ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЕВРАЗИЙСКАЯ МИССИЯ
ГЛАВА 20. ОТ СОБИРАНИЯ ЗЕМЕЛЬ К СОБИРАНИЮ УМОВ
Трансформация Акмолинска-Целиногорада в Астану развернулась в самом начале третьего тысячелетия. Формирование новой столицы Казахстана на левом берегу Ишима идет с 2001 года — с первого года Евразийского этапа Второго Восточного цикла, и это весьма символично. Астану часто называют «городом XXI века». На самом деле это город по крайней мере пяти ближайших веков. Тех веков, когда будет создаваться ноосферная культура мирового уровня. Астана должна сыграть роль центра ее кристаллизации.
Конечно, провести с точностью до года границу между концом одного цикла и началом другого невозможно. Между ними всегда есть некоторый переходный период, поэтому граница всегда размыта. Иной раз «промежуток» занимает два-три века, как, например, при смене астрологических эпох, иногда — два-три десятилетия, но внимательный наблюдатель обязательно обнаружит в формально начавшемся цикле явные рудименты формально закончившегося, а в сдающем свои полномочия Цикле — несвойственные ему элементы из будущего.
За десять лет до начала Евразийского цикла распался Советский Союз. Мы уже предположили, что это событие планетарного масштаба, настоящий катаклизм для сотен миллионов людей, было необходимым условием реализации метаисторических планов, уклониться от которых не в нашей власти — космические проекции абсолютно императивны. Однако для того, чтобы воля Вселенной была замечена миллионами людей и воплотилась в их делах, нужен какой-то явный знак. Веления метаистории реализуются в понятных практических делах.
Отчетливо практический шаг к воплощению метаисторических замыслов был сделан за шесть лет до начала Евразийского цикла, когда 29 апреля 1994 года Президент Казахстана Н.А. Назарбаев, выступая в Московском Государственном университете, изложил проект созданияТрансформация Акмолинска-Целиногорада в Астану развернулась в самом начале третьего тысячелетия. Формирование новой столицы Казахстана на левом берегу Ишима идет с 2001 года — с первого года Евразийского этапа Второго Восточного цикла, и это весьма символично. Астану часто называют «городом XXI века». На самом деле это город по крайней мере пяти ближайших веков. Тех веков, когда будет создаваться ноосферная культура мирового уровня. Астана должна сыграть роль центра ее кристаллизации.
Конечно, провести с точностью до года границу между концом одного цикла и началом другого невозможно. Между ними всегда есть некоторый переходный период, поэтому граница всегда размыта. Иной раз «промежуток» занимает два-три века, как, например, при смене астрологических эпох, иногда — два-три десятилетия, но внимательный наблюдатель обязательно обнаружит в формально начавшемся цикле явные рудименты формально закончившегося, а в сдающем свои полномочия Цикле — несвойственные ему элементы из будущего.
За десять лет до начала Евразийского цикла распался Советский Союз. Мы уже предположили, что это событие планетарного масштаба, настоящий катаклизм для сотен миллионов людей, было необходимым условием реализации метаисторических планов, уклониться от которых не в нашей власти — космические проекции абсолютно императивны. Однако для того, чтобы воля Вселенной была замечена миллионами людей и воплотилась в их делах, нужен какой-то явный знак. Веления метаистории реализуются в понятных практических делах.
Отчетливо практический шаг к воплощению метаисторических замыслов был сделан за шесть лет до начала Евразийского цикла, когда 29 апреля 1994 года Президент Казахстана Н.А. Назарбаев, выступая в Московском Государственном университете, изложил проект создания Евразийского Союза государств, причем изложил как стратегическую концепцию, лишенную привкуса политической конъюнктуры. Напоминание о дремлющей до поры евразийской идее, прозвучавшее с государственных высот, не могло произвести мгновенного переворота, но стало будоражащим сигналом для тех, кому, собственно, и было адресовано.
Вскоре, в 1996 году, последовал новый шаг: 23 мая Н.А. Назарбаев подписал указ об образовании Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева, ввиду «неуклонно расширяющихся международных связей Республики Казахстан, ее активного участия в интеграционных процессах, претворения в жизнь идеи Евразийского Союза». Самым знаковым, на взгляд автора, в этом указе был имя первого нового университета Казахстана, накрепко соединенное с именем последнего евразийца советской эпохи.
Выступая в 2006 году на десятилетии Евразийского университета им. Л.Н. Гумилева, Президент Казахстана подчеркнул:
«Евразийство — это идея будущего. Это алмаз в короне интеграционных процессов, которые требует сегодня глобализация. Три практические вещи — ЕврАзЭС, СВМДА и ШОС - это три составляющих будущего евразийства. Я думаю, что эти организации в будущем объединятся и, в конечном счете, большая Евразийская Идея, единство Евразийского континента победят. Но этой идее нужна духовная, научная база».
