Что же касается Обращения советского правительства “Ко всем трудящимся-мусульманам России и Востока”, то в нем национальные и культурные учреждения, верования и обычаи объявлялись свободными и неприкосновенными. “Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и права всех народов России, охраняются всей мощью революции и ее органов, Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов”,— говорилось в обращении. Подтверждением серьезности и политической принципиальности Обращения стало постановление Наркомнаца “О передаче в распоряжение мусульманского трудового народа башни ’’Сумбеки" в Казани и постановление “О передаче Башкирского Народного Дома и мечети “Караван-Сарай” в Оренбурге в распоряжение башкирского трудового народа". Более того, когда представители Всероссийского мусульманского совета обратились в Наркомнад с просьбой о возвращении мусульманам Священного Корана Османа, то, выполняя эту просьбу, Совнарком 9 декабря 1917 г. постановил немедленно выдать его из Государственной публичной библиотеки мусульманам — делегатам мусульманского съезда.
Все это не могло не оказать огромного влияния на трудящиеся массы мусульманского населения. В этой связи Турар Рыскулов невольно вспоминал, как много трудностей и несправедливости пришлось ему претерпеть только из-за своего магометанского вероисповедания. На съезде казахских депутатов разъяснялось, что отныне приоритета православия не существует.
В бурные дни осени 1917 г. — зимы и весны 1918 г. Рыскулов — в гуще событий. Он принимает активное участие в претворении в жизнь первых декретов советского правительства, которые выражали политику большевистской партии и Советской власти, направленную на уничтожение буржуазно-помещичьего и созидание нового общественного и государственного строя, на социалистические преобразования в социальной области, экономике и культуре России. Около ста декретов, опубликованные с осени 1917 г. по весну 1918 г., проводили в жизнь программные требования большевиков в жизнь. Эти декреты стали могучим средством агитации и пропаганды социалистических идей среди трудящихся. Они дали возможность завоевать Советской власти доверие масс. Первые декреты ориентировали народные массы на разрешение первоочередных задач социалистической революции. Вместе с тем они ориентировали трудящихся на выполнение тех задач, которые не были решены буржуазно-демократической революцией.
При осуществлении первых декретов Советской власти в жизнь, как основных программных положений большевистской партии, Рыскулов стремился к тому, чтобы получить как можно быстрее конкретные результаты их действий. Среди них наиболее впечатляющими были действия молодого уездного руководителя и большевика по оказанию конкретной помощи возвращавшимся из Западного Китая казахским и киргизским беженцам после восстания 1916 г. А судьба их была тяжелой: растеряв и распродав на чужбине свое незамысловатое имущество и скот, они остались по существу без средств к жизни. К тому же, усилившийся голод создавал дополнительные серьезные трудности.
Рыскулов вместе с другими членами исполкома и депутатами Совета включается в оказание продовольственной помощи голодающим. К примеру, 7 мая 1918 г. он выезжал специально на инспекцию питательного пункта для голодающих, где, по сообщениям депутатов, скопилось огромное количество беженцев. Вместе с Рыскуловым сюда прибыли исполняющий обязанности исполкома С. Карев и уездный комиссар продовольствия И. Филиппов. То, что они увидели, могло вызвать только чувство горечи и возмущения поведением ответственных за питание представителей Советской власти. Карев, Рыскулов и Филиппов приняли экстренные меры по рассредоточению людей, созданию дополнительных мест для проживания (срочно были привезены юрты) , наведению элементарного санитарного порядка.
А через несколько дней Рыскулов уже вновь колесит по глухим и отдаленным местам уезда в поисках возможностей заготовок продовольствия уже не для своего уезда, а для рабочих Ташкента. Вместе с представителями Ташкентского Совета В. Кольчугиным и Кузубаевым Рыскулов изыскивает возможности для заготовки продовольствия голодающим столицы Туркестана.
Очень много было служебных обязанностей у молодого большевика и уездного депутата Совета, не предусмотренных никакими служебными инструкциями. Да этих инструкций просто не было и быть не могло прежде всего потому, что никакими инструкциями не предусмотришь, как и что делать для постоянного упрочения неокрепшей власти молодого Советского государства. Вот и сейчас, за несколько дней до описанных событий, Рыскулов провел колоссальную организационную работу по избранию Аулие-Атинского Совета. Дело в том, что в середине 1918 г. Аулие-Атинский Совет члены которого были “выбраны от более имущего класса населения” был распущен. В его роспуске Рыскулов тоже принимал участие и считал это правильным, так как многие депутаты не выполняли свои функции защитников интересов трудового населения. Новый состав Совета избирался 10 мая 1918 г. и в большинстве своем состоял из сторонников большевиков. Из 17 членов исполкома Совета четверо являлись представителями коренного населения. В этом была и заслуга Рыскулова, вновь выбранного в состав исполкома Совета
Другим конкретным делом, которым занимался Рыскулов в рассматриваемое время, это — профсоюзы, их создание, деятельность и вовлечение в них рабочих-мусульман. Он работал среди арбакешев (ломовых извозчиков), каменотесов, портных и других, представителей рабочих профессий. Это были казахи, узбеки, татары, киргизы, которые хорошо знали Рыскулова как защитника их трудовых интересов. И платили ему своим доверием. Это доверие было особенно продемонстрировано в июне 1918 г. на уездном съезде Советов в Аулие-Ате. Вместе с известными большевиками — руководителями народных масс С. Хмелевским и А. Левашовым от профсоюзов и казахской бедноты в состав уездного исполнительного комитета Совета был избран Турар Рыскулов. Он вновь стал заместителем председателя исполкома Совета.
Вполне понятно, что политические, экономические и социальные перемены в Туркестане и Казахстане, произошедшие после победы Советов, углубили пропасть, возникшую между местными эксплуататорами и народными массами. Так, состоявшийся в ноябре 1917 г. съезд “уле-мистов” выступил с декларацией, в которой потребовал создания буржуазной республики на основе национальнорелигиозной автономии в рамках Российской республики. Депутаты-улемисты" настаивали на невмешательстве политических партий во внутреннюю жизнь мусульманского населения; требовали организации политической и культурной жизни мусульман на основе шариата; считали необходимым создать краевой и местные органы власти только из представителей мусульман, допуская участие представителей других национальностей в ограниченном количестве. Со своей стороны, Краевой мусульманский совет, руководимый “шуроиисламистами”, созвал 27 ноября 1917 г. в Коканде свой съезд (IV Чрезвычайный). Делегаты съезда образовали свое временное правительство “Туркестанской автономной республики”. Это правительство получило в советской исторической литературе наименование “Кокандская автономия”. Правительство Кокандской автономии ставило задачи создания в Туркестане среднеазиатского халифата и объединения вокруг него всех мусульман Средней Азии. Этот халифат должен был находиться в ведении Англии, а его управление мыслилось по образцу управления английскими колониями в Африке.
Между тем всего лишь за пять дней до съездов “уле-мистов” и “шуроиисламистов” было принято Обращение советского правительства “Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока”, на основе которого можно было бы найти много точек соприкосновения. В частности, организации политической и культурной жизни мусульман на основе шариата и адата. Разумеется, при обоюдном желании. Но этого желания не было и не могло быть у хлопковых тузов, купцов, промышленников. Более того, муллы, буржуазия, националистическая интеллигенция вкупе с торгово-промышленной местной буржуазией в декабре 1917 г. вновь пытаются захватить власть. С этой целью Чрезвычайный съезд так называемых представителей местного населения в Коканде должен был заручиться поддержкой трудящихся и мобилизовать их на борьбу против Советов. Делегаты съезда — сплошь баи, муллы, землевладельцы и скотовладельцы (представителей трудового народа среди делегатов было всего лишь 10 процентов) сделали попытку предъявить ультиматум Совнаркому Туркестана о передаче власти в руки Кокандского автономного правительства. Но ультиматум провалился: присутствовавшие на съезде члены Союза трудящихся мусульман многих городов Туркестана заявили о своем несогласии признавать “Кокандскую автономию”. Завязавшиеся трехдневные бои между “автономистами” и защитниками Советской власти, в которых приняли непосредственное участие представители многих национальностей Туркестана, завершились крахом “Кокандского правительства”. Вооруженные отряды “автономистов” под командованием Эргаша Курбаши еще долго совершали набеги на русские части туркестанских городов, железнодорожные станции, угольные копи и нефтепромыслы “Кызыл-Кия” и “Санто”, это была уже агония националистического отребья.
Разгромом контрреволюционного “Кокандского автономного правительства” завершается триумфальное шествие социалистической революции по Туркестану и Казахстану. В результате широкого приобщения местных коренных трудящихся к советскому строительству значительно возросла политическая активность народных масс. Весной 1918 г. во многих волостях, уездах и областях Казахстана были проведены съезды Советов. На них обсуждались вопросы, связанные с укреплением Советской власти на местах, с перестройкой всего народного хозяйства и решением продовольственных, аграрных, финансовых вопросов. Съезд переизбрал исполкомы Советов, в состав которых входили преимущественно преданные Советской власти люди. Так, председателем Тургайского уездного исполкома Совета был избран большевик
О. Асауов, уездным военным комиссаром Амангельды Иманов. В Акмолинске председателем исполкома был избран большевик 3. Катченко, заместителем председателя — Б. Серикпаев; Атбасарский уездный Совет возглавили большевики
А. Майкутов, П. Басов, Каркаралинский — А. Нурмаков и т. д. Заместителем председателя Аулие-атинского исполкома работал Рыскулов, в скором времени по единодушному пожеланию народных масс выдвинутый на пост председателя исполкома. На отдельных съездах местных Советов эсеры и буржуазные националисты попытались захватить исполкомы Советов. Так, к примеру, было при выборах исполкома Черняевского уездного Совета. Но съезды, как правило, шли за большевиками.
Укрепление власти Советов позволило вплотную заняться решением проблем советской автономии Туркестана, которая, в свою очередь, должна была содействовать упрочению советского государственного устройства. С этой целью 20 апреля 1918 г. открылся V Всетуркестанский съезд Советов. От имени советского правительства Российской Федерации делегатов съезда приветствовал чрезвычайный комиссар СНК РСФСР в Средней Азии П. А. Кобозев — профессиональный революционер, член партии большевиков с 1898 г. В своей речи он изложил основные принципы национальной политики партии и призвал делегатов практически осуществить их в условиях Туркестана. А через несколько дней работы, 30 апреля 1918 г., съезд принял историческое решение о создании Туркестанской Автономной Советской Социалистической Республики, входящей в состав РСФСР. Туркестанской Советской Республике предоставлялось автономное управление, но она должна была координировать свои действия с центральным правительством Российской Советской Федерации.
В рассматриваемое время Туркестанская Автономная Советская Социалистическая Республика была наиболее соответствующей историческим условиям организационной формой осуществления разносторонних политических и экономических связей между Советской Россией и народами Туркестана. Дело в том, что при решении вопроса об установлении советского строя в Туркестане на III съезде Советов Туркестанского края в ноябре 1917 г. Туркестан был провозглашен советской, но не автономной республикой. Отсюда следовало, что между Туркестаном и другими губерниями Советской России не должно было быть различия. Между тем, Туркестан был не только одной из национальных частей Советской России, но и национально отличной ее частью. Это и решало прежде всего такую форму, как советская автономия. Именно поэтому создание автономии в рассматриваемое время (точнее — при сравнении с решениями III съезда Советов Туркестанского края) было серьезным политическим шагом вперед по пути самоопределения народов Туркестана. Именно поэтому Совет городов Туркестана приветствовали Совнарком Туркестанской республики в связи с провозглашением автономии народов Туркестана. Среди них был и Аулие-Атинский Совет, возглавлявшийся Рыскуловым.
