XI. Взятие гор. Ташкента
После взятия Ниязбека, поражения кокандцев под Шор-тюбе и занятия кр. Чиназ гор. Ташкент оказался в весьма критическом положении. Взятие Ниязбека оставило город без воды, занятие Чиназа отрезало от прямых сообщений с бухарским эмиром, принявшим город под свое покровительство, а присутствие русских отрядов близ сел. Зенгаты и на Койлыке лишило стотысячный город подвоза хлеба из богатой и плодородной зачирчикской стороны. Русская партия среди горожан требовала сдачи города, который держался только гарнизоном, а также надеждою на помощь бухарского эмира. Неурядица в нем была довольно большая, что, между прочим, видно как из рассказа Садыка, так и равно из помещаемого ниже рассказа муллы Юнуса.
Генерал Черняев решился овладеть городом, что и выполнил в ночь с 14 На 15 июня. О ходе штурма он доносил следующее:
«Жители Ташкента, стесненные окончательно продолжительною и строгою блокадою, терпя крайний недостаток в продовольствии и в особенности в воде, возлагали всю свою надежду только на одного эмира, к которому послали наконец посольство из главных представителей города. Эмир не отказал ташкентцам в помощи, но потребовал предварительно присылки к нему молодого хана в виде заложника. В ночь с 9 на 10 июня кокандский хан с 200 своих приближенных скрытно ушел из города и вслед за этим в Ташкент тайно вступила небольшая бухарская партия с Искендербеком, который и принял начальство над городом. Главные силы эмира, давно уже собранные в Самарканде, стали показываться в пограничных кокандских крепостях на левой стороне Дарьи.
Все эти обстоятельства, вместе с положительными сведениями от постоянных перебежчиков из Ташкента о том, что город находится в самом критическом положении, и если еще удерживается от сдачи, то только присутствием гарнизона и надеждой на помощь бухарцев, заставили меня, дабы предупредить открытое вмешательство эмира и по возможности предотвратить всякое с ним столкновение, решиться на последний шаг.
Осада укрепленного города, имеющего в окружности 24 версты, с населением от 150 000 до 20 000, владеющего огромными средствами к защите, не могла быть предпринята. Противопоставить горсть людей в 1951 человек при 12 орудиях с одним комплектом зарядов городу, который мог сосредоточить против атакованного нами пункта в самом непродолжительном времени по крайней мере до 30 000 при 50 орудиях, и ожидать в то же время демонстрации со стороны бухарского эмира было очевидно невозможно. Отойти от города значило бы дать эмиру громадное значение в Средней Азии и усилить его всеми военными средствами, сосредоточенными в Ташкенте. Поэтому я решился овладеть городом открытою силою, с расчетом на успех, из следующих соображений:
1) Гарнизон города, по обширности оборонительной линии, был разбросан на весьма большом протяжении, почему было весьма вероятно овладеть верками прежде, нежели он успеет сосредоточиться против атакованного пункта.
2) Артиллерия неприятеля, хотя и весьма многочисленная, но рассеянная на расстоянии 15 верст по всей южной стороне города, также не могла в данный момент действовать совокупно.
3) Жители города разделены были на две части, и партия, нам преданная, в случае занятия городской ограды должна была оказать содействие.
Ряд рекогносцировок крепостных верков города, произведенных инженер-поручиком Макаровым во время блокады крепости, показал, что атака Ташкента могла быть проведена на одни из ворот юго-восточной части; притом атака этой части города представляла еще те выгоды, что, овладевши ею, мы овладевали всем городом, так как правая сторона Боссу, где находится все зажиточное население Ташкента и все купечество, была предана нам; всю же атакованную сторону исключительно населяло военное сословие и партия бухарского эмира. Кроме того, при атаке юго-восточной части всем последствиям штурма подвергалось только военное население, а не мирные граждане, нам преданные.
Усиленные же рекогносцировки самых стен, произведенные тем же офицером, доходившим до контр-эскарпа крепостного рва, убедили меня, что наивыгоднейший пункт атаки - Камеларские ворота.
В ночь с 14 на 15 число назначен был штурм этих ворот в нижеследующем порядке:
Главный отряд, под личным моим начальством, снявшись с позиции в 11 часов пополудни, с рассветом должен был атаковать Камеларские ворота посредством штурмовых лестниц и нарочно устроенных инженер-капитаном Яблонским арб с небольшими откидными лестницами для перехода через ров.
Одновременно с атакой главного отряда отряду полковника Краевского, стоявшему на Койлыке, предписано сделать демонстрацию со стороны Кокандских ворот (в 6 верстах от Камеларских), и, не предпринимая ничего решительного, поддерживать атаку, бомбардируя город.
По занятии наружной ограды предположено было передовым войскам немедленно двинуться направо по улице, идущей кругом городской стены и, дойдя до Кокандских ворот, отворить их полковнику Краевскому и затем уже овладеть цитаделью.
Главный отряд выступил тремя колоннами. Впереди шли охотники и 2 1/2 роты, назначенные на штурм.
Охотниками командовали ротмистр Вульферт, подпоручики Шорохов и Лапин. Всей же штурмовой колонной командовал артиллерии штабс-капитан Абрамов. В версте за штурмовой колонной шли две роты с двумя легкими орудиями под начальством майора Де-ла-Кроа, а в версте за ними резерв из 2 1/2 рот с 4-мя батарейными орудиями под начальством подполковника Жемчужникова.
Такое растянутое движение было необходимо потому, что к атакованным воротам, как и к большей части остальных, вела только одна дорога.
В 2 1/2 часа штурмовая колонна под начальством штабс-капитана Абрамова, подойдя к воротам на 1/2 версты, сняла с верблюдов лестницы и, неся их на руках, пошла по обе стороны дороги садами; впереди шла небольшая цепь стрелков; движение это, направляемое поручиком Макаровым, исполнявшим в отряде обязанность офицера генерального штаба, произведено было с замечательною тишиною.
Цепь стрелков, пользуясь темнотою ночи и пересеченною местностью, покрытою садами, подошла к самой стене, оставаясь незамеченною неприятельским караулом, выставленным впереди ворот.