Именно об этой базе и идет речь в настоящей книге. И уже в наши дни, когда в статьях В.В. Путина и А.Г. Лукашенко в газете «Известия» развернулась панорама предложений об Евразийском экономическом союзе, в своей статье «Евразийский союз: от идеи к истории будущего»
Н.А. Назарбаев четко сформулировал:
«Евразийский союз — это мегапроект, соизмеримый со сложными вызовами настоящего и будущего. Он имеет все шансы стать органичной частью новой мировой архитектуры, формирование которой началось под воздействием самого мощного в истории глобального финансово-экономического кризиса».
Но вернемся к цепочке свершений.
Следующего шага пришлось ждать до октября 2000 года, когда был образован Евразийский экономический союз, а следующего и того дольше, до 2010 года, ставшего годом создания Таможенного союза Казахстана, России и Беларуси.
В историческом плане эта цепочка наполненных огромным смыслом последовательных шагов была сделана за мизерный срок — каких-то полтора десятилетия. Разве это не очевидное свидетельство начавшегося (причем, до окончания предыдущего этапа) Евразийского цикла, потребовавшего новых подходов? Логичным и естественным дополнением оживающей евразийской идеи на старте цикла были практические предложения о евразийском партнерстве и сотрудничестве, евразийском союзе государств, об их экономической интеграции. Они затрагивали глубинные пласты евразийской проблематики, одним из важнейших ее аспектов всегда было «собирание» — собирание сил, умов, земель. Но не по имперскому типу, как было в прошлом, а на принципиальной иной основе.
Задумаемся: а чем —на метаисторическом плане, без которого не понять истинных пружин, ни подлинного смысла лавины наблюдаемых исторических событий, — было покорение русскими землепроходцами Сибири, присоединение Российской Империей Центральной и Средней Азии? Даниил Андреев в «Розе Мира» отвечает на этот вопрос следующим образом. Пока народы Западной Европы колонизировали Америку, Африку, открывали и частично подчиняли свой цивилизации древние культуры Востока, русские превратили Россию из окраинной восточно-европейской страны в великую евразийскую державу, заполнившую все полое пространство между Северо-Западной, Романо-католической, Мусульманской, Индийской и Дальневосточной культурами, то есть между почти всеми культурами, ныне существующими. Западная экспансия была, конечно, колонизацией во всей своей неприглядности, но именно так европейцы, сами того не подозревая, выполняли свою всемирную задачу. А она, по Д. Андрееву, состоит в создании «такого уровня цивилизации, на котором объединение земного шара станет-реально возможным» (уточним — на четвертом этапе Атлантического цикла). Точно так же российская экспансия имела отношение к будущему (уточним — к третьему этапу Второго Восточного цикла). Пространственные резервы должны послужить ареной для тех творческих деяний сверхнарода, свидетелем которых явятся XXI и XXII века, а именно — создания «интеркультуры», ассимилирующей и синтезирующей черты всех культур мира, ибо культура, призванная перерасти в интеркультуру, может осуществить свое назначение, лишь тесно соприкасаясь со всеми культурами, которые она должна вобрать в себя, объединить и превратить в планетарное единство [41].
Итак, российское движение на Восток имело целью обретение пространственного резерва для будущих свершений в XXI, XXII и последующих веках. И вот время для этих грандиозных деяний настало — именно таких деяний и требует начинающийся цивилизационный цикл. Но только осуществлять их будет не «российский народ», а народы новых государств России и Казахстана, наследующих Российской Империи и СССР. Нет, связь времен не прервалась, однако жизнь серьезно сместила или даже переставила акценты.
Собирание земель было делом России, но довести до конца ме-таисторические замыслы в отношении Евразии суждено, по-видимому, самой Евразии, прежде всего той ее части, что входила в российскую и советскую империи. Долгое время находясь под их влиянием, управлением, покровительством и контролем, присоединенные евразийские территории заметно преобразились — изменили статус и качество, превратились в государственные, в подготовленный плацдарм для общего евразийского маневра. Вот как отозвались спустя столетия деяния русских землепроходцев, вот в чем, а не во внешней колонизации (кажется, совершенно невозможной) центральноазиатских степей в действительности заключалась их миссия.
