Саурбек Бакбергенов
КРЫЛЬЯ ТАЛГАТА БЕГЕЛЬДИНОВА
Талгат Якубекович Бегельдинов родился 5 августа 1922 года. В 1942 году окончил военно-ави ационную школу в Оренбурге и отправился в действующую армию. Начал рядовым пилотом, а к концу войны командовал штурмовой авиаэскадрильей. Совершил 300 боевых вылетов. За проявленные мужество и героизм дважды удостоен звания Героя Советского Союза: 26 октября 1944 года и 27 июня 1945-го. После войны, в 1950 году, окончил Военно-Воздушную академию и продолжал службу в Военно-Воздушных Силах на командных должностях. Избирался депутатом Верховного Совета СССР второго и третьего созывов. В 1956 году гвардии полковник Бегельдинов вышел в отставку, поселился в Алма-Ате. Долгие годы работал в системе гражданской авиации. До 1983 года возглавлял республиканское общество автомотолюбителей.
Бюст Талгата Якубековича установлен в городе Фрунзе, где прошли его детские и юношеские годы.
Пройдут многие годы, но никогда не забудет Талгат того воскресного дня. Ярко пылало июньское солнце, но в мире вдруг словно стало темнее. Все дышало тревогой: и эта объятая душным зноем степь, и город, над которым поднимались похожие на грозовые тучи облака пыли, и летное поле.
Война!
Как и все его товарищи, Талгат понял, что наступила пора великих испытаний, настала пора принять, как говорится на военном языке, «боевую готовность номер один». Наиболее горячие и нетерпеливые предлагали:
— Надо просить начальство поскорее отправить нас на фронт.
— Правильно! Подадим рапорт — отправят,— подхватили курсанты.
— Как же это отправят, если мы еще не доучились?—» резонно возражали другие.
— Ничего, война доучит,— стояли на своем первые.
Талгат был в числе тех, кто горячо ратовал за быстрейшую отправку в действующую армию, но не разделял мнения, будто летному делу можно доучиваться в ходе боев.
-Нам нужно торопиться, друзья. Надо как можно лучше и скорее освоить летное дело, — говорил он своим товарищам.
Шумные споры продолжались допоздна, пока не прозвучал сигнал отбоя. Талгат улегся на кровать, однако долго не мог заснуть. Думал о многом. Но все мысли были, в сущности, об одном: о войне, Навязанной Родине гитлеровскими захватчиками. В его воображении одна за другой возникали картины предстоящих сражений. Он видел себя в кабине самолета. Рука на штурвале. Палец, нажимающий на гашетку бортового пулемета... Фронтовой быт представлял смутно. Не в нем дело. Главное — воевать!..
И еще подумалось: собственно, почему он так горячо и страстно полюбил летное дело? Как, при каких обстоятельствах родилась мечта стать летчиком? Размышляя об этом, Талгат вспомнил своих отца и мать. Кажется, совсем недавно ласковая мама прикасалась своими теплыми ладонями к его лицу, целовала щеки и губы, не так уж давно выезжал он с отцом в горы. Маленький Талгат сидел впереди отца в седле, крепко вцепившись руками в жесткую гриву лошади. Они ехали по узкой горной тропинке, круто взбиравшейся вверх. А там, на большой высоте, вздымались пики гор, покрытые вечными Снегами. На одном из утесов увидел Талгат красавца архара. Он стоял на своих тонких точеных ногах над пропастью, насторожившийся, недоступный, точно прислушиваясь к той великой первозданной тишине, какая бывает только в Торах. Кто знает, может быть, именно тогда зародилась в его сердце страстная любовь к высоте, тяга к полету. Да, Талгат помнит, что в это первое свое путешествие в горы он спросил отца:
— А можно ли подняться выше самой высокой горы?
И отец, ласково потрепав мальчика по плечу, ответил:
— Когда вырастешь, тебе будет все можно. Мне не подняться. А ты поднимешься. Ты у меня будешь с крыльями.
