ИЗ КНИГИ “В ПОТОКЕ ИСТОРИИ”
Национальное самосознание в условиях свободного и беспрепятственного развития высвобождает огромные резервы и объемы эмоционально-душевной энергии и чувств по отношению к своей национальной общности, без чего патриотизм становится лишь казенным. Казахский народ получил такую возможность в полной мере осознать свою “казахскость” лишь после обретения независимости.
Формирование национального самосознания происходило прерывисто, под влиянием мощных внешних воздействий, иногда “замирало” на десятилетия. К тому же единая этноэволюционная линия не раз пресекалась. Практически институциональная защита казахской культуры и языка не достигала даже минимально необходимого уровня, что приводило к своего рода анемии всех жизненных органов, необходимых для полноценного воспроизводства этнокультурной жизни.
Все это — реальная наша история и трезвое понимание этих обстоятельств — чрезвычайно важно для “диагноза” современного состояния казахского самосознания.
Многие, без преувеличения, надломы связаны с огромными инерционными моментами, отражающими часто влияние даже не последних десятилетий, но целых столетий.
* * *
Что имеется в виду, когда говорится о прерывистости процесса становления общеказахского национального самосознания? Да, вполне известные факты. Нация, имевшая еще в средневековье развитые инструменты централизованной государственности, под давлением внешних воздействий на целые столетия теряла возможность собственного, а не навязанного государственного строительства. Повлияло это на национальное самосознание? Безусловно.
Что имеется в виду под прерыванием естественной этноэволюционной линии развития? Также вполне известный факт насильственного сужения базы кочевого хозяйства, а впоследствии и принудительного перевода на оседлость. Слом традиционного хозяйственного уклада, произошедший не под воздействием естественных эволюционных изменений самого этноса, но в результате навязанных целей иной культурной и хозяйственной системы, привел не только к деформациям в социальной структуре, но и к болезненной ломке национального сознания.
Для национального сознания чрезвычайно важно опираться на систему общественных институтов, оберегающих и развивающих этническую культуру и язык. Особенно это касается системы образования и средств массовой информации. Мы видели систему образования, выстроенную по принципу “остаточности казахского языка”, когда наиболее мобильные и конкурентоспособные профессии и специальности невозможно было получить на казахском языке. Как результат — снижалась мотивация, особенно у элитных групп нации, на профессиональное владение языком. Это прямо сказывалось и на национальном сознании. Закономерность здесь простая — минимизация институциональной защиты национального “я”. И когда сегодня государство Казахстан восстанавливает то, что “минимизировалось” в прошлом, это восстановление нормального хода вещей и должно правильно пониматься.
* * *
Что принципиально изменилось за годы независимости и что стало базой отсчета для развития национальной идентичности?
Во-первых, казахи в конце столетия вновь стали абсолютным большинством на своей родной земле. Эта сухая статистическая цифра говорит о многом. Сегодня казахи составляют больше половины населения страны. К тому же демографический потенциал в силу молодости нации — средний возраст около 25 лет — остается высоким. Почему преобладание французов во Франции, русских — в России, немцев — в Германии воспринимается абсолютно естественно и почему демографическое преобладание казахов на родной земле должно вызывать какие-то вопросы? Да, это крупное и позитивное явление, придающее казахскому народу законную гордость.
Во-вторых, казахская нация сегодня представлена на всех “этажах” социальной структуры. Мы обретаем социальную структуру современного рыночного общества. И казахская нация успешно осваивает новые социальные ниши, связанные с функционированием национального капитала, менеджерской страты, новой государственной бюрократии, управленцев в военной сфере, дипломатов и т.д. Мы не могли мечтать даже семь лет назад, что тысячи молодых казахов получат великолепное образование в ведущих университетах и бизнес-школах мира. Государство и дальше будет поддерживать это направление образования.
Национальная картина мира и национальное сознание резко расширяются, получая импульсы для саморазвития на новой технологической, информационной, понятийной базе.
Появляются новые “локомотивные группы” в казахском обществе. Можно, конечно, сетовать на недостатки в этом процессе. Они действительно есть. Но бесспорно одно — казахская нация на хорошей скорости осваивает целый спектр новых социальных ролей, без которых ни одна нация просто не выживет в сегодняшнем конкурентном мире.
В-третьих, получило полное правовое обоснование, конституированное и на международном уровне, то, что весь Казахстан является историко-генетической территорией казахской нации.
Это доказано всеми серьезными историческими источниками — китайскими, арабскими, византийскими, русскими, иранскими. Это подтверждено и решением всех проблем и демаркации границ между Казахстаном и КНР. Аналогичные документы подписаны с Российской Федерацией и Республикой Кыргызстан о делимитации границ.
