ОБ АБАЕ КУНАНБАЕВЕ
Гейни, Штерн (Германсная Демократическая Республика)
Казахстан — расцветающая страна
Писатель и историк, действительный член Академии наук Казахской ССР, Мухтар Ауэзов сердечно приветствовал нас. Он сказал, что сохранил наилучшие воспоминания о Германской Демократической Республике, которую посетил в начале этого года в качестве гостя на конгрессе немецких писателен. Он сказал также, что, как и все казахи, искренне рад успехам Германской Демократической Республики.
Мухтар Ауэзов — крупный, широкоплечий человек в средине шестого десятка лет. Он смугл. Высокий лоб придает его лицу с резко выступающими скулами и крупным ртом незабываемое выражение силы и ума. Ауэзов один из ведущих представителей казахской интеллигенции. Он изучал историю и как никто другой знает прошлое своего народа. Но ему также прекрасно известны европейская история и литература. Он декламирует нам стихотворение Гёте «Горные вершины спят во тьме ночной» в казахском переводе Абая. Он исполнен при этом чувства глубокого уважения и почтения к великому немецкому поэту, и в то же время в нем горит любовь и гордость за свой народ, за свой казахский язык, на котором так полно, с таким совершенством — и в этом мы могли убедиться сами, даже не зная казахского языка — передана ритмика гётевских стихов.
Мухтар Ауэзов рассказывает о казахской культуре, которая является более древней, чем это можно было бы предполагать у кочевого народа. В 30—40-х годах прошлого столетия в Казахстан начинают проникать влияние, идеи прогрессивной русской интеллигенции. Ауэзов указывает на тот поразительный факт, что из народов Средней Азии именно казахи выдвинули из своей среды первых крупных просветителей: Чокана
Валиханова, Ибрая Алтынсарина и Абая Кунанбаева. Чокан был географом и путешественником, он первым начал распространять идеи прогрессивной русской интеллигенции на востоке царской империи. Алтынсарин был писателем, переводчиком и педагогом. Он познакомил казахский народ с творениями Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого и других русских писателей.
Абай, наиболее значительная фигура из числа казахских просветителей, был выдающимся знатоком поэзии и культуры арабского мира. Несмотря на это, он сознательно стремился к тому, чтобы ориентировать свой народ на сближение с русской культурой. При этом Абай имел в виду, конечно, ту культуру, носителями и певцами которой были русские гуманисты. Он переводил Крылова и Пушкина. Им была сочинена мелодия к знаменитому письму Татьяны к Онегину. Эта песнь и поныне охотно поется казахским народом.
Еще тогда, когда Ауэзов был студентом исторического факультета Ленинградского университета, у него появилось желание написать биографию Абая. Однако, как можно говорить о человеке, не зная эпохи, в которую он жил? Исполненный бесконечной требовательности к самому себе, Ауэзов собирает все новый и новый материал. В это время Казахское издательство художественной литературы поручает ему издание произведений Абая. В конце концов, он приходит к мысли: «Я знаю много, чего не знают люди моего поколения; на мне лежит долг рассказать миру о казахском народе». При этом Ауэзов вспоминает о Горьком, который требовал от писателя: «Пиши о том, о чем ты не имеешь права молчать». Так возникает замысел романа «Абай». Это было много лет назад. И много лет Ауэзов работал над выполнением своего замысла.
Действие всех книг, посвященных Абаю, должно будет охватить более пятидесяти лет его жизни (1845 — 1904). Но уже вышедшие книги показывают, что это нечто гораздо большее, чем простой рассказ о деятельности и борьбе одного человека. «Я должен был сделать своим героем интеллектуальную, мыслящую личность,— говорит Ауэзов.— Только так можно было показать героическое и трагическое в жизни моего народа, всеобъемлющим образом представить добро и зло, светлое и темное, передовое и реакционное».