В это же время большевики Туркестана оформлялись в самостоятельные организации. Точнее: завершался процесс организационного оформления большевиков в самостоятельную партию. В мае-июне 1918 г. в ряде уездов Туркестана стали оформляться районные и уездные партийные организации. К июлю 1918 г. в Туркестанской АССР насчитывалось свыше 20 партийных комитетов и крупных партийных организаций, объединявших до трех тысяч членов партии. Среди них и партийная организация Аулие-Атинского уезда, активным членом которой был один из руководителей уездного Совета Турар Рыскулов. В первой половине года в Туркестан прибыли опытные и подготовленные партийные руководители по рекомендациям Центрального Комитета большевистской партии. Среди них — Вотинцев Всеволод Дмитриевич, член партии с 1911 г., избранный на V съезде Советов Туркестана членом Туркестанского ЦИК.
17 июня 1918 г. в Ташкенте в здании “Дома свободы” открылась краевая конференция туркестанских большевиков. На ней были представлены лишь Ташкентская, Самаркандская, Чарджоуская, Мервская, Кушкинская, Кызыларватская, Ходжентская, Кокандская, Перовская, Актюбинская, Челкарская, Черняевская партийные организации, представлявшие примерно 1500 членов партии. Почти половина партийных организаций по уважительным причинам не смогла прислать своих представителей. Конференцию открыл В. Д. Вотинцев. Имея в своем составе представителей почти всех основных партийных организаций, краевая конференция конституировалась как первый съезд партии коммунистов-большевиков.
Не останавливаясь подробно на освещении работы съезда, отметим лишь известный недостаточно высокий идейно-теоретический уровень делегатов съезда. Он сказался во враждебном отношении некоторых из них ко всему туркестанскому крестьянству, как якобы враждебному социалистической революции. В связи с этим съезд дал неверную оценку “крестьянским мелкобуржуазным элементам”, которые, якобы, могут быть “только временными попутчиками революционного пролетариата” и они должны будут рано или поздно отстать от революционного пролетариата “и даже составить опору для контрреволюции”. Вместе с тем ошибочно было причислять к числу союзников пролетариата буржуазно-националистическую партию “Дашнакцутюн”.
Рыскулов не был участником ни первого съезда туркестанских большевиков, ни съезда Советов, провозгласившего советскую автономию Туркестана. Между тем, по его работе, занимаемому общественно-политическому положению, огромному авторитету в уезде он должен был быть или участником, или делегатом указанных съездов. Его хорошо знали в Ташкенте как одного из ответственных советских работников Аулие-Атинского уезда. Что же касается аулиеатинских большевиков, то к весне 1918 г. они хорошо знали Рыскулова как заметного и известного в уезде и за его пределами большевика. Поэтому его непосредственное неучастие на первом партийном и на пятом советском съездах Туркестана можно объяснить лишь чрезмерной занятостью на работе в уездном масштабе как заместителя председателя Аулие-Атинского Совета, сложностью политической и социальной обстановки в уезде. Об этом, в частности, свидетельствует то обстоятельство, что в Аулие-Ате с 11 по 16 мая 1918 г. под руководством Рыскулова и Федорова-Завадского проходил первый уездный съезд Советов казахских депутатов, а с 10 по 16 июня Рыскулов активно участвовал в работе Аулие-Атинского уездного съезда Советов рабочих, крестьянских, казахских и красноармейских депутатов.
Сложной была и социальная обстановка в уезде из-за постоянной подпольной активности русского кулачества. Напряженность нагнеталась и все возраставшим голодом, который охватил не только беженцев, но и местные слои населения бедняцких и даже середняцких масс. Несмотря на то, что Рыскулов вместе со своими соратниками по борьбе с голодом изыскивал средства путем обложения налогами баев, торговцев, владельцев предприятий, голодающих становилось все больше и больше. И это несмотря на то, что Аулие-Атинский уездный Совет из взысканных с состоятельных лиц денег отпустил 400 тысяч рублей бедняцким и батрацким хозяйствам для приобретения семенного материала и сельскохозяйственного инвентаря. В целом же норма хлеба для городского населения составляла до 200 граммов в день на одного человека (в ряде регионов было чуть больше или чуть меньше). Сельское же население совершенно не снабжалось хлебом, пищей ему зачастую служили различные суррогаты и дикорастущие растения.
Весной 1918 г. Рыскулов уделил много времени созданию Советов в волостях уезда, особенно в волостях с казахским населением. Его усилиями Советы возникли в ряде крупных аулов. При этом Рыскулов обращал серьезное внимание на расширение социальной базы Советов. Прекрасно зная местные условия и великолепно владея обстановкой, он сознавал, что социальная база Советов должна включать в себя и прогрессивные элементы и даже отдельных представителей от феодалов и духовенства, пользующихся влиянием и авторитетом в массах народного населения. В этом, кстати говоря, состояла одна из особенностей диалектического процесса развития революции на многонациональных окраинах России. И это не зависело ни от марксистских, ни от большевистских постулатов. Тактически же такая линия позволила большевикам весной 1918 г. вовлечь в советское строительство значительные массы национального крестьянства. Именно поэтому на I съезде Компартии Туркестана (17—25 июня 1918 г.) серьезно дискутировался вопрос о формах и методах проведения массово-политической работы среди пролетарских и полупролетарских слоев коренного населения.
В этой связи докладчик по вопросу о работе среди мусульманского пролетариата А. Клевлеев предложил, учитывая отсталость, религиозную настроенность коренного населения, влияние мусульманского духовенства, использовав некоторые формы и положения Корана и, взяв их за канву, вести коммунистическую агитацию. К сожалению, съезд не принял по данному вопросу определенного решения. Однако делегаты съезда высказывались в том ракурсе, что, хотя марксизм и религия несовместимы и несоизмеримы, тем не менее предложения докладчика интересны и могли бы быть использованы в отдельных случаях.
Борьба за образование казахской советской автономии на территории Тургайской, Уральской, Акмолинской и Семипалатинской областей проходила в сложной обстановке, поскольку еще не был завершен процесс установления и упрочения Советской власти, особенно в кочевых и полукочевых аулах. Алашордынцы сменили свою прежнюю тактику активного сопротивления Советской власти и стали заявлять после образования Туркестанской АССР о своем согласии “признать” центральное советское правительство при условии, если в Казахстане местные Советы будут заменены буржуазной властью. Именно поэтому в начале апреля 1918 г. заместитель председателя правительства Алаш-Орды X. Габбасов уполномочил своих представителей вести переговоры с Совнаркомом РСФСР, а 21 апреля 1918 г. послал телеграмму советскому правительству и Наркомнацу Российской федерации с требованием срочного и официального ответа по поводу организации казахской автономии.
Естественно, что Советское правительство не только не отклонило требования “Алашской автономии”, но и призвало народ на борьбу за создание казахской автономии на базе Советов. В апреле-мае 1918 г. в областях Казахстана (за исключением Уральской области) была создана густая сеть аульных, сельских и волостных Советов. Теперь, как писал А. Джангильдин в апреле 1918 г., можно было говорить о советской автономии казахских областей. Кто-кто, а Алиби Тогжанович Джангильдин знал обстановку. Член большевистской партии с 1915 г., комиссар Совнаркома РСФСР по Тургайской области в декабре 1917 г., чрезвычайный комиссар Совнаркома РСФСР и военком Степного края с марта 1918 г., он приложил немало сил для создания советской автономии Советского Казахстана.
12 мая Наркомнац РСФСР публикует постановление об учреждении Казахского отдела при Наркомнаце. Создается инициативная группа по созыву Всеказахстанского съезда Советов, а на чрезвычайного комиссара Степного края А. Джангильдина возлагаются обязанности по подготовке и созыву съезда Советов Казахстана.
Однако начавшаяся в середине 1918 г. гражданская война и военная интервенция прервали подготовку к съезду, время созыва которого теперь зависело от обстоятельств, связанных с военными действиями против белогвардейцев и интервентов.
* * *
Кратко резюмируя эпохальные события, связанные с Октябрем, прежде всего отметим, что социалистическая революция внесла коренные изменения во все области жизни народов бывшей Российской империи, Рыскулов не называл Великой Октябрьской социалистической революцией петроградские события в Октябре 1917 г. Для него они были “Октябрьским переворотом”. Впрочем, так, как их называл и В. И. Ленин. Но дело не только и не столько в названии, сколько в их сущности. А сущность Рыскулов видел в том, что Октябрьский переворот стал воистину поворотным пунктом в истории многонациональных народов Туркестана и Казахстана. Как интеллигент и революционер он понимал, что в Туркестане и Казахстане, как и в других отсталых колониальных окраинах, на пути социалистической революции стояли серьезные трудности, обусловленные крайней отсталостью Туркестана и Казахстана, значительным влиянием реакционного мусульманского духовенства на все стороны жизни, наличием национальной розни и недоверия угнетенных национальностей ко всему русскому в результате колонизаторской политики царизма и реакционной деятельности феодально-клерикальных элементов.
Общая отсталость Казахстана и Туркестана обусловила тот важный факт, что влияние мелкобуржуазных партий (особенно эсеров), клерикальных и националистических элементов на трудовые слои населения (особенно коренного) оказалось весьма существенным.
* * *
Но вернемся к Рыскулову.
Во второй половине июля 1918 г. Рыскулов делегируется на Первый съезд председателей Советов депутатов Туркестанской республики. Едет на съезд как председатель исполкома Аулие-Атинского уездного Совета. О работе данного съезда так же, как и о его значимости в истории среднеазиатских республик, не так уж и много написано. Даже в многочисленных публикациях по истории Туркестана о нем сказано весьма недостаточно. А в таком фундаментальном исследовании, как “История коммунистических организаций Средней Азии” съезд председателей Советов депутатов Туркестана- совершенно не упоминается. Между тем, значимость его велика и в общественно-политическом звучании, и в практическом аспекте. Очевидна также его мобилизующая роль в разгоравшейся гражданской войне.
Прежде всего съезд был посвящен обобщению первого опыта практической деятельности советских органов власти в Туркестане. Он должен был подвести итоги работы по вовлечению широких народных масс, особенно мусульманского населения, в советское строительство, в привлечении их к активному участию в строительстве новой жизни, советского общества. Но, к сожалению, 19 июля 1918 г. съезд, заседания которого проходили в “Белом доме” — бывшей резиденции Туркестанского генерал-губернатора в Ташкенте, вынужден был прервать свою работу из-за событий, произошедших в Закаспии.
Что же произошло в Закаспии?
В радиограмме на имя В. И. Ленина председатель Совнаркома Туркестанской республики Ф. И. Колесов писал: “В Асхабаде восстание приняло громадные размеры: захвачены военные склады, правительственные учреждения. По линии железной дороги рассылаются провокационные телеграммы с призывом к свержению власти. Успех на стороне провокаторов...”
Газета “Советский Туркестан”— орган ЦИК и СНК Туркестана 16 июля 1918 г. также сообщала о свершении контрреволюционного мятежа в Закаспии. В редакционной статье “Контрреволюция подняла свою голову” указывалось, что необходимо отречься от благодушия, распознать истинное лицо врага и учинить “самый беспощадный, самый решительный суд над ними”.
19 июля 1918 г. на объединенном заседании Центрального Исполнительного Комитета Совнаркома и председателей совдепов Туркестанской Республики было принято постановление: “Съезд председателей совдепов отложить на неопределенное время, т. е. до водворения порядка в Республике, с поручением всем председателям совдепов разъехаться по местам, приняв все меры к подавлению контрреволюционного движения в Асхабаде”.
В “Белом доме” после закрытия съезда состоялось объединенное заседание ЦИК, Совнаркома и всех председателей Советов Туркестана. На заседании были обсуждены события, происшедшие в Ашхабаде в результате контрреволюционного мятежа и принято решение о создании Военно-политического штаба. Штабу вверялся контроль над всеми военными и политическими действиями по ликвидации действий контрреволюционеров. Объединенное заседание высших органов законодательной и исполнительной власти, совместно со всеми председателями Советов Туркестанской республики приняли специальное воззвание “Ко всем рабочим и населению республики”. Оно было опубликовано 23 июля 1918 г. в туркестанских газетах. В нем говорилось, что “если несколько дней тому назад можно было сомневаться в характере разрастающего движения”, то сейчас каждому должна быть ясна контрреволюционная сущность этого движения. “Контрреволюция подняла свой меч против рабочих и от меча она падет... Все к оружию!..” Под этим воззванием стояла подпись и Турара Рыскулова как делегата Первого съезда председателей совдепов Туркестана.
