Главная   »   Прошлое Казахстана в исторических..   »   ВОССТАНИЕ ИСАТАЯ ТАЙМАНОВА


 ВОССТАНИЕ ИСАТАЯ ТАЙМАНОВА

 

 

… Для укрепления ханской власти было необходимо сгруппировать вокруг нее все реакционные силы, создать более прочный административный аппарат, на который можно было бы опереться в случае новых волнений в Орде.
 
Председатель пограничной комиссии Гене и Джангерхан прекрасно это понимали и приступили к реорганизации управления Ордой.
 
В первую очередь было необходимо покончить с родовой администрацией, внутри которой гнездилась оппозиция Джангер-хану, которая могла вновь организовать народные массы и потянуть их на защиту своей национальной свободы.
 
Полковник Гене пришел к мысли, что для этого нужно постепенно определять ордынских начальников не по родам, а по урочищам их, не обращать уже больше внимания на родовое деление Орды. Распределив Орду на известные районы и приписав к ним кочевавших там казахов, назначить им начальников, которым бы они подчинялись, как уже сказано выше, независимо от родовой принадлежности.
 
Такая система управления, получившая название дистанционной, уже была введена по Уральской линии в 1831 г. и дала положительные результаты в смысле правильного административного устройства прилинейных казаков. Местные или дистанционные начальники не уходили в отдаленные кочевки: они оставались на своих местах и несли ответственность за население своего района. Это ставило их в прямую зависимость от высшей администрации, а они в свою очередь подчиняли себе местное население и являлись проводниками русского влияния в Орде.
 
… Начиная с 1830 г., Джангер-хан постепенно начал закреплять общественные земли в владение частных лиц. Сначала он раздавал их местным начальникам и султанам в награду за службу, а потом просто стал распродавать богатым казахам за деньги, выдавая на право владения особые акты.
 
По подсчету Оренбургской Пограничной Комиссии с 1830 г. по день смерти в 1845 г. Джангерхан выдал 1517 актов на владение землей, при чем некоторые из них даны в отмену ранее выданных тем же ханом.
 
По существу это сводилось к полному расхищению ордынских земель. Накоторые роды и отделения оказались в весьма тяжелом положении, так как их старые кочевки отошли в собственности отдельных лиц; а некоторые же из них сумели приобрести большую территорию земли. Так, например, немногочисленный Ногайский род сумел получить в свою собственность 1.800 тыс. дес. земли. Султаны Чингалий и Мучигалий получили в частное владение 700 тыс. дес. земли по Камыш-Самарским озерам, которая раньше принадлежала Байбактинскому роду. Караул-ходжа Бабаджанов, ханский тесть, владел 700 тыс. дес. земли по побережью Каспийского моря, куда откочевывали на зимовку казахи разных родов в числе до 12 тыс. кибиток; и, наконец, сам хан Джангер с ближайшими родственниками владел 400 тыс. дес. лучшей земли по р. Торгуй.
 
В результате такого расхищения две трети всей территории Букеевской Орды оказались во владении частных лиц, и только одна треть была распределена между казахскими родами.
 
… Джангер-хан при раздаче административных постов своим приверженцам предпочитал старикам султанов и старшин молодого поколения. Между тем народ привык видеть у власти стариков, умудренных опытом долгой жизни, и знатоков, хранителей обычаев старины. Назначение молодых людей на командные должности в Орде и их высокомерное обращение с народом вызывало ропот и недовольство. Еще губернатор Эссен обратил на это внимание Джангер хана и посоветовал ему осторожное отношение к традициям Орды. Джангер-хан был вынужден последовать совету военного губернатора и, как мы знаем, в 1828 г. учредил при своей особе Ханский Совет из 12 старейшин орды. Это была единственная уступка требованиям народа после восстания в 1827 г. Однако Джангер-хан сумел поставить с свою зависимость ханских советников и так изолировать их от народных масс, что они скоро превратились в прислужников и чиновников хана, лишенных всякой инициативы и по всем послушных ханской воле. Заветной мечтой каждого ханского советника, каждого приближенного к хану султана, была мечта сделаться сборщиком ханских податей, так как эта должность приносила огромные доходы.
 
Нам уже известно, что хан взимал два вида налогов: зякет, как общегосударственный налог, и сугум — на содержание Ханской Ставки.
 
… Общая сумма зякета, как это видно из упомянутого нами выше отчета военного губернатора, простиралась до 115 тыс. рублей серебром в год.
 
А. Харузин в своей книге: „Киргизы Букеевской Орды" определяет общую сумму зякета в 82 тыс. р., что находится в большом противоречии с данными отчета военного губернатора.
 
Вторым видом налога был сугум. Это был сбор скота на содержание Ханской Ставки, который распределялся следующим образом: каждые 15 кибиток должны были платить одну корову 5 лет, или жирную кобылу, или 40 руб. деньгами на ассигнации. Принимая в среднем число кибиток в 30-х годах прошлого столетия в 15 тыс., мы получим, что хан ежегодно собирал в свою личную пользу 1 ООО кобыл или коров. По Харузину сугум определялся в 4 тыс. коней или 24 тыс. баранов ежегодно.
 
… Из отчета Оренбургского губернатора, на который мы ссылались выше, видно, что в 1825 г. Букеевская Орда, при народонаселении в 10 тысяч кибиток, численностью в 51 тыс. жителей обоего пола, владела 5 мил. 500 тыс. дес. пастбищной земли и следующим количеством скота: верблюдов 51 тыс., лошадей — 491 тыс., рогатого скота— 105 тыс., и мелкого скота 1924 тыс., а всего 2572 тыс. голов.
 
По данным того же отчета, в 1850 г. состояло: населения 21 тыс. кибиток, 100 тыс. душ обоего пола, т. е. увеличилось в два раза. Земля осталась без изменения. Количество же скота выражалось в следующих цифрах: верблюдов 60 тыс., лошадей 330 тыс., рогатого скота 250 тыс. мелкого скота 1200 тыс., а всего 1860 тыс. голов, против 2572 тыс. голов в 1825 г. Таким образом, при увеличении народонаселения на 100 проц., количество скота понизилось на 27 проц., а так как все богатство казахов состояло в скоте, то эти цифры являются показателями падения народного благосостояния. Если в 18 25 г. на каждую душу населения приходилось 56,6 голов скота, то через 25 лет это отношение понизилось до 18,6 голов.
 
… Из цитированного выше отчета Оренбургского военного губернатора видно, что до 1832 г. казахи Букеевской Орды продавали излишки своего скота на русских рынках, в гг. Уральске, Гурьеве, Астрахани, Саратове и других. По сведениям Букейхана, со времени перехода на внутреннюю сторону, с 1804 по 1814 год, т. е. за 10 лет, казахи продали следующее количество скота: лошадей 40 тыс., рогатого скота 16 тыс., и мелкого 30 тыс. голов.
 
Продажа скота на русских рынках вообще поддавалась очень слабому учету и не приносила Джангер-хану никаких доходов, почему он, под видом оберегания казахского населения от эксплуатации торгового капитала, воспретил населению Орды сбывать свой скот в русских городах, установив для этой цели ярмарки в Ханской Ставке. Ярмарки эти открывались два раза в год: с 15 апреля по 15 мая и с 15 октября по 15 ноября. Первая ярмарка была открыта в 1832 г.
 
По сведениям хана ярмарочные торговые обороты в Ханской Ставке выразились в следующих цифрах: в 18 3 7 г. привоз товара — 597.603 руб; продано 368.775 руб. 50 коп.; в 1838 г. привоз товара 562.971 руб., продажа 339.174 р. 10 к.; в 1839 г. привоз товаров 691.628 р.; продажа — 333.548 р. Данных о торговле за предыдущие и последующие годы не имеется, но уже из цифр за это трехлетие можно установить тенденцию сокращения торговли с каждым годом, что можно объяснить отчасти тем же упадком народного хозяйства, а отчасти народным восстанием под предворительством Исатая, которое происходило в 1836— 1838 гг.
 
Внутренняя торговля в Орде была сосредоточена в руках некоторых старшин и торговцев татар, через посредство которых русский торговый капитал проник в Орду. Нам встретилось одно очень интересное дело канцелярии военного губернатора за 1827 г., в котором идет речь об иске вдовы полковника князя Багратиона, астраханской помещицы, к известному нам Караул-ходже Бабаджанову. Оказывается, Караул-ходжа состоял в одной торговой компании с указанной помещицей и еще некоторыми русскими капиталистами и при ликвидации ими дела не хотел уплатить 16 тыс. рублей за забранные у них товары.
 
… Главными руководителями нового восстания, начавшегося в 1836. были Исатай Тайманов и Мухамед Утеми-сов, как они значатся по русским бумагам.
 
Оба батыря происходили из Бершева рода, Джаикова отделения и считались старшинами.
 
Исатай-батырь рано выдвинулся своими способностями из числа однородцев и, будучи совсем молодым человеком, уже в 1812 году Букей-ханом был назначен на должность старшины Джаикова отделения. Это назначение впоследствии было утверждено Оренбургской Пограничной Комиссией, которая 25 ноября 1814 г. выдала Исатаю именной указ на звание старшины и печать.
 
… Нам уже известно, что в 1818 г. в Орде произошли народные волнения. По архивным материалам нам не удалось установить, какую позицию по отношению к этим волнениям занимал Исатай батырь; но сохранилось письмо Уральского атамана Бородина от 14 октября 1819 г., в котором атаман обратился к батырю Исатаю с просьбой повлиять на народ с целью успокоения Орды.
 
„Я прошу вас внушить ордынцам,— писал Бородин Исатаю,— что государь, даровав Букею земли в Астраханской губернии, не намерен удерживать народ на этих землях против его воли и готов склонить слух милосердия к их желаниям, если только они изъявлены законным образом и не соединены со своеволием и неповиновением установленным властям.
 
… С начала возведения в ханы Джангера, Исатай пользовался его доверием. Это видно, например, из предписания Джангерхана Исатай-батырю от 29-го ноября 1826 года; в предписании этом хан поручил Исатаю быть своим представителем при бухарском посланнике, который следовал через Букеевскую орду в город Астрахань.
 
… Как старшина Бершева рода Исатай участвовал на известном съезде представителей Орды в 1828 г., на урочище Уяла, в присутствии Джангер-хана и председателя Пограничной Комиссии полковника Генса. Здесь Исатай вместе с другими старшинами дал клятвенную запись на повиновение Джангер-хану, на которой имеется печать.
 
… Когда уже началось дело о восстании Исатая, то Джангерхан в письме от 13-го декабря 1837 г, писал Оренбургскому военному губернатору генералу Перовскому, что Исатай Тайманов никогда не отличался „хорошей нравственностью".
 
Из справки, приведенной ханом, видно, что в первые годы вступления на должность губернатора генерала Эссена (в 1817 г.). Исатай был предан суду Оренбургской Пограничной Комиссии,— будто бы за ограбление старшины Утемиса Кулманиазова. Исатай был арестован по этому делу и долго содержался в Сарайчиковской крепости, из которой был выпущен за выкуп 20 тыс. рублей. Кто такой был Утемис и какой характер носило это ограбление, из справки хана не видно.
 
… В 1823 г. Исатай-батырь был вторично арестован правителем Букеевской Орды султаном Шигаем Нуралие-вым по обвинению в убийстве казаха Теминского рода, Бессарина Отделения Насана Утелялова. Исатай-батырь был отправлен в г. Оренбург под конвоем донских казаков, взятых с Каспийской линии, но дорогой ему удалось бежать от своих конвоиров, и он вернулся в Орду, где продолжал попрежнему занимать должность старшины Джаикова отделения.
 
… Сам Исатай на допросе в декабре 1836 г. показал, что он „по воле начальства был оправден".
 
Несмотря на эти возводимые обвинения в уголовных преступлениях, Исатай-батырь все время продолжал занимать должность старшины и пользоваться в Орде почетом.
 
… Исатай-батырь вместе с подведомственными ему аулами владел кочевками, которые были закреплены за ним грамотой Букея хана от 12-го марта 1812г., которую мы приводим здесь полностью:
 
„Подвластному мне старшине Бершева рода Исатаю Тайманову даю я сие вольное письмо в том, что подведомственным ему киргизам позволяю я иметь зимовое кочевье при берегах Каспийского моря, между кордонами Кокоревскими, Летним и Кулпинским, разумея от степной кордонной дороги и до самого моря, где он за лучшее находить будет как для себя, так и для киргиз ему подлежащих, каковую раскочевку киргиз предаю я на его Тайманову попечительность и волю".
 
Права Исатая и подведомственных ему казахов на эти кочевки были подтверждены и Джангер-ханом в августе 1826 г., который писал при этом следующее: „Разрешаю Исатаю Тайманову кочевать на тех самых местах, где ежегодно зимовал, и пользоваться кормами на местах, называемых Кюйга-Арал и Кара-Камыш, на берегах Каспийского моря.
 
