У меня сын родился!

Оглядываясь сегодня назад, признаюсь себе
 
- я мало уделял внимания семье. Сыновья росли без меня. Думаю, это беда многих людей искусства: творчество эгоистично, оно всегда на первом месте, его не поделить на доли и части; сказать свое слово в искусстве можно, только принадлежа ему целиком. Порой я мысленно задаю себе вопрос: а если бы все начать сначала, смог бы я стать для Мади и Саги другим отцом
 
- более внимательным и нежным? И прихожу к выводу, что не смог бы раздваиваться - тогда бы не получилось ни там, ни здесь.
 
... Наш первенец родился в последние дни августа 1959 года. Первого сентября мы с матерью пошли забирать Майру из роддома. С собой нужно было принести одеяльце. Дома, кроме большого красного платка, ничего не нашлось. В него и завернули малыша. Я и сам был в ту пору почти мальчиком - всего 22 года, но когда взял красный сверток в руки, отвернул уголок и увидел маленькое личико с такими же, как у меня, широкими скулами, я почти вприпрыжку бежал с ним по улице и говорил всем встречным: «У меня сын родился!»
 
Вечером к нам пришли родители Майры, сестра ее матери, Шара Жиенкулова, и брат отца
 
- Каукен Кенжетаев. Шакен Кенжетаевич и дал имя своему первому внуку. Он его назвал Мади в честь своего умершего в детстве первенца.
 

 

Кстати, очень сдержанно относясь ко мне, Шакен-ага любил возиться с внуками. Из всех поездок привозил им подарки. Хохотал до слез, когда шестилетний Саги, схватив домбру, начал однажды наяривать дедовские песни из фильма «Алдар-косе».
 
- Будет не меньше чем первым секретарем ЦК, - шутя, предрекал он будущее шустрому младшему внуку.
 
На нашей съемной квартире, куда мы принесли своего первенца, какие условия для малыша? Никаких! Печку топили сами, воду носили с колонки, младенца купали в обычном жестяном корыте, в котором стирали белье. О детских садиках и понятия не имели. Мади, как потом и Саги, воспитывала апа - моя мать. Благодаря ей они, городские парни, так хорошо знали и язык, и обычаи, и традиции своего народа.
 
Саги появился на свет 18 июля 1961 года. Он был точь-в-точь мать. Те же тонкие, точеные черты лица и такой же впечатлительный, мягкий характер. В детстве у него был страшный диатез, оттого малыш рос капризным и плаксивым. Ночью спал очень плохо. Однажды, когда младший опять принялся за свое нытье, я обреченно сказал: «Басталды» - «Началось». И тут годовалый мальчишка произнес свое первое слово. Он запальчиво выдал: «Басталды деме!» - «Не говори, что началось!».
 
Я не замечал, как росли мои дети. Увлеченно работал в театре, снимался в кино, дома бывал мало. Мне кажется, в детстве они были не шаловливыми. По крайней мере, не помню (а может, не замечал), чтобы они что-нибудь ломали или кто-то жаловался бы на них.
 
Я к ним обоим, особенно к старшему сыну, относился как к младшим братьям. Любил их, но считал, что они должны расти мужчинами, а потому держал дистанцию. Не помню, чтобы обнимал или целовал мальчиков. Носил ли я их на руках, ходил ли с ними куда-нибудь вместе? Возможно, так было, но в памяти такие моменты не всплывают. Видимо, делалось это впопыхах, на бегу, ведь я в те годы вечно куда-то торопился, мне надо было везде успеть - играть в театре, сниматься в кино, не пропустить ни одной веселой вечеринки после премьеры...
 
Однажды я водил сыновей на елку в театр. Мади тогда было шесть, а Саги - четыре. Шустрый младший прочитал стишок, спел песню и получил подарок от Деда Мороза. Старшему стало обидно. Мади быстро выскочил в круг и повторил услышанное от братишки. Мне это понравилось: «Слава богу, не мямля!».
 
Став взрослыми, сыновья очень дружили со мной, но пока росли, мать была им ближе. Саги после 9-го класса выгоняли из школы (он с одноклассниками первый раз в жизни выпил, а потом учинил драку), были, оказывается, большие разборки, его даже хотели исключить с «волчьим» билетом. После этого оставалась одна дорога - в ПТУ. Майре как-то удалось договориться, замять скандал и перевести сына в другую школу. Я узнал об этом, когда Саги уже собирался получать аттестат. Я не бранил его, не читал нотаций. В глубине души даже одобрил его поступок, или, вернее, проступок. «Мужик!» - подумал я тогда не без гордости.
 