Светало. Охотники с лестницами уже были от ворот во ста шагах, а стрелки на опушке садов под самою стеною, в это время движение наше было открыто караулом, на который наткнулись наши лестницы,— тогда единодушное «ура!» быстро охватило все встретившееся на пути, и, покуда гарнизон успел опомниться, передовые были уже на барбете и сбросили неприятеля вместе с находившимися тут орудиями.
Взошли на стену по лестницам первый унтер-офицер Хмелев, второй ротмистр Вульферт, третий юнкер Заводовский.
Священник Малов шел с крестом впереди атакующих войск.
Занявши стены, часть людей немедленно стала отваливать ворота, а остальные бросились занимать близлежащие сакли и сады.
Ротмистр Вульферт, взойдя с несколькими людьми, кинулся вдоль стены и, несмотря на отчаянное сопротивление кокандцев, штыками прогнал их с ближайшего барбета и овладел одним орудием, но сам был ранен пулею в руку.
Между тем резервы наши уже подбегали к стенам, и как только передовые из них показались, Абрамов с 250-ю человеками двинулся вправо по улице вдоль городской стены, с тем чтобы впустить отряд Краевского. На первом же барбете Абрамов был встречен артиллерийским огнем из. 4 орудий, прикрываемых 200 сарбазов, засевших за турами.
Ура!— и орудия были нашими, заклепаны и сброшены в ров: двинулись далее. Подойдя ко второму барбету, они снова были встречены артиллерийским огнем, но и эти орудия достались также в наши руки, как и первые. Затем было взято штыками еще два барбета, все же остальные на всем расстоянии, пройденном Абрамовым вдоль городской стены (14 верст), были уже оставлены и орудия только им заклепывались и сбрасывались с барбетов. В числе отбитых орудий был 10-фунтовый горный единорог, брошенный казаками в деле под Иканом.
Пройдя до Карасарайских ворот, с которых начиналось население преданных нам жителей, Абрамов вступил в город. На первой же улице встречены были им баррикады, защищаемые сильным ружейным огнем. Все они были сбиты, и отряд подошел к главному базару.
Здесь сопротивление оказалось еще сильнее: кроме баррикад, встречаемых на каждом повороте, все сакли были заняты стрелками. Выйдя с базара, отряд на каждой улице встречал уже по несколько баррикад, сильно Защищаемых, так что каждую из них приходилось брать штыками. Пройдя таким образом почти всю половину города, Абрамов вошел в цитадель, которую я застал уже занятой Де-ла-Кроа и Жемчужниковым.
Как только Абрамов двинулся вправо, неприятель, опомнившись, стал сосредоточиваться против нашего левого фланга, занимая ближайшие сакли и сады, и когда солдаты очищали эти сакли и сады штыками, значительные массы неприятельской пехоты, собравшейся на двух ближайших улицах, идущих к базару, с барабанным боем и с криком «Аллах» бросились на войска; я послал против них поручика Макарова с 50-ю стрелками и ракетною командою; две удачно пущенные пудовые фугасные ракеты, а вслед за ними удар в штыки опрокинули их и заставили в совершенном беспорядке и с большею потерею очистить улицы; с этого момента наш левый фланг стал прочною ногою, хотя на занятой части городской стены перестрелка с деревьев и дальних сакль продолжалась еще до вечера.
Почти одновременно с движением Абрамова я ввел в город два конных орудия и три батарейных, которые и открыли огонь по городу. Немного спустя по тому же направлению, по которому прошел Абрамов, я послал две роты с одним орудием под командою майора Де-ла-Кроа и вслед за ними еще две роты с двумя орудиями с подполковником Жемчужниковым.
Несмотря на то, что майор Де-ла-Кроа послан почти вслед за Абрамовым, он встретил по той же дороге новые баррикады, которые неприятель необыкновенно скоро устраивал из арб и срубленных деревьев. Пока Де-ла-Кроа выбивал неприятеля из баррикад, Жемчужников успел нагнать его и, соединившись вместе, двинулся к цитадели, которую и занял в 7/2 часов утра. Немедленно и здесь выдвинута была артиллерия и открыт огонь по городу. Неприятель, отброшенный внутрь города, прекратил перестрелку, но отряд наш должен был выйти из цитадели, так как кокандцы подожгли службы ханского дворца, и огонь, распространяясь довольно быстро, грозил взрывом пороховых складов, там находившихся.
Отряд полковника Краевского, снявшись с позиции на Койлыке, двинулся к Ташкенту в полночь. Чтобы не обнаружить атаку и не дать неприятелю время собраться на стенах, ему приказано было не открывать огня до тех пор, пока сам нс будет обнаружен или пока не услышит выстрелов главного отряда.
Неприятель, заметив отряд полковника Краевского, открыл огонь из 9 орудий; на который тот отвечал из 4 легких орудий; вскоре за стеною послышалось «Ура!», и пехота отряда Краевского, с помощью людей главного отряда, стала взбираться на стену на лямках и ружьях:
В это время Краевский получил известие о появлении на правом фланге бегущего из города неприятеля; он тотчас же с казаками и 4 конными орудиями поскакал наперерез им. Удачные выстрелы картечью, на самую близкую дистанцию, заставили эти толпы бежать; горсть казаков (39 чел.) бросилась их преследовать; показавшиеся следующие толпы кокандской кавалерии были встречены картечью не менее удачно и также обращены в бегство.
Вся эта новочисленная кавалерия, более 500, преследуемая горстью храбрых, разбросала по дороге свои знамена и, доскакав до Чирчика, в беспорядке бросилась к реке на переправу, топя друг друга.
Между тем поднявшаяся на стену пехота, соединившись с Абрамовым, продолжала дальнейшее движение вдоль стены. Сам Краевский по вступлении в город соединился с Жемчужниковым, оставившим уже в это время цитадель и, согласно моему приказанию, ставшим на позиции между Кокандскими и Кашгарскими воротами, на месте ханской ставки.
С очищением половины города и с прекращением перестрелки главный отряд расположился у Камеларских ворот.