В 1834 г. Джангер-хан выдал на занимаемые Исатаем земли новую грамоту с приложением особого плана, составленного, повидимому, аульными землемерами. План этот представляет собою грубую схему урочищ, начерченную без соблюдения масштаба и других топографических правил и размалеванную коричневой краской. В центре этой схемы обозначена гора Мактубна, вокруг которой расположены урочища: Бурлы-Уй, Кара-Куйлы, Утяб-Бер-ган, Байбта-Чаглы, Кудук-Чаглы, Казун-Тункарган, Ачи-Куйлы, Тубяр-Куй, Куваган-Чаган, Куруган-Чаган, Кунтугай, Ака-Бавыр, Джулькум.
 
На плане имеется надпись Джангер-хана следующего содержания: „Скрепив план сей, дозволяю старшине Исатаю Тайманову за его усердную службу и всем его близким родственникам зимовать на местах, начерченных на плане сем, и пользоваться ими. Хан Джангер печать приложил".
 
… Самым замечательным сподвижником Исатай-баты-ря был Махамбет-батырь — сын Отемыса. Махамбет-ба-тырь известен по русским бумагам под именем Мухамеда Утемисова, как и мы будем его называть для удобства пользования выписками из архивных дел.
 
Подобно Исатаю Тайманову, Мухамед происходил из Бершева рода Джаикова отделения и по бумагам Джангер-хана тоже числился старшиной.
 
В своем показании от 8-го ноября 1836 г данном русским следователям, Мухамед говорит, что он был назначен Джангерханом старшиною, в чем у него имеется открытое предписание хана от 9-го июня 1834 г. за № 572, но Пограничной Комиссией в звании старшины утвержден не был.
 
Мухамед Утемисов был грамотен по-татарски и по-русски, что в то время составляло для простого казаха большую редкость, и это обстоятельство сильно возвышало его в глазах современников. Где научился грамоте Мухамед, нам не известно. Повидимому, он много путешествовал,— был в Хиве, а может быть и в Бухаре. Он славился по Орде, как искусный акын (певец) и оратор, почему везде и всюду был излюбленным гостем. Есть указание на то, что Мухамед одно время жил в Ханской Ставке и был чем-то вроде придворного акына Джангерхана. Во всяком случае Мухамед пользовался расположением ханской семьи; но впоследствии он почему-то разошелся с ханом. Это обстоятельство подтверждается в письме Джангер-хана Оренбугскому губернатору от 13 декабря 1837 г., в котором хан говорит, что Мухамед одно время состоял при его сыне.
 
„Киргизец Мухамед Утемисов, ближайший и первый его (Исатая) сообщник и первый пособник этого мятежа,— пишет хан,— нехорошего был поведения: в Оренбурге при малолетнем сыне моем Зюлькарнаине, но я прогнал его, как негодяя".
 
Злейший враг Исатая и Мухамеда, Караул-ходжа впоследствии доносил, что Мухамед Усемисов был „нечестного поведения" и содержался в Калмыковской крепости по обвинению в провозе контрабанды из Хивы через Уральскую линию.
 
Сам Мухамед в показании своем от 10 декабря 1836 г. показал, что 6—7 лет тому назад он был схвачен русскими властями и обвинен в тайном переходе через Уральскую линию, за что около 2-х лет содержался в тюрьме, в Калмыковской крепости. В 1831 г. во время холерной эпидемии ему удалось бежать из тюрьмы и скрыться в степи. Просидев около 2-х лет в русской тюрьме, Мухамед Утемисов, подобно Исатаю, вышел из нее переполненный ненавистью к русскому господству. Эти чувства сближали обоих батырей между собой. Решительный и пылкий Мухамед Утемисов,— поэт и народный трибун,— как бы дополнял собой осторожного и вдумчивого Исатая, который умел взвесить все обстоятельства, прежде чем предпринять какой бы то ни было решительный шаг.
 
Мухамед был душою восстания. Владея русской и татарской грамотностью, он писал воззвания по Орде, послания Джангер хану и русскому правительству от имени Исатая и народа. Он разъезжал по аулам, агитировал, поднимал народ против Джангера и первый подтолкнул Исатая на путь решительной вооруженной борьбы.
 
… Начало борьбы Исатая батыря с Джангер ханом и вообще с существующим режимом в Букеевской орде положили личные столкновения Исатая с управителем прикаспийских казахов Караул-ходжей Бабаджановым, который был назначен на эту должность в 1833г.
 
… Управляя прикаспийскими казахами, Караул-ходжа, в качестве представителя подведомственных ему родов, заключал договора с управляющими помещиков Юсуповых и Безбородко на аренду у них земель для зимовых стойбищ казахов: он же расплачивался с ними за аренду, собирая деньги с ордынцев. Перед Караул-ходжей открывалось широкое поле деятельности: он распределял между казахами места для зимовок, собирал с них плату за аренду и благополучие каждого рода находилось в его руках.
 
При заключении договора с помещиками допускались кабальные сделки, особенно невыгодные для казахов. Так, например, в договоре, заключенном Караул-ходжей с управляющими имениями графа Безбородко в 1834 г., между прочим, было сказано: „Киргизы могут занимать своими зимовками места с правой стороны от степной линии по курсу от норда на зюд, через Тельпеневскую ватагу, а слева — до дачи князя Юсупова".
 
Это была та линия, за которую казахи не могли перепускать свой скот; намечена она была крайне неопределенно, так как, где же было разбираться простому темному казаху — пастуху в этом направлении „от норда на зюд". А между тем за перепуск скота за эту обусловленную линию казахи по договору обязались кроме „условного акциза", т. е. арендной платы, платить штраф по 10 р. с каждой кибитки и по 50 к. с каждой перепущенной скотины и по 10 р. за каждый потравленный воз сена.
 
Уже в 1835 г. Исатай повел кампанию во что бы то ни стало добиться смены Караула-ходжи. Указания на это мы находим в письме Исатая на имя султана Зюлькарнеина (очевидно, одного из сыновей Джангер хана) от 26-го июня 1836 г., в котором говорится следующее:
 
„В прошлом году, когда я ездил с Вами по Орде, Вы изволили собирать старейшин и почетных ордынцев Берше-ва рода и объявили им, что Караул-ходжа Бабаходжин будет отставлен от должности и что он не будет управлять нами. Ваше степенство, сами изволите рассудить, что тому человеку, которого почитают врагом, если поручить управление, то, разумеется, он никому добра делать не будет и через это происходят беспорядки. За этим остается Вам объяснить, что о причиненных нам после отъезда Вашего притеснениях мы объявили по приезде к Вам.
 
„Повеление Ваше, объявленное старшиною Кунгузом Илемесовым, будет в точности исполнено, но по несовершению прежнего Вашего обещания, народ много претерпел вреда".
 
… Караул-ходжа со своей стороны тоже принимал меры и в своих донесениях Джангер хану изображал Исатая, как „народного возмутителя" и „ослушника ханской воли и законных властей".
 
В свою очередь Исатай посылал к хану неоднократные жалобы, в которых разоблачал злоупотребления Караула-ходжи.
 
 О, владетель наш — писал Исатай хану в начале 1836 г.,— от определенного Вами в должность правителя полкового эсаула Караул-ходжа Бабаходжина мы мало видим правосудия. Если мы объясним вам об его управлении, лихоимстве и поборах, то вы все поймете".
 
… „О, владетель наш!—заканчивает свое прошение Исатай и его единомышленники, родовые старшины:— неужели никто не будет управлять нами? Если обиженный и притесненный приносит жалобу правителю, то неужели не будет ему правосудия?
 
Мы просим, чтобы Караул-ходжа не выдавал себя за правителя и не налагал бы на народ тяжелые поборы. Если определенные вами правители не хотят советоваться с другими старшинами, то гораздо лучше было бы, если их лишили той должности и мы жили бы без них.
 
„Народ желает владеть своею собственностью, а не другой кто и никто не имел бы налагать поборы.
 
„Просим не оставить нас ответом. Если на сие не получим ответа,— будем писать вам второй раз, а если не получим ответа и на следующее письмо, то будем думать, что нет над нами никакого начальника, тогда лучше будет старшинам оставить их жилища, а бедному народу нашему бросить все имущество и скот и потом удалиться".
 
… В ответ на это послание Исатая Джангер хан прислал ему письмо от 5 марта 1836 г., выдержки из которого мы здесь приводим:
 
„Получив твое письмо — пишет Джангер хан,— я был намерен при личном свидании сделать должное распоряжение и доставить каждой справедливой стороне удовлетворение.
 
„Но, к сожалению, от разных лиц узнал, что вы подстрекаете народ, чтобы жить в расстройстве и что некоторые по наущению вашему уже взбунтовались.
 
„Зная твой ум и усердие, я не хочу лишать тебя моего доверия; однако, желая узнать то в точности, я для личных объяснений требую немедленного вашего прибытия.
 
„Вы не думайте, что требую вас для обнаружения поступков, но если вы, старшина, не поверите словам моим и не явитесь, то я буду думать, что чувствуете вину свою.
 
„Разумеется, я понимаю твои желания, но ты должен умерить пыл своих страстей и потом уже ожидать исполнения желания. Но что это за ожидание милости, когда почитаешь себя товарищем и враждуешь против хана, как против равного себе! Это не будет ожидание, а просто насильственное вынуждение. Это я пишу за усердие твое, которое ты оказываешь по службе, а то без сомнения не стал бы писать к тем, что выдумывает пустые мысли и потом распространяет их. Но много писать не прилично".
 
… Получив донесение Караул-ходжи, что Исатай батырь отказывается добровольно прибыть в Ханскую Ставку, что под его влиянием в Орде действительно происходят беспорядки, Джангер хан 17 марта 1836 г. отдал Караул-ходже приказ: немедленно, „с помощью народа", схватить старшин Исатая Тайманова, Усу Тюлеганова, Мухамеда Утемисова, Тиналия, представить их в Ханскую Ставку.
 
Получив этот приказ, Караул-ходжа собрал из подве-доственных ему аулов Бершева, Адаевского и Таминского родов 522 джигитов и вместе с несколькими старшинами этих родов двинулся к аулам Исатая и его друзей.
 
Услыхав о приближении Караул-ходжи с войском, Исатай быстро организовал оборону своих аулов, обнес их рогатками и, собрав около 200 человек своих приверженцев, стал ожидать приближения Караул-ходжи.
 
4-го апреля отряд Караул ходжи прибыл к могиле Ки-ляли, находившейся на расстоянии одной кочевки от аулов Исатая, остановился здесь и послал к Исатаю старшину Сатира Баршигаева и муллу Кабыка для переговоров, через которых требовал, чтобы Исатай подчинился „воле хана и императора" и „во избежание гибели жен и детей" явился бы к нему к могиле Киляли.
 
Исатай действительно исполнил требование Караул-ходжи, но явился к могиле Киляли в сопровождении 200 вооруженных джигитов и со знаменем в руках. Все пять старшин, которых было приказано арестовать и отправить в Ханскую Ставку, были одеты в кольчуги и шлемы; они выехали вперед и предложили Караул-ходже решить свой спор единоборством.
 
Однако у Караул-ходжи не оказалось никакой охоты драться с Исатаем, а тем более рисковать своей драгоценной персоной. Среди окружающих его старшин, ханских приверженцев, тоже не нашлось охотников принять вызов Исатая. Сопровождавшие Караула-ходжи джигиты также не проявляли ни малейшего желания вступить в бой с популярным батырем, почему Караул-ходжа, посоветовавшись со своими старшинами „во избежание пролития крови" решил благоразумно уклониться от боя с „мятежными" старшинами.
 
Караул-ходжа благородно ретировался: он удалился в свои аулы и распустил свой отряд, не исполнив приказа хана. Таким образом столкновение обошлось без кровопролития, но опасность народного возмущения стала еще более реальной, чем прежде.
 
Исатай-батырь пока тоже не хотел вооруженного конфликта с Джангер-ханом; после набего Караула-ходжи он даже попытался еще раз мирными средствами добиться правосудия у хана, почему и отправил к нему следующее прошение:
 
„Имеем честь довести до вашего высокостепенства, что причиняемые определенным вами в 1833 г. управителем при берегах Каспийского моря Караул-ходжей Баба-ходжиным угнетения превзошли всякую возможность.
 
„ 18-то марта сего 1836 г., будто бы по повелению вашего степенства, он опубликовал состоящим в вашем ведомстве бию Байту и старшинам Сукбаю, Биаксайбе, Кубеку, Мактубаю, Акберде, Бабатеку, Майбушу и Тляву и Беричевского рода старшинам Сагыру, Якшисыку и другим, а также старшинам КердеринсКого рода, дабы они с подведомственными каждому из них киргизами собрались для убийства нас по какому-то преступлению против в. в., при чем объявили, что скот наш будет разделен между теми, кто будет при задержании нас.
 
