных лошадях и открыто обирали народ. Жаловаться было некому и очень рискованно. Вот один из многих фактов, рисуемый в докладе человека, лично видевшего такие деяния царской администрации.
Вопросы налогов и повинностей, ирригации и лесоводства и т[ому] п[одобное] являлись хорошими лазейками для указанного беспощадного грабежа. Всякие малейшие споры по вышеуказанным вопросам использовались для того, чтобы или наложить “штраф” или сейчас же “изъять” землю в пользу казны. Царская администрация старалась сохранить старые феодальные отношения в туземном обществе и завербовать на свою сторону не только туземную буржуазию, но и духовенство.
В качественном отношении в аппаратах власти сидели отбросы российского чиновничества, ибо в Туркестан в большинстве попадали всякие искатели легкой наживы, действительно через короткий срок наживавшие большие капиталы. У туземцев даже выработался соответствующий взгляд на способности чиновников: так, в глазах населения, если волостной управитель после своего назначения не богател сразу, то такого волостного считали малоспособным администратором.
Уездные начальники и приставы прекрасно знали “безбожное” обирательство туземной администрацией населения, но делали вид, что не замечают, ибо это было в их интересах. Переводчики, писари и джигиты (туземные полицейские из туземного населения) являлись посредническим связывающим звеном с туземной администрацией, и грабили население через них. Минуя переводчиков или делопроизводителя (т. е. не давши на чай), трудно было добраться до самого пристава или уездного начальника. Бай и кулак грабили беднейшее население беспощадно. Обращения последних с жалобой к высшей администрации всегда почти кончались неудачей, ибо право было за тем, кто обладал средствами.
Вот что пишут от этом грабеже туземного населения администрацией даже видные чины самой царской администрации.
Куропаткин в своем “всеподданнейшем” докладе1* на имя царя о причинах восстания, сознаваясь в стеснении киргизов в земле и грабеже дехкан торгово-ростовщическим капиталом, в отношении деятельности администрации пишет следующее:
“Штат (администрация)2* определили малочисленный и плохо материально обеспеченный. Этими мерами передали фактическую власть над населением в руки туземной администрации: волостных казиев и биев. Эти туземные власти заслонили население от администрации и приобрели огромную силу. В большинстве они служат по многу лет и не по выбору, а по назначению. Они по проявленному ими произволу как бы вернули времена до завоевания края русскими (власть беков). Народный суд стал неправый и неравный3* и вызвал, кроме Закаспийской области, недовольство населения”4*. Дальше Куропаткин ссылается на грабежи лесных сторожей и другие деяния администрации. В отношении туркменского населения Куропаткин в одном месте пишет так:
“К сожалению, с 1912 г. среди туркменов, особенно Мервского уезда, возникла между отдельными лицами и отдельными партиями острая рознь из-за неумелой, а в отдельных случаях и преступной деятельности низших агентов охранного отделения. Неосторожное набирание охранных агентов даже среди невежественных туркменов дало этим избранным вредную и опасную власть. Начали
1*Документ от 22 февраля 1917 г. (См.: Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. С. 87—100).
2*В круглых скобках вставка Т. Рыскулова.
3*В сборнике (см. прим. 1 ): неправым и неравным.
4*В сборнике цитируемый фрагмент на с. 94.
сводиться личные счеты на почве политической неблагонадежности, взимались взятки, а недающих заключали в тюрьму по доносам [обоих] политической неблагонадежности. Командированный по моей просьбе военным министром судебного ведомства генерал-лейтенант Игнатович подробно выяснил виновность отдельных лиц, кои, прикрывшись целью политического сыска, преследовали только личные цели1*.
Что же касается непосредственно туземной администрации (волостных, старшин, биев, казиев, аксакалов и др.), то она на основе Положения об управлении Туркестанским краем, действительно полновластно грабила население. Чины туземной администрации не ограничивались только грабежом от имени царских высших администраторов в соучастии с ними, но грабили также непосредственно от себя. У кочевников толкование родовых обычаев адата можно было использовать всячески, и туземные администраторы и баи использовали его в своих интересах.
“Ак-паша” (белый царь), “жарым-паша” (генерал-губернатор) для туземного населения были где-то далекими властями, но свои непосредственные “паши” и “жарым-паши” (в лице волостных и биев) были гораздо страшнее и ненавистнее. Беднейшие кочевники и дехкане еще у русского уездного начальника или пристава и мирового судьи имели надежду найти “справедливость”, но зато никакой надежны не питали на своих туземных “чинов”. Тут уже никакой правды нельзя было найти.
Мы не будем останавливаться подробно на характеристике деятельности волостных и старшин, через своих джигитов грабивших население, а остановимся, в частности, на характеристике деятельности туземных народных судов биев и казиев. Таковыми судьями могли быть только имущие элементы. Решение судьи всегда основывалось на том, кто больше “даст”. Туземные судьи грабили обе тяжущиеся стороны, но и выигрывал тот, который больше сумеет уплатить. Конечно, при такой системе выигрывали баи и манапы.