Явились аксакалы преданных нам частей города с изъявлением совершенной покорности и обещанием завтрашний день явиться в лагерь со старшинами и почетными лицами всего города, которых надеялись убедить в положительной невозможности какого-либо нам сопротивления; но к вечеру неприятель опять засел в ближайших саклях и открыл огонь по нашей степи. Сообщение между главным отрядом и отрядом Краевского почти прекратилось. Баррикады явились на всех улицах и на всех перекрестках. Сопротивление сделалось еще отчаяннее. Были случаи, что один, два человека с айбалтами (вроде топора на длинной рукоятке) кидались на целую роту и умирали на штыках, не прося пощады.
Посланные небольшие отряды по смежным улицам встречали самое ожесточенное сопротивление. Каждую саклю приходилось брать штыками, и только тогда она очищалась, когда засевшие в ней были переколоты.
Самое упорное сопротивление встречено было по улице, ведущей от ворот на главный (бас) базар.
Артиллерии сотник Иванов, посланный мною с 50 человеками для очищения ее, встретил баррикады, вооруженные артиллерией. Не в состоянии выбить кокандских стрелков ружейным огнем, он кинулся в штыки на первую баррикаду и, несмотря на отчаянное сопротивление, выбил оттуда неприятеля и завладел орудием. Тотчас же за первою оказалась вторая, вооруженная 2 орудиями; впереди нее был глубокий арык, служивший ей рвом; близлежащие двухэтажные сакли доставляли весьма сильную перекрестную оборону; горсть храбрых, едва занявши после упорного боя первую баррикаду, прежде чем успела разобрать ее, была встречена картечью из-за второй; Иванов, видя затруднительное положение и считая невозможным какую бы то ни было перестрелку, первый бросился «на ура» и увлек за собою солдат: орудия и баррикады были взяты; здесь он был контужен и отозван в лагерь, а на место его послан поручик Макаров.
Общим смелым действием наших храбрых войск улицы были очищены вторично. Артиллерия, выдвинутая от ворот на версту внутри города, открыла огонь, продолжавшийся всю ночь. От наших гранат еще с вечера в некоторых местах загорелись сакли, и пожар, распространившийся в ближней части города, продолжался до следующего дня. К ночи все войска стянулись к Камеларским воротам. 16 числа утром полковник Краевский с 3 ротами и 2 орудиями был командирован для сбора неприятельских орудий и взрыва цитадели. По всей дороге встречены были им те же баррикады и тот же огонь из смежных сакль, как. и накануне. Баррикады были уничтожены, сакли взяты, к отряд благополучно вступил в цитадель, где снова встретил сопротивление; все же ближайшие сады и сакли были заняты кокандскими стрелками, которые открыли частый и весьма меткий огонь по отряду; но, благодаря распорядительности Краевского, отряд, исполнив поручение, возвратился в лагерь без большой потери.
К вечеру улицы были свободны, и перед закатом солнца прибыли наконец посланные от аксакалов, прося позволения всем старшинам города явиться на другой день.
17 числа действительно явились ко мне все аксакалы и почетные жители города, изъявили полную готовность подчиниться русскому правительству.
Город сдался безусловно, и немедленно же было сделано распоряжение об обезоружении его. Все аксакалы, а также многие из жителей приняли самые энергичные меры к отысканию орудий, находящихся в самом городе, и к вечеру было доставлено самими жителями до 20 медных орудий и до 300 ружей. В городе водворилось совершенное спокойствие и ни одного уже выстрела не было слышно. Ташкент был покорен окончательно.
Трофеями нашими были 16 больших знамен, в том числе одно бухарское, множество значков, 63 орудия разного калибра, из которых 48 медных, и притом замечательно хорошего литья, и множество ружей, В числе медных орудий 8-пудовая мортира.
Пороху найдено до 200 пудов и разных снарядов до 10 000.
Неприятельский гарнизон, по сведениям, состоял из 5 000 сарбазов и 10 000 сипаев, которые большею частью убежали в момент штурма.
Всех же защитников, по самым скромным показаниям, было до 30 000».
Взятие гор. Ташкента генералом Черняевым представляет собою одно. из самых блестящих дел русской армии и, по своим результатам, имеет огромное значение как твердый, решительный шаг в культурную часть Средней Азии, плодородные и богатые оазисы которой столь необходимы России в экономическом и политическом отношениях. Это крупное дело нашло надлежащую оценку среди современников и участников, державшихся старого московского правила: всегда и везде держать русское имя «честно, грозно, по старине...»
Оценка совершенного великого дела выразилась постановкою памятника — часовни на братском кладбище русских воинов, павших при штурме города 15 июня, и учреждением ежегодных торжественных крестных ходов в этот день для служения панихиды у памятника.
Тела солдат, убитых при первом, неудачном, штурме города. (2 октября 1864 г.) были похоронены в окрестностях его, причем во избежание надругательства над телами могилы были заровнены и скрыты. Тела павших при втором штурме были схоронены отчасти в общей братской могиле, отчасти отдельно, в небольшом ветловом саду близ Каме-ларских ворот, на которые была поведена первая атака. Место это было отмечено только деревянными крестами; но почти с первого же года после занятия города, в день штурма, сюда собирались все участники штурма, оставшиеся на службе в Ташкенте, и служили заупокойную панихиду на могиле павших товарищей,
В 1872 году в среде участников штурма возникло предположение об устройстве на месте погребения павших памятника и даже сделана закладка его; но дело по постройке пока только и ограничилось этим, как можно предполагать, по недостатку средств. В 1875 году снова возникла мысль об устройстве памятника, открыта подписка на сбор пожертвований и образован особый для этого комитет, успевший собрать 2410 руб. 87 коп., но дело опять приостановилось на десять лет.