„Почему из вышеозначенных отделений 24 марта собралось вооруженных разным смертоносным оружием 800 человек и намеревались сделать на нас нападение.
 
„Получив о сем сведение, мы для защиты себя обрыли вал, сделали рогатки и находились с семействами в чрезвычайной горести, не зная, по какой причине готовится нас такое несчастье.
 
„Между тем увидели нарочно посланных от в. в. старшин Дуйсанбая и Сеит-бергана и, прочитавши предписание ваше, весьма обрадовались. Потом объявили означенным старшинам претерпеваемые нами от Караул-ходжи притеснения. Они объявили нам, что кроме в. в. никто не может делать нападения, отбирать скот и казнить людей и что Караул-ходже повеления на это не дано, а только приказано звать нас к себе. После этого Караул-ходжа сборище свое распустил и мы, оставивши свои укрепления, начали кочевать по своим местам.
 
„Старшины отправились к ходже, сказав, что вернутся в тот же день вечером или на другой день в полдень, а если не приедут, то это значит, что действительно есть от вас такое также повеление и чтобы мы тогда опасали жизнь свою, но что они сами не хотят подвергнуться безвинной гибели.
 
„В полночь мы осведомились, что означенные старшины Дуисанбай и Сеит-берган в сборище ходжи идут на нас, почему заключили, что есть на это повеление ваше. Мы перекочевали на другие места и снова окружились валом и рогатками.
 
„31 -го марта еще прибыли посланные от вас бии Алтай (Досмухаметов) и Шаригат. Мы по прочтении милостивого повеления вашего просили защитить нас от сборища ходжи и распустить оное по своим местам; если же в чем мы виноваты, то взыскать с нас, а ежели невинны, то представить перед особу нашу.
 
„Сказанные бии уговаривали ходжу оставить нападение. Но тот отозвался, что он не хочет их слушать, а делает то, что знает и сам даст нам ответ. После того, как бии не могли уговорить его, они уехали. А он, продержавши нас 6 дней в осаде, прислал к нам в 7-й день после полудня, трех человек; Тагучу, Кабыла, Сагыр-Адия с предложением, дабы мы, во избежание погибели жен и детей наших, вышли из укрепления к могиле, называемой Киляки, где он будет с нами драться. Дабы сохранить от гибели семейства наши, мы вышли на назначенное нам место; где нас, однако, бог сохранил.
 
„Хотя мы ожидали ответа от Дуисанбая и Сеит-берга-на, но милостивого ответа не последовало. Через 6 дней они прислали бумагу, которую вы увидите.
 
Во время нахождения в укреплении в 24 марта по 5 апреля употреблено в пищу на 500 человек, по 20 баранов в сутки,— 240 баранов; погибло в неволе от недосмотра 21 верблюженок; издохло 63 жеребенка, 14 телят и 270 кургашков. Кроме того слышу, что из построенного мною дома при морском берегу, где находятся моя жена и дети, Каракубан Угянов увез 220 дерев, 12 досок и 2 кошмы".
 
В начале июля, совершенно неожиданно для хана, Иса-тай-батырь, Мухамед и другие их сподвижники решили лично явиться в Ханскую Ставку, оправдаться перед ханом в возводимых на них обвинениях и подать жалобу на злоупотребления Караул-ходжи. В числе 17 человек они выехали из своих аулов и направились к кочевникам Джангер хана, на урочище Кандагач.
 
Слух о движении Исатай-батыря к хану с жалобой на Караул-ходжу и других управителей быстро разнесся по казахским аулам. В каждом ауле было немало лиц, так или иначе обиженных и недовольных Караулом-ходжей и бием Балкой. Они пожелали присоединиться к батырю, чтобы вместе с ним пожаловаться хану и потребовать смены этих недостойных правителей народа. Мало-по-малу к Исатаю стали присоединяться со всех сторон новые спутники и вскоре число их возросло свыше 100 человек. Поездка Исатая к хану принимала характер свободной демонстрации, к которой, пожалуй, могла присоединиться вся Орда из солидарности к своему вождю и в знак протеста против насилия ханских чиновников.
 
Скоро до Джангер хана докатился слух, что к его ставке двигается Исатай батырь „с большим сборищем вооруженных людей". Это известие страшно напугало хана, который был совершенно неподготовлен для отражения Исатая, если последний шел к нему с враждебными намерениями.
 
Хан принял экстренные меры для защиты своей ставки. Во-первых, он послал к астраханскому губернатору с просьбой прислать ему на помощь отряд казаков и калмыков с артиллерией; при этом движение Исатая было заранее обрисовано, как опасное народное восстание.
 
Затем Джангер-хан приказал своим султанам и старшинам собрать „благонадежных" джигитов, с которыми выступить на встречу Исатаю и отразить его. По всем аулам, лежащим на пути Исатая, были посланы гонцы с приказом хана — не давать Исатаю и его спутникам ни продовольствия, ни крова, ни лошадей, так как „собрание его с оружием противно законам, тишине и спокойствию народа".
 
Навстречу Исатаю были отправлены ханский советник бий Алтай Досмухаметов, султан Балпан и ходжа Дарий с письменным повелением хана, скрепленным подписью всех членов Ханского Совета, в котором ему было приказано немедленно распустить „сборище киргизов" и вернуться в свои аулы.
 
Ханские посланцы встретили Исатая и его спутников на урочище Толубай в 100 в. от кочевок хана, и передали ему ханское повеление. Они обещали батырю от имени хана, что через 12 дней в его аулы прибудут члены Ханского Совета для расследования претензии народа на Караул-ходжу и бия Балку Худайберганова,
 
Исатай поверил обещаниям хана, распустил своих спутников по аулам и вернулся обратно. Между тем хан Джангер 14 июня отправил военному губернатору донесение, в котором снова просил, не упускать время, „задержать под стражу через линейное начальство Тайманова и Утемисова и удалить их от всяких сношений с ордынцами и передать  другим".
 
В этом донесении хан говорил, что Исатай подпал под влияние Утемисова, „который беспутного и дурного поведения". 
 
„Утемисов придумал особенный вымысел следовать ко мне на кочевьй с вооруженной шайкой киргизцев разных родов, по нехорошим своим качествам приставших к нему в сообщничество, разглашал предлог говорить со мной о народных делах и о жалобах на старшину полкового есаула Караул-ходжу Бабаджанова,— писал хан."
 
Сборище его начинало умножаться более при следовании уже в пути по аулам, а также с умышленными дерзкими разглашениями, будто бы дана будет с Уральской линии опять команда для разыскивания каких-то беглых или в табунах лошадей с русскими товарами.
 
„Исатай оправдывался тем, что киргизы сами собрались к нему и он их к себе не приглашал. По самой истине должно полагать, что таковым прикрытием они хотели себя оградить от задержания по уголовному делу и теми нелепыми слухами тревожить народ и показать ему, что он имеет право поступать таким образом в орде против меня".
 
Далее хан говорит в своем донесении о том, что он потребовал от астраханского губернатора казаков и собрал приверженных порядку киргиз для отражения Исатая.
 
В заключение своего донесения хан просит оренбургского губернатора разрешить ему на будущее время „не щадить киргиза проступки при первом покушении, если оные возникли вопреки покою и благоденствию народа, какие издавна он имеет в орде”.
 
В распоряжении Джангер хана в Ханской ставке всегда находился отряд астраханских казаков в составе 3-х офицеров и 174 нижних чинов. Но дело в том, что Джангер хан не вправе был употреблять этот отряд для подавления народных восстаний, не известив военного губернатора и не спросив на это особого разрешения, на что уходило слишком много времени. Неожиданное движение Исатай-батыря в ставке „со сборищем вооруженных людей" поставило хана в критическое положение: прежде, чем было бы получено разрешение употребить в дело этот отряд, Исатай мог расправиться с ханом. В виду этого хан просил на будущее время разрешения употреблять этот отряд, не спрашивая об этом оренбургского или астраханского губернаторов.У
 
„При моем усердном расположении — писал Джангер генералу Перовскому,— по столь немаловажному затруднению, разрешите мне не допускать на будущее время и не дозволять ордынцам своевольств, не щадить их за проступки, при первом покушении, если бы оные возникли вопреки покою и благоденствию, какие издавна они имеют в пределах России.
 
Рассудительные и благонамеренные ценят это со мной в полной мере, но ослушные подлежат примерному обузданию".
 
В свою очередь Исатай понял, что он становится жертвой ханской провокации и что хан использует его попытку явиться в ставку в сопровождении джигитов, чтобы обвинить его как бунтовщика. Имея это в виду, Исатай обратился к начальнику оренбургского края с особым посланием, в котором пытался вскрыть внутреннее положение Орды и те причины, которые глубоко волновали казахские народные массы и двигали их на открытое выступление против хана.
 
„Все султаны, старшины и бии Внутренней Орды — писали Исатай и его приверженцы,— и даже сам хан питают к нам неудовольствие за содействие наше офицеру войска Уральского Донскову в поимке скрывавшихся людей в Орде, отчего происходят притеснения ордынцев и все мы лишились даже власти над своей собственностью.
 
„Отнимают у нас хороших лошадей и платье, через что мы потерпели крайние обиды и, хотя мы приносили многократные жалобы высокостепенному хану, но по непринятию их в уважение и неучинению по ним никаких разбирательств, почли за благо довести до сведения о сем российского начальства, так как мы есть верноподданные его имп. величества.
 
„Сверх того в этом году, в конце марта мес., Караул-ходжа Бабаходжин с 800 вооруженных киргиз напал на меня без всякой причины, окружил и угрожал меня убить; о каковом его поступке я также многократно приносил Жалобы, но и по этому никакого следствия не сделано. Почему опасаясь, дабы от такого угнетения киргизы не вздумали чего-либо законопротивного, я обязанностью поставляю довести до сведения вашего и прошу вас господин начальник, представить сию жалобу в надлежащее место и быть причинствующим водворения спокойствия между ордынцами. Мы же всегда стоим в готовности захватывали выдавать подобно вышеупомянутых, секретно проживающих в Орде людей, если того потребует закон и начальство наше.
 
„В случае принятия просьбы моей, благоволено бы было для произведения следствия прибыть в середину простых ордынце и спросить каждого особо, без посредства хана и старший. В противном же случае, если простые киргизы потребуются для спроса в какое либо высшее место и не будут иметь возможности туда явиться, то не было бы сочтено за ослушание: ибо ордынцы весьма необразованы и прежде всего застращены поставленными над ними властями,
 
„Если же просьба моя не будет принята в уважение и не будут спрошены ордынцы в кочевьях своих, то мы не надеемся, чтобы остались в нашей зависимости участь наша и все наше достояние, ибо Джангер-хан, султаны и состоящие в их ведомстве старшины и Караул-ходжа заключили общее условие не принимать никаких просьб от простых киргиз, а в противность законам безвинно притеснять их".
 
… Перовский приказал произвести по делу Исатая расследование, выслав следователей в „середину простого народа", как просил об этом сам Исатай. В ожидании следствия Исатай переживал тревожное настроение духа. В одном из своих писем к одному из друзей он, между прочим, по этому поводу пишет следующее:
 
„Теперь будьте у себя дома, в степи, и остерегайтесь воров. Времена приходят в худшее положение и найдется много таких людей, которые сами себя бросят в огонь и не пожалеют других — меня и вас."
 
… 2-го ноября следственная комиссия приступила к опросу заинтересованных лиц, выехав для этой цели в Орду и разместившись на одной из рыболовных ватаг, среди казахских зимовок на берегу Каспийского моря. По делу было допрошено много казахов. Все они поделились на две непримиримые партии: на партию Исатая и его приверженцев и на партию Джангер-хана, Караул-ходжи и других. Каждая из этих партий, по киргизскому обыкновению, давала показания в собственную пользу. В этом случае не помогала и присяга, которую следователи заставляли принимать казахов перед допросом.
 
Между враждующими партиями начался один из типичных судебных поединков, которые были в обычае народа и которые вовлекали в дело все новых и новых лиц.
 
… Следствие продолжалось весь ноябрь и декабрь. Прикосновенных к делу лиц допрашивали па несколько раз. Старшины Тайсуганов, Ирмеков и другие, когда 20 декабря им прочли данные ранее показания, отказались их подписать, утверждая, что в них написаны фюва, которых они не говорили. Вообще казахи являлись к следователям и давали показания крайне неохотно и уклонялись от следствия под всякими благовидными предлогами.
 
Между тем Исатай батырь по ходу следствия увидел, что ему нельзя ожидать от русских чиновников чего-либо хорошего, т. к. они держат сторону хана, и поэтому он продолжал группировать вокруг себя недовольных для борьбы с ханом и для самозащиты, формировал новые партии из своих сторонников и вооружал их.
 