- А почему же их нет у тебя? ТЫ ведь уже большой,— резонно заметил мальчик.
— Да, сынок, я уже большой, но я уже и старый. Я тоже мечтал о крыльях. Но они не выросли у меня.
— Почему же они не выросли у тебя?
— А потому, что я жил не в такое время, в какое живешь и растешь ты,— ответил отец.
И рассказал о своем детстве, прошедшем в степях Акмолы, о родном ауле Майбалык, где родился и вырос его отец, и отец отца Бигельды, от которого пошла фамилия Бегельдиновых (в документах и почему-то превратилось в е). И пасли они, поколение за поколением, байский скот в Ковыльной степи, ровной, как стол. Кое-где возвышались над ней курганы. С них время от времени мощно взлетали ввысь беркуты... Ну как не возмечтать чабану о полете! И как просто убедиться в том, что он него невозможен...
— А у тебя, сынок, вырастут крылья. Обязательно вырастут.
И мальчик запомнил эти казавшиеся ему тогда непонятными и загадочными слова отца, которые теперь обретали новый смысл и значение.
Талгат не помнил, когда — в десять или в двенадцать лет — впервые увлекся мыслью о постройке модели самолета.
И вот однажды, выскочив с моделью в руках на улицу, Талгат собрал соседских ребятишек—школьных товарищей. Окружив его тесным кольцом, они изумленно таращили глаза и недоверчиво посапывали носами. Никто из них, конечно, не верил, что самолет Талгата и в самом деле поднимется в воздух. А Талгат:
— Ну вот, смотрите, мой самолет сейчас полетит!...
Все это произошло в тот самый день, когда в городе
шел митинг, посвященный спасению челюскинцев. Площадь была полна народу. Развевались, трепетали на ветру полотнища алых флагов. Талгат помнит, как он вместе с восторженными сверстниками примчался на эту площадь. Он не сразу понял, что происходит здесь, но его поразили портреты незнакомых доселе людей.
— Кто такие?—спросил он шепотом у девушки, державшей в руках большой портрет человека в форме летчика.
— У меня Каманин. А вон там — Молоков. Там — Ляпидевский,— ответила девушка, указывая на портреты.
— А кто они такие?— не унимался Талгат.
— А ты слушай, что люди говорят, и поймешь, кто они такие,— посоветовала девушка.
Талгат услышал слова учительницы, говорившей в это время окружившим ее ребятишкам:
— Все это — герои-летчики, которые спасли челюскинцев. Помните, я вам рассказывала на уроке про наш корабль, который был затерт льдами и затонул в море на севере.
А на трибуне заканчивал речь очередной оратор:
— Да здравствуют советские соколы, слава героям-летчикам! Ура!
Громкое «ура» пронеслось над площадью.
Крепко стиснув и руках свою модель, Талгат не сводил глаз с мужественных лиц, изображенных на портретах. «Только бы вырасти поскорей. Только бы поскорее вырасти, и я тоже буду летчиком»,— мысленно твердил он, возвращаясь домой.
И вот он курсант аэроклуба. Без отрыва от учебы в десятилетке. Никогда не забыть Талгату первого, ни с чем не сравнимого ощущения полета на маленьком учебной самолете У-2! А первый прыжок с парашютом — радение в бездну, свист ветра в ушах, хлопок раскрывшегося над головой шелкового купола, чувство охватившей его огромной радости...
Его мечте суждено было сбыться. И каждый шаг на пути к ней памятен ему.
...Утром, разбуженные сигналом подъема, курсанты отправились на аэродром. Предстоял день учебных полетов.
— По самолетам!—раздалась команда.
Ровно и глухо работал мотор. Талгат уверенно вел машину. С чувством невыразимой, гордости думал он В эту минуту о Родине, даровавшей ему эти крылья. Да, выросли крылья за плечами Талгата. Он чувствует их. Отец был прав. Его слова оказались пророческими.