По назначении туркестанским генерал-губернатором завоевателя Ташкента — генерал-лейтенанта Черняева в 1883 году возник проект постановки на главной площади города, Константиновской, памятника в честь убитых при штурмах Ташкента. Памятник проектирован академиком Микеши-ным, стоимостью более 40 тысяч рублей. В декабре того же года был образован особый комитет как для сбора пожертвований, так равно и для самой достройки. Постройка памятника у Камеларских ворот была отменена, и собранные на это деньги предположено употребить на новый памятник. Останки павших воинов предположено было перенести к вновь строящейся ташкентской церкви и образовать здесь братский склеп. Как начало этого, был перенесен из Чимкента и торжественно похоронен близ церкви прах подполковника Обуха, смертельно раненного при первом, неудачном, штурме Ташкента 2 октября 1864 года. Объявленная подписка не оправдала ожиданий: на памятник по проекту академика Микешина и братский склеп было собрано всего около 900 рублей, что с имевшимися 2410 руб. (на Камеларский памятник) составило 3310 рублей; требовалось же до 40 тысяч рублей. Дело поневоле приостановилось, а с отъездом генерала Черняева из Ташкента и вовсе было оставлено.
В 1885 году военным губернатором области Н. И. Гродековым было обращено внимание на братскую могилу у Камеларских ворот, находящуюся в довольно запущенном виде. Хотя собранные сведения о пожертвованной сумме указали на ее незначительность, но ввиду положительной невозможности оставить это историческое место в его заброшенном состоянии военный губернатор испросил разрешение туркестанского генерал-губернатора, чтобы деньги, собранные в 1875 г., употребить по прямому их назначению, т. е. на приведение в порядок кладбища у Камеларских ворот и устройство над братскою могилою павших воинов памятника. Вследствие незначительности собранной на памятник суммы военный губернатор обратился к ташкентской городской думе с просьбою оказать свое содействие в этом деле. Откликнувшись вполне сочувственно на этот призыв, городская дума приняла на свои средства расход по очистке места и распланировке его и по устройству наружной ограды.
Памятник проектирован в виде небольшой часовни из жженого кирпича и закончен постройкою к началу июня месяца 1886 года. Внутри часовни поставлены иконы Спасителя и Распятия и небольшой аналой для служения панихид ежегодно в знаменательный день взятия города. Кроме того, внутри часовни поставлены две чугунных доски: на одной из них приличная случаю надпись, а на другой — имена всех воинов, павших под стенами города 2 октября 1864 г. и 15 июня 1865 года. Впереди часовни, на братской могиле, над сводом из жженого кирпича положена мраморная доска с соответствующей надписью. Распоряжением городской думы все место сада расчищено, спланировано, а к стороне дороги, идущей от Камеларских ворот, устроена калитка, украшенная восемью кокандскими медными орудиями, из коих на двух имеются надписи имени Алимкула, энергичного защитника ханства, павшего в битве с русским отрядом 9 мая 1865 года.
Устроенный памятник был торжественно освящен 15 июня, в двадцать первую годовщину штурма, в присутствии войск, в Ташкенте расположенных, и горожан обеих частей города.
На устройство памятника израсходовано: из пожертвованных сумм 2256 руб. 9 коп. и из городских 793 руб., а всего 3049 руб. 9 коп. (см. «Обзор Сырдарьин. области за 1886 г.», составленный Е. Т. Смирновым).
Для собрания возможно большего числа сведений о времени, предшествовавшем взятию гор. Ташкента, и о самом штурме, составитель настоящих примечаний обратился к сартам гор. Ташкента с предложением описать свои впечатления, а также рассказать о том, как происходило дело. Из сартов взялся за это; мулла Юнус, бывший мирзою (секретарем) при кокандских властях, и представил рукопись на сартовском языке. Несмотря на некоторую спутанность в рассказе, увлечение перемещением кокандских чиновников и неясность хронологии событий, рукопись содержит в себе много интересного о происхождении и деятельности Алимкула, о щортюбинской битве и проч. Перевод рукописи помещается целиком.
«Восемьдесят три года тому назад (в 1805 г.), в бытность ташкентским хакимом султана Юнуса-ходжи, гор. Ташкент сделался подвластным кокандским ханам. Перед этим кокандцы в течение семи лет ежегодно подступали к Ташкенту с целью взять его, но это им не удавалось; наконец ко-кандский хан Алим хан, лично предводительствуя войском, овладел Ташкентом и, поставив его в зависимость от Ко-канда, назначил ташкентским хакимом Раджаба-кушбеги, помощником к нему, или аскер басы, был назначен аскер Беглербеги.
Спустя два года Алим хан вторично приходил в Ташкент; на возвратном пути к Коканду жестокость его достигла крайних пределов, и он был убит выстрелом из ружья одним из своих воинов, в местности Чарбак-Туранга .
После смерти Алим хана ханом сделался брат его Омар хан.
Жители Ташкента были очень недовольны тем, что их покорили кокандцы.
После Омар хана ханом был Мадали хан; после Мадали хана Шерали хан, после Шерали хана Мурат хан, который, пробыв ханом всего только четырнадцать дней, был сменен Худаяр ханом; после Худаяр хана был Малля хан, после Малля хана наступило время господства муллы Алимкула, Эмир-аскера, который имел на народ большое влияние, и все ему повиновались.
Во времена Алимкула в Коканде было 12 000 войска, а всего войска, вместе с гарнизонами крепостей и городов, было около 40 000 человек.
Алимкул происходил из вода киргизов кыпчак, обитающего в местности Карасу; отец Алимкула был незначительный человек по имени Хусен-бий.
Во время первого правления Худаяр хана, а именно после смерти Мусульманкула, Алимкул состоял в качестве конюха при Ходжа-раисе, затем, как человек грамотный, он попал в число гиранда (люди, сопутствующие раису и носящие широкую плеть, называемую дорра).