… В половине февраля мес. следователи Сиротинин и Узбеков снова приехали в Орду и потребовали Исатая к допросу. Но Исатай прибыть к ним отказался. Несмотря на все старания ханского депутата — султана Медет Галия, вызвать Исатая не представлялось никакой возможности. Султан донес об этом хану. Приверженцы Исатая тоже отказались приехать к следователям для дачи показаний. Следствие приостановилось. Следователи без всякого дела томились в землянке на рыбной ватаге. Для них создавалось очень неприятное положение: уральский атаман и Пограничная Комиссия присылали им одно предписание за другим, требуя немедленно закончить следствие, не Прибегая к вмешательству вооруженных сил, чтобы не вызвать еще большего возмущения в Орде. Между тем Исатай и его приверженцы с явным пренебренежением относились к предписаниям русских чиновников, которые вызывали их для допроса и не ехали к ним.
 
… Лишь только русские чиновники приступили к следствию по делу Исатая, с первых же шагов обнаружилась их тенденция обвинить батыря и его друзей и оправдать ханскую партию. Убедившись в этом, Исатай лично и через своих сторонников усилил агитацию в народе против хана и его приспешников. Все больше и больше привлекал знаменитый батырь в свои ряды сторонников, а его агитаторы разъежали по аулам Орды и призывали народ поддержать Исатая в борьбе против ханской партии.
 
… Жили мы с давних времен под милостивым покровительством государей наших спокойно и благополучно,— в эпическом тоне начинает свою петицию Исатай.— Ныне же с некоторого времени во всем быту своем начали лишаться избытков, обилия и счастья, коими так много пользовались. Поставленный над нами хан Джангер Букеев судит нас несправедливо и нисколько несообразно с правилами религии нашей, через что мы остаемся без всякого правосудия с напрасным воплем и плачем всеобщих жалоб, которые день ото дня более и более увеличиваются, ибо обиды и притеснения возрастают для нас с каждым днем.
 
„Султаны, бии и ходжи, исполнители ханской воли, всюду нас притесняют безвинно, мучают побоями, своевольно отнимают у нас собственность нашу; жаловаться же на них, значит наводить на себя видимое бедствие и совершенное разорение. Заступников у нас нет и мы между правителями своими кроме оскорбления, обид и все-овозможных притеснений не можем сыскать ни удовлетворения, ни какого либо сострадания бедственному нашему состоянию. Одна только надежда осталась у нас — обратиться к милостивому покровительству вашего превосходительства.
 
„Мы решаемся убедительнейше просить в. п. о дозволении нам вступить в состав служилых людей Уральского ведомства, чтобы и нам дозволено было прожить в близких местах около Урала и помогать по службе государю императору, исправлять походы в дальние города, как, например, в Ново-Александровское укрепление и другие ему подобные места. Мы готовы услуживать всем: лошадьми, запасами, верблюдами, а в случае надобности и самими людьми, как требуется верноподданному россиянину.
 
„Если вы будете благосклонны к изъявленному нами здесь желанию и не откажетесь осушить слезы горестей, то мы сочли бы себя особенно счастливыми. При сем покорнейше просим, чтобы мы остались под управлением старшины Бершева рода Исатая Тайманова, через которого мы и желали бы получать все приказания и распоряжения имеющегося над нами быть начальства. Без этого старшины Исатая, мы не надеемся в состоянии быть и исправлять в точности все обязанности, которые будут от нас требоваться, ибо он есть всегдашний устроитель спокойствия и порядка между нами.
 
„Обратите, в. п. свое милостивое внимание на бедственное положение наше и не откажите нам осчастливиться правосудием вашим. Нет сомнения, что те, которые принесли в. п. жалобу на обиды и притеснения правителей своих, могут невинно пострадать от них, а потому просим
 
в. п. не лишить их в том случае высокого покровительства своего,
 
Если изъявленное нами желание не исполнится, как мы изложили, то мы должны будем остаться претерпевать в будущем еще большие бедствия и народ наш подвергнется в совершенное разорение и крайнюю нищету". Июля 11 дня 1837г.
 
На прошении этом имеется 15 подписей старшин Бершева, Иссыканского, Байбактинского, Маскарского рода и разных отделений других родов и 615 тамг.
 
К прошению приложен особые перечень обид и притеснений, причиненных ордынцам султанами и ханскими старшинами, выдержки из которого мы здесь приводим:
 
1) В 1834 г. Теленгутского рода киргизы убили киргиза Алачинского рода, за что заплатили кун 2 т. баранов, 19 коров и 40 лошадей, которые хан, султан Чука и бий Алтай Дасмухаметов присвоили себе.
 
2) Киргизы того же рода, за убийство киргиза Байбактинского рода Шукурова, по приказу хана заплатили 2 т. баранов, причем родственники убитого получили только 200 баранов, а остальных хан присвоил себе.
 
3) В 1829 г. киргиз Карабеков убил своего родственника; за кровь убитого хан взял в свою пользу 2 т. баранов.
 
4) В 1835 г. киргиз Джантуков убил другого киргиза; хан взыскал с него 2000 баранов, не дав ничего родственникам убитого.
 
5) В 1830 г. султан Чука Нуралиев своеручно переломил ребро киргизу Джанузакову за то, что этот не отдал ему требуемого имущества; он же вышиб глаз у киргиза Кушджитарова.
 
6) В 1833 г. хан засек дочь киргиза Алачинского рода по имени Тянушу и убил ее мужа.
 
7) Караул-ходжа взял с киргиза, живущего на земле князя Юсупова, 500 баранов и велел выдать для русских 100 тыс. пучков камышу без всякой платы. Он же в 1834
 
г. собрал с киргиз 1100 баранов, якобы за кочевья на земле князя Юсупова и 100 тыс. пучков камыша.
 
8) С киргиз, кочующих на земле князя Безбородко, Караул-ходжа собрал 10 т. руб. деньгами в уплату за аренду, меж тем как управляющему князя заплатил только 1 тысячу рублей.
 
9) в 1834 г. Караул-ходжа собрал с киргиз 2 тыс. баранов и 2 тыс. кургашков, представляя ту же причину, что якобы заплатил оброчных по 1000 р. князю Безбородко и Юсупову.
 
10) В 1836 г. Джангер хан с султаном и биями собрал с киргиз 18 тыс. баранов, 800 быков, 1000 лошадей и 500 коней и, кроме того, 700 верблюдов, взимая с каждых 100 лошадей по 2 кобылы, а иногда с 60 и 40. Кроме того хан наложил сбор джибаги по 5 п. с кибитки на сумму 6000 рублей.
 
… Петиция Исатая и его приверженцев была доставлена генералу Перовскому, который, познакомившись с ней, 15-го августа послал в орду следующий ответ:
 
„Старшинам Внутренней Орды Усе Тюлеганову, Иман-баю Калдыбаеву, Ибакуте Дикмамбетову и др.
 
„Получив просьбу за вашею и других ордынцев ваших подписью о дозволении им отдельно кочевать от Внутренней Орды под личным управлением старшины Исатая Тай-манова, извещаю Вас, что по рассмотрении в подробности просьбы вашей, последует на то особое от меня решение, но с тем вместе напоминаю вам, что всякое самовольное многолюдное скопище есть дело противозаконное и непозволительное, почему предписываю вам объявить всем товарищам вашим и однородцам, чтобы немедленно разошлись по своим обыкновенным местам и продолжали бы пасти свой скот попрежнему мирно и спокойно, в ожидании моего решения, а в противном случае вы будете виноваты.
 
„Что же собственно до старшины Тайманова то он наперед всего должен исполнить приказание мое и явиться ко мне лично. Ослушание его было бы крайне неблагоразумно и гибелью для него. У меня всегда есть средства принудить его силой к исполнению моих приказаний, но тогда уж он будет наказан за ослушание свое. Вас же всем приказываю быть в деле том крайне осторожным, не забываться и не делать ничего, в чем бы впоследствии могли поздно раскаиваться, а ожидать спокойно моего решения и приказания". Одновременно с этим предписанием старшинам Бершева рода Перовский отправил предписание на имя Исатая следующего содержания:
 
„Получив просьбу за подписью нескольких старшин и простых кайсаков о дозволении им отделиться от Внутренней Орды и кочевать отдельно под твоим управлением, я отвечал им, что рассмотрю просьбу и дам вскоре предписание, но что наперед всего, они должны разойтись спокойно со своим скотом и кочевать на прежний местах. При том случае предписываю тебе явиться ко мне для личного со мной объяснения; надеюсь не нужно тебе напоминать, что в случае ослушания твоего, ты сам доказал бы только, что признаешь себя виноватым и что ослушание это было бы уже само по себе не маловажной виной, за которую бы ты подвергся бы наказанию. Поэтому ожидаю, что приказание будет тобой немедленно исполнено".
 
… События в Букеевской Орде развивались своим естественным ходом и каждый день приближал к роковой развязке драму, которая наростала в Орде, вместе с ростом революционных сил Исатая. Объединяя вокруг себя активные элементы Орды, способные взяться за оружие в борьбе с угнетателями народа, Исатай принимал решительные меры против слабых и колеблющихся ордынцев, которые в критический момент борбы могли перебежать в лагерь противника. Он стремился застраховать себя и свое дело от измены. У старшин, которым он имел основание не доверять, он отбирал скот, брал в заложники их семейства, и вовлекал их в активную борьбу с ханом, заставляя связать свою судьбу с судьбой восставшего народа. Эти меры Исатая Джангер хан квалифицировал, как уголовное преступление — разбой, воровство. Между тем это были меры, без которых не могло обойтись ни одно народное восстание, ставящее политические цели.
 
Джангер хан предчувствовал смертельную опасность, которую готовил ему Исатай и не переставал посылать донесения Оренбургскому губернатору, Пограничной Комиссии, Уральскому атаману и Астраханскому губернатору, требуя немедленной помощи. Он просил немедленно прислать войска, чтобы взять силой Исатай батыря и его сподвижников, „заковать их в цепи и держать их в замке в г. Оренбурге", т. к. полагал, что только в Оренбурге можно удержать таких опасных людей.
 
Исатай, попрежнему подготовляя свое решительное выступление, старался усыпить бдительность оренбургских властей и продолжал уверять их в своей покорности и преданности государю императору. Повидимому, к этому времени в лагере Исатая возрел окончательный план отомстить Джангер хану и султанам за все грабежи, обиды и притеснения народа, отнять у них все имущество и затем уйти за Урал.
 
Активные действия Исатая и его приверженцев в свою очередь вынудили и противную партию сплотиться около Караул-ходжи, который тоже начал решительные действия против Исатая. Караул-ходжа набрал шайку своих приверженцев и напал на некоторые аулы Исатая, разграбив их имущество и отнял скот. Вот что по этому случаю доносил Перовскому Исатай:
 
„14 сентября я получил известие, что у киргиза Бершева рода Беразарова отнято 36 верблюдов, 300 баранов. 107 лошадей и 52 коровы и расхищено все имущество, и сам он и приближенные его оставлены в местечке Раим наги и голодны. Я, в намерении принять эти ограбленные 6 кибиток, отправился в сказанное место. По прибытии туда, Караул-ходжа напал на меня с 300 киргиз и несколькими астраханскими казаками из кордонной стражи. Все они были вооружены ружьями, копьями и приняли нас, как иноземных врагов: кололи и стреляли по нас и захватили 2 2 человека. Сколько осталось ранеными и убитыми, неизвестно. Из числа раненых возвратилось около 20 чел. и все они находятся в безнадежном положении.
 
„В сшибке этой захвачено и нами несколько человек Караул-ходжи, которых мы теперь не отпускаем, ибо мы сами такие же верноподданные и дали присягу на верную службу на благо и пользу отечества нашего. Что же делать, если до сего времени, при всем желании нашем — к удалению от зла и направлению к добру, враги человеческого рода не переставали между нами действовать ухищрениями своими к разорению нашему?
 
„Уверивши вас, что мы бунтуем и что мы хотим перейти на другую сторону Урала, враги вывели против нас военную команду. Встретясь с ними, я объяснил им места наших перекочевок, доказал им несправедливость разглашенных слухов. Между тем в обличение коварных действий врагов своих и в доказательство своей правоты, я перекочевал в местечко Багатай и Джаман-Кум, чтобы в этом отношении совершенно очистить себя от подозрения, предохранить впредь от подобных вражеских провозглашений, уверяя, что с нашей стороны нет ни малейшего желания перейти на другую сторону Урала и нет злонамеренных предприятий.
 
„Мы боимся только злокачественных врагов наших и желали бы знать, чем они доказывают неверность нашу против его величества. Мы готовы дать подписку со всем народом нашим, что останемся в совершенной готовности на все дани и требования государя".
 