Шла война. Фронту нужны были летчики. Много летчиков. Но не сразу отправили Талгата на фронт. Он окончил школу бомбардировщиков и истребителей, но всего нужнее были тогда мастера штурмовых ударов. И направили Бегельдинова в запасный авиаполк, где обучился он полетам на самолете-штурмовике Сергея Владимировича Ильюшина — грозном и прославленном Ил-2.
Спустя недолгое время сержанты-летчики Талгат Бегельдинов и его друг Сергей Чепелюк получили назначение На Калининский фронт, в штурмовой авиационный корпус, которым командовал уже тогда известный всем авиаторам генерал В. Г. Рязанов. Как обрадовались друзья, узнав, что будут служить в штурмовой авиадивизии Николая Каманина. Того самого Каманина, что спасал челюскинцев и был среди первых летчиков, удостоенных звания Героя Советского Союза. В штабе дивизии получили направление в 800-й штурмовой авиационный полк (шап). Это было в горячие дни, когда завершалась ликвидация группировки фашистских войск в районе Демянска.
Нашли полевой аэродром неподалеку от Адриаполя, на котором базировался 800-й шан, на краю деревни — командный пункт командира полка Анатолия Ивановича Митрофанова. Дежурный, выслушав молодых пилотов, сухо ответил:
— Командир занят. У него командир второй эскадрильи Пошевальников. Придется подождать.
— А вы все-таки доложите,— настаивая нетерпеливый Чепелюк.
Подумав, офицер скрылся за дверью. Выйдя от майора, пригласил:
— Входите.
Чепелюк сощурился:
— Давно бы так...
Вошли. Доложили:
Прибыли в ваше распоряжение, товарищ майор.
Митрофанов внимательно оглядел их.
— Здравствуйте, товарищи. Как говорится, нашего полку прибыло.— И к Бегельдинову:— Сколько вам лет?
— Двадцать, товарищ майор.
— Завидный возраст. На вид можно дать меньше.
Командир полка быстро, но внимательно знакомился с записями в летных книжках новичков. Заметил вслух: «В Оренбурге, значит, учились. Хорошо там учат». Сам, видимо, из того же гнезда... Прочитал молча, а затем и вслух последнюю запись в летной книжке Бегельдинова, сделанную в запасном полку: «Техника пилотирования на самолете Ил-2 хорошая. Летать любит, в полетах не устает. Усваиваемость хорошая. Трудолюбив. Летных происшествий не имеет. В воздухе спокоен. Летает уверенно».
Подумал и объявил свое решение:
— Чепелюка направим в третью эскадрилью капитана Малова, а вы, Бегельдинов,— во вторую, к Пошевальникову. Вот он перед вами. Знакомьтесь...
Утром следующего дня командир эскадрильи дал Талгату контрольные вылеты. Взлетели на «илюшине», и несколько минут спустя оказались над лесной опушкой — полигоном. Внизу чернели изуродованные снарядами танк я штурмовое орудие, брошенные гитлеровцами в прошлогоднем отступлении.
— Это ваши мишени,— коротко сказал Пошевальников.
Талгат несколько раз вводил штурмовик в пикирование и бил по неподвижным мишеням. Комэск придирчиво осматривал их и делал свои замечания.
Проходили дни. Новичков за линию фронта пока не пускали. По вечерам в столовой они жадно и не без зависти вслушивались в рассказы старших товарищей, вылетавших па боевые задания. Комэск замечал обращенные к нему взгляды и говорил:
— Потерпите. Уже скоро.
Однажды Пошевальников подошел к Талгату: — Ну вот и дождался, орел, завтра полетишь...
...Как дорогую реликвию хранит Талгат Бегельдинов фотокопию своей летной книжки, Вся его летная жизнь в ней. На последних страницах записи командиров и инспекторов но технике пилотирования, почти неизменно ставивших ему одну и ту же оценку но всем элементам техники пилотирования и боевого применения: «отлично». А на остальных скрупулезно и кратко зафиксирован каждый из трехсот боевых вылетов. Первая запись сделана 18 февраля 1943 года: штурмовка скопления войск и техники противника в районе населенных пунктов Большие и Малые Засовы,
И второй боевой вылет совершил Талгат в тот же день. И третий. Помнит он его до малейших деталей. Помнит, как тщательно готовился к полету, проверял состояние материальной части, закрыв глаза, вспоминал все ориентиры местности, где придется ему работать. И волнение, охватившее его, когда прозвучала долгожданная команда:
— По самолетам!