Дальнейшие планы писателя состоят в том, чтобы продолжить так счастливо начатый труд. За изображением второй половины девятнадцатого столетия должен последовать труд о первой половине двадцатого века. Вслед за двумя романами «Абай» и «Путь Абая» появятся четыре новых книги, содержанием которых будет борьба за наследство Абая. При этом в них, как нам сообщает Ауэзов, читатель вновь встретится с отдельными героями из романа «Абай».
«Я хотел бы довести действие вплоть до наших дней,— говорит Ауэзов,— и живо изобразить в последних частях эпопеи новый Казахстан». Писатель по секрету сообщает нам, что первая из этих новых его книг должна выйти в следующем году. Читатели, видимо, получат ее к сороковой годовщине Октября.
Мухтар Ауэзов рассказывает нам о работе своих коллег, казахских писателей — о Мусрепове, который, в частности, в наши дни облек в новую драматическую форму старинную легенду о Козы-Корпеш и Баян-Слу, это сказание о Тристане и Изольде казахского народа; о Сабите Муканове и его романе «Ботагоз», в котором на фоне старого кочевого Казахстана показана история красавицы-девушки с глазами верблюжонка; о писателе Мустафине, изображающем в своих книгах современный Казахстан.
Ауэзов говорит также о громадном числе произведений устного творчества казахского народа. До сих пор существует множество героических и любовных песен, которые жили, передаваясь из уст в уста поэтами и певцами, так называемыми акынами.
В связи с этим писатель рассказывает о такой своеобразной и интересной форме поэтического вдохновения, как айтыс. Айтыс — это состязание поэтов, вовремя которого песня-импровизация исполняется перед. народом, выступающим в качестве судьи. Поистине недосягаемым в искусстве айтыса был великий Джамбул, который уже с тринадцатилетнего возраста упражнялся в стихосложении. Джамбул умер в 1945 году в возрасте 99 лет.
Эта форма поэтического искусства сравнивается Ауэзовым с творчеством миннезингеров, трубадуров и мейстерзингеров. Она живет в Казахстане и поныне. «Поезжайте когда-нибудь,— говорит он,— в праздник в колхоз. Там вы сможете встретить женщин, которые целыми днями работают в поле, а вечером слагают и поют такие песни, которые заставили бы иных наших поэтов, если бы они услышали это, в изумлении раскрыть рот». Особенность этих своеобразных словесных турниров состоит, как и раньше, в том, что здесь могут помериться силами женщины и мужчины, молодые и старые, невесты и женихи. «Способности человека,— говорит Ауэзов,— в этих состязаниях всегда брали верх над преградами, воздвигнутыми общественными условиями».
Другая черта, характерная для айтысов, это то, что слушатели присутствуют не только при пении или художественной декламации талантливых артистов-само-родков, но и зачастую являются свидетелями рождения нового поэтического таланта. К числу ста пятидесяти членов Союза писателей Казахстана принадлежит немало акынов. «Посетите хотя бы одного из них,— советует Ауэзов.— Поезжайте, например, в колхоз имени Джамбула. Там живет один из учеников Джамбула Сарыев».
Мухтар Ауэзов знает вчерашний день казахского народа; он понимает, какой огромный скачок совершен из прошлого в настоящее, и верит в еще более богатое его будущее. «Посмотрите, какой неслыханный подъем пережило наше поколение,— продолжает писатель.— Вспомните о президенте Академии наук Казахской ССР академике Сатпаеве, который руководил многими экспедициями, открывшими сказочные богатства в недрах Казахстана, или о народной артистке СССР Куляш Байсеитовой, которая принадлежит к числу представителей казахской оперной сцены. Посмотрите на меня самого. Все мы родились в юрте. Моя сестра была продана за калым. Мой дед и мой отец имели по две жены. Если подумать, какие предрассудки, какие старые обычаи жизни были разбиты и уничтожены в последние 20—30 лет, то можно будет с полным правом сказать: все мы в определенном смысле являемся живыми свидетелями таких перемен, такого развития, на которые при других обстоятельствах, то есть без Советской власти, потребовались бы столетия...