Маллябек, брат Худаяр хана, будучи перемещен из Маргслана беком в Ташкент, начал с Худаяр ханом войну, но, потерпев неудачу, бежал в бухарские пределы. Эмир Насрулла, не оказав ему никакого внимания, оставил его в Самарканде, где он и жил в большом унижении до того времени, пока Худаяр хан не оказал ему родственной милости, позволив возвратиться в Коканд. По возвращении Маллябека в Коканд прежние его люди, боясь навлечь на себя гнев Худаяр хана, не шли к нему на службу, поэтому в штат его прислуги стали поступать люди, до того времени неизвестные; в числе этих людей на службу к Маллябеку поступил и мулла Алимкул на должность конюха. В то время, когда Алимкул служил у Маллябека, эмир Насрулла, собрав свое войско, двинулся на Уратюбе; город был взят, а тамошний хаким Рустамбек зарезан; затем Насрулла двинулся на Ходжент, где тогда был хакимом тюрк Мухаммед Муса парванаши. Во время этих военных действий Маллябек бежал из Коканда к киргизам и поселился в ауле Фулата парванаши, Он по прибытии Маллябека дал знать Сеидбеку и Алимбеку. Мулла Алимкул принимал деятельное участие в возбуждении своих сородичей поступить на службу к Маллябеку; он же входил в сношения с кыпчакскими старшинами, подговаривая их стать на сторону Маллябека. Когда все собрались, Маллябек двинулся к Коканду, выждав, пока эмир Насрулла отступит от Ход-жента. В местности Саманчи произошла битва между Худаяр ханом и Маллябеком; во время этой битвы с поля сражения бежал в Бухару кокандский мынбасы мирза Ах-мет-кушбеги. На помощь к Худаяр хану двигался из Ташкента брат хана султан Мурадбек, но войско его дорогой расстроилось и с Акжара вернулось обратно в Ташкент. Хан пробыл в осадном положении около 20 дней, после чего Коканд был взят Маллябеком.
По взятии Коканда Алимкул был назначен зинбардаром; вскоре после этого назначения он получил звание миракура, так как, ввиду присутствия знатных киргизов, Маллябек считал неудобным наградить его более высоким чином. Спустя некоторое время Малля хан отправился в Ташкент, где он женил Алимкула на дочери таджика мирзы Даулет-бия. Возвратясь после этого в Коканд, Малля хан произвел Алимкула в пансат-басы, дал ему знамя и вместе с сим, назначив его номинально хакимом в Чует, оставил при себе.
В бытность ташкентский хакимом Канагат аталыка Алимкул был у него самым приближенным пансат-басы. Затем Алимкул был назначен хакимом в Маргелан.
Когда киргизы и кыпчаки задумали сделать ханом Шамурада, мулла Алимкул не принимал в этом деле никакого участия, но, несмотря на это, Шамурад хан назначил его беком в Андижан, а на его место в Маргелан назначил Хыдыр-угры; в Наманган был назначен Худай-Назар-Чу-лак, из тюрков.
После впуска Канагат аталыком Худаяр хана в Ташкент Шамурад хан отправился с войском к Ташкенту.
Я в это время был назначен мирзой к Курбанбеку, собиравшему зякет с кочевников в окрестностях Чимкента. На берегу Салара к Шамурад хану явились беки, собиравшие зякет; после чего все мирзы были отправлены в разные стороны, меня же как чужестранца и человека, хорошо пишущего по-тюркски, по приказанию Шадман-ходжа-куш-беги и его мирзы-баки муллы Юнуса Джан-Шигаула оставили среди кокандских мирз. Здесь я увидел, что главою всех был Шадман-ходжа-кушбеги, а аскер-басы, или начальниками войска, были: Хыдыр-угры, тюрк Худай-На-зар-Чулак, мулла Алимкул и Сеидбек, из киргизов, а начальником артиллерии был Джамадар, из индустанцев.
В виде помощи Худаяр хану бухарский эмир, двинувшись с войском, взял Уратюбе и подошел к Нау. Кокандское войско, узнав о военных действиях бухарского эмира, потеряло головы и отступило от Ташкента со своей позиции при Яфуклик-мазаре, направилось к Коканду и-остановилось в Тойтюбе.
В Тойтюбе я видел Садыка тюре; он находился в небольшом шатре, расположенном около одного холма. Выйдя из Тойтюбе, войско направилось в Кереучи, где мы услышали, что Садык тюре бежал в Ташкент. В Джан-Булаке к нам явились почетные жители Ходжента и выпросили у хана себе в хакимы Якупбека. По приходе войска из Джан-Булака в Самгар войско расстроилось, начались злоумышления друг против друга; Шадман-ходжа и Алимкул были заодно с ханом; о чем узнали их противники Хыдыр-угры, Худай-Назар-Чулак и Ирис-Али, кыпчак.
Противники хана направились к Камыш-Кургану, а согласные — к броду у Ходжа-Ягона, но по необходимости все остановились у Ходжа-Ягона.
Мулла Алимкул и сарбазы собрались вокруг Шадман-ходжи-кушбеги. К обеду около шатра с казной Шадман ходжи собрались все согласные и порешили избавиться от противников. С этою целью они позвали к себе сперва Хыдыра под предлогом получить его совет, а когда он пришел, то убили его; точно таким же образом убили Худай-Назар-Чулака и Ирис-Али, кыпчака. Чутан пансат-басы, кыпчак, и Хайдаркул, жузбасы, были отправлены в Коканд для убиения Алимбека.
После этого хан назначил беками: в Маргелан — муллу Алимкула, в Тюре-Курган — Сеидбека, в Андижан — Кюйчи, киргиза, в Чует—муллу Султана, кырк-юза, и еще одного в Шарихан; сделав эти назначения, хан направился в Коканд, куда вслед за ним пришли Худаяр хан и Канагат.
На следующий год бухарский эмир с войском пришел в Коканд и, пройдя до Узгента, возвратился обратно. Возвращаясь, эмир изгнал брата Худаяр хана султана Мурадбека; ходжентским хакимом он назначил кара калпака Дост Мата; Шамурад хана эмир оставил номинально ханом. В это время Шадман-ходжа был мынбасы, а Алимкул — эмир-аскер; они были самые большие люди, и все их слушались.
Шадман-ходжа отправился в Ташкент, а Алимкул, оставшись в Коканде, сделал ханом сына Малля хана султана Сеид хана.
Спустя немного времени Алимкул отправился в Ташкент и уничтожил Шадмана-ходжу: а на его место хакимом в Ташкент назначил Нор-Мада парванаши родом из Зодиана, в Туркестан же он назначил хакимом мирзу Даулет-бия; сделав эти назначения, Алимкул возвратился в Коканд.