Пространств, на которых должна развернуться евразийская работа по созданию новой культуры мирового уровня, ныне достаточно. Теперь необходимо собирание не земель, а умов и ресурсов. Вот этим в начале цикла и предстоит заняться Казахстану наравне с Россией. Если верить наполненной глубоким смыслом многозначной символике Астаны, мы к этому готовимся, нация припоминает прежний, хотя и далекий опыт. Казахстану уже приходилось давать серьезные ответы на вызовы времени. Им, по сути, была безальтернативная для степи кочевая экономика. Совершенно не случайно, с исторической точки зрения, кочевая цивилизация соприкоснулась с восточно-славянской оседлой цивилизацией. При таком контакте взаимная адаптация и интеграция была неизбежной.
Тогда она происходила на основе военных союзов. Сейчас взаимная адаптация и интеграция двух государств, а не просто разных этносов, как в Российской Империи и СССР идет на базе союзов экономических, к которым относится и Таможенный союз. Ничего принципиально нового в них нет, это просто современная форма тюркско-славянского партнерства. Обосновывая ее необходимость в выступлении перед студентами и преподавателями Евразийского национального университета имени Л.Н. Гумилева, Президент Н.А. Назарбаев сказал, что Казахстану нужно стремиться к интеграции с Россией — Богом данным соседом. Так было за тысячу лет до нас, так будет тысячи лет после нас, сказал Президент. Нашим народам суждено жить вместе на одном пространстве, иметь общую границу протяженностью 7000 километров... Мы всегда доверяли друг другу, были рядом, развивались вместе, выработали общий менталитет, шли по одному историческому пути, имели общую взаимосвязанную культуру и великое богатство — способность понимать друг друга [52].
Все так, и все же возрождение евразийской идеи, разумеется, при ее необходимой модернизации, происходит по инициативе Казахстана. Поэтому его лидерство в начале Евразийского цикла практически неизбежно. А как же Россия? Согласится ли на это наш великий сосед, привыкший к роли «старшего брата»? Почти наверняка. Во внешней политике России, как всякой великой, и не только евразийской, но и мировой державы, кроме самого спокойного, доставляющего минимум хлопот, фактически домашнего евразийского направления есть направления куда более сложные — западный, восточный и южный «фронты». И на этих «фронтах», как в известном романе Ремарка, по сути, «без перемен». Внешняя политика — очень тяжелое для нашего ближайшего соседа и партнера дело, отнимающее массу энергии, ресурсов и отвлекающее от неотложных внутренних проблем.
И все же роль России в евразийской интеграции, шире, в Евразийском цикле, в создании новой мировой культуры огромна и совершенно незаменима. Во-первых, потому, что ее культурный, интеллектуальный, научный, индустриальный, ресурсный потенциал самоочевиден.
Во-вторых, потому, что столь же очевиден политический и геополитический потенциал России. Будучи самым влиятельным членом различных евразийских структур, Россия, с другой стороны, входит в элитную «восьмерку» (G-8) наиболее развитых держав и, соответственно, в «двадцатку» (G-20), играет заметную роль в структурах Азиатско-Тихоокеанского региона, является одним из основателей БРИКС, где, кроме нее, состоят Бразилия, Южно-Африканская Республика и, главное для нас, сильнейшие азиатские игроки — Индия и Китай, планомерно теснящие лидеров Запада. Сотрудничество России со всеми этими организациями важно не только для самой России, оно чрезвычайно полезно для участников ЕврАзЭС, включая Казахстан, и вообще для евразийского дела. Членство России придает евразийской интеграции необходимый вес, повышает ее авторитет в глазах мирового сообщества, помогает найти свое место в международном разделении труда, что в условиях руководимой атлантистами глобализации совсем не просто. Россия — возможно, в ущерб себе — играет в этих условиях роль геополитического барьера, ограждающего готовящуюся к взлету евразийскую культуру от натиска Запада. Точно такую же роль играла Россия во времена великих степных империй, с той, однако, разницей, что тогда она прикрывала рождающуюся западноевропейскую культуру от давления Востока.
В третьих, роль России в евразийском деле велика потому, что огромен потенциал зарубежного русскоязычного мира. К нему мы с полным основанием должны причислить не только этнических русских, но и людей многих других национальностей, в том числе и казахов, в совершенстве владеющих русский языком, выросших на русской культуре, учившихся и ставших профессионалами в нашей общей стране— СССР Совокупный доход русскоязычной диаспоры на Западе — от 50 до 100 миллиардов долларов в год, что еще раз говорит о ее мощи, сравнимой с помощью населения такой западноевропейской страны, как Бельгия. Общий доход русскоговорящей Ойкумены не меньше общего дохода населения Швеции. Распределенное по планете русскоговорящие интеллектуалы и специалисты, а их, некоторым оценкам, не меньше, чем на родине, самоорганизовались в информационную творческую сеть, позволяющую творить по новой технологии - брать с миру «по нитке», объединять единым замыслом и получать совершенно невероятные продукты. При этом работающие над одним проектом ученые могут числиться в немецких, испанских, итальянских и любых других университетах. Людей связывает не страна проживания, а общий российский подход, культура, язык [43].