Между тем события развивались быстро и трагично. После Ашхабада Советская власть пала в Кизыл-Арвате. Затем последовал Мерв-центр крупнейшего оазиса в Закаспии. В ночь с 21 на 22 июля в Мерве мятежники расстреляли Павла Герасимовича Полторацкого — члена большевистской партии с 1905 г., одного из организаторов разгрома “Кокандской автономии”, члена президиума ЦИК Туркестанской республики. А через сутки после этой зверской расправы в ночь с 22 на 23 июля 1918 г. мятежники совершили другое кровавое злодеяние — застрелили девять крупных ответственных советских работников. Среди них — Виссариона Телия — председателя областного Закаспийского Совнаркома. В Закаспии власть перешла в руки так называемого Временного исполнительного комитета во главе с правым эсером Фунтиковым. В его “правительство” вошли и туркменские националисты. Смертельная опасность нависла над Советской Туркестанской республикой, к тому же отрезанной от центральных районов Советской России. Дело в том, что в это время северо-западнее Туркестана возникает Оренбургский фронт. Он образовался в связи с очередным выступлением против Советской власти оренбургских белых казаков во главе с атаманом Дутовым. К тому же в июле 1918 г. в результате антисоветского мятежа офицерских слоев в Семиречье образовался Северо-Семиреченский фронт. К этому времени в Ферганской долине выступили басмачи.
В этих условиях Рыскулов показывает себя зрелым политиком, убежденным большевиком, активным борцом за власть Советов — просто мужественным и смелым человеком.
Доказательства? Приведем лишь некоторые из них.
1. Выступление Рыскулова на объединенном заседании ТуркЦИКа, Совнаркома и председателей совдепов Туркестана по вопросам организации и проведения политической и агитационно-пропагандистской работы среди туркмен. Рыскулов, опираясь на свой опыт общения с коренным населением, разъяснял, что туркмены были сбиты с толку демагогическими вывертами мятежников-контрреволюционеров. Участники объединенного заседания приняли предложения Рыскулова.
2. После объединенного заседания Рыскулов срочно выехал в Аулие-Атинский уезд для укрепления местных органов Советской власти. Здесь он выступает на заседании уездного Совета с докладом о работе краевого съезда председателей Совета в Ташкенте, о положении Советской власти в центре и на окраинах страны, о мерах борьбы с контрреволюцией. Это было 26 июля 1918 г. А через два дня, 29 июля 1918 г. под его председательством решались вопросы об оружии, о неотложных вопросах текущей деятельности Совета и его исполкома.
31 июля 1918 г. вновь под председательством Рыскулова рассматривался уже другой вопрос — о направлении вооруженного отряда в село Дмитриевку для борьбы с кулацким мятежом.
Обстановка менялась очень быстро и в худшую сторону. Спустя десять дней, 9 августа 1918 г., исполком Аулие-Атинского совета по докладу Рыскулова срочно командирует в Ташкент военного комиссара Н. Чернышева и большевика — члена большевистской фракции уездного совета А. Левашова для доклада о тяжелом военном положении, сложившегося в уезде, и просьбе о военной помощи для борьбы с кулацкой контрреволюцией. Решительность Рыскулова оказала свое действие: в уезд прибыл специальный отряд. Советская власть была защищена. Вместе с тем, кулацкий мятеж в селе Дмитриевка показал и неприглядную роль союзника большевиков — левоэсе-ровской организации уезда. Левые эсеры выступили защитниками антисоветских действий кулачества. Это было и понятно, так как многие левые эсеры являлись чиновниками старого административного аппарата и пытались извратить на местах политику Советской власти. Так, к примеру, ревизия Аулие-Атинского узла связи, возглавляемого левым эсером Е. И. Никитиным, показала не только крупную финансовую растрату, но и то, что узел связи был превращен в один из опорных пунктов левоэсеровской организации. По рекомендации Рыскулова начальник узла связи решением исполкома был смещен с работы и заменен большевиком С. Федоровым-Завадским.
Почти ежедневные заседания или Совета, или его исполкома летом и в начале осени 1918 г. — таков был служебный распорядок дня Рыскулова. Так было вплоть до начала октября 1918 г., когда Рыскулов уезжает в Ташкент для участия в работе VI съезда Советов Туркестана. И это — не считая многочисленных выступлений и разъяснений, бесед, докладов и речей перед народными массами, бойцами и командирами, членами своей большевистской организации уезда, депутатами Совета. Лейтмотив выступлений Рыскулова ясен и убедителен — “местные Советы должны принять самые энергичные меры для борьбы против контрреволюции”. Именно по докладу Рыскулова исполком Аулие-Атинского Совета принимает решение: “Приступить немедленно к организации на местах волостных, аульных и сельских Советов и земельно-водных комитетов, для чего открыть в совдепе инструкторскую школу”.
Здесь — весь Рыскулов, как руководитель уездного Совета: идет гражданская война, рядом, в русских селах — кулацкое восстание; вокруг — кулацкий саботаж; подкулачники срывают правительственную заготовку хлеба, а Рыскулов верен себе: укрепляет Советскую власть, заботится о народных массах, обучает будущих строителей новой жизни в своих же школах.
Об этом обо всем Рыскулов пишет скупыми словами в краткой автобиографии. Вот ее текст:
“В этот момент (имеется в виду 1918 г. — В. У.) 200-тысячное население киргизского уезда, особенно бедняки, видели во мне и моих сотрудниках (имеются в виду сотрудники исполкома Совета.— В. У.) форменно Своих спасителей от угнетения. Меня в этом поддерживали русские красноармейцы потому, что они видели, что я провожу исключительно линию классовую и поступаю справедливо.
Тем временем в центре, в связи с тесным окружением Советской России белогвардейскими фронтами возникают в уезде и Семиречье везде кулацкие организации, руководимые эсерами или просто белогвардейцами. Произошло Дмитриевское восстание (в селе Дмитриевке. — В. У.) кулаков (еще при Колесове), куда примкнули десятки других поселков, которое угрожало переброситься на все Семиречье и оторвать последнее от Ташкента. Мне удается, как председателю Уездисполкома, при помощи отряда с двумя орудиями подавить это восстание, мало того, твердой политикой удается разоружить все кулацкое население уезда и свести почти на нет роль левых эсеров, которые играли способствующую роль в этом восстании".
Но и в Советской России разгоралась серьезная война, тесно переплетаясь с открытой военной интервенцией Англии, Франции, США, Японии. Уже к лету 1918 г. вполне определилось стратегическое положение страны. Главным вопросом в жизни Советского государства стал военный вопрос. Выступая на объединенном заседании ВЦИК, Московского совета, фабрично-заводских комитетов и профсоюзов Москвы 29 июня 1918 г. В. И. Ленин говорил: “Мурман на Севере, Чехословацкий фронт — на Востоке, Туркестан, Баку, Астрахань — на юго-востоке — мы видим, что все звенья кольца, скованного англо-французким империализмом, соединены между собой”.
В этих условиях международный империализм решил начать военную интервенцию. Был разработан стратегический план уничтожения Советской республики совместными действиями внешней и внутренней контрреволюции и план будущего расчленения России. В соответствии с замыслами интервентов и контрреволюционеров Англия рассчитывала получить Кавказ, Дон и Кубань, Франция — Крым, Украину и Бессарабию. Сибирь должны были захватить США, а Дальний Восток — Япония. Международный империализм, как писал Ленин, “вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну и виновен в ее затягивании”.
Аналогии в истории не всегда бывают справедливы и объективны. Тем не менее, проводя параллель с современными судьбами стран СНГ после уничтожения СССР не без помощи извне, так и напрашивается хотя бы внешнее сходство с событиями дележа России почти весьмидесяти-летней давности. Но вернемся к истории гражданской войны и военной интервенции в России.
Особое место уделялось Туркестану. В подготовленных для мирной конференции в Париже 14 пунктах президента США Вильсона и комментариях к ним о Средней Азии говорилось как о будущей колонии, которой должна была управлять Англия. Это и понятно, так как рядом с Туркестаном находятся Индия и другие английские колонии. Новая колония не помешала бы английской короне. Парижская мирная конференция 1919—1920 гг., созванная державами-победительницами в первой мировой войне для выработки и подписания мирных договоров с побежденными странами, рассматривали Советскую Россию как побежденную страну, а не как Россию — союзника в Антанте. По существу же Парижская конференция являла собой своеобразный штаб международной контрреволюции. На средства Антанты были созданы военно-заговорщицкие организации для борьбы с Советами в тылу молодого Советского государства. Среди них: “Национальный
центр”, объединявший кадетов, представителей торгово-промышленной буржуазии; “Союз возрождения России”, включавший представителей мелкобуржуазных партий; правоэсеровский “Союз защиты родины и свободы”. В Туркестане была создана “Туркестанская военная организация” из офицеров и представителей русской буржуазии, которая действовала против Советов совместно с буржуазно-националистической организацией “Улема”. После разгрома “Кокандской автономии” из распавшихся боевых групп “Туркестанской военной организации” создается “Туркестанский союз по борьбе с большевизмом”.
Так начиналась гражданская война в Советской России и, в частности, в ее составных частях — Туркестане и Казахстане. Разумеется, Ленин прав, считая главным виновником развязывания и затягивания гражданской войны международный империализм. Но это — лишь общий, хотя и правильный ответ. Он не содержит ответов на вопросы: когда началась гражданская война, ее продолжительность, конкретные виновники жестокостей и террора войны. В этой связи выскажем свою, авторскую точку зрения на поставленные вопросы с тем, чтобы попытаться выяснить, хотя бы частично, отношение Рыскулова к поставленным вопросам.
Итак, одной из важных, но до конца не исследованных проблем является периодизация истории гражданской войны и военной интервенции. От правильного (объективного) решения данной проблемы в значительной мере зависит раскрытие логики исторических событий, многогранной деятельности политических партий и движений, политических лидеров и деятелей, в том числе и Турара Рыскулова, как одного из большевистских деятелей, лидера коммунистов-мусульман Туркестана. Очевидно, что научно обоснованная периодизация прежде всего должна опираться на четкое методологическое положение о характере единства научной объективности и достоверности. Как представляется, с одной стороны, претензии на обоснованность при умалении или игнорировании партийности ведут к чистейшей воды объективизму. С другой стороны, партийность без объективности (или в лучшем случае, когда объективности отводится подчиненное положение) сводится по существу к политической трескотне, к тому, что Ленин имел в виду, говоря, “о вреде претендующих на коммунистическую принципиальность словопрений”.
Что же касается существующей периодизации гражданской войны, то многие десятилетия господствовала сталинская схема походов Антанты. Схема, противоречившая ленинской концепции истории гражданской войны, охватывающей исторический процесс в целом. В конце 50-х — начале 60-х годов была высказана точка зрения о том, что гражданская война началась вскоре после 25 октября 1917 г. и продолжалась до освобождения Дальнего Востока от вооруженных сил внутренней и внешней контрреволюции. Эта точка зрения возобладала после смерти Сталина, но не получила всеобщей поддержки исторической науки. В 70-х — начале 80-х годов появились новые обоснования хронологических рамок гражданской войны от 25 октября 1917 г. до 1920 г. (что-то среднее между ленинской и сталинской периодизацией). Но это обоснование не получило поддержки большинства специалистов. К настоящему времени сложилось так, что период гражданской войны и военной интервенции определяется с начала лета 1918 г. и до конца 1920 г.
По нашему мнению, проблема научной периодизации, в принципе, не должна иметь самодовлеющее значение. Главное, в конечном итоге остается за теоретическим осмыслением всего многогранного и разностороннего исторического процесса. В этой связи, в разработке научной периодизации истории гражданской войны и военной интервенции нельзя исходить только из прямых высказываний В. И. Ленина о гражданской войне, относящихся к ее различным этапам и периодам. Нельзя прежде всего потому, что начало и конец гражданской войны по существу, как правило, не объявляется и не декларируется (во всяком случае так было в Советской России в целом, в Советском Туркестане и Казахстане, в частности).
