«Я ВИЖУ СЕРДЦЕМ»
Роза Ахтямова
Уже давно с возрастающим вниманием и волнением слежу я за творчеством трагически обездоленного пассионарного человека — Розы Ахтямовой. Еще в детстве навсегда померк для нее свет солнца — болезнь лишила ее зрения. Но уже в школьные годы, вопреки полной безнадежности, она бросает вызов тьме незрения и нравственной слепоте зрячих. Жизнь ее становится духовным напряжением мысли, слова и поступка — во имя «света моих прозрений». Так назвала Роза свою книгу очерков и рассказов о людях, которые оставили неизгладимый след в душе автора, прямо или косвенно повлияли на его судьбу, на выбор жизненного кредо». Своих героев (писателей, художников, актеров, музыкантов, врачей, ученых...) писательница представила читателю, как она говорит, «через непривычное видение», смысл которого — «Я вижу сердцем».
Ассоциация с Экзюпери понятна и естественна, но у Розы это жизненная позиция и творческое кредо, знак преодоления трагической судьбы. Об этом свидетельствует вся ее взрослая биография. Роза по основному образованию — филолог, закончила филфак КазГУ, написала исследование о языке Герцена, преподавала в школе, имеет среднее медицинское образование. Многие годы работала по линии КОС (Казахское общество слепых). Но главным ее призванием с 1970-х годов стала в широком и узком смысле литература — поэзия, перевод (с пяти языков — родной — татарский, казахский, армянский, немецкий, турецкий), проза и журналистика (член Союза журналистов Казахстана). Печаталась в журналах Москвы, Петербурга, республик СНГ.
Роза Ахтямова в своем творчестве всегда идет «по живому следу» событий и реальных человеческих судеб. Таковы, например, ее весомые во всех отношениях книги «Судьбы и судьи» (1997), «Свет прозрений моих» (2001). Но всякий раз — в очерке или рассказе, в повести или публицистическом эссе, таком, например, замечательном, как «Sancta Lucia», — слышишь ее неповторимый, взволнованный голос, ту самую интонацию, которая напоминает о том, что наш автор прежде всего поэт.
В поэтической книге «Через окно воспоминаний» — горький мед жизни, проза и поэзия любви. Из этой прозы, из ее «сора» рождается высокая лирика, уже «не ведающая стыда» обыденности, как считала Ахматова, возникает тот рке личный счет потерь — «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Роза смотрит на жизнь «через окно воспоминаний» и погружает нас в жгучую ностальгию по пережитому. Вот этот накал страсти, нередко переходящий в мучительное замирание сердца:
Пусть воспарит душа к былому
и птицей раненой замрет...
Едва ли не с первой страницы всплывают в памяти строки доброй, правда вышедшей уже в тираж песни — «Какие старые слова — а как кружится голова». Тогда начинаешь думать, не за ними ли маячит секрет поэтического обаяния «стихотворной тетради» Ахтямовой — ее лирического дневника, а может даже песенника?.. (Заметим в скобках, что уже десяток текстов превратились именно в романсы. Быть может, кто-то из алматинцев слышал их в проникновенном исполнении автора, быть может, напевает их в минуты тайного томления...)
Да простится мне эта аналогия, но она невольно тут как тут — остановись мгновение, ведь ты ужасно! Ужасно потому, что держит лирическую героиню на грани жизни и смерти, света и тьмы, под напряжением мучительного внутреннего раскола. Чтобы не впасть в преувеличения, цитирую:
И разве мало мне одной
такого песенною яда?..
… начертано ли так заране
любить, страдать и все терпеть?..
Я замираю, но от боли
что он — не ты,
а ты — не он...
Я подчеркиваю очевидности, едва ли не литературные клише, чреватые порою риторикой чувства. Но Роза испытывает неподдельную симпатию к романсу вообще и знакомым его «страдательным» лирическим вариациям — любовная исповедь, диалог, медитация, вызов и любовное проклятие, даже «раздирание» душевных ран, потому что они должны кровоточить не только обильно, но и всегда:
Нелегко тебе быть любимым,
мне — тобой нелюбимой быть...
… потому, отдаляя разлуку,
я свидания нового жду...
Вновь будешь говорить, как прежде…
со мной о женщинах других...
Но пристальный и безжалостный самоанализ, приводящий к пониманию того, что в любовной муке есть только одно движение — по замкнутому кругу, т. е. отсутствие выхода — превращает жестокий романс не в знакомую цитату, как может показаться, а в некий душевный надрыв, отчаяние, которые могут оборваться на последней строке, или стихе, но которые, в сущности, не кончаются. Уже следующее стихотворение снова подхватывает тему ужасного мгновенья… Что ж, читатель волен не читать такие стихи, ворча там что-то о «вторичности». Однако у стихотворений Ахтямовой есть простое свойство, может, преимущество: они открыто и без всяких искусственных усилий превозмогают чувствительность и мелодраматику, даже модный ныне постмодернизм с его бытийной обреченностью на поражение. В стихах Розы есть, говоря с оглядкой на Пушкина, светлая мудрость страдания — чего же боле:
Я тебя одного любила,
и любовь свою пронесла,
как единственное мерило
в постиженъе добра и зла.