Когда мы вышли из школы,— заканчивает Ауэзов,— на всю советскую Среднюю Азию, Сибирь и Дальний Восток было одно-единственное высшее учебное заведение — университет в Томске. Сейчас Казахстан имеет 26 высших учебных заведений, Узбекистан — 35, три другие среднеазиатские республики (Киргизия, Таджикистан, Туркмения) — 49 высших учебных заведений.
Если взять другую область культуры, то в ней достигнутые результаты говорят сами за себя: раньше казахам были известны лишь два музыкальных инструмента: домбра — щипковый и кобыз — смычковый. Сейчас республика имеет вместо одиночных домбр и кобызов симфонический оркестр и вместо одиночных певцов — оперу».
* * *
Мы решили последовать совету Ауэзова и едем в колхоз имени Джамбула.
В доме, где жил Джамбул, сегодня расположен музей, экспонаты которого рассказывают о жизни и творчестве великого казахского акына. На картине изображен девятнадцатилетний Джамбул в состязании с известнейшими певцами того времени Досмагамбетом и Кулмамбетом. Блестящая победа в этом памятном айтысе явилась началом славы Джамбула, который прожил среди своего народа почти сто лет и будет жить еще долгие годы после смерти.
Мы видим вычеканенные золотом на мраморе знаменитые стихи Джамбула о Советской Конституции, переведенные на многие языки мира, его пламенное стихотворение эпохи Великой Отечественной войны, начинающееся словами: «Ленинградцы, дети мои!».
Рядом с подушками, на которых Джамбул любил отдыхать в последние годы своей жизни, на стене висит теперь уже навеки умолкшая домбра, звуки которой вызывали у акына поэтическое вдохновение и рождали новые стихи.
Колхозники рассказывают о незабываемом дне, когда в последний раз прозвучал голос Джамбула. В этот день аул праздновал победу над фашизмом, конец войны. Джамбул сидел на подушках и попросил, чтобы ему дали домбру. Надо сказать, что в последние годы у Джамбула был секретарь, который записывал его песни, ибо старый акын не мог ни читать, ни писать. Многое, что было сочинено им до революции, потеряно для литературы, за исключением некоторых песен, которые так запомнились певцу, что он мог повторить их, пусть даже с некоторыми отклонениями от первоначального варианта. Вообще все творчество Джамбула основывалось на вдохновении и импровизации, являющихся неотъемлемой чертой, очарованием поэтических состязаний казахских народных певцов.
Итак, в этот день 18 мая не только личный секретарь Джамбула стоял рядом с блокнотом в руках, но и секретарь парторганизации колхоза был тут же с карандашом и бумагой. Так, думали они, будет лучше: вдвоем они могут точнее записать слова Джамбула.
И старый акын начал петь. Он пел о борьбе народа за свободу и независимость, больших жертвах, которые вызвала война,— ведь Джамбул потерял своего любимого сына — о радости победы и о долгожданном мире, который, наконец, пришел на землю. Да, Джамбул умел потрясать сердца человеческие! Лишь через некоторое время прилежный секретарь и поседевший партиец опомнились: глубоко тронутые словами Джамбула, очарованные его песней, они даже забыли, что должны были записать импровизацию акына. И теперь о последней песне Джамбула известно лишь то, что она была его лучшим творением.
Мы видели мавзолей Джамбула, который не является мавзолеем в обычном понятии. В нем нет стеклянного гроба, хранящего в себе бальзамированное тело народного певца. Нет, его смертные останки преданы родной земле. Мавзолей Джамбула — это простой, величественный памятник на его могиле, богато украшенной казахским орнаментом. Он находится в тенистом саду и был воздвигнут колхозом своему великому сыну, поэту и певцу минувших дней и новой жизни казахского народа.