Бии и казии имели большую власть, могли приговаривать к тюремному заключению до 18 месяцев или оштрафовывать официально до 300 руб., а неофициально больше, без апелляции в русский суд, в том случае, если тяжущиеся стороны одни киргизы или одни узбеки. Тут
1*В сборнике: дела. Цитируемый фрагмент на с. 96.
бедняку было от чего заставлять себя “молчать”, подчиняться своей участи, не обращаться к русской администрации.
Не лучше обстояло дело с чрезвычайными съездами биев и казиев нескольких волостей или уездов, куда иногда обжаловались решения отдельных судей. Прежние решения или отменялись или оставлялись в силе в зависимости от того, кто давал большую взятку.
Среди оседлого населения, помимо вышеуказанного, истолкователи шариата при казиях давали заключения, перевертывая шариат в таком смысле, что бедняк оказывался всегда виноватым, и так на основе шариата, “разъясняли” ему, что он действительно в конце концов уверялся, что он виноват.
В области культурного развития туземного населения Туркестана интересы царизма направлены были к поддержанию всемерно первобытного состояния и невежества среди населения, ибо темный народ можно было гораздо лучше держать в подчинении, чем просвещенный. Если делались какие-либо попытки насаждения школ и просвещения, то они были направлены по линии обрусения и миссионерства. Мало того, обещая населению открывать городские училища и гимназии, деньги, собранные администрацией с населения для указанной цели, администрация употребляла в своих интересах или, если открывались соответствующие учебные заведения, то туда принимали почти исключительно детей русской чиновничьей бюрократии, отказывая в этом туземцам со ссылкой на неподготовленность.
В крае (по Масальскому49) еще в 1906 г. всех русских школьных заведений было 413 с 30 326 учащимися, из которых около 20% приходилось на туземцев. Туземцы больше всего учились в русско-туземных школах (числом до 90) и учительской семинарии, преследовавших миссионерско-обрусительные цели. Туземных учебных заведений старого типа: медресе, мектебе и др[угих] имелось в крае до 6300 с 75 000 учащихся. В этих учебных заведениях преподавание имело характер более религиозный и схоластический, с господствующим влиянием духовенства. Зарождавшиеся новометодные (реформаторские) школы джа-дидов50 еще были малочисленны.
Как к русско-туземным училищам относились туземцы свидетельствуют сами видные представители колониального го русского чиновничества. Вот что писал В. Т.1* Налив-кин: “Осенью 1885 г. были открыты 2 школы в селениях Ташкентского уезда. Сельское население отказывалось отдавать своих детей в новые русские школы. Не хотели отдавать их сюда и чины туземной администрации и ’’почетные влиятельные" туземцы. Часть детей (было приказано доставить их в определенном количестве) была насильственно взята у разной мелкоты, находившейся в личной зависимости от волостных управителей и сельских старшин; другую часть наняли у беднейшего населения. В Пскенте открытие школы состоялось в присутствии губернатора. Рано утром собрали по-праздничному одетых детей. У некоторых губы от страха побелели и дрожали. Но вскоре мальчики обошлись. У ворот и дверей стояли джигиты волостного управителя, опасавшегося, что в критический момент дети разбегутся. На плоских крышах домов, соседних с помещением школы, сидело несколько сот туземных женщин. Приехал губернатор. Его тотчас же окружила живая стена приспешников. Не успели последние разинуть рты, дабы начать свои обычные уверения в преданности населения, в его неизреченной благодарности и т. д., как на крышах поднялся невероятный вой: сар-тянки-матери, сестры, бабушки и знакомые будущих знатоков русского языка голосили, причитывая о них как о покойниках. Губернатор был смущен, но джигиты быстро разогнали баб и порядок был восстановлен"2*.
Дальше указывается о сборе волостными управителями с населения денег для найма учеников в русско-туземные школы, когда волостные управители, не зевая в этом случае, “поживились”.
Эти данные показывают, как в культурном отношении угнетали трудящиеся массы русские культуртрегеры: администраторы и купцы, а также туземная буржуазия. Русская администрация в религиозно-культурных притеснениях доходила до того, что пыталась даже официально повесить колокола в мечетях, а некоторые уездные начальники пробовали заходить с собаками во время молитвы в мечети.
Останавливаться на фактах недовольства и волнений среди туземного населения еще до восстания последнего в 1916 г., всяческих гонениях администрации, на зачатки
1* Так в тексте. Видимо, идет речь о В. П. Наливкине.
2* Источник не обнаружен.
политической организации туземного населения, туземной печати и т. д. не будем.
Агенты российских фирм и их союзница — туземная торговая буржуазия, переселенческое кулачество и его союзники — киргизские баи и манапы, вкупе со всей царской колониальной русской туземной администрацией, в глазах туземных трудящихся представлялись без всякого подразделения на “своих” и “не своих” одним и тем же враждебным классом, со стороны которого шли всякие бедствия и напасть на бедноту, и были все одинаково ненавистны.
И против этой административно-паразитической над-слойки, служившей прикрытием и орудием в руках русско-туземного торгово-ростовщического капитала и кулачества, должны были рано или поздно выступить решительно туземные трудящиеся.