Ничто душой не позабыто
В начале 90-х Майра стала жаловаться на боль в суставах Перед этим мы с ней отдыхали в санатории «Алатау». Грязевые ванны прописали и ей, и мне. Я - ничего, а у нее после первой же процедуры потемнела кожа, началась ломота в костях... Как гром среди ясного неба прозвучал приговор врачей. Склеродермия, редкая и очень страшная болезнь. Нам бы сразу поехать лечиться за границу, а мы стали искать специалистов в Союзе. По совету ее подруги-врача вышли на одного доктора в Кремлевской больнице. В Москву Майра поехала с высокой температурой. Мне бы сразу спросить у доктора, есть ли шансы на выздоровление, но язык не повернулся, боялся беду накликать.
Я пробыл рядом с Майрой несколько дней. Все это время она ни разу ни на что не пожаловалась, встречала меня радостной и оживленной. И я, успокоенный, через 10 дней в составе делегации артистов из СНГ уехал в Болгарию.
Возвращаюсь, и первый человек, которого я вижу в Москве, - Майра! Стоит в аэропорту похудевшая, бледненькая, прислонилась к стене: сил, видно, было уже совсем мало.
«Давай поедем домой,-сказалаона мне. -Здесь лечение дорогое и, я чувствую, бесполезное». На следующий же день улетели в Алма-Ату. Ночью ей стало плохо. Она старалась не показывать вида, но я чувствовал это. Утром встала готовить завтрак. Я обнял и поцеловал ее, зайдя на кухню. Под тоненьким халатиком прощупывалась каждая ее косточка.
- Нет, нет! Все нормально, вес у меня прежний, - успокаивала она меня.
Вскоре пришло приглашение из Германии, куда мы посылали историю болезни Майры на консультацию. Договорились, что до Москвы мать будет сопровождать Саги, а в Мюнхене ее встретит живущая там родственница. Встреча состоялась, по дороге к дому Майра чувствовала себя хорошо, делилась планами. Вот, дескать, скоро приедет Асанали, и мы встретим здесь 35-ю годовщину нашей свадьбы. Восхищенно оглядывая улицы Мюнхена, мечтала, как мы прогуляемся по ним. Но, поднимаясь в квартиру родственницы, на лестнице неожиданно упала без чувств. Сказался результат лечения золотой пыльцой в «кремлевке» - отказали обе почки.
Она была в коме, когда мы с Мади прилетели в Мюнхен. Немецкие врачи сказали: если бы ее привезли чуть раньше, возможно, они смогли бы продлить жизнь Майре на несколько лет. Сейчас они бессильны. Спецрейсом мы вернулись в Алма-Ату. Спустя неделю после этого, 29 марта 1993 года, Майры не стало. Она ушла в том же возрасте, что и ее отец, - в 56 лет А ровно через месяц не стало и Мурата, ее младшего брата.
Никогда не забыть пронзительного, пробравшего до костей крика моей матери. Упав на тело Майры, она голосила: «Ты в этот мир пришла ангелом и ушла из него тоже ангелом».
Моя жена и в самом деле была человеком не сегодняшнего дня. Ей бы жить в любимом мною XIX веке, он был бы ей очень к лицу. Что интересно, перед кончиной Майры я видел сон, который сейчас назвал бы вещим, но тогда не придал ему значения. Будто идем мы с ней высоко в горах, а где-то внизу блестит озеро. Я прыгнул с камня, чтобы пойти вниз, подаю жене руку, оборачиваюсь - а ее нет. Я проснулся с криком: «Майра!».
Странные сны приходили ко мне и перед смертью сыновей. Перед уходом Мади это была могила со свежей, еще невысохшей землей. Я прошел мимо, оглянулся - и увидел на холмике свой след.
Когда совсем немного оставалось жить Саги, привиделся кипящий сосуд с кровью. Я страшно боялся, что он не выдержит напряжения и лопнет. И в какой-то моментон взорвался! В крови, которая хлынула на пол, я увидел своего младшего сына. Сон напугал, но я быстро забыл его Ведь Саги никогда не болел.
Я выдержал все эти удары благодаря простой философии - рано или поздно мы все уйдем из этой жизни. И им, самым близким и родным мне людям, тяжело будет на том свете, если и я не выдержу, сломаюсь. Кто, если не я, будет вспоминать о них, читать над их могилами Коран? Кто, если не я, заменит четверым моим осиротевшим внукам отца?
Знаю, есть люди, которые со злорадством судачат: это его судьба наказала. Грешен ли я на самом деле? Да, как все - не безгрешен, но и смертных грехов, которые нельзя простить, а таковыми я считаю убийство, воровство и предательство, нет у меня.
Но что делать? Таково бремя известности - за успех надо платить: то, что у обычных людей воспринимается как заурядный случай, у людей публичных становится темой пересудов для всей республики. Все, что происходило и происходит со мной, называется емким словом «жизнь», но если зацикливаться на молве и сплетнях, это уже не жизнь. Так что пусть говорят. И это тоже когда-нибудь пройдет...