Осенью этого года Нор-Мад парванаши отправился с войском в Чимкент, из Чимкента он отправился в Чулак-Курган, а оттуда в Саудакент, из Саудакента берегом Таласа он прошел до Аулие-Аты, откуда послал Турдыкула, кыпчака, хакимом в Мерке. Во время отсутствия Нор-Мада парванаши в Ташкенте оставался Мынбай датха. На возвратном пути из Аулие-Аты Нор-Мад парванаши послал донесение Алимкулу, прося сменить аулис-атцнского ха-кима Садык-Назара; дойдя до Шарапхана, он получил из Коканда ярлык о назначении аулие-атинским хакимом Таш-кары. Получив ярлык, он вытребовал Садык-Назара и назначил его есаул-басы, ташкентский есаул-басы Нор-Мухаммед бы назначен беком в Чардары. Шадыбек-Абдуса-мад-бий был сделан датхой, бывший чардаринСкий бек Бердымурад получил назначение пансат-басы.
Весной Нор-Мад парванаши отправился вторично в Чимкент собирать зякет с кочевников; придя туда, он услышал о движении русских. Аулие-атинский хаким Ташкара был сменен, а на его место назначен Нияз-Али-бий. В Аулие-атинский гарнизон Нор-Мад парванаши назначил из рода шынышкылы Исламкула-пансата и Тимура-пансата с подчиненными им войсковыми частями.
С приближением русских войск к Карабалты меркенский хаким мулла Тардыкул бросил крепость и, захватив семьи и имущество, отправился через горы Кара-Кишлак, Сандук, Хан-Жайлау (за Таласом) и перевал Бутамулпак, вместе с Шадыбск датхой прибыл в Аулие-Ату. Русские обложили Аулие-Ату, и в начале месяца мухаррема 1820 года взяли город. Нияз-Али, мулла Турдыкул и составлявшие гарнизон пансаты и Шадыбек датха ушли в Манкент.
Войска Алимкула пришли из Коканда в Ташкент, где он приказал взять обманом Байзака. Нор-Мад парванаши, послав несколько писем, залучил к себе Байзака и, арестовав, отправил его к Алимкулу.
Русские взяли Яны-Курган и Сузак, обложили Туркестан и вскоре взяли город. Туркестанский хаким мирза Даулет-бий, минуя Чимкент, по сары-агачской дороге бежал к Алимкулу. Алимкул объявил поход к Чимкенту,
Русские между тем двинулись из Туркестана к Чимкенту; идя по мулдурской дороге, они, при впадении р. Буролдая, перешли р. Арысь и остановились у Бурджара. Генерал Черняев, шедший с отрядом из Аулие-Аты, перевалил Чокмак и остановился в курганче Кунабая; когда же отсюда он подвинулся к Кара-Булаку, тогда Алимкул форсированным маршем двинул свой отряд к Чимкенту. С отрядом Алимкула в Чимкент прибыли: Батырбек парванаши, курома, Мынбай датха, кыпчак, и еще несколько знатных людей.
Войска, бывшие в распоряжении Нор-Мада парванаши, были им отправлены в Манкент и Машат. На другой день после прибытия отряда в Чимкент приехал Алимкул и расположился на Кокар-Ате; Нор-Мад парванаши был отправлен в Манкент. Прибыв в Манкент, Нор-Мад услыхал, что пришедшие из Аулие-Аты русские ходили по р. Арыси и, остановившись в Хан-Кургане, высылают разъезды для осмотра дороги.
Узнав об этом, он задумал пресечь им кумачскую дорогу и повел туда войска, но дорогой, случайно, наткнулся на русский отряд, расположившийся у Бурджара, и, не долго думая, пустил свои войска на него в атаку. Во время атаки были убиты: Садык иансат-басы, мулла Азимкул-казначей и еще человек сорок. Получив об этом известие, Алимкул сам двинулся туда и, остановившись в Кош-Тигермене, двинул войска в битву. Во время этой битвы погибло много народа.
Мир-Сабыр-бий был отправлен послом к русским, возвратившись от них, он дал совет не вступать с русскими в сражения; а держаться в виду их. Атабек датха тоже заявил, что очень трудно будет победить русских прямым нападением и что лучше держаться в виду их, не вступая в сражение; Алимкул ужасно рассердился на них за такие советы и распорядился вновь произвести атаку.
Во время этой атаки были убиты: есаул-басы ходжент-ского бека мирзы Ахмета-кушбеги Атабай, махрам-басы Алимкула мулла Дадабай, мирза Даулет-бий и много других.
После сражения русские остались на месте, а мулла Алимкул расположился в Кош-Тигермене, где по его приказанию были похоронены все убитые: место; где они похоронены, было названо Шеид-мазар (т. е. могила мучеников).
Русский отряд, пришедший из Аулие-Аты, не соединившись с туркестанским отрядом, отправился за Алимкулом к Чимкенту по кумачской дороге; когда отряд подошел к Чимкенту, Алимкул собрал все орудия к обращенным в сторону Туркестана воротам (Кумачским, Кош-Тигерменским) и прслад Мынбая и Нияз-Али в поле, чтобы они дали русским упорное сражение. Они, дав сражение, заставили русских поспешно отступить к Кок-Тереку и горам Беркут.
Садык тюре и Арсланбек тюре хотели преследовать русских, но Алимкул их не пустил.
В бытность Нор-Мада парванаши ташкентским хакимом Алимкул расстрелял: Нияз-Али-бия, Мухаммед Юсуф-Ку-тана, Исламкула-пансата и Тимура-пансата. Байзак датха и один молодой человек из рода чемыр по имени Абдуа-ли-бий были привязаны к пушкам и из них убиты. Атабек датха и Худайкулбек с завязанными глазами были изгнаны через Угамский перевал к Кетменьтюбе.
Нор-Мад парванаши был смещен с должности ташкентского хакима, а на его место назначен мирза Ахмет-куш-беги.
Назначив мирзу Ахмета беком, Алимкул приказал ему восстановить чимкентские стены, сам же возвратился в Коканд.