Признание этого факта принципиально важно, и правовое закрепление его как политико-правовой данности имеет для национального сознания значение первостепенное. Исторический горизонт существования казахской государственности выходит далеко за пределы двадцатого столетия, как бы ни пытались оспорить это некоторые наши оппоненты. Национальное сознание чутко регистрирует эту легитимизацию своего историкогосударственного долгожительства.
* * *
Проблемы, связанные с развитием национального самосознания казахов, отнюдь не столь просты и тривиальны, как это может показаться на первый взгляд. Вопрос ведь не сводится к развитию языка или национальной школы. В казахской среде еще очень сильны чисто этнические акценты. Иначе говоря, ориентация на общих предков, расширение масштаба “общей крови и общих корней” до макросоциальных размеров. Это вполне объяснимо и отчасти оправдано, но застревать на этом уровне — значит остаться этнической, а не национальной общностью.
Классический “рецепт” состоит в том, что нация рассматривается как сообщество людей, объединенных идеей национального самоопределения.
Мы эту идею реализовали на правовом уровне. Задача состоит в том, чтобы среди наших ценностей она доминировала и выступала консолидирующим ядром национального сознания.
Есть и другой поворот этой мысли. Осознание себя каждым казахом в планетарном масштабе как носителя национального, а не как представителя той или иной социальной группы. Важность национальной идентификации, ее преимущественный характер над социальной идентификацией есть гарант сохранения и развития национального.
И здесь возникает проблема, которая беспокоит не только казахов в современном мире. Действительно, на протяжении всего двадцатого столетия постоянно возникали в той или иной форме попытки сконструировать идентичность через цивилизационные, религиозные или идеологические доктрины. Когда обвиняют коммунистическую идеологию в попытках сконструировать идентичность на базе идеологических постулатов, то забывают, что коммунизм был не одинок в таких попытках. Ведь и либерализм, базирующийся на планетарном “усвоении” принципов рационализма и индивидуализма, — та же попытка заменить национальное универсальным. Более модные попытки конструкций цивилизационных систем, предпринятые в последние десятилетия, также страдают грехом унификации национальных моделей. Это ведь касается даже не столько способов организации экономической жизни, сколько системы ценностей.
Однако все эти грандиозные конструкции, имевшие место в истории и отчасти оправданные объективно, не могут отменить принципиального факта. Именно национальная идентификация остается сегодня главным способом “классификации человеческого общества”. Более надежного и основательного инструмента пока нет.
Говоря о национальном сознании, мы должны рассмотреть и государственную идентичность, понимаемую прежде всего как соответствие государства, его институтов всем признакам независимого государства. В мировой практике сложился общепринятый идеал государства. Существуют международные нормы о статусе независимого государства. В качестве общей модели организации в большинстве стран принята модель демократического правового государства. Государственная идентичность предполагает целостность государства. Из существующих в мировой практике типов целостности специалисты выделяют органическую, геометрическую и ортопедическую. Первый тип возникает как результат естественного саморазвития этноса. Второй — как результат миграции этносов на общую территорию. Третий — как территориальная смесь исторически малосвязанных этносов, объединенных только политической силой.
Казахстан есть, безусловно, органическая целостность. Казахский этнос является автохтонным этносом, с одной стороны. Это территория его этногенеза и постоянного исторического проживания. С другой стороны, речь идет не просто о конструировании государственности в терминах XX в., но о восстановлении прежде существовавшей государственности казахов. Это важно понять. Поэтому многовековое стремление казахов воссоздать свою государственность в полном объеме на своей автохтонной территории и есть органическая целостность государства.
* * *
Для национального во всех проявлениях тоталитаризм был особенно губителен. Столетия и тысячелетия национальной истории с ее тончайшими и хрупкими сплетениями были подвергнуты грубой лоботомии. Реальная история Казахской степи с ее великими правителями и поразительными художественными откровениями была переписана как некая “дикая предыстория”, ничего не значившая в рамках этой новой доктрины переустройства всего и вся. Мы до сих пор не можем избавиться от этой уничижительной для национального сознания схемы.
Тоталитаризм противопоставил всей толще национальной истории удивительно коварный ход — разломать единый живой поток национального прошлого на борьбу классов. Этот перенос картины сформировавшегося классового общества индустриального типа на казахское общество одним неуловимым движением превратил казахов в бледную копию неведомых и совершенно иных по природе процессов.
Между тем реальная казахская история далека от рецептов и методологических ключей классового анализа.
Это касается прежде всего системы общественных отношений казахов, основанных на колоссальной роли внутриродовой поддержки. Это касается особой роли ханской власти, которая не только в печальной памяти советской историографии, но порой и сегодня трактуется как исключительно негативное явление. Хотя и идеализировать это явление, как это порой делается сегодня в некритической эйфории, никакой необходимости нет. Ряд трагических событий в национальной истории прямо связан с жесткой конкуренцией степных элит. Об этом также необходимо помнить.