… Ген. Перовский, видя, что Исатай отказывается добровольно явиться на суд русских властей, 18 сентября обратился к нему с новым посланием:
 
„От 25 августа было тебе мною предписано явиться ко мне немедленно для личных объяснений и в том предписании моем, я, между прочим сказал: "Надеюсь, не нужно тебе напоминать, что в случае твоего ослушания, ты доказал бы только что сам признаешь себя виновным, да и самое ослушание было бы не маловажной виной, за которую ты бы подвергся бы наказанию". „Но вместо того, чтобы воспользоваться милостивым разрешением моим и прибыть ко мне немедленно, ты вздумал заводить со мною переписку… Если ты понимаешь сколько-нибудь поступки и отношения свои, то сам рассудишь, что ты теперь испортил дело свое, и должен отвечать за то, что ослушался. За этот проступок будет непременно с тебя взыскано. Но если ты и теперь еще не исполнишь строгого предписания моего и не явишься ко мне добровольно, то не ожидай никакого снисхождения: в таком случае отдано уже приказание схватить тебя силою и представить под караулом".
 
… В половине октября из донесений, полученных генералом Перовским из Орды, выяснилось, что события в Букеевской орде приняли крупный размах. Волна восстания Исатая охватывала все новые и новые аулы, приближаясь к Ханской Ставке, вокруг которой бушевала восставшая народная стихия. Хану грозила смертельная опасность и дальше медлить было нельзя. Это побудило генерала Перовского командировать в район восстания одного из самых энергичных своих офицеров, чиновника особых поручений подполковника Геке, в котором Исатай батырь нашел своего Михельсона.
 
Командируя подполковника Геке в Букеевскую Орду, генерал Перовский 17 октября дал ему следующее предписание:
 
„В виду того, что от действия Тайманова могут произойти весьма вредные последствия, вынуждаюсь я неотлагательно принять самые ближайшие меры к восстановлению в Орде порядка Командируя вас в ставку хана, предписываю, задержать Исатая Тайманова, Мухамед Утемисова, Усу Тюлеганова, Иманбая Калдыбаева, Сарта Идилева, а шайку Исатая разогнать. Средства для этого: убеждение и внушение; при недействительности же их — употребите воинские команды, избегая, однако действия оружием, но ограничиваясь действиями нагайками, тупыми концами пик и палками. В необходимости же, при явном вооруженном сопротивлении, разрешаю вам действовать оружием.
 
„Если бы находящейся в распоряжении хана команды было недостаточно, то атаман Уральского войска подкрепит вас 400 казаков".
 
… Одновременно с назначением подполковника Геке для действий против Исатая, Перовский приказал Уральскому атаману Покотилову иметь в полной готовности отряд из 400 казаков, назначенных из 2-го, 3-го Уральских полков, которых немедленно двинуть в Букеевскую Орду по указанию подполковника Геке.
 
… Подполк. Геке, по получении приказа, быстро выехал из Оренбурга и 22-го октября прибыл в г. Уральск, где предварительные распоряжения задержали его на два дня.
 
Еще до приезда Геке в Уральск войсковой атаман По-котилов приказал приготовить 600 доброконных и исправно вооруженных казаков для предстоящей экспедиции в Букеевскую Орду. Из числа назначенных для этой цели людей — 400 казаков должны были быть готовы к 31 октября. Предполагалось, что этот отряд выступит двумя отдельными колоннами из Зеленовского форпоста и Кулагиной крепости, в каждой колонне по 200 человек, 3-ья колонна, в составе 200 чел., должна была выступить из крепости Горской 4-го или 5-го ноября, Все три колонны предполагалось направить отдельно на урочище Терек-ли, в аулы Исатая Тайманова, где они должны были соединиться для совместных действий против восставших.
 
Для усиления внутренней Уральской линии было назначено 150 казаков, которые должны были держать посты от Глининского форпоста до Калмыковской крепости, в виде заслона, чтоб не дать возможности прорваться на этом участке Исатаю Тайманову за Урал.
 
Вся Нижне-уральская линия, от Уральска до Гурьева, должна была бдительно охраняться казаками, чтоб не дать пробраться Исатаю в устье Урала или по взморью в Зауральную степь.
 
Все назначенные в поход команды были снабжены 10-ти дневным запасом продовольствия, а дополнительный транспорт из 15 верблюдов должен был пополнять их запасы через 10 дней.
 
… Не ожидая прибытия своих отрядов, подполк. Геке решил немедленно выехать в Ханскую Ставку в сопровождении своего маленького конвоя. Он считал необходимым повидаться с Джангер-ханом, ободрить его и договориться с ним о совместных действиях против Исатая. Расстояние от Глининского форпоста, до Ханской
 
Ставки— 160—180 в. он был намерен проехать в 1—11 суток. После свидания с ханом Джангером Геке предполагал вернуться в Горскую крепость, принять под свое командование здесь третью колонну и выступить с ней в степь на присоединение с подполковником Меркульевым.
 
По сведениям, собранным подполковником Геке еще на Глининском форпосте, сам Исатай действовал весьма мало, но окружающим дал много воли.
 
„Шайки его пируют и грабят,— писал Геке Перовскому,— на чужой счет живут весело. Это увеличивает число его приверженцев. Его намерение примириться с ханом — только предлог выиграть время: по замерзании Урала он будет стараться перейти на ту сторону этой реки. Известно, что в его ауле мало скота, баранов совсем нет, кибитки легкие, лошади приготовлены отборные, словом все меры приняты для успешного побега в случае нужды".
 
Время, когда Урал покроется льдом, приближалось, и хотя еще стояли ясные и теплые дни, но по ночам уже наступали сильные заморозки, сковавшие небольшие реки и озера льдом. Нужно было спешить.
 
27-го октября Геке послал последнее донесение из Глининского форпоста, составленное им со слов приверженных к хану старшин. „В настоящее время Исатай находится от Ставки хана всего в 12 верстах. Ханские старшины ездили к нему, чтобы добрыми советами отговорить его, но он обнес их бранными словами и выгнал вон из аула. Народ слепо предается обольщениям Тайманова, забыв свое прежнее доброе житье и спокойствие ханского управления. Правду сказать, трудно противиться Тайманову: силою принуждает, а хвастовством обольщает. Где же устоять против этого умам степным?
 
„Всего приверженцев у Тайманова при нашем обозрении, мы полагаем, находится теперь до 2000 человек, и все имеют при себе оружие. Сами они не знают, к чему клонятся действия Тайманова и даже, можно думать, что большая часть из них следует за Таймановым по необходимости, из боязни перед ним. Мы ясно теперь видим, что без воинственного отряда эта толпа мятежников никогда не рассеется, но должно ожидать более пагубных от него действий".
 
… Подполковник Геке нашел Джангер хана и его приближенных в самом жалком состоянии. В своем донесении от 5-го ноября он описывает состояние Ставки следующим образом:
 
„В Ставку прибыл благополучно. Здесь нашел величайшее смятение и беспокойство в ожидании Тайманова, который со значительным скопищем находится на расстоянии не более 8-ми верст. Появление мое ободрило малочисленных, утомленных и отчаявшихся приверженцев ханских. Сам хан чрезвычайно обрадовался моему приезду, хотя прибыл без войска и не мог принести ему существенной пользы. Тайманов угрожал одно время нападением на Ставку. Грабил окрестности и вел переговоры с ханом, требуя именем народа смены султанов, Караул-хаджи и других.
 
„С той и другой стороны посылались люди для переговоров и постановления условий, они и ныне еще продолжаются. Согласно с полученным наставлением, желая употребить убеждение и меры кротости против возмутителя, я написал Тайманову, требуя вашим именем, чтобы явился ко мне для узнания ваших приказаний. Я излагал ему гибель, его ожидающую, если он еще далее будет противиться воле начальства и представлял, что упорство в преступлении не оставит ему впоследствии никакого убежища к спасению.
 
„Хан, которому я прочитал свое послание, просил меня не писать сначала столь строго Тайманову, надеясь окончить дело собственными стараниями. Я не послушал хана. Я писал старшинам, находящимся при Исатае, приглашая их явиться в Ставку. Явилось семь человек. В присутствии хана я им выразил все негодование начальства и горькую участь, которая их ожидает, если они не образумятся, не оставят свои грабежи и Тайманова. Старшины отвечали, что они по неволе действуют против хана, так как Тайманов овладел всем их имуществом и взял их семейства в качестве заложников. После долгих убеждений и разговоров, они удалились, дав обещание отстать от мятежников, но пока еще не сдержали своего слова.
 
„Угроза Исатая действительно останавливает их по неволе. Одни из них участием в грабеже соединили свою участь с участью Тайманова и вместе с ним потеряли надежду на прощение. В этом случае расчет Тайманова очень верен. Он умышленно дает своей шайке грабить и производить опустошение, чтобы отнять все средства от него отстать".
 
В дальнейшем изложении своего донесения Геке говорит, что он получил ответ от Тайманова на свое послание.
 
„Он пустыми предлогами отклоняется ко мне явиться, как это предвидеть было можно. Обманом я завлечь его не хочу. Поэтому с посланным киргизом Бикмухамедом, братом Мухамеда Утемисова, я дал ему словесный грозный ответ: приказал сказать, что не будучи намерен с непокорным вести переговоры, я ныне вижу в нем не человека угнетенного, как он себя почитает, а ослушника воле начальства и буду поступать с ним как с таковым, хотя меня еще и удерживает ходатайство хана, желающего спокойствия своему народу.
 
„Только один выход остается Тайманову — образумиться и не раздражать начальство дальнейшим упорством. Бикмухамед, вероятно, передал Тайманову все сказанное, ибо мы узнали, что он по возвращении был посажен Таймановым под арест".
 
Приводим здесь письма, которыми обменялись подполк. Геке и Тайманов.
 
Послание Геке и Тайманову от 1-го ноября. Ханская Ставка.
 
„Старшина Исатай Тайманов. Господину Оренбургскому губернатору угодно было послать меня для водворения во Внутренней Орде спокойствия и для разбирательства поступивших к нему жалоб от разных лиц о причиненных обидах. Его превосходительство недоволен, что между киргизами возникли раздоры, и желает, чтобы порядок и спокойствие в скором времени были восстановлены. Для исполнения предписания военного губернатора и передачи его приказаний я приглашаю тебя явиться ко мне вместе со старшинами и главнейшими лицами, находящимися ныне при тебе, для личных со мною переговоров: я полагаю, что вы все поймете важность нынешних обстоятельств и не пожелаете упоным неполушанием подвергнуть себя строгой и неминуемой ответственности, постарайтесь искать защиты в ходатайстве вашего хана, покровительства и милосердия правосудного начальника. Подполковник Геке".
 
Одновременно с этим Геке послал на имя старшин, приверженцев Исатая, следующее обращение:
 
„Я прибыл в Ставку хана по воле Оренбургского военного губернатора и приглашаю старшин и почетнейших из людей родов, находящихся ныне при Исатае Тайманове, прибыть ко мне сегодня в Ханскую Ставку для переговоров. Уверяю, что здесь им никакая опасность не угрожает, они будут отпущены мною невредимы к своим местам, в чем даю им свое обещание. С посланными я требую немедленного ответа. Подполковник Геке".
 
2-го ноября в ответ на эти послания Исатай прислал следующее письмо:
 
„Состоящему по особому поручению при Оренбургском военном губернаторе господину подполковнику Геке.
 
„Посланною на мое имя бумагою от 1 сего ноября за № 12, а мною полученною того же числа в. в. требует меня и находящихся старшин при мне к себе для переговоров. Мы остались от этого отношения в величайшей радости и желаем лично вести с вами переговоры, так как это сделано вами по распоряжению начальства. Но мы, по причине находящихся в ставке высокостепенного хана зловредных людей, не можем явиться к вам туда, ибо небезызвестно, что они причинят нам несчастье, чего мы и опасаемся. Тем более на посланных мною 31 октября киргиз, для доставления ко мне разошедшихся в то время приверженцев моих, а равно находящихся в других местах неблагонамеренных людей, напали со стороны Ставки 100 человек. Ранено 14 чел., двое находятся при смерти, 6 пропали без вести; 1 ноября также ранили 2-х чел., и 3-х взяли в плен. Но мы эти проступки переносим и для восстановления общего спокойствия и тишины приверженцы мои с общего согласия отправили хану свое прошение. Исатай Тайманов".
 
Обмен письмами с Исатаем убедил подполковника Геке, что положение в Букеевской Орде гораздо серьезнее, чем он думал раньше.
 