Дай же руку твою на прощанье,
заплати лишь одной слезой
за любовь мою и молчанъе,
за ее покой и за свой.
А мысль о волнительности «старых слов» каждый волен додумывать по-своему. Мне кажется, старые слова не только всем понятны и привычны, со временем они становятся и свидетелями, и символами больших и нетленных человеческих чувств.
Так понимали жанр романса Булат Окуджава, отчасти Владимир Высоцкий, так понимает его и Роза Ахтямова, заставляя сиять и светить то, что как бы угасло, или горит отраженным светом. В ее личном, частном случае — это еще и способ выжить, увидеть свет сквозь всю неотвратимость ночи. Поэтому «окно воспоминаний» по-своему, но отменяет тьму забвения и одиночества, а также клишированность души Поэта, о чем Роза говорит просто и точно:
Не ревнуйте же к портретам,
право, я не нм верна.
Несмотря на прекрасную тонкую лирику, которая как бы сама собой ложится на музыку, проза стала занимать в ее творчестве все большее место. И не только очерковая, но и художественная. Так глубоко драматичное эссе о судьбах и духовной стойкости, талантливости незрячих людей «Sancta Lucia» было отмечено среди лучших произведений конкурса «Казахстанская литература — 2000», проведенного фондом Сорос — Казахстан.
Однако подлинно художественный эпос является в прозе Ахтямовой впервые, хотя он уже давно назревал и созревал.
Перед нами роман нравов «Мадам Сидорова». Первое впечатление — вещь сильная и безжалостная, чем-то напоминающая «Мелкого беса» Ф. Сологуба, а еще советскую женскую прозу — скажем, Виктории Токаревой, О. Марк, отчасти — Людмилы Петрушевской, умеющей писать «Сильно. Кратко. Жестко» (Ал. Михайлов). Это не значит, что Р. Ахтямова учится у них. Нет. Скорее эти писательницы не сговариваясь, избрали согласно своему «видению» традицию не утешающей, а огорчающей правды.
Известно, что советская действительность женщину вовсе не баловала, превращая ее, то в придаток механизма, то в существо всегда бездомное и разведенное — мать-одиночку. Видимо, и у самого автора было немало тяжелых испытаний и впечатлений, чтобы создать такой саркастичный, к тому же еще сознательно «усредненный» образ сталинистки из рабочих, ставшей не столько учительницей, сколько стяжательницей денег и мужей.
У главной героини подчеркнуто безликая расхожая фамилия, внешность, судьба бездарной дочери (сквалыги и интриганки) и, наконец, безымянные мeжья, обязательно «противоположной национальности», которых автор вообще не удостаивает никакой персонификации, кроме плотско-потребительской. Это безвольные и даже инфантильные мужские особи, калечащие судьбы самых разных женщин. Таков третий, последний мрк Сидоровой, годящийся ей едва ли не в сыновья. Он ненавидит свою жену, но до того ею умело запуган, что даже любовь к славной Наде, родившей ему дочь, ничего не может изменить в этом, простите, дурацком треугольнике. И все кончается сверх-грустно: наемная «гадалка»перерезает горло наивной и доверчивой Наде… Но пересказать эту трагедию и одновременно желчно-сатирическую вещь невозможно, да и не имеет смысла. Читатель не сможет оторваться от романа, пока не закончит его — так это емко и психологически точно, глубоко написано, как бы не роман — а конспект романа.
Если бы меня спросили, о чем этот «роман нравов», я, не раздумывая, ответил бы: женщина и мужчина как враги. Именно так. К сожалению, до сих пор нас окружает действительность, которая искореняет в людях всякую духовность, превращает нас в озверевших от скотства самку или самца. Страшно становится от сознания того, что Сидорова, между прочим, — еще и учительница русского языка и литературы, а ее третий безымянный мук — при всем при этом еще инженер… Но нравственное растление общества, начинается с того, что его и ее связывают только физиология и деньги!
Не слишком ли мрачно? — спросит умудренный опытом читатель. Или подумает, склоняясь по привычке к милосердию. Но почему же! Вспомним, между прочим, Ф. Сологуба, который еще в 1908 году уже отвечал на подобный вопрос: «Люди любят, чтобы их любили. Им нравится, чтобы изображали возвышенные и благородные стороны души. Даже в злодеях им хочется видеть проблески блага, «искру Божию», как выражались в старину. Поэтому им не верится, когда перед ними стоит изображение верное, точное, мрачное, злое. Хочется сказать: «Это он о себе. Нет милые мои современники, это я о вас писал мой роман о «Мелком бесе».
Так может оправдаться, в сущности, и Роза Ахтямова, хотя при чем тут оправдание.
Но правда есть правда. Особенно увиденная сердцем… Страждущим сердцем...