Однако, оценивая традиционные институты власти в нашей многовековой истории, мы должны видеть за деревьями лес. Сохранение гигантской территории, благодаря чему Казахстан входит в десятку самых крупных государств мира, это ведь не только плод мужества рядовых батыров, это и детище мудрости казахских ханов и султанов.
В те далекие и близкие столетия под давлением мощных империй и внутринациональных распрей степные правители смогли сохранить главное — национальную идентичность и национальную территорию. Может быть, мыслили они не в этих новомодных терминах, но интуитивно ощущали свою роль в истории. Сегодня, по прошествии грозовых столетий, мы, потомки тех великих предшественников, можем без всяких оговорок сказать, что роль они сыграли огромную и положительную в национальном смысле.
Тоталитаризм попытался внедрить в массовое сознание казахов простенькую и убийственно эффективную мысль о сплошной продажности и ничтожности казахской элиты. Этот лозунг способствовал национальному нигилизму, и неуважение к великим именам прошлого парадоксальным образом сказывается и сегодня. Возникающее зачастую непонимание сложности современного этапа национальной истории — это ведь легко проглядывающееся наследие прошлого, когда все, что делается наверху, заранее предается анафеме.
* * *
Соотношение тоталитаризма и национальной модернизации, пожалуй, наиболее сложный вопрос. Отрицать колоссальный технический и технологический рывок Казахстана в двадцатом столетии в любом полемическом запале просто бессмысленно. Вопрос необходимо ставить не в этой плоскости.
Он состоит в цене и методах модернизации. Важнее понять другое. Да, построено много заводов, фабрик. Но никто не считался с экологическими проблемами, экономической эффективностью их продукции. Все они имели высокие затраты энергии, ресурсов. Вот почему все они встали в условиях конкуренции. Если в бывшей ГДР демонтированы все заводы, то что говорить о нас?
Дело также в том, что по методам эта модернизация носила в экономике волюнтаристский и в жизни людей открыто силовой характер, а цена состояла в физическом истреблении и изгнании трети казахской нации. Цифры хорошо известны и повторять их нет необходимости.
Казахский аул всегда оставался источником потенциального национального возрождения и маркером национальной идентичности. Помимо чисто экономических и чисто классовых задач тоталитарный режим применительно к казахской нации пошел на прямое разрушение основ национального воспроизводства. Кстати говоря, в казахском национальном сознании на протяжении всего ХХ в. то интуитивное ощущение всегда присутствовало. Но политический анализ в открытой форме всегда подавлялся.
Сегодня же многие эмоциональные публицисты сводят все к противоречиям между нациями. Однако и это упрощение реальной проблемы. Какой-то вины ссылаемого в Казахстан русского или украинского крестьянина перед казахами нет. Проблема состоит как раз в неразрешимом конфликте между тоталитарной модернизацией, которой столь гордятся по сегодняшний день сторонники социализма, и реальными интересами казахов как нации.
Казахский аул перед началом социальных экспериментов социалистического государства воспроизводил в значительной мере традиции кровнородственной общины.
Казахская община базировалась на механизмах родственной поддержки и сильно отличалась от жестко поляризованной в социальном плане русской деревни. Казахская родовая община была идеально вписана в существующую экологическую нишу, даже несмотря на 200-летний прессинг колонизации. Все составные части казахской социоэкосистемы были взаимосвязаны и выполняли определенную, подчас уникальную функцию в регулировании казахской национальной жизни. Насильственное уничтожение одного или нескольких элементов вело к катастрофе всего этнического организма, к слому механизма воспроизводства нации.
Сегодня некоторые специалисты на основе детальных исторических изысканий делают вывод о том, что, например, в структуре казахского аула бай играл совершенно иную роль, нежели феодал в структуре земледельческих обществ. Его имущество было своего рода страховым фондом всей родовой общины. Экстремальный характер природной среды, высокая зависимость скота от природных катаклизмов, постоянная внешняя угроза для малых кочующих родовых единиц и т.д. создавали реальную опасность голода. В этих условиях именно потенциал богатых соплеменников создавал мощный резерв для всех представителей рода.
Отношения, складывающиеся в казахском ауле, которые, конечно, носили отчасти и кабальный характер, в то же время позволяли не только сохранять, но и воспроизводить общинные стада в таком соотношении и пропорции, в пределах которых и было возможно на протяжении столетий сохранять экологический баланс на огромной территории.
Массовая коллективизация и ликвидация баев как социальной группы привели к общенациональной катастрофе. Необходимо отдать должное умению тоталитарных вождей приводить в действие разрушительные тенденции. Еще весной 1919 г. Ленин задумался о том, каким образом можно подорвать экономическую силу баев в ауле и прямо напутствовал: “Очевидно, вам придется раньше или позже поставить вопрос о перераспределении скота”.