Я вообще почти никогда не делал замечаний ни Саги, ни Мади, но они, я чувствовал, почему-то робели передо мной. Например, ни разу не видел, чтобы Саги при мне выпивал. А если закуривал, то тут же выбрасывал сигарету, едва на горизонте появлялся я.
 
Мади, каюсь, я ударил однажды. Его жена Айжан пожаловалась мне, что муж поднял на нее руку. Дав пару затрещин, я сказал сыну: «Не смей бить женщину!». Сейчас, вспоминая этот случай, я бы посоветовал всем молодым: уж лучше решайте свои проблемы сами. Не надо вмешивать родителей в мелкие семейные ссоры.
 
Профессии сыновья выбрали, не советуясь со мной. Однажды я приехал с гастролей и узнал, что Мади поступил в архитектурный. Это я принял как должное. Архитектор - хорошая, серьезная профессия, а сама архитектура - один из видов искусства.
 
Мади был серьезным, фундаментальным парнем. Женился только единожды. Его избранницей стала дочь художника Карсакбаева, с которым мы работали на «Транссибирском экспрессе». Айжан была однокурсницей Мади. После института они вместе работали в какой-то архитектурной организации, потом Мади забрали в ЦК комсомола республики инструктором. Тут начались новые времена, и сын открыл фирму «Майра». Правда, я так и не узнал, чем он там занимался. Позже с моей помощью основал независимый телеканал «Шахар». Старший у меня вообще был очень рассудительным. Сейчас Мади, при его способностях, стал бы, наверное, видным бизнесменом. А вот Саги был другим - живчик, юморист, большой ребенок до самой смерти. Когда он поступил на актерский факультет, я присел! Уезжал на гастроли - сын был еще школьником, а приезжаю - уже студент театрального института! Я расстроился, честно признаюсь.
 
- Зачем тебе это нужно? - сказал я ему. -Нашей семье хватило бы и одного актера.
 
Думаю, его желание стать актером - отчасти подражание мне. Сам острослов, он заразительно хохотал над моими шутками, гордился, что я всегда в центре внимания; мы с ним вместе рисовали шаржи на общих знакомых. Оказавшись вместе со мной в одной компании, сын подначивал: «Ага, расскажи еще вот этот анекдот».
 
После окончания института Саги пришел в Ауэзовский театр. Благодаря своему легкому характеру-он ведь был балагур и шутник-быстро обзавелся друзьями, его здесь полюбили. Я был рад, что он выбрал театр, хотя мог бы пойти и на киностудию (за его плечами было уже несколько ролей в кино). Я советовал ему не гнушаться эпизодическими ролями, почаще участвовать в массовках. И он начинал именно с них, хотя по своим внешним данным и возрасту мог бы играть и Ромео. Но когда актер начинает карьеру с громких ролей, это, считай, актер одной роли. Дальше уже очень трудно удивлять. Так ведь случилось с Меруерт Утекешевой. Очень юной она сыграла Кыз Жибек, но кто видел ее потом в столь же яркой, значительной роли?
 
С моим сыном, если уж быть до конца честным, кино тоже сыграло злую шутку. Он прославился в роли Чокана, когда ему едва перевалило за двадцать. После этого у Саги яркой работы в кино не было, если не считать одну из главных ролей в сериале «Перекресток».
 
В Ауэзовском театре сын прослужил немного. Вскоре после моего назначения на должность директора и художественного руководителя театра Саги заявил: «Ага, я, наверное, уйду на киностудию».
 
- А что случилось? - удивился я. - У тебя же здесь все хорошо.
 
- Я теряю друзей. Они замолкают, как только я вхожу в театр. Некоторые даже стали называть меня Саке, другим кажется, что директорский сынок все доносит отцу. А потому нас, казахов, сам знаешь, есть пословица: головы двух кошкаров не поместятся в один казан.
 
Последнее его замечание меня, конечно, развеселило. Мой юный сын наивно считал себя кошкаром - актером, равным отцу! Его желание уйти на киностудию я не одобрил, но другого выхода не было.
 
- Давай, если так, - сказал я и подписал свой первый приказ в должности директора - об увольнении из театра актера Саги Ашимова.
 
Когда труппа узнала об этом, кинулась ко мне с вопросами: «Что, что случилось? Что он такого сделал?».
 
- Да есть, - отвечаю, - причина.
 
Позже, когда в театре поползли интриги против меня, письма в ЦК, Саги сказал однажды: «Ага, если кто-то из твоих врагов поднимет руку на тебя, убью этого человека не задумываясь!».