„Беспорядки и расстройство Внутренней Орды достигли величайшей степени и предвидеть трудно, когда и какой им будет конец, доносил он генералу Перовскому. Все умы в брожении, беспокойство общее. Баранты, грабительства Исатая, обиды, нанесенные женам и дочерям, всему, что близко сердцу человека, возбудили до крайности ненависть между родами здешних ордынцев, теперь готовых резать и убивать друг друга. Не скоро забудут они перенесенные обиды и несчастия и надолго сохранят в душе желание мщения".
 
… „В числе верноподданных е. и. в. по совету и старанию родителя вашего, умершего хана Букея Нуралиева, мы перешли на внутреннюю сторону и находились тут в совершенной тишине и спокойствии, как известно в. с. Благодарим бога за дарование нам такого спокойствия и за то, что от России, столь сильного государства, не производят нам никакого вреда, кроме пользы. Назад тому два года произошло в подвластной вам орде беспокойствие, от которого не только народу, но и в. с. причинялся вред.
 
„Мы, простой народ, не могли знать настоящей цели и хотели достигнуть скорее спокойствия, по своим понятиям. Поданное эсаулом Караул-ходжей прошение не считаем могущим служить к народному спокойствию: также не считаем пользою для народа и то, что вы беспокоитесь по этому прошению и по другим, поданным пограничному начальству от разных лиц, чтобы обвинить, Бершева рода старшин Исатая Тайманова и Мухамеда Утемисова и проч.
 
„Ежели желаете народного спокойствия, сделайте следующее: ходжу Караула, как предки его не управляли народом, устранить от управления и нахождения между народом. Ежели бы и прежде Караулу-ходже не было поручено управление, то было бы очень хорошо. Об этом уже от нескольких человек были уже поданы прошения к вашему степенству.
 
„К пользе или вреду послужит нам, но мы все единодушно желаем и со слезами просим у вас милостивого представительства о произведении суда на счет проступков означенных Исатая Тайманова и Мухамеда Утемисова не по российским законам, а по правилам магометанской религии и народным киргизским обыкновениям,— производите суд сами.
 
„Вы знаете, что многое произошло от ветрености ордынцев. Известно вам наше невежество и то, что за не-сполнение малейшей просьбы в нас рождается ропот.
 
По нашему мнению старшина Исатай Тайманов и Мухамед Утемисов с товарищами совсем не виноваты. Мы же только приставали к ним и боимся, что по поданной кем-нибудь, подобно Караулу-ходже, жалобе, не погибнуть без разбирательства. Ежели вы хотите угодить народу и сохранить его спокойствие, то мы будем довольны. Тогда, когда всякое обстоятельство будет разбираться по народным нашим обыкновениям, увидим внимание ваше к этой просьбе, когда — без посредства русского правительства вы сами будете судить, а ежели при русском посредничестве,— то мы растанемся с русской стороной.
 
„Мы надеемся, что, приняв нашу просьбу, вы произведете справедливый суд по древним правилам магометанской религии, а неуважение этого послужит поводом к потере всякой надежды на ваше правосудие и благосостояние Орды".
 
Петиция эта (хану Джангеру) была подписана свыше 300 казахами.
 
… Выжидая развитие событий, подполковник Геке продолжал оставаться в Ханской Ставке, где положение было без перемен. 3-го ноября Геке послал распоряжение через начальника Внутренней линии в Горскую крепость, в котором предписывалось отряду казаков, собравшемуся в Горской крепости, немедленно выступить в степь и следовать к нему, в Ханскую Ставку.
 
Исатай по прежнему не предпринимал никаких решительных действий против Ханской Ставки, и продолжал стоять лагерем в 12 в. Изредка между его джигитами и аванпостами Джангер хана происходили короткие схватки, во время которых той и другой стороне удавалось захватить несколько пленных. Так наблюдательные ханские пикеты взяли в плен 2-х джигитов, едущих с урочища Те-рекли к Исатаю, при чем один из них оказался сыном одного из главных сподвижников Исатая старшины Сарта Идилева. Оба пленные джигита были закованы в цепи и брошены в ханские казематы.
 
… Положение оставалось без перемен до 5-го ноября; как вдруг, в ночь на б-е число, совершенно неожиданно, Исатай снял свой лагерь и ушел в неизвестном направлении. По одним сведениям, он ушел к Камыш-Самарским озерам, а по другим — на урочище Терекли к своим аулам. Подполковник Геке по расчету времени предполагал, что отряд Меркульева уже приближается к урочищу Терекли, почему Исатай и двинулся против него, чтобы прикрыть свои аулы.
 
Предположение это оказалось верным. Подполковник Меркульев, действительно, соединившись обеими колоннами, 7 ноября достиг урочища Терекли-Кум, где кочевали приверженцы Исатая, а среди них и собственный аул батыря со всем имуществом и скотом.
 
По приближении русского отряда аулы эти начали откочевывать в разные стороны, имея общее направление к морю. Меркульев погнался за ними и к полудню настиг аул из 40 кибиток со множеством скота, среди которых оказалась собственная кибитка Исатая и его семьи. Отряд захватил эти кибитки и взял семью Исатая в плен, после чего расположился на отдыхе на урочище Джаман-Кум.
 
Утром 8-го ноября отряд Меркульева оказался окруженным со всех сторон джигитами, под предводительством самого Исатая. Батырь приказал зажечь все стога сена, находившиеся на урочище, а также зажечь вокруг степь, чтоб лишить фуража русский отряд и потребовал, чтобы русский начальник немедленно освободил захваченные им кибитки со всеми людьми, имуществом и скотом, в противном случае угрожал оружием. Меркульев не открывал вооруженных действий против Исатая, пытался его уговорить отказаться от нападения на русский отряд. Но Исатай и его приверженцы заявили, что если Меркульев не освободит их семейств и имущество, то они будут биться с ним до последней капли крови.
 
„Пусть государь и военный губернатор делают с нами, что угодно, но оставьте наших жен и детей,— говорили казахи.
 
Чтобы не потерять в сражении с киргизами несколько казаков — доносил подполковник Меркульев,— я вернул Тайманову его кибитки, семейство и скот, после чего партия его удалилась.
 
… После стычки с Исатаем Меркульев со своим отрядом двинулся к Ханской Ставке. Исатай шел за ним следом с большой партией вооруженных джигитов, все время угрожая действием оружия.
 
Донося подполковнику Геке о своем столкновении с Исатаем, Меркульев оправдывался тем, что он не рискнул драться с превосходными силами с Исатаем до тех пор, пока не подошла артиллерия, чтоб избежать лишних потерь.
 
… Готовясь к решительным действиям против Исатая, Геке подробно освещал обстановку в своих донесениях генералу Перовскому, высказывая свои взгляды насчет предстоящих операций.
 
„Я не льщу себя напрасной надеждой,— писал он,— его скоро настичь и живо представляю все затруднения его схватить; казачьему отряду не легко будет нагнать толпу, которая не имеет при себе никаких тяжестей и имеет все средства добывать лошадей с барантами, она всегда будет иметь возможность удалиться на 100 в. в один день. Одно средство останется употреблять ордынцев и стараться по возможности за ним следовать, хотя бы мне весьма нежелательно было к этому средству прибегать, чтоб не увеличить между ними вражду неизбежными при встрече кровопролитиями.
 
„Имея при себе большое количество ордынцев, которых трудно будет держать в надлежащем повиновении, мне необходим был человек, который, пользуясь между своими некоторым весом и уважением и находясь при мне, мог бы в предстоящих затруднениях принести существенную пользу. Узнав, что султан Чингалий Урманов, бывший правитель Орды Зауральской, соединяет качества, нужные в сих обстоятельствах, я решился, не взирая на немилость, в которой он находился у Пограничной Комиссии, просить хана командировать его мне частным образом и под собственной моей ответственностью.
 
… На втором переходе от Ханской Ставки Геке получил донесение, что Горский отряд движется к нему навстречу и, наконец, соединился с ним на ночлеге в тот же день при месте Мула, близ могилы сына Караула-ходжи. Только здесь Геке узнал, что подполковник Меркульев был окружен превосходными милами Исатая и был вынужден возвратить ему семью и отступить.
 
Соединившись с Горским отрядом, Геке решил на другой день двигаться дальше, на урочище Терекли-Кум, но вдруг, совершенно неожиданно, получил донесение, что отряд Меркульева находится всего в 35 в. от местечка Мула и движется к нему на присоединение, Геке послал Меркульеву приказ немедленно итти к нему на присоединение; в ту же ночь, по счастливой случайности, на место ночлега подошла артиллерия, в сопровождении 50 уральских казаков и 100 джигитов Ногайского рода.
 
… 15-го ноября, на рассвете, отряд Геке подошел к урочищу Тас-Тубе, где намеревался сделать привал, чтобы дать время обогреться людям, озябшим за холодную ночь. Но вдруг, в 4-х верстах от привала показалось несколько больших партий конных джигитов.
 
Отряд быстро снялся с привала и двинулся к ним навстречу. При сближении с джигитами Геке увидел перед собой Исатая Тайманова, который стоял на высоте, окруженный 500 отборных всадников.
 
Геке продолжал двигаться вперед. Исатай не обнаруживал никакого намерения уклониться от боя, а напротив, с его стороны выехали вперед несколько наездников, которые гарцовали на своих конях перед отрядом, вызывая его вступить в бой и обстреливая из ружей.
 
„Тут нечего и думать было,— пишет подполк. Геке,— подействовать на мятежников убеждением". Он приказал своему отряду построить боевой порядок; отряд изготовился к бою, „заслонив орудия прикрытием, он поставил их на возвышенность". Двум сотням казаков по первому артиллерийскому выстрелу было приказано атаковать Исатая.
 
Между тем Исатай первым начал бой. Его джигиты открыли огонь из ружей по русскому отряду. Подполк. Геке приказал открыть огонь из пушек ядрами. Первое ядро, выпущенное по Исатаю, упало в средине его джигитов, не причинив им ни малейшего урона. После этого Исатай бросился на отряд Геке в атаку. Атака эта была настолько неожиданна и стремительна, что казаки растерялись и дрогнули.
 
„Превосходство их отборных лошадей и умение владеть пикою, в особенности торопливость наших казаков, которые по желанию сблизиться с мятежниками не могли быть удержаны офицерами и все бросились в беспорядке в атаку, сначала произвело расстройство между нашими “,— пишет подполк. Геке.
 
Один из флангов отряда Геке был смят, но воспользовавшись удобной минутой, Геке приказал выдвинуть вперед орудия и ударил по исатаевцам картечью на самом близком расстоянии.
 
Это произвело в отряде Исатая замешательство и беспорядок. Уральцы оправились и сами ударили в атаку. Джигиты Исатая не выдержали и начали уходить в разные стороны.
 
Преследование велось на протяжении семи верст. Отряд Исатая потерял свыше 60 чел. убитыми, но никто из главных вождей на попался в руки русским. Сам Исатай был ранен в руку и, будучи преследуем на самом близком расстоянии, все же успел наскоку пересесть на заводную лошадь и ушел от преследования казаков. Во время боя был убит сын Исатай Яхия, молодой человек 20 лет.
 
… Воздавая должное героизму Исатая, подполковник Геке был очень поражен случаем, что джигиты бросились в атаку на русский отряд, несмотря на его превосходные силы и артиллерию,— случай, пожалуй, не имевший примера в истории боевых столкновений русских отрядов с казахами, т. к. артиллерия наводила панический ужас на ордынцев.
 
… Поражение Исатая 15-го ноября имело самые решительные последствия для всего хода дальнейших событий во Внутренней Орде. Оно произвело на ордынцев колосальное впечатление и Исатаю уже не удалось больше воодушевить народ на борьбу с русским отрядом. Восставшие рассеялись по всем направлениям. При Исатае осталось не более 300 человек, верных ему людей, которые во чтобы то ни стало решили прорваться за Урал.
 
… По предложению подполковника Геке всем восставшим была объявлена амнистия.
 
… Объявляя амнистию восставшему народу, генерал Перовский приказал главных участников восстания предать суду. Отрядом подполковника Геке в разных местах были захвачены слудующие лица, которых считали главными сообщниками Исатая: Бершева рода Джайкова Отделения Исмаил Утемисов, брат Мухамеда; Иссыкова рода Уразова Отделения Измаил Колдыбаев; Берешева рода Сарт Идилев; Алтаевского рода Дустакан Джанибеков; Алачинского рода Барамыкова Отделения Ижбай Кадыров; Кызыл-Куртского рода разных отделений Алдаяр Чу-наев, Дюльбай Сарсынбаев, Искеня Байтанатов, Мустафа Темирбеков, Бура Сарсанбин, Даул Сарсанбин и другие. Все они были закованы в железа и отправлены в г. Уральск для предания суду.
 