Об этом, кстати, нет ни одной публикации Рыскулова, посвященной гражданской войне. Также не найдет читатель и тех его высказываний о ленинской концепции начала и продолжительности гражданской войны. Для Рыскулова история гражданской войны — это история конкретных боевых действий с классовым врагом на различных этапах борьбы за упрочение Советской власти. Сюда входит борьба и с басмачеством, и с различными кулацкими мятежами, и с конкретными выступлениями контрреволюционных сил военного и подпольного характера (внешнего или внутреннего порядка).
Нельзя исходить только из ленинских высказываний о гражданской войне еще и потому, что гражданская война — это не только ведение боевых действий на многочисленных фронтах. Необходимо опираться также и на такое ленинское определение, в котором основополагающим критерием научной периодизации вообще являются коренные изменения соотношения и расстановки классовых сил на конкретном этапе исторического процесса. Применительно к гражданской войне и военной интервенции эти изменения обусловливались политическими, экономическими и военными факторами, международными отношениями.
В этой связи, как нам представляется, гражданская война как общественное, как историческое явление — всеобъемлющее политическое понятие — имела место с февраля 1917 г. по октябрь 1922 г. Как писал В. И. Ленин, опыт российской революции, как и всех европейских революций, начиная с конца XVIII в. показывает, что “гражданская война есть наиболее острая форма классовой борьбы, когда ряд столкновений и битв экономических и политических, накапливаясь, расширяясь, заостряясь, доходит до превращения этих столкновений в борьбу с оружием в руках одного класса против другого... Чаще всего — можно сказать, даже почти исключительно — наблюдается в сколько-нибудь свободных и передовых странах... противоположность между ними создается и углубляется всем экономическим развитием капитализма, всей историей новейшего общества во всем мире, именно между буржуазией и пролетариатом”.
После свержения царизма в России начался быстрый рост политического самосознания всех классов и социальных слоев российского общества, что в свою очередь способствовало размежеванию и консолидации классовых сил. Наглядным подтверждением этому стал апрельский и июльский (1917 г.) кризисы Временного правительства, как стихийные взрывы, “вплотную подходившие к началу гражданской войны со стороны пролетариата. А корниловское восстание представляло собой поддержанный помещиками и капиталистами, с партией к.-д. во главе, военный заговор, приведший уже к фактическому началу гражданской войны со стороны буржуазии”.
В статье “Русская революция и гражданская война. Пугают гражданской войной”, написанной в первой половине сентября 1917 года, В. И. Ленин сравнивает “начатки пролетарской и начатки буржуазной гражданской войны в России с точки зрения: 1) стихийности движения, 2) его целей, 3) сознательности масс, участвовавших в нем, 4) силы движения, 5) упорства его” и приходит к выводу: начало гражданской войны со стороны пролетариата обнаружило силу, сознательность, рост и упорство движения, чего не было у буржуазии. К такому же выводу он приходит, анализируя и сопоставляя историческую связь событий со времени свержения царизма и до корниловского мятежа. Если же внимательно присмотреться к истокам военной интервенции, то англо-французский капитал и международный империализм уже оказывал Корнилову существенную помощь задолго до свершения Октябрьской революции.
Сама подготовка социалистической революции, особенно после решения VI съезда большевистской партии летом
1917 г. о курсе на вооруженное восстание, свидетельствует о развёртывании гражданской войны, проявлявшейся в своеобразных специфических формах революционной борьбы как в центре, так и на местах, на национальных окраинах и в отдаленных регионах страны (Туркестане, Казахстане и др.). Июльские события (июльский кризис) — расстрел Временным правительством мирной демонстрации рабочих и солдат стали переломным моментом в развитии революции, гражданской войны. Власть полностью перешла в руки контрреволюции в лице Временного правительства.
Все это говорит о том, что гражданская война, как общественно-историческое явление, всеобъемлющее политическое понятие, особая форма классовой борьбы, проявлявшаяся в специфических условиях различных регионов, в центре, в провинции, на национальных окраинах, по-существу началась сразу же после свержения царизма. Это было началом первого периода гражданской войны, продолжавшегося вплоть до победы Октябрьской революции. Специфичность проявления войны определялась кризисами Временного правительства, корниловским мятежом, попытками установления военной диктатуры, рабочим, аграрным и национально-освободительным движением.
Второй период гражданской войны начинается с октября 1917 г. и продолжается по октябрь 1922 г. Это подтверждается историческими фактами и событиями. В указанных хронологических рамках осуществлялась вооруженная защита завоеваний революции буржуазно-демократического и социалистического характера, которая потребовала подчинения себе всех сторон жизни — военной, хозяйственной, социально-политической, культурной.
Однако анализ ленинских трудов показывает, что в общих рамках гражданской войны и военной интервенции выделяется хронологический отрезок времени с середины
1918 г. и до конца 1920 г., когда гражданская война слилась в единое целое с военной интервенцией, а военный вопрос, по определению В. И. Ленина, выступил как “главный вопрос революции”. Он составляет особый самостоятельный этап истории Советского государства. В самом деле, если классовые битвы после победы Октября решали вопрос о победе буржуазной или пролетарской власти, о подавлении сопротивления эксплуататорских классов и отражении первого натиска империализма, то в 1918—1920 гг. стоял вопрос о существовании Советского государства. Именно поэтому в августе 1921 г. В. И. Ленин, определяя главные этапы Октябрьской революции, писал: “3-й этап. Гражданская война от чехословаков и ’’учредиловцев" до Врангеля 1918—1920 годов". С начала 1921 года наступает новый этап, когда основные силы внутренней и внешней контрреволюции были разгромлены, хотя победа и не получила правового подтверждения противоборствующих сторон. В различных регионах страны (Дальний Восток, Средняя Азия) продолжались боевые действия, но они уже носили характер подавления остаточного сопротивления различных сторон военно-политических формирований и окончательного изгнания с территории Советского государства интервенционистских сил.
Что же касается взглядов Рыскулова по поднятым вопросам, то, помимо уже сказанного, отметим, что он видел и доказывал проявления гражданской войны еще до свержения царизма. В его понимании гражданская война в Туркестане и Казахстане началась во времена всенародного восстания 1916 г. Уже в ходе восстания Рыскулов видел и повышение политического самосознания народных масс, и рост классового расслоения, и размежевание классовых сил. Для Рыскулова восстание 1916 г. имело продолжение в свержении Октябрьского переворота (очевидно, он не случайно называл Октябрьскую революцию Октябрьским переворотом), в борьбе за Советскую власть, переросшее в гражданскую войну на территории Туркестана и Казахстана. Именно поэтому он не ставил для себя решения задачи периодизации гражданской войны, ее хронологии, начала и завершения. Тем более, что выступления басмачества (то затухающего, то вновь разгоравшегося) продолжались в различных районах Средней Азии вплоть до начала 30-х годов.
Отсюда следует, что для Рыскулова сталинская концепция истории гражданской войны не существовала. Он ею не пользовался и в своих публикациях по историй гражданской войны на нее не опирался. Более того, он о ней просто не говорит и не пишет. У него был самостоятельный и смелый подход к проблемам истории гражданской войны и военной интервенции. Прежде всего потому, что с конца 1929 г. началось уродливое развитие советской историографии. Поводом послужила публикация статьи К. Е. Ворошилова “Сталин и Красная Армия”, посвященная 50-летию со дня рождения Генерального секретаря ЦК ВКП(б). В ней рассматривались военные действия на тех фронтах и в те периоды, когда там находился Сталин. С тех пор на длительный период утверждалась периодизация истории гражданской войны, которая была дана Сталиным в его статье “Новый поход Антанты на Россию”.
Ленинскую же концепцию Рыскулов воспринимал по-своему, разделяя ее основные положения, дополняя ее своим видением истоков гражданской войны в восстании 1916 г.
И еще одно: Рыскулов однозначно видел конкретных виновников гражданской войны и военной интервенции; белогвардейцев, буржуазию (русская, националистическая), басмачей, эсеров, меньшевиков. Классовый подход очевиден и субъективен. Сказался радикализм Рыскулова. Да он это не скрывает, подчеркивая в своем письме секретарю ЦК КП(б) Узбекистана А. И. Икрамову в мае 1935 г., что “...не случайно примкнул к большевистской партии, и не случайно проводил твердую большевистскую линию в своей работе. Это,— акцентирует внимание Рыскулов,— диктовалось моим социальным происхождением и ненавистью к классовым врагам”. Вместе с тем, в его высказываниях проходит и известная дифференциация классовых сил: басмачества, революционная и “алашская” интеллигенция. Различает и большевиков, выделяя из них так называемых “колонизаторов”, проводивших, по его мнению, в Туркестане великодержавную политику. Но белогвардейцы для него все одинаковы. Он не видит отличия “демократической контрреволюции” от сторонников “белого дела” и монархистов.
Впрочем, в гражданской войне у многих были неисповедимы пути-дороги.
К примеру, председателю партии кадетов историку Павлу Николаевичу Милюкову принадлежит сомнительная “заслуга” разработки плана подавления Советской власти с помощью ...кайзеровской Германии?! Этот план полностью поддерживали украинские и крымские кадеты, местные организации кадетов в Ростове, Казани, Самаре, члены ЦК партии кадетов И. П. Демидов, И. К. Волков,
В. Д. Набоков — отец будущего классика мировой литературы Владимира Владимировича Набокова. И когда “левый” кадет князь В. А. Оболенский при встрече с П. Н. Милюковым в мае 1918 г. в Киеве задал ему правомерный вопрос: “Неужели вы думаете, что можно создать прочную русскую государственность на силе вражеских штыков?” И сказал: “Народ вам этого не простит”, в ответ услышал от П. Н. Милюкова: “Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться”.
Бежавший на Украину летом 1918 г. при переговорах с командованием германской армии Милюков настаивал на походе на Москву для восстановления самодержавия под знаменем конституционной монархии.
Гражданская война и военная интервенция подвели своеобразный итог политической борьбы и деятельности политических партий в России, которых насчитывалось свыше ста (общероссийские, национальные, либеральные, консервативные, мелкобуржуазные и т. д.). Самое большое количество составляли мелкобуржуазные партии. К лету 1918 г. на территории бывшей Российской империи действовало свыше 30 мелкобуржуазных партий, представлявших социал-демократическое, народническое, анархическое и революционно-демократическое идейно-политическое направление. Порядка десяти партий действовало в Туркестане и Казахстане. Под лозунгами мелкобуржуазной демократии в гражданскую войну вступали правые эсеры и меньшевики, возглавлявшие так называемую “демократическую контрреволюцию”. Созданные ими правительства (Комитет членов Учредительного собрания, Временное правительство Северной области, Временное сибирское правительство, Правительство Урала) прикрывали борьбу с Советской властью и реставрацию буржуазно-помещичьей власти псевдодемократией, сохранением видимости ряда элементов буржуазной демократии (престижные съезды, рабочие конференции, коллективные договоры, право на стачки и забастовки и т. д.).
“Демократическая контрреволюция” особенно активно действовала с мая по ноябрь 1918 г. Характерная для мелкобуржуазных партий непоследовательная политика “демократической контрреволюции” не удовлетворяла как народные массы, так и силы реакции. В ходе гражданской войны “демократическая контрреволюция” подготовила установление колчаковщины, деникинщины, толстовщины (белогвардейского режима в Приуралье и Северном При-каспии) и других реакционных режимов в различных регионах России. В этом им помогали буржуазно-помещичьи партии и монархисты, которые на первых этапах гражданской войны не решались выступить со своими платформами, но активно помогали эсерам и меньшевикам бороться против Советской власти. Активно поддержал “демократическую контрреволюцию” международный империализм и прежде всего буржуазные партии Англии, Франции, США.