В колхозе имени Джамбула живут сыновья и внуки акына, а также Один из его учеников, наследник его песенного искусства. Нас пригласили в юрту Джамбула, которая, как это нередко бывает до сих пор у казахов, стоит во дворе дома. В ней акын любил отдыхать.
Мы оказались в гостях у сына Джамбула Тансыкбая, ныне работающего в музее своего отца. Рядом с председателем колхоза, который имеет ученую степень и в прошлом был ветеринаром, сидит ученик Джамбула Абдугали Сарыев. После того, как еда была закончена, престарелый акын сказал, что он удовлетворит нашу просьбу и исполнит импровизированную песнь.
Сначала раздались лишь звуки домбры, в то время как певец обвел взглядом окружающих, ища начало для песни, подбирая слова для выражения своей мысли.
Домбра — замечу мимоходом — это инструмент, в котором гриф и верхняя часть сделаны из сосны, в то время как для изготовления кобыза применяется древесина яблони. Две струны домбры приводятся в колебание большим и указательным пальцами правой руки.
Сарыев начал петь. Это скорее была даже не песня, а мелодичная речь. Лишь в конце импровизации старый акын смягчил свой голос, и песня зазвучала нежнее, изящнее. Содержание ее мы узнали, к сожалению, лишь в переводе. Это тем более жаль, что рифмовка и оригинальные, остроумные перифразы, составляющие главное достоинство всякого настоящего айтыса, в переводе, конечно, были утрачены.
О чем же пел Абдугали Сарыев? В песне своей он рассказал нам, что казахи, которые раньше были бедными кочевниками, при Советской власти стали жить счастливо и зажиточно. Наши сыновья летают в небе и работают на огромных заводах,— пел он.— В новом Казахстане расцвело искусство и, кроме театров и оркестров, есть много самодеятельных коллективов, в которых развиваются таланты молодежи. Раньше казахи порой враждовали между собой, потому что их натравливали друг на друга; наши отношения к другим народам тоже были отравлены. Учение Ленина изменило нашу жизнь. Казахи уже не те, что были раньше. Многие из них говорят по-английски, по-французски или по-немецки. Они посещают другие страны, видят иную жизнь, и их сердца наполняются радостью от сознания того, что идеи Ленина помогают и другим народам изменить свою жизнь в лучшую сторону.
Точно так же, в стихах, поэт пригласил нас чокнуться с ним: мы ждали вас с полудня, говорилось в его песне, прошло немало времени, пока вы приехали. Но тем больше наша радость видеть вас у себя. Давайте поэтому выразим нашу общую радость еще и тем, что до дна осушим наши бокалы.
Один из нас заметил, как приятно сидеть на мягких подушках. Тут же зазвучала домбра акына, и он в веселых, шутливых стихах пожелал, чтобы немецкий и казахский народы чувствовали себя в связывающей их дружбе так же свободно и приятно, как чувствуем себя мы сейчас в юрте Джамбула на мягких подушках.
Мы спрашиваем Абдугали Сарыева, бывают ли в наше время настоящие айтысы. Он ответил утвердительно и сказал, что, например, в Отаре живет акын Кенен Азербаев, с которым Сарыеву часто приходится скрещивать свою домбру.
Большинство акынов, даже старшего поколения, могут писать и читать. Сарыев, например, переносит многие свои стихотворения на бумагу, нередко они печатаются в казахских газетах и журналах. Сочиняя стихотворение или песню на определенную тему, он часто ведет длительную подготовительную работу. И все же сейчас, как и раньше, импровизация пользуется наибольшей популярностью в казахском народе. Это объясняется любовью к меткому слову. И нет для певца большей радости, чем найти брызжущий остроумием ответ на стих партнера по айтысу, умело обыграть с помощью домбры пущенную из толпы реплику, или недавнее событие, свидетелями которого были, может быть, все присутствующие. Таково искусство акынов; и того, кто владеет им, народ любит и уважает так же, как любил и уважал Джамбула.
Франтишек Соукуп (Чехословакия)