Во время всей операции отряда полковника Геке им было отбито много скота, который был сдан султанам для распределения его между пострадавшими лицами в Орде. Между прочим султану Чуке Нуралиеву для доставления хану Джангеру было сдано следующее количество скота: верблюдов 684, лошадей 302, рогатого скота 1589 голов, баранов 1331. Весь этот скот впоследствии был роздан Джангер ханом на удовлетворение претензий по преимуществу султанам и старшинам, как наиболее пострадавшим от восстания Исатая.
 
… Между тем Геке совершенно безрезультатно мотался в песках в поисках Исатая. Исатай был неуловим, и место нахождения его было покрыто непроницаемой тайной. Опубликованное по Орде объявление, что правительство назначает 1000 руб. в награду тому, кто схватит батыря и выдаст русским властям, и 500 руб. уплатит за его голову, нисколько не подвинуло дела вперед. В Орде не нашлось ни одного предателя, который рискнул бы выдать народного вождя. Измучившись напрасными поисками изнурив свой отряд, Геке, наконец, решил возвратиться на линию.
 
„Я нахожусь в совершенной безызвестности об Исатае,— доносил Геке Перовскому от 11-го декабря:—посланные для разведывания киргизы все возвратились, не получив никаких сведений. Если получены некоторые сведения, то столь поверхностные и неосновательные, что никак невозможно на них положиться. Бездействие, в коем вверенный мне отряд находится в течение недели, сильные холода, от которых терпять казаки и киргизы, и которые сильно настаивают, чтобы я уволил их на свои зимовки, побудили меня вчерашнего числа дать приказ Для возвращения на линию.
 
… Согласно ранее сделанного распоряжения преследование Исатая за Уралом было возложено на султана правителя Западной части Орды Баймухамеда Айчувакова. Сотенный отряд этого султана был сосредоточен в Баксайской крепости, то-есть всего 11 в. от места перехода Исатая через линию. В ночь на 13 декабря султан правитель находился в одном из аулов близ Сарайчиковской крепости и о прорыве Исатая через линию узнал в тот же день 13 декабря. Имея в своем распоряжении сотню казаков под командой есаула Сафонова и хорунжих Мизинова и Бородина, в сопровождении нескольких султанов, в числе которых были его братья Кусяп Галий и Мухамед Галий Тяукин, а также несколько биев и старшин, султан бросился в погоню за Исатаем, имея направление через урочище Кара-Бау, Кара-Куль на Тайсуган.
 
… Султан правитель, сообщая о пленении семейства Исатая пишет, что сам „мятежник Исатай и помощник его Мухамед скрылись отдельным бегством от всех захваченных с самого перехода границы, а напоследок, по учинению разведывания открылось, что они через урочище Кара-Куль, Кара-Бау, Буйрек и Тайсуган удалились в аулы Читинского рода, Назаровского отделения, а оттуда в Хивинские переделы".
 
… После бегства Исатая в Зауральную Орду опасность нового восстания миновала, и военный губернатор назначил суд над всеми виновниками восстания, которые в разное время и в разных местах были захвачены русскими войсками. Перовский приказал их судить в особой Военно-Судной Комиссии, учрежденной при Уральской Войсковой Канцелярии.
 
В предписании военного губернатора от 4-го января Уральскому войсковому атаману было сказано: „Судить их военным судом, не требуя к улике их каких-либо особых доказательств, так как в них не оказывается более надобности: по удостоверениям полковника Геке люди эти принимали самое деятельное участие в бывших беспорядках и большею частью взятые с оружием в руках. Суждение этих преступников на основании полевого Уголовного Положения не нахожу я нужным".
 
… Таким образом все виновники восстания, взятые русскими войсками, были разделены на две категории. Одни из них, по удостоверению Геке, принимали самое деятельное участие в восстании и подлежали решению военного суда. В отношении этих лиц, Перовский находил излишним даже применение Полевого Уголовного Положения, считая их достаточно уличенными единоличным мнением Геке.
 
Ко второй категории принадлежали те лица, которые хотя „имели прикосновение к шайке Тайманова", но по незначительности их вины не подлежали военно-полевому суду. Их приказано было наказать казацкими плетьми, определяя число ударов по усмотрению начальства.
 
К числу первой категории были отнесены лица, взятые с оружием в руках, которые по решению Военно-Судной Комиссии были подвергнуты следующим наказаниям: 1) Старшина Уса Тюлеганов — по наказанию шпицрутенами (1000 ударов) — к ссылке в Сибирь; 2) Русак Джанибеков — по наказанию шпицрутенами (1000 ударов)— в крепостные работы; 3) Кучегар Худайбеков, Исмаил Кол-дыбаев, Ибелбай и Сарсаибай — по наказанию шпицрутенами (1000 ударов)— в солдаты; Измаил Утемисов, по наказанию шпицрутенами (1000 ударов)—в солдаты; Тамтуменев по наказанию шпицрутенами (1000 ударов)—в крепостную работу.
 
Число лиц, отнесенных ко второй категории и подвергнутых наказанию казацкими плетьми, установить невозможно, так как их никто не считал. Число ударов назначалось от 25 до 50 и более.
 
Семейство Исатая, взятое в плен султаном правителем, было отдано в его распоряжение.
 
… Появление Исатай-батыря и нескольких его сподвижников в Зауральной степи совпало с крупными волнениями в Малой Орде, которые начались вследствие восстания султана Кенисары Касимова.
 
В начале 1838 Г. султан Кенисара из сибирских пределов откочевал со своими аулами на р. Тургай. Весной этого года среди казахов Оренбургского ведомства начались тоже волнения. Сначала они охватили Восточную часть Орды, где кочевали казахи Кипчакского и Аргынского родов, затем передались к джегалбайцам и, наконец, захватили Табынский род, кочевавший по р. Илеку, где батырь Джуламан Тлянчин „отложился от России" и ушел со своим народам на Тургай, для присоединения к султану Кени-саре Касимову.
 
Народное волнение мало-по-малу охватило Восточную и Среднюю часть Орды и, наконец, проникло в Западную ее часть.
 
„Мятежный" султан Каип Галий Ишимов, управлявший в то время Адаевским родом и признавший над собой протекторат хивинского хана, в лице Исатая и Мухамеда нашел новых энергичных сподвижников и опять поднял восстание против России. Отважный и решительный Исатай с его неотразимым влиянием на народные массы и пылкий агитатор Мухамед Утемисов быстро раздули искры народного возбуждения, которые тлели в народных массах. Они составили около себя значительную партию, в ядре которой были букеевские беженцы и начали возбуждать народ к новому походу против России, к новой борьбе за национальную независимость.
 
В первых числах января султан Баймухамед Айчува-ков, в течение трех недель гонявшийся по следам Исатая в Зауральной степи, потерял их окончательно из виду. В это время батырь Исатай нашел себе гостеприимство и защиту в Назаровском отделении рода Шекты, в аулах известного батыря Юсуфа Куланова, кочевавшего в Барсуках. Султан правитель не мог проникнуть в их аулы за их отдаленностью от русской границы. Как бы по сложившейся традиции, беженцы Букеевской орды и все угнетенные и недовольные русскими властями казахи находили среди назаровцев приют и гостеприимство, т. к. последние, „кочуя в дальних степях", чувствовали себя совершенно независимыми от России.
 
… В феврале были получены первые сведения, что Исатай с группой джигитов появился в аулах против Горской крепости, на урочище Чушка-Куля, всего в 3—4-х днях езды от границы.
 
… По дополнительным сведениям султана правителя вполне подтвердилось, что Исатай Тайманов находится в аулах Назаровского отделения Шекты. 25 марта он был в аулах, подведомственных бию Батюре Такманову. 28 марта с семью своими товарищами он отправился в аулы Юсуфа Куланова; несколько его сообщников поехали в аулы Кенегемова отделения на Эмбу, а три человека — к султану Каип Галию Ишимову.
 
… Мулла Адаевского рода Батырхан Шагирмарданов, обычно осведомлявший пограничные власти о всех событиях и настроениях в Орде, 9-го мая донес, что Исатай Тайманов и Мухамед Утемисов с 4-мя товарищами приехали в аулы Адаевского рода в кочевья султана Каип Галия Ишимова, где имели с ним совещание. На этом совещании присутствовали старшины Иссыкова рода До-стан Сарыев, Черкешского рода Каракимирова отделения Кенжалий Балыков, Тазларского рода Науруз и др. На со-вещнии этом было решено поднять Орду против России. После совещания султан Каип Галий разослал по Орде приказ, в котором требовал от каждого рода по 100 джигитов для отмщения русским. Приказы султана были получены в Черкешском, Иссыкском, Тазларском и других родах, среди которых начались волнения.
 
„К сему присовокупляю,— писал мулла Батырхан,— что и от Исатая было послано письмо с 4-мя джигитами в Черкешский, Иссыков и Тазов роды, и сии, по получению этого письма, начали волноваться. Джигиты доставившие письмо, находятся в аулах Караурезова отделения Бутака Тургаева и Кутюка. Тазларцы и Иссыкцы находятся между Сагызом и Уилом и предполагают откочевать на солончаки, называемые Тупрак-Чаглы. Ходжа Самай и бий Бадай прекочевали на сию сторону Уила, с коими пришли часть киргизов Черкешского рода и, кажется, у них намерение плохое".
 
В том же донесении Батырхана говорится, что „из Хивы приехали хазарчии, которые привезли много тамошних изделий, халатов и бязи. Адаевцы прикочевали на р. Эмбу и говорят, что скоро к ним прибудет султан Каип Галий Ишимов."
 
От коменданта Ново-Александровского укрепления от
 
8-го мая было получено донесение, в котором он говорит, что бежавший из Оренбурга султан Каип Галий собрал скопище киргизов разных родов, а к нему присоединился Исатай Тайманов. Они намерены отправиться на урочище Сам, в 200 в. от укрепления для примирения аллимулиндев с адаевцами по повелению хивинского хана".
 
Кроме того, в Оренбургскую Пограничную Комиссию купцом Михаилом Деевым было доставлено письмо, полученное им из киргизской степи от своего приказчика Абдрахмана Абделхалилова, в котором тот писал, что Исатай батырь обратился к батырю Тлеу-Кабакского отделения Исету Кутебирову с просьбой дать ему пять русских пленных, на которых он, по-видимому, думал выкупить свою семью, томящуюся в плену у султана правителя.
 
… Между тем народное возмущение в малой Орде росло с каждым днем. В половине июня м-ца султан правитель уже писал, что одного отряда, находящегося в его распоряжении, уже недостаточно для того, чтобы ликвидировать вооруженные партии казахов, появившиеся в Западной части Орды.
 
17-го июня султан обратился к председателю Пограничной Комиссии с просьбой прислать в его распоряжение отряд не менее 500 человек, так как несмотря на подкрепление его отряда сотней казаков в мае месяце, этих сил недостаточно, чтобы удержать народ в повиновении.
 
„Чтоб иметь малейшую возможность, по нынешним разглашениям в народе и расстройствам беглым султаном Каип Галием Ишимовым и Исатаем Таймановым, удержать и остановить ордынцев по сей части в прежнем их состоянии и повиновении правительству, писал султан,— необходимо новое подкрепление, а если в этом будет отказано, то я не буду в состоянии держать народ в повиновении и мирные аулы ордынцев подвергнутся нападению со стороны мятежников, которые разрушат спокойствие и тишину в Орде".
 
В ожидании помощи русского правительства Баймуха-мед Айчуваков сделал попытку мобилизовать подведост-венных ему казахов для борьбы с новым восстанием. С этой целью он дал распоряжение известным приверженцам России тархану Казыю Сырымову, сыну Сырым-баты-ря, начальнику 5-и дистанции Ильджану Исергалимову, старшине Сарыбубеку и другим, чтоб они приступили к формировнию отрядов из казахов для борьбы с Исатаем. 16-го июля от всех этих старшин было получено коллективное донесение, в котором говорилось, что нужно совсем отбросить мысль о сформировании отрядов, так как народ не пойдет против Исатая.
 

„Мы несколько раз побуждали киргиз разных родов к этому, писали старшины,— но они не исполняют этого, да и не хотят повиноваться, потому, что известные беглецы Каип Галий Ишимов и Исатай Тайманов с приверженной им шайкой в 2 тыс. человек, прибыв на урочище Темир, при р. Эмбе, посылает свои ложные предписания биям и старейшинам и призывают их к себе, а в противном случае угрожают грехом. Вследствие этого некоторые из них опасаются угроз, а другие, по легкомыслию своему, предаются беглецам, да и нельзя думать, чтоб они не присоединились к ним, если вы покажете все преимущество своих мечей".

 
… Сведения о сосредоточении больших сил батыря и султана Каип Галия на урочище Темир были подтверждены известным нам муллой Батырханом, который от 13-го июня донес, что к Исатаю собралось до 2 тыс. джигитов Адаевского, Чиклинского и Табынского родов, которые намерены напасть на пограничную линию.
 