Командовать гарнизоном в Чимкенте был назначен Джаббаркул-пансат-басы и еще один пансат.
Мирза Ахмет-кушбеги, руководя работами, восстановил укрепления. Июнь, июль и август прошли спокойно, в конце сентября стало известно, что из Туркестана и из Аулие-Аты выступили русские войска; об этом тотчас же дали знать Алимкулу. Он, получив известие о наступлении русских, послал приказание, чтобы курамйнский хаким Хайдаркул двинулся с имевшимися в его распоряжении войсками к Чимкенту; туда же был послан кавалерийский отряд из Коканда под начальством начальника артиллерии Якупбека. Между тем Алимкул разослал гонцов по всем городам с приказанием собираться в поход.
Отряд, вышедший из Туркестана, пройдя Бурджаром, направился к Садыку и занял ташкентскую дорогу Кашка. Аулие-атинский отряд, придя с верхней стороны Чимкента, через Манкент, перешел Аксу и остановился в местности Курук-Сай.
В этот день никто ничего серьезного не предпринимал, только на далекую дистанцию было сделано несколько пушечных выстрелов по русским да некоторые всадники разъезжали в виду русских; русские же высылали стрелков обстреливать холм, на котором располагался эмир-аскер.
Во вторник после полудня русские пошли в атаку вверх через Кочкар-Ату прямо на Хаир-Мухаммеда и мирзу Ах-мета-кушбеги; гарнизон не выдержал атаки русских и побежал без оглядки. Кош-Тигерменские ворота были атакованы казаками. Таким образом со стыдом и срамом мы бежали из Чимкента; киргизы из русских отрядов нас преследовали и грабили, но когда мы вышли на дорогу Кашка, около спуска в Бадамсай, нас встретил шедший с войском в Чимкент кураминский хаким Хайдаркул, который, прогнав Преследовавших нас киргизов, вывел нас из Бадамсая и проводил до рабата Беглербеги. Остановившись на ночлег в рабате Беглербеги, мирза Ахмет и Хайдаркул отправили донесение. Следовавшие за ними пехотинцы и конные дошли ночью да Шарапханы и, выступив оттуда поутру, к полудню были на Капланбеке, где с нами встретился шедший с отрядом из Коканда Якупбек; отсюда было послано второе донесение за печатями мирзы Ахмета и Якупбека. Переночевав на Капланбеке, поутру двинулись в Ташкент и, придя туда, поместились в урде.
Спустя неделю получилось известие, что русские, выйдя из Чимкента, идут на Ташкент. В четверг русские были в Чинабате, в пятницу же, пройдя выше Бура-Аты, русские спустились у Алтынтюбе, перешли Салар и, остановившись в Ак-Кургане, поставили пушки.
В Ташкенте пушек не было; достали из Кереучи одну пушку, у которой не было лафета, да, собрав в городе некоторое количество чугуна, вылили Из него одну пушку и открыли по русским пальбу. Русские очень много стреляли из орудий и из ружей и лезли на стону, закидывая крючья. Якупбек был около Каймасских ворот, а оттуда передвинулся к Кокандским воротам. Ходжентский хаким Мухам-мед-Аюб был около Кашгарских ворот; мирза Ахмет-кушбеги с орудиями был недалеко от того места, где теперь тюрьма. Нападение русских было везде отражено. Всю ночь защитники были наготове и не спали. На другой день русские ушли по той же дороге, по какой приходили.
По уходе русских мирза Ахмет-кушбеги поселился в урде, Якупбек поселился в своем доме, по приезде же в ташкентскую урду Алимкула мирза Ахмет переселился в дом Утембая-кушбеги. Спустя немного времени наступила зима. Зимой к Алимкулу приехали из Кашгара от Садык-бека послы, дунганцы, которые привезли подарки и пленных китайцев; послы эти просили, чтобы Алимкул дал км в хакимы ходжу. Алимкул дал им в хакимы Бузрукхана тюре, а в батыр-басы к нему назначили Якупбека. Мирза Ахмет-кушбеги был назначен беком в Маргелан; на его место; ташкентским хакимом был назначен кыпчак Кош парванаши.
Сделав эти назначения, Алимкул послал Садыка тюре и Арсланбека тюре на сары-агачскую дорогу для снятия русских пикетов; сам же степной дорогой, форсированным маршем, отправился с легким отрядом в сторону Туркестана и взял Икан и Чилик. Из Туркестана выходил небольшой отряд русских и дрался с Алимкулом на Чит-Арыке; большая часть русских была убита, а Меньшая возвратилась В Туркестан. Алимкулу досталось в добычу: одно орудие, несколько ружей и около сотни голов. Жителей Икана Алимкул взял с собою и, привезя их в Ташкент, разместил в четыре части города; после этого Алимкул возвратился в Коканд. Кош парванаши остался хакимом в Ташкенте, мирза Ахмет отправился в Маргелан, в Чиназ был назначен киргиз кыпчак мулла Ташбек, в Ниязбек был назначен также один из киргиз-кыпчаков.
Кош парванаши занялся исправлением городских стен; он каждый день выезжал на работы и лично наблюдал, чтобы все повреждения и разрушения в стенах были исправлены и, смотря по надобности, строил барбеты и банкеты. Все работали по собственному желанию, хотя, впрочем, большую часть работ исполняли войска.
Весной Кош парванаши занялся обучением войск.
13-го дня месяца зильхиджа 1820 года русские войска подступили к Ниязбеку. Начальником сарбазов был чужестранец по имени Батча-Батур. Кош парванаши с ташкентскими войсками и начальником гарнизона выступил к Дурмену (Дур-бету.—Прим.ред.) Утром на другой день Кош парванаши сел на коня и, выехав на холм близ кишлака Кыбрая, стал наблюдать русских в подзорную трубу. Батча-Батур, захватив с собою несколько небольших пушек и несколько китайских, отправился к Уймаут-арыку; здесь он сделал по русским несколько холостых выстрелов. Когда Батча-Батур стрелял по русским, из русского лагеря отделилась толпа конных киргизов и направилась к Кыбраю. Тогда по ташкентским войскам пронесся слух, что двинулись русские, и все войска, нигде не останавливаясь, возвратились в Ташкент.