Истоки трагедии конца 20 — начала 30-х годов, нанесшей самый страшный удар казахам за все время существования нации, нельзя рассматривать, не учитывая того обстоятельства, что истоки трагедии закладывались именно расправой с крупными байскими хозяйствами. Пресловутый декрет о конфискации крупных хозяйств в августе 1928 г. привел к экспроприации 700 крупных хозяйств. Эти своеобразные страховые фонды казахских родов были просто изъяты из сложившейся и саморегулирующейся эколого-экономической системы. Были опустошены важнейшие экономические ниши, что вело к обрыву социальных и хозяйственных связей. Итогом было разрушение очень тонкого и веками наработанного способа жизнеобеспечения этноса. Были заложены зерна грядущей этнической катастрофы.
Есть и другая модернизационная проблема тоталитаризма применительно к казахам. Развитие тоталитарной индустриализации столкнулось с проблемой зернового производства. Без увеличения производства зерна становилась практически неразрешимой закупка техники за рубежом. При всех демагогических лозунгах на самом деле индустриализация была построена на массовом импорте техники. Хлеб наряду с сырьевыми источниками был основой валютных поступлений при том, что огромные районы страны вымирали от голода. Чтобы не быть голословным, приведу простую цифру, которая яснее долгих дискуссий говорит о цене тоталитарной модернизации.
В 1928 г. вывоз зерна из СССР составлял 0,1 млн. т, в 1929 г. — 1,3 млн. т, в 1930 — 4,8 млн. т, в 1931 г. — 5,2 млн. т.1.
Это в период самого жестокого голода в Казахстане, России, Украине. Это цена той модернизации, которой хвалятся и сегодня наши ностальгирующие сторонники тоталитарного прошлого.
Но для казахов это грозило еще одним, не менее кошмарным, последствием. Именно тогда возникает интерес к огромным территориям востока страны и прежде всего к Казахстану. Уже в 1930 г. нарком земледелия Я. А. Яковлев рапортовал с трибуны XVI съезда ВКП(б): “По расчетам, в Казахстане от 50 до 55 млн. га можно считать годными для посева, из которых около 36 млн. га расположены в северных округах. 2.
Но это требовало освобождения территории от местного населения и просто уничтожения ареала хозяйственного воспроизводства казахов. Кочевые угодья казахов тянулись на сотни километров. Именно тогда казахский традиционный способ воспроизводства вошел в неразрешимое противоречие с потребностями тоталитарной модернизации.
Казахский номадизм стал рассматриваться не просто как особенность старого быта, но вообще как недопустимая и допотопная архаика. Никто тогда не задумывался над тем, что разрушаются экологические и экономические условия существования целой нации. Через четверть века освоение целины происходило на якобы необжитой территории. О том, что это территория многовекового и интенсивного хозяйственного освоения, практически не упоминалось. К тому времени катастрофа традиционного хозяйственного уклада приняла необратимый характер. За пять веков до этих событий Хасан Сабит-улы, известный в народе как Асан Кайгы, говорил:
Откуда озерному дикому гусю
Цену просторам степным знать!
Откуда дрофе, птице степной,
Озеру цену знать!
Откуда любым пустословам в ауле
Цену достойным знать!
Откуда вовек не знавшим кочевий
Цену земли знать!
Казахская земля стала полем социальных экспериментов, “социально пустым пространством” для модернизаторов тоталитарного толка.
Но пустота эта мнимая. Казахская земля ведь не только совокупность предприятий и городов, автострад и энергостанций. Эта земля столь насыщена национальными символами, что раскаленное пустынное плато Устюрт, вопреки всем законам физики, имеет такую же “температуру” в национальном сознании, что и космический холод семитысячников Тянь-Шаня.
Для тоталитаризма это мелочи, которыми можно пренебрегать до бесконечности. Для национального сознания это свято. По этой причине, наряду со множеством других, непримиримы потребности нации и потребности политического тоталитаризма.
Такое отношение к национальной истории проявилось и в годы освоения целины. Эти невероятные по цинизму или невежеству лозунги, типа “освоения земель, на которые никогда не ступала нога человека”, “заброшенных земель”, приводили к нигилистическому отношению к истории казахского народа у сотен тысяч приехавших в Казахстан молодых людей, которым система вбивала в голову мысль о том, что они первопроходцы. К счастью, время все расставляет на свои места, и понимание колоссальной культурной и хозяйственной истории этой удивительной и волнующей земли становится частью общего духовного мира всех казахстанцев. Однако забывать о тоталитарных экспериментах над национальной историей, памятью и землей нельзя никогда.
Назарбаев Н. А. В потоке истории.
Алматы: Атамура, 1999.
Материал прилагается к § 54, предназначен
для внеклассного чтения.