Но для Советского государства не менее, если не более, опасным явилось и “белое дело” — аморфная идеология и политика белогвардейщины в общем потоке контрреволюции. Возникнув еще в середине 1917 г. как блок монархистов и кадетов с целью борьбы против революционного движения, “белое дело” в годы гражданской войны и военной интервенции стало самостоятельным политическим движением. Идеологи “белого дела” князь Н. В. Львов, русский националист В. В. Шульгин, “легальный марксист” П. Г. Струве проповедовали “национальную идею” объединения во имя спасения “единой и неделимой” России. Лозунгом “белого дела” стало непред-решение государственного строя в борьбе с Советской властью. Все проблемы бывшей Российской империи (форма государственной власти, аграрный, рабочий, национальный вопросы) должно было решить законодательное собрание типа “Земельного собора”. По существу “белое дело” явило собой шовинизм и национализм, прикрытый претензией на надклассовость, надпартийность, патриотизм. Провозглашало примат православной церкви. На первоначальном этапе развития “белого дела” в годы гражданской войны и военной интервенции в нем принимали участие все антисоветские силы — от монархистов до эсеров и меньшевиков.
Гражданская война и военная интервенция сказались и на деятельности РКП (б), членом которой, уже с дооктябрьским стажем, являлся Турар Рыскулов. Прежде всего на примере деятельности самого Рыскулова мы видим то, что можно назвать милитаризацией партийной организации. “В эпоху гражданской войны,— писал В. И. Ленин,— идеалом партии пролетариата является воюющая партия”. Не знаю, как в отношении идеала, но война требовала новых форм и методов партийной работы. При этом особое внимание уделялось военному делу, росту и укреплению Красной Армии, созданию ее резервов, укреплению войск рабочими и коммунистами, созданию командных и политических кадров.
В этой связи еще в августе 1918 г. Рыскулов выступает с докладом, посвященным обучению военному делу большевистской партии и партии левых эсеров. На основе доклада Рыскулова Аулие-Атинский Совет принимает специальное решение, обязывающее членов партии изучать военное дело. Строгость была высокой: не подчинившиеся данному решению подлежали исключению из партии. Не случайно В. И. Ленин указывал, что трудящиеся массы одержали победу “...только благодаря тому, что партия была строжайше дисциплинированна, была на страже, и потому, что авторитет партии объединял все ведомства и учреждениями по лозунгу, который был дан ЦК, как один человек шли десятки, сотни, тысячи, и в конечном итоге миллионы, и только потому, что неслыханные жертвы были принесены,— только поэтому чудо, которое произошло, могло произойти”.
Из многочисленных форм и методов организационнопартийной работы выделялись прежде всего централизация парторганов и организаций, рост и регулирование партийных рядов. Если к лету 1918 г. в составе РКП(б) насчитывалось примерно 150 тысяч человек, то за годы гражданской войны число членов партии выросло до 730 тысяча человек. Следует отметить, что весьма часто командиры, стараясь предусмотреть шансы победы над врагом, считали более тщательно количество имевшихся коммунистов, чем количество пушек и пулеметов. Чрезвычайной формой организационной работы большевистской партии, как “воюющей партии”, стали партийные мобилизации, осуществлявшиеся в сложных условиях политической, военной и экономической обстановки. В целом, в годы гражданской войны 50 процентов всех членов партии находилось в вооруженных силах Советского государства".
Но предметом особого внимания партии являлась подготовка командных кадров, особенно из рабочих и крестьян и использование военных специалистов. Так, к началу 1919 г. на 63 командных курсах обучалось свыше 13 тысяч красных курсантов. Из них почти 30 процентов были коммунистами. Что же касается военных специалистов, то около 30 процентов бывших генералов и офицеров старой армии находились в рядах защитников власти Советов; примерно столько же по различным причинам не участвовали в братоубийственной войне. А 40 процентов с оружием в руках сражались против Советской власти. Всего же к середине 1920 г. в Красную Армию и Военно-Морской Флот было принято 48,4 тысячи офицеров, около 14 тысяч военных врачей, около 27 тысяч других медицинских работников, свыше 10 тысяч военный чиновников.
Мы не случайно привели эти данные. Они показывают несостоятельность сложившегося с 30-х годов в советской историографии представления о сплошной реакционности и контрреволюционности офицерского корпуса. Напомним, что этот тезис послужил одной из “теоретических” основ начавшихся на рубеже 20—30-х годов репрессий против бывших военспецов. Между тем, из 20 командующих фронтами и регулярными фронтовыми объединениями в 1918—1920 гг. 17 являлись военспецами; из 100 командующих армиями 82 были бывшими генералами и офицерами и лишь пятеро из них изменили Советской власти.
Отношение Рыскулова к военспецам — бывшим офицерам — было неоднозначным. Он их оценивал по боевым делам и по лояльности к Советской власти. С искренним уважением и почтением относился к Федору Федоровичу Новицкому, бывшему генерал-майору и заместителю командующего Туркестанским фронтом. Резко отрицательно — к Осипову, бывшему прапорщику, военному комиссару Туркестанской республики, большевику, оказавшемуся организатором антисоветского заговора в январе 1919 г. в Ташкенте.
...Это была трагедия. В самом начале мятежа, вечером 18 января 1919 г. Осипов под предлогом необходимости посоветоваться по важному вопросу, заманивает в казармы верного ему бывшего 2-го Сибирского стрелкового полка, руководителей партийных и советских органов Туркестана и зверски расправляется с ними. Погибли как жертвы террора 14 туркестанских комиссаров. Среди них: председатель ЦИК Туркестанской республики В. Д. Вотинцев, председатель Совнаркома В. Д. Фигельский, председатель исполкома Ташкентского Совета Н. В. Шумилов, председатель Совета профсоюза и нарком финансов М. А. Ка-чуринер, нарком путей сообщения Е. П. Дубицкий, нарком внутренних дел А. Н. Малков, председатель ЧК Туркестанской республики И. П. Фоменко. В ночь мятежа в Ташкенте велась настоящая охота на коммунистов, особенно на руководящих партийных и советских работников. Было схвачено и расстреляно 34 коммуниста и ни одного “левого” эсера.
Рыскулов уцелел совершенно случайно. Дело в том, что мятежники вылавливали коммунистов по имевшимся у них адресам проживания. Многие же руководящие и ответственные работники-коммунисты проживали там, где и работали — в “Белом доме”, где находился Совнарком Туркестанской республики, и в “Доме Коммуны”, где помещались работники Ташкентского Совета. Помещений для жилья просто не хватало. Так, у председателя Совнаркома Фигельского было две смежные комнаты: в одной располагался его служебный кабинет, в другой — проживала семья. Целый ряд руководителей и ответственных сотрудников проживали на частных квартирах. Среди них был и Рыскулов, домашнего адреса которого мятежники не знали.
Мятеж был подавлен через два дня. 21 января 1919 г. Осипов с остатками своих сторонников бежал из Ташкента, предварительно ограбив банк.
В этой связи обратим внимание читателя на то, что и “белый”, и “красный” террор — это крайне обостренные меры и формы классовой борьбы в стране, которые проявлялись в политических убийствах, репрессиях и беззаконии. Террор — порождение не революции, а гражданской войны. Это крайне сложная и серьезная, по существу неразработанная проблема исторической науки. К настоящему времени даже неизвестна цифра жертв как “белого”, так и “красного” террора. Одни говорят о десятках и сотнях тысяч погибших, другие — о миллионах. Мы же приведем официальные данные, опубликованные в газете “Известия” 6 февраля 1920 г. членом Коллегии ВЧК М. И. Лацисом. Он указывал, что с весны 1918 г. по декабрь 1919 г. было расстреляно 9641 человек, главным образом за контрреволюционную деятельность. Сюда не входят сведения по Украине и отдаленным губерниям, в том числе Туркестана и Казахстана.
Мятеж разоблачил и руководящую верхушку партии “левых” эсеров в Туркестане. Они думали использовать мятеж для захвата власти в Туркестане. Расчет был тонок и прост: официально не разрывая с большевиками, не выступать открыто против Советов, а занять выжидательную позицию. Когда же руководство Туркестанской республикой будет обезглавлено, захватить власть в свои руки. А захват власти должен был привести к свержению Советов. В этой связи заставляет серьезно задуматься тот факт, что все расстрелянные мятежниками руководители были большевиками, и ни один из левоэсеровских руководителей не пострадал, а те из них, кого задержали мятежники, были отпущены.
Но расчеты левоэсеровского руководства не оправдались. Народные массы пошли за большевиками. Партия “левых” эсеров в Туркестане самораспустилась весной 1919 г. Часть рядовых членов партии “левых” эсеров вступила в РКП (б) на общих основаниях.
* * *
К началу антисоветского осиповского мятежа Рыскулов был уже одним из заметных руководителей Туркестанской республики, вышедших из представителей коренного населения: член Туркестанского Центрального Исполнительного Комитета, председатель Чрезвычайной Центральной комиссии по борьбе с голодом в Туркестанской АССР. Его деятельность в центральном аппарате правительственных органов Советского Туркестана началась с осени 1918 г.
В конце сентября 1918 г. Рыскулов выезжает в Ташкент для участия в работе VI Чрезвычайного съезда Советов Туркестанской республики. Съезд состоялся 5—14 октября 1918 г. На съезде присутствовали 460 делегатов с решающим голосом. Фракция коммунистов насчитывала 302 человека; фракция “левых” эсеров 158 человек. Делегаты съезда обсудили вопросы текущего момента и обороны Туркестана, экономической политики и финансового положения Туркестанской республики.
Руководители “левоэсеровской” фракции, видя соотношение политических сил на съезде не в свою пользу, решили сорвать его работу. С этой целью на третий день работы съезда, 8 октября 1918 г. они пытались спровоцировать выступления рабочих Ташкентских железнодорожных мастерских о якобы неправильно произведенных выборах делегатов. Собрание рабочих, среди которых немало было и бывших офицеров, и бывших домовладельцев и других представителей мелкобуржуазных слоев, ставших рабочими для того, чтобы избежать мобилизации на фронт или трудовой повинности, приняло решение о созыве так называемой “рабочей конференции” для рассмотрения вопроса о правомочности съезда.
Сообщение об этом вызвало возмущение съезда и делегаты “приняли меры для ликвидации “левоэсеровской” авантюры”. Рыскулов при этом занимал самую активную позицию большевика. Прежде всего отметим, что он был членом комиссии, избранной съездом, для представительства на собрании рабочих. Далее, он выступил с речами на фракции большевиков по вопросам общей политики и по вопросам об оппозиции рабочих железнодорожных мастерских. В этой связи приведем выдержки из протокола заседания фракции большевиков VI Чрезвычайного съезда Советов Туркестанской республики от 10 октября 1919 г.
“Рыскулов. Товарищи, я в составе комиссии, посланной на съезд, был также на собрании делегатов мастерских. Я удивляюсь одному: на собрании, где говорилось о диктатуре пролетариата, вдруг выступали против партии большевиков, возглавляющих эту диктатуру. Причина заключается в том, что они хотят вместо подчинения воле съезда Советов диктовать свои требования последнему. Я считаю такое поведение недопустимым и разъединяющим наши ряды.
Я, товарищи, заявляю, что этот съезд является подлинным съездом трудящихся всего Туркестана и никто не смеет не подчиниться его воле. Тут представлены делегаты туземной бедноты, а туземцев насчитывается 95 процентов всего населения Туркестана. Если рознь будет продолжаться дальше, то вспыхнет национальный антагонизм. Если не будете подчиняться воле всех трудящихся и прислушиваться к голосу мусульманского пролетариата, мы не только создадим здесь контрреволюцию, но и восстановим ханские порядки. Поэтому от имени всех туземных делегатов требую продолжения нормального хода съезда, а представителям железнодорожников советую прислушаться к голосу съезда Советов, выражающему мнение всего Туркестана.
Здесь не менее вина лежит на “левых” эсерах, которые так и стремятся предать революцию и весь мусульманский пролетариат, способствуя всяким контрреволюционным выступлениям. Против этого необходимо выступить решительно.
Не забывайте, что съезду предстоит решение огромных вопросов. Большинство туземной бедноты гибнет от голода, мы окружены фронтами, а тут товарищи, не учитывая серьезности момента, хотят вмешаться в работу съезда. Если не водворится порядок на съезде, если представители отдельных групп будут выносить свои раздоры, то мы, туземные делегаты, должны будем все покинуть зал заседания".