Арсланбека тюре назначили пансат-басы над ташкентскими сартами. Садык тюре со своими джигитами уезжал в Коканд, но в конце зимы возвратился и стом в степи.
Вслед за возвращением в Ташкент Кош парванаши пришло известие, что русские заняли Ниязбек.
Несколько доверенных людей от шынышкылы и сартов были отправлены к Алимкулу с донесением.
24-го дня зильхиджа, в пятницу вечером, Алимкул пришел к Ташкенту и остановился на Мын-Урюке. Русские в это время были около Шортюбе.
Почетные жители Ташкента выехали и представились Алимкулу; они звали его в город, но он остался. На другой день из города выехало много народа; составили совет, на котором было решено просить Алимкула вывести в урду обоз и не начинать военных действий, пока не подойдут все войска и артиллерия. Алимкул не согласился на просьбу жителей. Во время этих переговоров около Ста русских показалось в виду жителей и было произведено несколько выстрелов из орудий. Алимкул разгорячился и послал отряд по направлению к показавшимся русским, сам сел на коня и отправился к Кашгарским воротам, чтобы произвести смотр ташкентским войскам. Во время смотра около Салара показалась другая партия русских, которая произвела также несколько выстрелов из орудий. Разделив свои войска по роду орудия на части, Алимкул произвел наступление. Русский отряд повернул обратно в свой лагерь; Алимкул же, проводив русских до Шортюбе, также вернулся.
Вернувшись обратно, Алимкул начал деятельно приготавливаться к сражению, не ожидая прибытия всех войск, шедших из Коканда. Окончив приготовления, он на другой день с рассветом двинул свои войска к Шортюбе.
В пятницу 26 зильхиджа, сотворив утреннюю молитву, Алимкул начал производить бомбардировку русского лагеря; русские отвечали редким орудийным огнем; в таком положении дел находились до полудня. Алимкул, теряя терпение, после каждого выстрела подвигал орудия ближе к русским, предполагал, придвинув их ближе, произвести решительную атаку. Он уже начал разъезжать от одного знамени к другому с приказанием производить атаку, как одна пуля ранила его; Алимкул со словами: «Не выгорело мое дело»— схватился за луку седла. Джамадар с несколькими людьми грудями вытолкали орудия из арыков, запрягли в них лошадей и отступили.
Стоявшая отдельно кавалерия кокандского отряда, не входя в Ташкент, ушла обратно в Коканд. Мирза Ахмет-кушбеги под предлогом болезни не выезжал на поле сражения, а, выйдя через Каймасские ворота, отправился в Коканд. Кош парванаши также бежал, присоединившись к кокандской кавалерии. Сарбазы и артиллерия вошли в город.
Султан Сеидхан был женат на дочери Хасанхана ишана, дом его тестя находился недалеко от Камеларских ворот, куда он и отправился.
После полудня Алимкул умер. Султана Сеидхана жители взяли из дома тестя и провозгласили ханом.
Шашку Алимкула вручили Садыку тюре и назначили его эмир-аскером. Оставшиеся в Ташкенте кокандские войска, однако, не признали Садыка тюре эмир-аскером; некоторые хотя и называли его эмир-аскером, но большинство называли его просто тюре.
Султан Сеидхан, не будучи в состоянии выполнить сам возложенных на него обязанностей, изъявил покорность бухарскому эмиру, о чем и послал просьбу к месту нахождения эмира, в Самарканд.
Ташкентские жители всходили на окопы и наблюдали как за русскими, так и за кокандскими сарбазами.
К эмиру были посланы: Муса Мухаммед-бий, ишан Абул, Касымхан, Хаким-Ходжа ишан казы-келян, тюре Ходжа-аглям, Туртбай, киргиз, шынышкылы мулла Кошук и еще несколько сартов и киргизов. Послы эти явились к эмиру в Самарканд и, получив от него подарки, возвратились обратно. Эмир отправил с послами в Ташкент Ше-рали-бия, Чулака и Искандерхана-токсабу; им он вручил письмо, в котором высказывал необходимость в приезде к нему султана Сеидхана. Не видя другого выхода, исходя из своего беспомощного положения, жители отправили султана Сеидхана к эмиру.
Русские же показывались то около одних ворот, то около других, наконец однажды ночью они незаметно подошли к Рахмет-арыку.
Бес-Агачские, Камеларские и Самаркандские ворота защищали Шерали-бий и Ходжабек. На рассвете русские приставили лестницы к тем частям городской стены, где не было видно народа, и взобрались по ним к банкетам во время всеобщего сна, и начали стрелять из ружей и сбрасывать с барбетов орудия.
Узнав, что русские вошли в город, все сели на коней и бросились бежать вдоль городской стены, ища место выхода, так как все ворота были заперты; несколько сарбазов и артиллеристов от Каймасских ворот, захватив с собою Искандерхана, бросились к Кашгарским воротам, а оттуда к Кокандским, но потом, не найдя и там выхода, разобрали часть стены около протока Щильви и бежали.
Вслед за войсками бежали и жители, имевшие лошадей, в городе же остались одни слабые и муллы.
На другой день, в среду, оставшиеся в городе слабые и муллы под предводительством муллы Салибека ахуна вели с русскими перестрелку, тогда как жители Сибзарской и Кукчинской частей вышли к русским с покорностью. В четверг жители выходили и здоровались с русскими, а в пятницу русские уже спокойно расхаживали по Ташкенту.
Во вторник, когда русские вошли в город, Садык тюре приезжал на улицу Ходжа-Куча и предлагал свои услуги жителям воевать с русскими, если они к нему присоединятся; жители не приняли его предложения, и он в Кук-чинские ворота ушел по направлению к Келесу.
День заключения мира с русскими был четверг 6-го числа сафара.
К генералу Черняеву с предложением мира выходили: Хаким-Ходжа ишан, Мухаммед Согат-ходжа, Мир-Салих-бай, Мухаммед-Расул караван-басы и Алим-ходжа.
После этого город Ташкент стал подвластен русским.
Мулла Юнус».