X. Бой под Шортюбе
Свое вторичное движение к Ташкенту весною 1865 года генерал Черняев объясняет следующим. По собранным сведениям было известно, что бухарский эмир начал стягивать войска к Уратюбе, а передовые их части уже двинулись в пределы Кокандского ханства, из чего можно было заключить, что эмир желает воспользоваться стесненным положением ханства и впутаться в его дела. Затем, в самом Ташкенте общее настроение жителей было далеко не в пользу кокандцев, и горожане давно уже тяготились деспотическим правлением регента ханства Алимкула. Ввиду такого положения дел начальник Ново-Кокандской линии не мог быть хладнокровным зрителем попыток бухарского эмира воспользоваться плодами наших побед, ослабивших Кокандское ханство.
Не дождавшись подкреплений, генерал Черняев выступил к Ташкенту и для вернейшего овладения им атаковал кр. Ниязбек, охранявшую водоприемник оросительного канала Боссу, снабжавшего водою р. Чирчика Ташкент и его окрестности. Ниязбек был взят 28 апреля, после чего вода каналов Боссу и Зах-арыка была отведена обратно в р. Чирчик, что поставило жителей Ташкента в весьма стесненное положение, и среди них образовалась партия, желавшая сдачи города русским.
Простояв под Ниязбеком до 7 мая, генерал Черняев пододвинулся к Ташкенту и занял позицию в 6 верстах на восток от города в местности Шортюбе (иначе Сарытюбе — желтые бугры); 9 мая здесь произошла известная битва с кокандцами и ташкентцами, в которой нашел смерть энергичный противник генерала Черняева эмир-аскер (главнокомандующий) мулла Алимкул.
Об этой битве генерал Черняев доносил (11 мая 1865 г.) следующее:
«Хотя со взятием Ниязбека отношения, наши к Ташкенту и сделались определеннее, но так как русская партия в самом Ташкенте, при всей своей многочисленности, находясь под строгим присмотром кокандского гарнизона, не могла в настоящее время ясно высказаться в нашу пользу, то я нашел необходимым стеснить по возможности Ташкент и поставить его в прямую и непосредственную от нас зависимость. С этой целью немедленно по занятии Ниязбека я. отвел два главных рукава Чирчика, снабжавших водою как Ташкент, так и его окрестности, и заставил жителей города вновь заявить мне, хотя и неофициально, свою готовность подчиниться нам.
Вследствие такого заявления 7 мая, оставив гарнизон в Ниязбеке, я перешел на новую позицию в 8 верстах от Ташкента.
8 числа предпринята была рекогносцировка северо-восточной стороны города, и, во соглашению с жителями, во время нашего приближения к городу они должны были броситься на гарнизон и отворить нам ворота, но в тот же день прибыл из Коканда в Ташкент мулла Алимкул с войском до 6000 человек, при 40 орудиях, и, конечно, своим присутствием подавил всякую возможность какого-либо движения в городе. Сделав предположенную рекогносцировку, я возвратился в лагерь и решился остаться на той же позиции до более точного разъяснения обстоятельств.
Во время нашего движения как к Ташкенту, так и обратно в лагерь мелкие шайки кокандской кавалерии пытались нанести вред отряду, но были везде отбиваемы с довольно значительным уроном, а отряд не понес никакой потери.
На другой день 9 числа было дано знать с наших пикетов о движении больших неприятельских колонн по направлению к лагерю. В 6 часов утра массы неприятеля до 7000 были уже видны из лагеря на довольно близком расстоянии.
Не зная еще цели этого движения, но предполагая желание Алимкула атаковать лагерь, я дал ему время стянуть войска свои на близлежащих высотах, а сам между тем приготовился к наступлению.
В 7 часов неприятель открыл канонаду по лагерю из 12-орудийной батареи, сперва им замаскированной, разрывными снарядами. Стрельба его, несмотря на весьма большое расстояние (800 сажен), была замечательно удачна: все снаряды ложились в лагерь, но, по счастию, никакого вреда не произвели.
Немедленно же я выслал четыре роты пехоты с батарейным дивизионом под командою штабс-капитана Бориславского прямо против фронта расположения неприятеля. Подойдя на 400 сажен, артиллерия наша открыла огонь по неприятельской батарее и близлежащим колоннам, а две роты, посланные вправо, стали обходить его левый фланг;
Огонь неприятельский направился на отряд штабс-капитана Бориславского, но артиллерия наша, действуя весьма метко, отодвинула его колонны и несколько ослабила артиллерийский огонь.
Пользуясь этим, приказано двум ротам из отряда Бориславского двинуться вперед и под прикрытием артиллерии атаковать неприятеля одновременно с двумя ротами, посланными в: обход. Движение это произведено было необыкновенно быстро и удачно. Как только роты стали подниматься на возвышенность, неприятель открыл по ним необыкновенно частую и сильную пальбу из всех своих орудий, которых оказалось до 40. Пехота наша под огнем неприятельским взбежала на высоты. Неприятель не выдержал этого натиска и совершенно смешался. Ханская гвардия первая кинулась назад, за ней кавалерия. Когда роты подбежали к неприятельской позиции, то застали уже полное бегство. Бросившись на хвост отступающих, они захватили два орудия и кинулись далее. Кавалерия ускакала, но часть пехоты была настигнута и легла на месте. Преследование продолжалось до стен города, куда Алимкул успел скрыться с остатками своих скопищ.
Хотя в этот момент, может быть, и возможно было занятие города, но я не мог рисковать последним своим резервом, и, имея в виду, что во всяком случае это не могло бы стоить нам дешево, я, окончив преследование, возвратился в лагерь и решил остаться до времени на той же позиции с тем, чтобы вблизи Ташкента наблюдать за событиями в самом городе и, если возможно, воспользоваться первым же случаем для его занятия.
Неприятель потерял, кроме двух орудий, до 300 человек убитыми и до 200 ружей.
Потеря наша состоит из 10 раненых нижних чинов и из 13 контуженных; в том числе один офицер, прапорщик Янышев».