Мы не случайно привели стенографическую запись выступления Рыскулова по одному из важных и сложных вопросов работы съезда. Не случайно потому, что подобные выступления были характерны для Рыскулова: логичность, обоснованность содержания, убежденность в правоте своих суждений; отсюда — решительность и непреклонность. И еще — это было первое выступление Рыскулова на таком ответственном форуме, как Чрезвычайный съезд Советов Туркестанской республики, где он выступил не только от себя, но и от имени делегатов съезда, представлявших коренное население Туркестана, его народные массы. Рыскулов выступил как большевик, интернационалист, патриот, переживающий нужды трудящихся.
На съезде он также активно принимал участие в разработке решения об организации в селах и кишлаках комитетов бедноты. Но особенно он уделил большое внимание важнейшему решению съезда — принятию Конституции Туркестанской Автономной Советской Социалистической Республики. В ее основу была положена Конституция РСФСР, принятая в июле 1918 г.. Конституция Туркестанской АССР закрепляла государственную автономию Советского Туркестана в рамках Российской Федерации и выражала своим содержанием дальнейшее укрепление всесторонних связей края с Советской Россией.
Съезд избрал Центральный Исполнительный Комитет Туркестанской республики в составе 74 человек. Из них — 49 членов были большевиками. Рыскулов избирается в состав ЦИК и рекомендуется на работу в аппарат ЦИКа.
Для Турара Рыскулова наступил новый, качественно иной этап жизни — с ответственной, руководящей работы в масштабе уезда он переводится на работу в столицу республики в правительственные органы. После избрания в ЦИК Туркестанской республики Рыскулов назначается комиссаром здравоохранения. Разумеется, руководство Комиссариатом помогло ему войти в курс ведения дел в масштабе республики. Он прилагает серьезные усилия организационного порядка для борьбы с эпидемиями, улучшением медицинского обслуживания населения, профилактики заболеваний. Все это было нужно. Все это было хорошо. Но в рассматриваемое время Рыскулов, находясь на посту комиссара здравоохранения, главное внимание уделял решению горячей и тревожной проблеме Туркестана — борьбе с голодом, которая включала в себя очень многие стороны санитарно-профилактических мер охраны здоровья населения.
Люди голодали практически во всех районах Туркестана. Особенно страдало от голода коренное население Сырдарьинской и Семиреченской областей. Всего в Туркестане голодало 1200 тысяч человек. И это при условии богатств Туркестана, ранее не испытывавшего никакой нужды в обеспечении себя продуктами собственного производства, питавшегося хлебом, получаемым из местных житниц. По твердому убеждению Рыскулова, голод в Туркестане стал прямым следствием той экономической политики, которую проводили в жизнь до Октября 1917 г. представители местного капитала при активной поддержке российских капиталистов и царского правительства. Эта политика привела по-существу к полному порабощению Туркестана фабрично-заводским центром Российской империи.
По мнению Рыскулова, главными факторами, создавшими такое катастрофическое положение, являлись:
— огромный, искусственно созданный за десятилетие 1905 — 1915 гг. рост культуры хлопка;
— почти повсеместное сокращение посевов хлебных злаков, в связи с отведением орошаемых земель под хлопководство;
— практически почти полное уничтожение местной кустарной промышленности.
Наряду с указанными факторами общего характера необходимо отметить и недород за ряд последних лет трав, хлебов и связанный с ним поголовный падеж скота, гибель скотоводческих хозяйств или их разорение. В серьезной степени сказались итоги восстания 1916 г. и его подавление.
В самом деле, в 1916 г. под хлопком было занято 608 тысяч десятин, что составило примерно 20 процентов всех посевных площадей. Это были лучшие посевные земли. “Каждый лишний пуд туркестанской пшеницы — конкуренция русской и сибирской пшенице; каждый пуд туркестанского хлопка — конкуренция американскому хлопку, Поэтому лучше дать краю привозной, хотя бы и дорогой хлеб, но освободить в нем орошаемые земли для хлопка”,— писал в своей служебной записке ответственный чиновник российского правительственного аппарата А. В. Кривошеин в 1912 г.
Что же касается туркестанской местной кустарной промышленности, то забитая наплывом из центральных районов Российской империи товаров, она разорялась, и как следствие создавшегося положения, делала безработными ткачей, сапожников, гончаров и других кустарей, а крестьян — безземельными батраками, обслуживающими хлопководство и заводскую промышленность.
В годы мировой войны, особенно в 1916—1917 гг. разруха дошла до предела, когда железные дороги вследствие царящего на них хаоса оказались не в состоянии выполнять свои задачи по перевозкам хлеба и продовольствия из хлебородных губерний. Все это поставило население Туркестана под угрозу голода. Уже в начале 1917 г. становится ясным, что цены на хлеб и другие продукты питания заставят бедные и беднейшие слои населения испытывать ужасы голода. В самом деле, в связи с неурожаем 1917 г. дефицит хлеба в Туркестане составил 50 миллионов пудов, что вызвало более чем 30-кратное повышение цен на него.
Все слои народных масс попали в крайне тяжелое положение. Оседлое коренное население (преимущественно узбеки и таджики), как земледельческое, так и ремесленное, постепенно бросали свою повседневную работу, стаскивая на базары и продавая за бесценок наживавшимся спекулянтам-баям одеяла, халаты, домашнюю утварь — все, что можно было продать для того, чтобы на вырученные гроши просуществовать лишний день. Кочевое и полукочевое население (преимущественно казахи и киргизы) с отчаянием взирали на остатки сохранившегося скота, в массе своей погибшего в последние военные зимы от холодов и бескормицы.
“Трагизм состояния этих бедняков достиг, наконец, крайности... люди рвали друг у друга из рук мешки, наполненные мертвечиной и утоляли ею зверский голод. Случаи же продажи голодными родителями своих малых детей в полную собственность, т. е. в рабство, баям, стали обычным ужасным злом, получившим уже широкое распространение”,— писал Турар Рыскулов.
С победой Советской власти в Туркестане борьба с голодом и по существу спасение вымирающего населения беднейших слоев были поручены созданному при Совнаркоме Комиссариату народного здравоохранения, который и возглавил после VI Чрезвычайного съезда Советов Туркестана член ТуркЦИКа Турар Рыскулов. Разумеется, правительство Туркестана отпускало средства для разрешения проблемы голода. В 1918—1919 гг. заготовки хлеба в Туркестане проводились путем обязательного четырехпудового отчисления с десятины посева. Это был своеобразный продовольственный налог. Продовольствие заготавливалось и путем товарообмена (промышленные товары обменивали на хлеб по определенному эквиваленту). Осуществлялась закупка хлеба на рынке и. государственными учреждениями. Кроме того, по разнарядке Совнаркома РСФСР уполномоченные Туркестанского правительства заготавливали хлеб в различных районах России. Но заготовленный хлеб отправлялся в Туркестан в зависимости от военной обстановки. Очень часто он просто не доходил до Туркестана из-за боевых действий. Вместе с тем, для централизации заготовок хлеба и продовольствия в июле 1918 г. была создана Продовольственная директория. Она состояла из трех лиц и имела в каждой области Туркестана своих уполномоченных для объединения и координации деятельности уездных и городских продовольственных комитетов.
Рыскулов понимал, что в сложившихся условиях одному Комиссариату здравоохранения вместе с Продовольственной директорией справиться с голодом невозможно. Поэтому он разработал разностороннюю программу оказания помощи голодающему населению Туркестанской республики и предложил ее на рассмотрение ЦИК Туркестанской республики в ноябре 1918 г. Среди конкретных мер и направлений помощи голодающему населению, указанных в программе, отмечены такие, как: устройство питательных пунктов, детских приютов и колоний, принятие предупредительных мер против различных эпидемий, оказание медикосанитарной помощи, экономическое обследование голодающих. Необходимо отметить предложения организационного характера. Это очень важно потому, что они принципиально отличались от уже осуществленных или осуществляемых организационных мер правительства Советского Туркестана.
Рыскулов предложил создать особую межведомственную комиссию с участием в ней представителей всех Комиссариатов Туркестана и назвать ее “Центральной комиссией по борьбе с голодом”. Возглавлять Комиссию должен член ЦИК, при котором будет действовать особая коллегия из представителей комиссариатов: здравоохранения, продовольствия, труда, социального обеспечения, земледелия, совнархозов, финансов, путей сообщения, национальных и внутренних дел, народного образования, директорий по топливу и государственного контроля.
По мнению Рыскулова, Комиссия должна была быть совершенно самостоятельной, с широкими правами, вплоть до права реквизиции и самостоятельных заготовок продовольствия, топлива. Ей также должно было быть предоставлено право кооптации в Коллегию нужных лиц со стороны, приглашения специалистов и представителей от населения районов, наиболее пострадавших от голода.
ЦИК Туркестанской республики принял программу и предложения Рыскулова и 28 ноября 1918 г. своим решением назначил его председателем Центральной комиссии по борьбе с голодом в Туркестанской АССР.
Центральной комиссии и ее председателю пришлось начинать работать в тяжелейших условиях. Количество голодающих к декабрю 1918 г. достигло одного миллиона человек. Усилилась спекуляция и сокрытие хлеба и продовольствия. Среди первых мероприятий Комиссии — 10-процентное обложение имущих классов, невзирая на национальности; создание на местах (в уездах и областях) своих представительств, с учетом того, что в местных исполкомах было засилие противников бедноты; передача детских колоний и приютов в ведение Комиссии. Чтобы решить главную задачу — накормить, одеть и обуть голодающих, нужны были огромные средства. Рыскулов их добивается и получает: на основе его доклада ЦИК Туркреспублики 13 декабря 1918 г. принимает решение об ассигновании на борьбу с голодом 40 млн рублей. А по подсчетам Рыскулова требовалось 80 789 769 рублей в месяц для всей Туркреспублики. Эти подсчеты свидетельствовали о его щепетильности и глубокой порядочности в отношении всего, что касалось народных средств. По его подсчетам суточная стоимость питания одного голодающего составляла 2 руб. 23 коп. Именно из-за нехватки народных средств и тяжелого положения Туркестана он просил отпустить не 80 с лишним, а всего лишь 40 млн рублей. При этом он надеялся, что недостающие средства заработают сами голодающие на общественных работах, заготовке топлива, ну и, разумеется, за счет наложения различных налогов на богачей-баев и манапов.
Настойчивость Рыскулова как руководителя в достижении конкретных результатов по оказанию помощи голодающим поражает. Он буквально ошеломляет своими заявлениями, запросами, телефонограммами и радиограммами различные комиссариаты правительства Советского Туркестана; добивается конкретных решений ЦИК Туркреспублики; готовит и публикует соответствующие приказы самой Центральной комиссии. В качестве примера приведем заявление Рыскулова от 2 января 1919 г. на краевой Продовольственной директории. Он сделал заявление по следующим вопросам:
— о помощи голодающим продуктами первой необходимости;
— об отпуске Центральной комиссии товара для обмена на хлеб и другие продукты;
— об отпуске дополнительных продуктов, для голодающих из резервов республики;
— об использовании аппарата краевой директории для оказания помощи Центральной комиссии;
— об отпуске сырья для организованных коммун бедноты;
— о предоставлении права Центральной комиссии на самостоятельную заготовку продуктов;
— о предоставлении права Центральной комиссии на реквизицию продуктов у баев и спекулянтов.
Все вопросы краевой Продовольственной директорией были решены положительно. Лишь по последнему пункту была сделана оговорка: “Краевая Директория ничего не имеет против предоставления права реквизиции Центральной комиссией у баев и спекулянтов различных продуктов первой необходимости, но эта реквизиция должна производиться в контакте с местными органами”.