Конечно, совсем не обязательно этот мощный отряд придет на помощь исторической родине. Но при определенных условиях это вполне возможно. Больше того, желание сотрудничества у него есть, есть и деловой интерес, ибо потенциал одного успешного совместного технологического проекта — от 50 миллионов до миллиардов долларов. Поэтому Россия тоже готовится «собирать» — и тоже не земли, это в прошлом, а умы. Да, пока налицо обратный процесс, пока Россия экспортирует умы„ причем, в возраставших масштабах, и делает это с ущербом для себя, ведь мозговая подпитка планетарной цивилизаций фактически ничего не стоит, экономически она еще менее выгодна, чем экспорт сырой нефти или круглого леса... Но интеллект все-таки не мазут И не бревна. Его миграция, надо полагать, подчиняется иным законам, нежели движение товаров. Гигантский интеллектуалыный потенциал Русскоязычной Ойкумены остается потенциалом русскоязычного ума. Сегодня его экспорт практически бесплатен, но он сродни вложениям в надежные банки под большие проценты, поскольку в процессе «потребления» интеллект не иссякает, наоборот, прирастает и развивается. Через какое-то время этот умноженный капитал сможет вернуться на родину — здесь он дома, здесь ему всего комфортней, чтобы взяться за дела планетарного охвата [43]. А предстоящие нам вместе с Россией дела именно таковы.
Наконец, в-четвертых. Л. Н. Гумилев говорил о евразийских народах как об энергичных этносах, положивших начало большой стране, единой исторической конгломерации. И в самом деле, евразийское сообщество - это то, что сначала было Тюркским каганатом, потом — Ордой, за тем — Российской Империей и, наконец, СССР. Без понятия пассионарности этого не объяснить. А пассионарная энергия, утверждал Гумилев, есть энергия живого вещества биосферы [53, 54]. Пассинарная энергия народа — это энергия составляющих его людей, и чем больше численность народа, тем выше его энергетический ресурс. Мощная и стремительная поступь Китая отнюдь не случайна — в ней сконцентрировалась энергия миллиардного населения, сплоченного идеей Богом данного превосходства над Западом. Успехи Индии или Японии тоже не случайны — это успехи многочисленных наций с большим энергетическим ресурсом и, следовательно, серьезным творческим потенциалом.
Казахстан с его всего-то 16 миллионами населения имеет куда более скромный запас энергии живого вещества, а чем опасен ее недостаток, показывает судьба пассионарных, креативных, но малочисленных тюрков. Вот и нам ее может объективно, просто физически не хватить для решения энергоемких задач Евразийского цикла. Кроме того, из-за огромности территории страны удельная плотность пассионарной энергии, за исключением разве что новой и старой столиц, весьма мала, что тоже не улучшает ситуацию. Страна с малочисленным, раскиданным по большой территории населением может взять на себя функцию кристаллизации, но основной человеческий капитал в общее дело должны вложить партнеры по евразийским проектам. И в первую очередь — Россия.
Почему степняки-тюрки и лесовики-славяне тысячи лет жили рядом, объединялись в военные, а затем в экономические союзы, доверяли друг другу, вместе развивались, нарабатывали близкие менталите-ты и взаимосвязанную культуру? Потому что были комплиментарны друг другу, утверждал Л.Н. Гумилев. Все этносы, согласно его концепции, живут в определенных ритмах, и в случаях, когда эти жизненные ритмы близки, наблюдается эффект комплиментарности — согласования и наложения ритмов. В истории Евразии получилось так, что тюрки, монголы, татары и русские были близки друг к другу по ритмам. Это позволяло бесконфликтно жить рядом и даже вместе, благодаря чему ритмы этносов еще больше сближались. А раз так, то пассионарные энергии направлялись не на разрушение, а на объединение.
Когда-то изучение комплиментарное™ этносов было под запретом. Этого фактора межэтнических отношений как бы не существовало, его никто не учитывал. Как и многое другое, что не укладывалось в прокрустово ложе официальной науки либо не соответствовало идеологическим догмам. Но, принимаясь за евразийский проект, нужно учесть, проанализировать, осмыслить все факты, факторы, обстоятельства, в особенности те, что игнорировались по незнанию, недомыслию или же в надежде на «авось».