„Кроме того,— пишет мулла,— подстрекатели намерены привлечь на свою сторону известного батыря Исета. Во всяком случае намерение их не доброе и состоит в увеличении своего сборища, а потом в делании вреда. Прибытию их на Темир прошло 11 дней".
 
Мулла Батырхан представил перехваченное им послание султана Каип Галия к старшинам разных родов. Вот что писал султан:
 
„Биям Байбактинского рода Тулбаю, Кундукаре, Джу-муру, Сасыку, Тюралию, Бараку, Утебу, Айману, Сафию и Джантюре и всем почтеннейшим людям, Мавликану и Миньяшару.
 
„Вам известно, что вследствие почтеннейшего предписания высокопочтенного и высокостепенного хивинского хана Аллакулы, Мухамед-Рахимханова, мы в прошедшем году осенью приехали на урочище Уч-Буканбая на р. Эмбе, на совещание с детьми трех отцов об общей участи.
 
„Вследствие чего предписывается вам, почтенный бий, как только получите эту бумагу, вооружитесь и, приготовив себе дорожные припасы, возьмите с каждой кибитки по одному человеку и немедленно приезжайте ко мне. Если же это предписание по каким-нибудь причинам не исполнится, то на этот счет предупреждаю вас, чтоб вы страшились от потоптания лошадьми. Грех за подверже-ние к несчастиям участи народа останется на вас. Претендующие хозяева имеют также приехать сюда. Хан Каип Галлий Ишимханов.
 
… Положение в Киргизской степи становилось чрезвычайно опасным. В Восточной части Орды начиналось грандиозное восстание Кенисары Касимова, которое захватывало частично Среднюю часть Орды. В юго-западной части началось восстание Каип Галия и Исатая и оба эти движения могли слиться в единое движение казахского народа, в борьбу за национальную независимость. Эти восстания совершенно парализовали все торговые сношения с Россией, с Средне-Азиатскими ханствами, грозили сорвать переговоры генерала Перовского с хивинским ханом об освобождении русских пленников, которые в то время велись, и кроме того угрожали всей пограничной линии.
 
В силу этих соображений, Перовский возбудил ходатайство перед военным министром о разрешении ему выслать в степь „сильный отряд на продолжительное время, как для действий против Кенисары Касимова и батыря Та-бынского рода Джуламана Тлянчина, отложившегося от России и ушедшего с народом из места прежних своих кочевок по р. Илеку на Тургай на присоединение к султану Кенисаре Касымову."
 
… 28-го июня Перовский, не ожидая разрешения военного министра, отдал приказ о сформировании отряда под начальством полковника Геке, в состав которого пошли: две с половиной сотни Оренбургского непременного полка, полусотня Илецких казаков, сотня 4-го Уральского казачьего полка, 50 человек пехоты и 2 орудия артиллерии. Отряду было приказано иметь двойной комплект патронов и обеспечить себя запасами продовольствия и зернового фуража на один месяц.
 
Назначая полковника Геке принять главное командование над этим сводным отрядом, генерал Перовский приказал ему действовать против Исатая и Каип Галия совместно с отрядом султана правителя, который „по всех подробностях знаком с делом и послужит лучшим указателем".
 
На Геке возлагалась задача „рассеять шайку мятежников и захватить главных возмутителей".
 
… Отряд полковника Геке двинулся в степь по направлению к р. Киил, где султан правитель назначил ему место для соединения: сам султан правитель с отрядом двигался туда же из своей ставки.
 
9-го июля стало известно, что главные силы Каип Галия попрежнему группируются в устье р. Киила, вопреки всем слухам о их рассеяньи, а некоторые части их приближаются к границе. В виду этих сведений султан правитель и полковник Геке решили соединиться раньше на речке Ички-Карган, что и были достигнуто в 7 час. вечера 10 июля.
 
В донесении от 10 июля полковник Геке говорит, что Каип Галий с 2 т. джигитов двигается по направлению к линии и в данное время остановился на р. Киил, всего в одном переходе от места начлега его отряда, почему завтра,
 
11-го июля, ожидается решительный бой.
 
… Между отрядом Геке и Исатаем протекала р. Ак-Булак, хотя не глубокая, но с крутыми и обрывистыми берегами; эта речка разделяла обоих противников.
 
Полковник Геке приказал сделать по отряду Исатая несколько выстрелов гранатами. Одна из гранат попала в группу джигитов и вырвала из нее 2-х всадников с лошадьми, которые были убиты и ранила несколько человек. Джигиты Исатая рассыпались по сторонам, но продолжали двигаться вперед.
 
Под прикрытием артиллерийского огня отряд Геке перешел противоположный берег Ак-Булака и развернул боевой порядок, причем 2 сотни казаков были посланы по лощине в обход одного из флангов Исатая.
 
Два противника — Исатай батырь и Геке снова сошлись в поле, чтоб помериться силами в открытой борьбе. Перевес в вооружении, в организации и в искусстве вести бой и даже превосходство сил были опять на стороне Геке, главным козырем которого являлась артиллерия, производившая огромное впечатление на ордынцев.
 
Увидев перед собой русский отряд, Исатай стал медленно отходит назад.
 
Тогда султан Баймухамед Айчуваков со своими джигитами пошел преследовать Исатая. Увидев султана правителя, Исатай повернул обратно и бросился на него в атаку… Джигиты султана не выдержали натиска и побежали. Исатай увлекся и начал их преследовать. Но в это время 2 сотни Оренбуржцев вышли во фланг и тыл Исатая, и ударили на него в атаку...
 
Пораженные этой неожиданностью, джигиты Исатая дрогнули и тоже побежали. Началось преследование и сеча. Преследование велось на расстоянии 15 в., во время которого пало около 100 джигитов Исатая, и сам батырь был убит.
 
В реляции полковника Геке есть подробное описание этого боя и гибели Исатая. Во время преследования за батырем погнался хорунжий Оренбургского войска Петров с несколькими казаками и джигитами из отряда султана правителя. Через некоторое время Исатая настигли урад-ник Каменской станицы Иван Богатырев и казак Угольной станицы Леонтий Зеленин, а также джигиты Табынского рода Кадырбаева отделения Джанайдар Илекбаев и Сет-бай Ибитов и Ельчинчинского отделения Кубень Субелин.
 
Исатай скакал, отстреливаясь стрелами из лука. Он уже ранил в двух местах лошадь урядника Богатырева, который пытался его схватить. Казак Зеленин два раза выстрелил в батыря из винтовки на скаку, но промахнулся; наконец он заскакал несколько вперед, спешился, и выстрелил в батыря в третий раз; этот меткий выстрел подбил под Исатаем коня.
 
Конь встал, и батырь был окружен своими преследователями. Он не хотел сдаваться живым и продолжал отбиваться саблей от нападающих. Ему еще удалось ранить одного казака. На батыре был панцырь и два пистолета. Однако силы его слабели. Подскакавшие казаки взяли его в пики и выбили из седла. Урядник Богатырев ударом шашки рассек ему голову. Батырь свалился истекая кровью. В это время джигиты схватили его за руки, но казаки не хотели выпускать из своих рук добычу… Богатырев выстрелил батырю в грудь из винтовки и добил его.
 
Все эти пять человек поделили между собой награду 500 р., назначенную русским правительством за голову батыря...
 
„Он сделался жертвой своей отважности — говорит в своем донесении полковник Геке о смерти Исатая.— Я жалею, что его не представили живого. Из опасения, чтоб из излишней осторожности не дать Исатаю возможности спастись бегством, я не счел нужным давать приказание щадить его и стараться представить его живым, а предоставил его на участь божью, коему было угодно наказать человека, причинившего столько несчастья своим собратьям и погубившего столько людей...
 
„Говорят в числе убитых много значительных лиц из народа, но имена их, за исключением нескольких, еще неизвестны".
 
… После смерти Исатая восстание прекратилось; его сподвижники, оставшиеся в живых, продолжали вести скитальческую жизнь, скрываясь в дальних степях от преследования султана правителя и русского правительства. Какая участь постигла семейство Исатая, нам неизвестно. Некоторые его сподвижники впоследствии были пойманы и преданы суровой каре.
 
Все семь пленников, взятых русскими войсками в последнем бою с Исатаем, были преданы военно-полевому суду. Их дело разбиралось 10 ноября 1838 г. Следственная комиссия, учрежденная при Оренбургском Орданансгаузе, приговорила их всех к наказанию шпицрутенами, через прогнание сквозь строй 500 ч. по два раза каждого, а после этого к ссылке в крепостные работы в Ригу на 8 лет, по отбытии которых отдать их в солдаты, буде окажутся годными".
 
… В заключение нашего очерка скажем несколько слов о дальнейшей судьбе одного из ближайших сподвижников и друга Исатая батыря, Мухамеда Утемисова.
 
..."Почтенным батырям Бавбаю, Надыркулу, Салию и Ярмухамеду и Ямантаю, всем по поклону,— писал Мухамед.— Я сам, хвала богу, здоров молитвами друзей моих, подобных вам. Я благополучно возвратился из Хивы. А ежели пожелаете что узнать, спросите друзей ваших. Душевно желаю вас видеть, но беспорядки в народе не позволяют ездить к вам. Я не могу жить между этих народов.
 
„Перед выходом войска увижусь с ханом, и во всяком случае войско но преминует притти нынче летом. Ежели обстоятельства позволят, непременно пришлите старшину Салия. Объезжая, я должен знать, в каком положении находитесь вы. Не думайте, как этот народ, что из Хивы войско не придет. Если будут притеснения от русских, откочуйте сюда. Назаровцы и другие не коснутся вашего имущества.
 
„Не унижайте себя, прибегая к русским. Ныне у Каип Галия есть уже немного войска, которое усмирило Адай-ских и Табынских хищников и взыскивает с них зякет.
 
„Аллакул хан не взял зякета с народа, хотя муллы Джарлыгас и Учертый ему предлагали. Осенью нынешнего года Кара-Давул батырь с товарищами разграбил 62 кибитки алачинцев. Хан разгневался на этом и хотел послать людей. Но тлявцы отдали назад похищенное.
 
„Люди, удалившиеся от русских, здесь не в презрении. Аллакул хану я сказал, что вы держите мою сторону. Он радовался душевно.
 
„Друг мой, Ярмухамед, пришли пожалуйста с Салием чаю и сахару, это будет величайшая твоя для меня милость. Пишущих к вам Мухамед Утемисов."
 
… Письмо Утемисова говорит о том, что он находился в самых близких сношениях с хивинским ханом Аллакулом и султаном Каип-Галием, а также поддерживал связь с прилинейными казахами, среди которых имел близких друзей и единомышленников. Из этого письма можно видеть, что казахи „Дальней Орды“ по прежнему оставались враждебными России и с полной готовностью давали приют своим собратьям, которые уходили к ним из прилиней-ных аулов. Судя по этому письму, у Мухамеда Утемисова еще была надежда поднять орду на борьбу со своими врагами, и чтоб поддержать надежды своих друзей он обещал им поддержку Хвинского хана и обнадеживал их войсками султана Каип-Галия.
 
… 4-го марта того же года султан Муртаза-Галий-Уз-бек-Галиев донес, что Мухамед Утемисов скрывается в аулах на берегу моря, близ Уральско-Эмбенской границы.
 
Получив об этом сведения, войсковой атаман Уральского войска отправил в указанные аулы команду в 40 казаков при офицере. Команда эта отыскала Мухамеда Утемисова в аулах Бершева рода, в кибитке Даду и Теки-ша Тликеевых.
 
Казаки окружили кибитку, чтоб взять Мухамеда. Мухамед был вооружен и не хотел сдаваться в плен. Тогда казаки бросились в кибитку. Первым ворвался урядник Голунов и казаки Ведерников и Хохлов, которые бросились на Мухамеда. Мухамед защищался ножем и ранил казака Хохлова в горло, но был взят и обезоружен казаками.
 
Как важнейший преступник и сообщник „бунтовщика" Исатая Тайманова, Мухамед Утемисов был доставлен в г. Оренбург, где и предан военно-полевому суду.
 
… 17-го марта 1841 г. Мухамед Утемисов был отправлен в Оренбургскую тюрьму. В препроводительной бумаге описаны следующие его приметы: „Лета от роду 37, рост 2 арш. 5,5 вершка, волосы на голове, бровях, усах и бороде черные; лицо чистое, смуглое, глаза желто-серые".
 
… 3 1 -го марта 1841 г. дело Мухамеда Утемисова вместе с произведенным дознанием было предано в военносудное отделение Оренбургского Отдельного Корпуса, где и надо искать его окончания.
 
Архивный фонд Оренбургского Отдельного Корпуса сильно пострадал, и у нас очень мало надежды на то, что в конце концов удастся розыскать дело о решении суда по делу Мухамеда Утемисова.
 
Ф. Рязанов. „Восстание Исатая Тайманова”.