А через месяц после заявления Рыскулова на заседании краевой Продовольственной директории и через две недели после подавления антисоветского осиповского мятежа, когда еще действовали временные чрезвычайные органы Советской власти, появляется Приказ № 17 Временного Военно-революционного правительства Туркестанской республики от 3 февраля 1919 г., принятый по настоянию Рыскулова. В нем обращалось внимание всех областных, уездных, городских и районных советов депутатов на необходимость скорейшего и повсеместного проведения мер по спасению голодающих. С этой целью предлагалось:
— все мероприятия по борьбе с голодом во всех совдепах и советских учреждениях проводить вне всякой очереди и следить за точным выполнением этих мероприятий;
— для сокращения роста количества голодающих во всех продовольственных организациях мероприятия производить на равных началах, без учета национальностей;
— усилить контроль за деятельностью органов, отвечающих за помощь голодающим.
Приказ предупреждал всех, что за преступления по службе в деле борьбы с голодом и за умышленно тормозящих дело, лица, допустившие и совершившие преступления, будут предаваться суду революционного трибунала. Персональная ответственность за выполнение данного приказа возлагалась на председателей исполкомов Советов.
Центральная Комиссия строго следила за тем, чтобы в процессе борьбы с голодом не вспыхнули эпидемические заболевания. Дело в том, что в пунктах питания скапливалось огромное количество людей, ослабленных голодом. Они являлись благоприятной средой для возникновения различных эпидемий. Особенно были опасны бытовой сифилис и трахома. В этой связи Центральная Комиссия для предупреждения заболеваний сыпным, брюшным и возвратным тифом, другими желудочно-кишечными заболеваниями, разработала, совместно с Комиссариатом Здравоохранения, специальные меры для их предупреждения. В частности, предусматривалась организация санитарно-гигиенического надзора в местностях, где проживало компактно большинство голодающего населения. На пунктах их скопления (питания, проживания) осуществлялась санитарная обработка, дезинфекция — словом, делалось все возможное для предотвращения вспышек эпидемий. Что характерно и что следует отметить: во времена борьбы с голодом в Туркестане не было крупных очагов эпидемий таких болезней, как оспа, холера, чума. Не было массовых тифозных заболеваний, венерических болезней и туберкулеза.
Для борьбы с голодом правительство Туркестана приняло решение об увеличении площади посевов. С этой целью все земли, пригодные для посева хлеба и не находившиеся в пользовании отдельных лиц или коммун, поступали в распоряжение государства для организации их засева. Идея была хороша, но плохо обеспечивалась всем необходимым для ее осуществления: не было достаточного количества семенного фонда, сельскохозяйственного инвентаря (плуги и т. д.). В этой связи Рыскулов на совместном заседании Временного Военно-революционного Совета и ЦИК Туркреспублики в конце февраля 1919 г. предложил принять экстренные меры для проведения государственных посевов для того, чтобы хотя бы что-нибудь получить у себя, в Туркестане. Надеяться на Центр было нельзя, у него хватало своих трудностей. Так как организация государственных посевов тесно была связана с организацией борьбы с голодом, то он предложил все свободные участки земли передать голодающим. Это позволило бы, по его мнению, использовать труд голодающих, устроить для них дополнительные земледельческие коммуны, создать новые комитеты бедноты. В противном случае, по утверждению Рыскулова, свободные земли, выделенные под государственные посевы, попадут в руки баев, которые и воспользуются новыми возможностями обогащения.
Наконец, в мероприятиях по подъему трудоспособности голодающего населения и привлечению их к общественнополезному труду большую роль играла кустарная промышленность. Именно поэтому ее развитию Рыскулов как председатель Центральной Комиссии придавал серьезное значение. Об этом свидетельствует, к примеру, один из приказов Центральной Комиссии по борьбе с голодом, подписанный им 3 марта 1919 г. В нем, в частности, говорилось о том, что в развитие ранее отданных приказов при помощи экономических отделов местных Советов для организации в Туркестане кустарного производства необходимо:
— немедленно приступить к организации и оборудованию кустарных мастерских: ткацких, войлочных, сапожных, столярных, гончарных и других;
— открыть мастерские по тем отраслям кустарной промышленности, которые развиты в данной местности и которые легче соорганизовать по имеющимся материалам и контингенту трудоспособных голодающих;
— привлечь к работе по созданию мастерских мастеров из местных профессиональных союзов;
— продумать вопросы заготовки сырья и орудий труда для мастерских.
Таковы были лишь общие контуры деятельности Турара Рыскулова на его первом высоком посту республиканского масштаба. Он проявил и мудрость руководителя, и опыт организатора, и зрелость политика в решении серьезной и сложной государственной проблемы. Об этом свидетельствует доклад Рыскулова как председателя Центральной комиссии по борьбе с голодом на VII Чрезвычайном съезде Советов Туркестанской АССР.
Съезд работал с 7 по 31 марта 1919 г. и обсудил три основных вопроса: об экономическом положении Туркестана, о финансовой политике и отчет о работе ТуркЦИКа и Совнаркома. С докладами о борьбе с голодом Рыскулов выступал и на пленарном заседании съезда и на заседании продовольственной секции съезда 20—22 марта 1919 г.
В своих выступлениях Рыскулов прежде всего отмечал необходимость и правильность создания Центральной комиссии по борьбе с голодом и ее аппарата в центре и на местах. Он отметил, что, положив в основу своей деятельности детальное и обстоятельное изучение главнейших причин голода и безработицы, в первую очередь среди коренного населения, Центральная комиссия тем самым получила возможность ориентироваться в этом сложном вопросе. Комиссия и ее аппарат создали свыше 130 столовых и питательных пунктов в Сырдарьинской, Ферганской, Самаркандской и Семиреченской областях, открыли приюты в Коканде, Андижане, Черняеве, Ташкенте. Большая работа была проведена по трудоустройству голодающих. Тем не менее положение оставалось тяжелым, так как Туркестан по-прежнему оставался отрезанным от хлебородных районов центра России. Решить полностью проблему трудоустройства сельского населения не удалось, ибо безработных было порядка 900 тысяч человек. В этой связи в перспективе предусматривались общественные работы по ремонту старых и проведению новых оросительных систем в Ташкентском, Голодностепном, Черняевском, Перовском и Аулие-Атинском уездах.
В целом же, напряжение сил и огромные средства, выделенные для борьбы с голодом, позволили организовать питание около 970 тысяч голодающих, что составляло 1/7 часть всего населения Туркестана. Причем, 75 процентов приходилось на кочевые хозяйства казахов и киргизов.
Вместе с тем, Рыскулов подверг серьезной критике всю деятельность всех советских органов Туркестана, занимавшихся теми или иными сторонами рассматриваемой проблемы. Он обратил внимание прежде всего на то, что во многие продовольственные органы пробились лица исключительно для личной наживы. Очень часто получаемое продовольствие тут же продавалось на базаре или расхищалось баями, перекупщиками, спекулянтами.
“В дальнейшем,— замечает Рыскулов,— должны быть приняты самые существенные мероприятия по борьбе с голодом — с этим бичом народных масс. Сама организация Центральной комиссии — ненормальное явление; когда в нашем правительстве имеется целый ряд экономических органов, на которые возложены прямые обязанности борьбы с голодом, здесь приходится создавать особый орган. Этому органу отпускается громадное количество бумажных денег, этому органу Советская власть стремится предоставить права монополии — и тут же идет против себя, отпуская бумажные деньги, идущие на базар при приобретении хлеба по спекулятивным ценам; купить в другом месте по твердым ценам не приходится, потому что краевая Продовольственная директория определенно заявляет: мы вам дать ничего не можем, потому что у нас нет. И поэтому, если не покупать хлеб у спекулянтов, то значит подписать смертный приговор тем, которые голодают. Но строить здесь Советскую власть на костях туземного пролетариата нельзя, как хотят допустить некоторые”.
В конце своего выступления Рыскулов сказал, что прокулацкие элементы партии левых эсеров Туркестана стремятся к срыву выполнения распоряжений советских правительственных органов о твердых ценах и хлебной монополии. К сожалению, это часто у них случалось. Рыскулов был абсолютно прав.
На VII Чрезвычайном съезде Советов Рыскулова вновь избирают в состав ЦИК Туркестанской республики. Председателем ТуркЦИКа становится Казаков Аристарх Андреевич — из рабочих, член большевистской партии с апреля 1917 г., а заместителем, или, как говорили раньше, товарищем председателем ТуркЦИКа — Рыскулов Турар Рыскулович.
* * *
В апреле 1919 г. у Рыскулова определилось новое направление работы: борьба с ферганским басмачеством. Созданная с этой целью Чрезвычайная комиссия 2 мая 1919 г. выехала в Фергану.
В автобиографии Рыскулов выделяет три периода своей деятельности в годы гражданской войны и военной интервенции (я бы для точности назвал не периоды, а направления деятельности). Так вот, руководство борьбой с голодом он определяет как первый период (направление) своей деятельности в годы войны. Второй период (направление) деятельности Рыскулов объединяет со временем деятельности мусульманских коммунистических организаций РКП (б) в Туркестане. Наконец, третий период (направление) — “это период осуществления идеи борьбы с переселенческим кулачеством, т. е. с колонизаторством”. Все они учтены в данной книге.
“Остальные работы,— перечисляет далее Рыскулов,— определяются в неутомимых работах на разных постах и в провинции (в ряде работ, например, в Фергане совместно с т. Сорокиным и Турсунходжаевым, когда удалось разоружить "дашнаков", отслоить от басмачей туземные массы, следствием чего был переход Мадаминбека, Калы-ходжи и других руководителей басмачества на сторону Советской власти)".
За этими скупыми и краткими строчками скрыта огромная и напряженная политическая, военная и организационная деятельность, имевшая принципиальное значение в борьбе с басмачеством в Ферганской долине.
Комиссия была сформирована в следующем составе: председатель Комиссии — председатель Совнаркома Туркестанской республики Сорокин К. Е.; члены Комиссии — Рыскулов Т. Р. — заместитель председателя ТуркЦИКа; член ТуркЦИКа Турсунходжаев. В Комиссию входили также ответственные работники наркоматов внутренних дел РСФСР и Туркреспублики. При Комиссии была группа переводчиков. Для большей оперативности и быстрой связи с городами и районами вся работа Комиссии проводилась в поезде.
Прежде чем рассказать о работе Комиссии, отметим, что зарождение и распространение басмачества в Фергане как социально-политического явления относится ко времени организации уже известной читателю “Кокандской автономии”. При этом подчеркнем совершенно ошибочное, неверное утверждение будто басмачество времен гражданской войны в Советском Туркестане — это тот же уголовный бандитизм, имевший место в дооктябрьское время. Басмачи дооктябрьского времени — это деклассированные элементы.
Басмачество, совместно с белогвардейцами и внутренней контрреволюцией, было тесно связано с англо-американским империализмом, получая от него оружие, снаряжение, боеприпасы, валюту. Так, представитель Асхабадского правительства бывший действительный статский советник Е. П. Джунковский сообщал Штабу Главнокомандующего вооруженными силами Юга России генерала А. И. Деникина: “В начале 1918 года произошло то знаменитое ’’Кокандскоё восстание", окончившееся подавлением, разгромом г. Коканда и расхищением имущества банков и частных лиц. В отдельных городах Закаспийской области происходит деятельная подготовка к восстанию, причем, в нем участвуют русские и сарты, интеллигентный класс и местное рабочее население, скоро разочаровавшееся в большевиках. Руководящую роль в подготовке к свержению Советской власти играл “Туркестанский союз для борьбы с большевизмом”. В июне Советская власть в Асхабаде была свергнута и вскоре территория от Красноводска до Асхабада и на восток к реке Аму-Дарья была очищена от большевиков...
“Надо отметить,— объективно продолжал Е. П. Джунковский,— что восстание в Асхабаде и других пунктах по Средне-Азиатской дороге носило стихийный характер, было преждевременно, нарушая планы "Туркестанского союза", согласно коим предположено было бы произвести восстание одновременно в центре — в Ташкенте, в Асхабаде, заняв предварительно Красноводск английскими войсками. Таким образом, Туркестан был бы прикрыт с севера войсками атамана Дутова, а с запада от Красноводска — английскими войсками. Это лишило бы туркестанских большевиков военной помощи из центра.
Положение асхабадского правительства в июле месяце становилось критическим.
