Сын двух матерей

Когда я оглядываюсь на прожитую жизнь, то вижу, что радости в ней все-таки было больше, чем горя. Я рос без отца, но обласканный любовью двух матерей и заботой дяди Касыма - младшего брата отца - никогда не чувствовал себя сиротой.
 
В зрелой жизни у меня тоже был надежный тыл. Любящая жена, мать, сыновья, друзья, успех в работе... Я, казалось, готов был горы свернуть, жизнь была полна красок.
 

 

...Мои предки жили поначалу в Западном Казахстане, а затем в поисках более сытной жизни перекочевали через Кзыл-Орду в Джезказган, где и родился мой отец Ашим. В 30-х годах прошлого века часть моих родственников, спасаясь от голода, перекочевала в Узбекистан, а часть - в Джамбулскую область. Я родился по дороге туда - в Келесском районе Южно-Казахстанской области.
 
В Джамбулской области мои родичи основали целый район - Сарысуский. В доме, где кроме нашей жила еще и семья старшего брата отца -Алжана-коке, а позже и среднего, переехавшего из Узбекистана, была всего одна комната. Но нам не было тесно, наоборот, - тепло и уютно.
 
Недавно я поставил общий памятник двум своим матерям в пантеоне мавзолея святого Карабуры, что в Сузакском районе Южно-Казахстанской области.
 
Апа - мамой - я называл жену старшего брата отца - Алтынгуль. Она родила то ли шестерых, то ли семерых детей, но все они почему-то умирали в младенчестве.
 
А у казахов принято отдавать первенцев деду и бабке или же бездетным родственникам. Так я и мой двоюродный брат Аскарали стали считаться сыновьями Алтынгуль-апа.
 
Свою названую мать я боготворил. Она прощала мне шалости, у нее я находил защиту, если разгневанная родная мать пыталась меня наказать. Когда мне пришлось жить в интернате, то, бывало, всю неделю собирал для нее конфеты-подушечки, которые выдавали к завтраку. Апа радовалась им как ребенок. «Айналайын»,
 
- ласково говорила она и тут же скармливала конфеты мне.
 
Моя любовь к родной матери была смешана с жалостью. Она относилась к Алтынгуль-апе, которая была значительно старше ее, почтительно и никогда не прекословила ей, а меня, следуя давним народным традициям не обращаться к сыну старших родственников по имени, называла бала. Но женщины все же ревновали меня друг к другу. Чувствуя это, я старался подходить к матери, только когда мы оставались наедине. При этом я ее никак не называл. Ни апа, ни тяте, ни даже по имени - Тажихан. И, помню, всякий раз испытывал мучительное волнение, когда нужно было зачем-нибудь обратиться к ней. Бывало, глядя куда-то в сторону, я говорил: «Сегодня вернусь поздно, пойду смотреть кино в соседнем колхозе».
 
Первый раз я назвал ее мамой, когда она умирала. Она, словно не веря своим ушам, посмотрела на меня долгим изумленным взглядом.
 
Уже после ее смерти я понял, что мать жила только мною и только ради меня. Немногословная, она не высказывала своих чувств, мы с ней вообще очень мало разговаривали, разве что порой перекидывались парой шуток. Ее выдавали глаза. Они у нее блестели от радости, когда она смотрела на меня. Встречая меня из командировок, целовала мне руки - а в лицо, лоб или голову не смела. Глубоко набожная, мать свято верила, что Алтынгуль-апа, которая смотрит на нас с небес, это может не понравиться.
 
Мне вспоминается такой трогательный случай. Рано утром мы с сыном собираемся в командировку. Я - куда-то по республике, Саги уезжал на съемки в Белоруссию. И вот две матери провожают нас. Жена хлопочет возле Саги. Обнимая его, напоминает: кушай вовремя, одевайся теплее. И то же самое я слышу от своей матери. Держа меня, уже седого мужчину, за руку, она несмело упрашивает: береги себя, сынок.
 
Умирая, мать показала окружающим ее родственницам средний палец. Этот жест у казахов говорит о многом. Тем самым мать наказывала: он у меня не только единственный, он - «ортан колдай жiгiт», то есть всем джигитам - джигит, берегите его.
 
Женское воспитание, вернее, та свобода, которую предоставляли мне мать и Алтынгуль-апа, пошли только на пользу. Я рано научился принимать самостоятельные решения. Грех так говорить, но иногда я думаю: может, и хорошо, что у меня не было отца. Вернись он с фронта, никогда не пустил бы меня в актеры: эту профессию в ауле не уважали