К счастью, за несколько дней до восстания в Асхабаде “Туркестанский союз для борьбы с большевиками” командировал меня в Мешхед к англичанам, где и было достигнуто с ними соглашение о помощи “Туркестанскому союзу” деньгами, отрядов сипаев и артиллерийским снабжением.
В момент асхабадского переворота отряд сипаев подходил к русской границе к городу Мамед-Абад, в 25 верстах от станции Артык Средне-Азиатской железной дороги.
Асхабадский исполнительный комитет в свою очередь обратился за помощью к англичанам, и в результате переговоров в середине августа подписано с англичанами условие, по которому они обязаны были помочь исполнительному комитету деньгами и отрядом сипаев в 500 человек.
Интересы англичан в установлении порядка были весьма значительны. Именно поэтому из Ирана постоянно прибывали англо-индийские войска. В скором времени после асхабадских событий в Закаспий прибыли — из Ма-мед-Абада через станцию Артык и из Экзели через Крас-новодский порт — батальон пехоты, три эскадрона конницы и одна батарея. В самом же Красноводске гарнизон английских войск составлял 800 человек.
Общее руководство басмачеством с момента его возникновения осуществлял религиозно-националистический центр, имевший основную базу в Ташкенте. Весной 1918 г. организация басмачества вступила в новую фазу и под явно националистическими пантюркистскими лозунгами. Лозунги же были такими: “Туркестан — мусульманский край", “Конец русскому господству в Туркестане”, “Смерть русским”.
В то же время в городах Ферганы усиленно проводилась организация партии “Дашнакцутюн”. “Дашнаки” — члены партии “Дашнакцутюн” создавали свои партийные армянские националистические дружины и вооружали их английским оружием. На первый взгляд “Дашнакские дружины” казались совершенно безобидными, тем более, что они ставили задачу обороны европейского населения от басмачей. На деле же они провоцировали коренное население на борьбу против Советской власти и обостряли национальную рознь в Ферганской области. А советское военное командование в Фергане не замечало, что “дашнакские дружины” своими грабительскими действиями в старых “мусульманских” городах и кишлаках Ферганы лили воду на мельницу басмачества.
Между тем басмаческие отряды и их руководители — курбаши — росли, как грибы после дождя. Все они мечтали о безраздельном господстве и единоличной власти в Фергане. Все они друг другу завидовали, подозревали в неблаговидных действиях, интриговали и, случалось, что в боевых действиях изменяли и мешали друг другу. Особенно курбаши ревновали друг друга к англичанам, которые снабжали их всех деньгами и оружием. Кроме того, ферганское басмачество снабжалось оружием также и эмирской Бухарой и ее эмиром Сеид-Алимханом. Несмотря на свое численное превосходство басмачество не применяло тактики позиционной войны в боевых действиях против Советских вооруженных сил. Передовые басмаческие отряды были небольшие и предельно подвижные (как пешие, так и, в особенности, конные).
Весной 1919 г., к прибытию Чрезвычайной комиссии в Фергану, басмачество на своем вооружении имело уже не только винтовки, но и гранаты, и пулеметы. Басмачи все чаще и чаще начали действовать объединенными силами многих отрядов. При этом в деле военного руководства значительную роль стало играть русское белогвардейское офицерство. Ферганское басмачество настолько окрепло, что под сферу его деятельности подпала значительная часть Ферганской области. И это в условиях резкого ухудшения военно-политического и экономического положения Туркестанской советской республики. В самом деле: на Закаспийском фронте английский генерал Малессон сковал значительные советские силы; Актюбинский (Оренбургский) фронт постоянно пополнялся уральским казачеством, северо-казахстанским и западно-сибирским кулачеством; эмирская Бухара готовилась к выступлению против Советов с тем, чтобы вклиниться между Самаркандской и Закаспийской областями.
В этих условиях советское военное командование в Фергане стало нервничать, все чаще и чаще предъявлять правительству требования о присылке дополнительных воинских подразделений. Но фронтов в Туркестане хватало и все они требовали подкреплений, а воинских частей не хватало. Отсюда следовала политическая актуальность направления Чрезвычайной комиссии для борьбы с басмачеством в Ферганской долине.
Первое ознакомление Комиссии с прифронтовой обстановкой в Фергане было самое неблагоприятное для военных, партийных и советских местных органов. Обращало на себя внимание отсутствие должного порядка в городах, население жило в постоянной тревоге. Дисциплина в войсках была слабой. Процветала спекуляция, особенно вином И самогоном. Межнациональная рознь вызывала явное отчуждение даже в партийных организациях. Это объяснялось активной пропагандой со стороны басмачества и практически полным отсутствием разъяснительной работы со стороны Советской власти.
На предварительное ознакомление с местной политической, военной и экономической обстановкой, национальными отношениями члены Чрезвычайной комиссии потратили несколько дней. Они наблюдали жизнь населения на улице и на работе, побывали в “старых” городах днем и ночью, стараясь установить связь с местным коренным населением. Местные руководящие органы ожидали от Комиссии решительных военных действий, полагали, что вместе с Комиссией прибудут дополнительные воинские подразделения. Но были разочарованы, когда увидели небольшой вооруженный отряд молодежи, разместившийся в двух железнодорожных вагонах.
Первым мероприятием Чрезвычайной комиссии по борьбе с басмачеством была решительная борьба с самогонщиками и торговцами вином. В течение трех дней в этом отношении Чрезвычайная комиссия добилась полного успеха. По словам местной молодежи “теперь даже для лекарства нельзя найти вина”.
Повседневные наблюдения членов Комиссии показывали, что национальная отчужденность в Фергане приняла нетерпимые формы. Коренное население вначале и к Рыскулову, и к Турсунходжаеву, как к членам Комиссии, не говоря уже о ее председателе Сорокине, проявляло недоверие и подозрение. Затем недоверие и подозрение переросли в безразличие. Но установление контактов с коренным населением было упорным, настойчивым и доверительным. Листовки, обращения, беседы с рядовыми басмачами вызывали недоумение местных жителей, особенно басмачей. Их поражало то, что им не угрожали оружием и не отнимали у них оружие силой, а предлагали обращаться в Чрезвычайную комиссию с жалобами на своих обидчиков. Прием посетителей-басмачей с заявлениями и жалобами вели председатель Наркомата внутренних дел РСФСР Соколов и руководитель группы переводчиков Юнусов. Большое значение имело открытие городских базаров и предоставление гарантий на ведение торговли. Наконец, решением Комиссии были сняты с занимаемых постов и высланы из области администраторы и ответственные работники, скомпрометировавшие себя в глазах коренного населения.
Лед недоверия к Комиссии растаял. В Комиссию стали приходить дехкане, ремесленники, торговцы в таком количестве, что секретариат Комиссии едва успевал работать. Но особенного доверия и расположения коренного населения Комиссия добилась после разоружения всех “дашнакских дружин” во всех городах Ферганы. Это было большое событие, весть о котором быстро облетела всю Фергану. По городам и кишлакам пошли слухи и легенды. Одни говорили, что в “Фергану сам Ленин прислал красных большевиков”; другие уверяли, что в “Фергану приехали красные комиссары”. Словом, коренное население ликовало, дисциплина среди басмачей резко упала, а басмаческие курбаши растерялись от результатов работы Комиссии.
Но самое внушительное впечатление производили митинги. Комиссия организовывала их по расписанию. О митингах население оповещалось заблаговременно (листовки и устно). Митинги устраивались в базарные дни на городских базарных площадях Маргелана, Намангана, Андижана. Народные массы заполняли до отказа базарную площадь, прилегающие к ней улицы, крыши домов. Отдельные любители забирались даже на деревья. Но тишина, внимание присутствовавших на митингах всегда поражала членов и работников Чрезвычайной комиссии. На митингах члены Комиссии говорили о политике Советской власти, том, что русские контрреволюционеры и иностранные империалисты мешают советским людям жить и работать. Объявлялась амнистия басмачам, если он сложат оружие и не будут воевать против Советской власти. Но воинские отряды были наготове прежде всего потому, что на митинги приходило много басмачей, однако провокации были редки.
В целом Чрезвычайная комиссия своей работой в Фергане в значительней! мере расстроила планы курбашей и ослабила басмачество. Значительно реже стали совершаться их набеги. Их стало меньше еще и потому, что Чрезвычайная Комиссия организовала в “старых” городах смешанную охрану из красноармейцев и местных жителей. Весной и летом 1919 г. силы басмачества пошли на убыль. Весенние и летние полевые работа дехканство Ферганы в основном выполнило, и Ферганская область стала выходить из голодной полосы. Когда же заметно сгладилась национальная рознь, а руководящие работники военных, партийных и советских органов получили предметные уроки политической борьбы с басмачеством, Сорокин, Рыскулов и Турсунходжаев отбыли в Ташкент для исполнения своих прямых обязанностей.
Результата деятельности Чрезвычайной комиссии по борьбе с басмачеством в Фергане позволили ее членам (Сорокину, Рыскулову, Турсунходжаеву) сделать выводы, которые впоследствии учитывались при борьбе с басмачеством в Самаркандской, Сыр-Дарьинской областях и в Закаспии.
Прежде всего сложность понимания социально-политической природы ферганского басмачества состояла в тесном переплетении социальных, экономических и классовых причин с национальными противоречиями и с крайне тяжелыми последствиями колониальной политики царизма. Дело в том, что при царизме в Фергане сложилось огромное хлопковое товарное хозяйство. Здесь наблюдалось глубокое классовое расслоение дехканства. Байская верхушка, эксплуатировавшая дехкан в порядке наемного труда и издольной системы, была значительна. Занимавшаяся торговлей и посредническими операциями, она практиковала также ростовщичество. Экономически Фергана была тесно связана с экономикой, банками и текстильными фирмами центральной России. Отсюда Фергана получала практически всю промышленную продукцию и полностью обеспечивалась русским хлебом. Гражданская война все экономические связи разорвала. Басмачество способствовало разрыву экономических связей Ферганы не только с Россией, но и с соседними областями Туркестана. Рынки закрылись. Кольцо замкнулось.
Члены Чрезвычайной Комиссии при беседах с хлопкоробами и из писем и жалоб дехкан слышали, видели, читали одно и то же: “хлопок — бар, а хлеб, чай — ёк”. К тому же провокациями, насилиями, грабежами басмачи вынуждали хлопкоробов покидать свое хозяйство и уходить в горы. И когда в результате Деятельности Чрезвычайной Комиссии коренное население частично порвало с басмачеством, среди народных масс слышался уже другой лейтмотив: “война — яман, базар — дело хорошее”.
В разжигании национальной розни в Фергане свою кровавую лепту внесли партийные дружины “Дашнакцутюн”. Это и понятно: в тех кишлаках и городах, где побывали данные дружины, басмаческих действий и агитации не требовалось — коренное население в страхе покидало свои жилища и уходило в горы, спасаясь от зверств дашнаков. Басмаческие курбаши к программам дашнаков добавили свои провокации и выдавали все это за действия советских красноармейцев. Отсюда нетерпимость коренного населения к командованию советских вооруженных сил очевидна.
В то же время руководящие партийные и советские органы, военное командование Ферганы, не понимая социально-политической сущности басмачества, усматривали в нем лишь уголовную направленность. Из такой односторонней оценки проистекали многие ошибки политического характера. Так, когда начала разжигаться национальная рознь, политические руководители не придали этому серьезного значения. Крупнейшей ошибкой было то, что советские и большевистские руководители Ферганы всех, кто покинул свои дома, причисляли к басмачам. Они не пытались отделить трудящихся дехкан, батраков, издальщиков-арендаторов и городских ремесленников от буржуазных националистов, истинных басмачей — баев, ростовщиков. Именно эта ошибка привела к тому, что чем больше в Фергане воевали против басмачества, тем больше росли их силы.
В целом же, лишь соединение Советского Туркестана с Советской Россией в сентябре 1919 г., после прорыва фронтового окружения, обусловило окончательное поражение басмачества и всей внутренней и внешней контрреволюции в этом далеком многонациональном крае. Басмачество было ликвидировано совокупными военными, политическими и экономическими мерами Советской власти.