Взревели моторы, и тяжелогруженые штурмовики, набирая скорость, понеслись но взлетной полосе, взвихривая снежную пыль. Самолет ведущего, штурмана полка Степанова, описал над аэродромом круг, качнул плоскостями и лег на курс, ведя за собой девятку «илов».
Следя за приборами на щитке, Талгат в то же время не спускал глаз с ведущего, сверял свое место в строю. Скоро ли цель? Шли на небольшой высоте. Быстро промелькнули знакомые ориентиры: сожженная деревушка, изгиб реки. Так же быстро миновали передовую: окопы и траншеи, позиции артиллерийских батарей — своих, а затем и противника. Молчат зенитки врага, бессильные против низко летящих штурмовиков.
И все же как медленно тянется время! Но вот прозвучал в наушниках шлемофона голос ведущего группы:
— Внимание! Приготовиться к атаке... Приготовиться к атаке...
Первым отбомбился Степанов, следом за командиром освободились от бомб и остальные экипажи. Видел Талгат, как на месте их падения мгновенно вырастали внизу столбы черно-багрового дыма. И совсем неожиданно прозвучал голос ведущего группы:
Внимание! Правее и левее нас «мессершмитты».
Вот досада! Самое время повторить заход, ударить по всполошившейся пехоте реактивными снарядами, сбросить на нее из кассет мелкие осколочные, обстрелять из пушек и пулеметов. Ведь главное — это выполнить задание на штурмовку. Конечно, не мешало бы испытать себя и в воздушном бою, подумалось Талгату. Но не пришлось. Подоспевшие «яки» связали боем «мессеров» и прогнали их. Завершив работу, группа вернулась на свой аэродром.
Степанов доложил командиру полка о выполнении боевого задания. Не забыл он сказать и о поведении в этом бою молодых летчиков.
— Стало быть, ребята толковые?— спросил командир.
— Так точно, товарищ майор. Убежден, что из них выйдут отличные летчики-штурмовики.
— Добро. А я, признаться, малость волновался.
А вечером того же дня Анатолий Иванович пригласил Талгата к себе и, усадив рядом, угостил крепким чаем.
— Вот ты как-то говорил, что у тебя нет ни братьев, ни
сестер. Ну, а как у тебя с друзьями?—спросил он, улыбнувшись.
— Не обделен, товарищ майор. Есть у меня верные друзья. И там, в тылу, и здесь, на фронте.
— Хорошо. Очень это хорошо, Бегельдинов. Если летчик умеет не только хорошо летать, бомбить, стрелять, но еще по-настоящему дружить, значит, воин из него получится. Можно сказать, уже получился, судя по докладам ведущих о вашем поведении в бою.
Майор встал и добавил официальным тоном:
— За отличное выполнение боевого задания объявляю вам благодарность.
— Служу Советскому Союзу!— быстро поднявшись, ответил Талгат.
— Теперь садись. Хочу поговорить с тобой не как начальник с подчиненным, а на правах старшего товарища. Ведь я в отцы тебе гожусь, Бегельдинов.
Анатолию Ивановичу было тогда под сорок. Двадцатилетнему Талгату он казался чуть ли не стариком. А что обладает командир огромным боевым опытом и летным мастерством, об этом знали все. И ловил он, крепко запоминая, каждое слово командира.
— Когда я впервые попал на фронт,— продолжал майор, - а это было в гражданскую войну, я, как и ты сегодня, рвался в бой. Но тогда была другая война. Другими средствами велась она. А эта — особенная. Иное вооружение, иная техника. Стало быть, и понятие о героизме воина иное. Одной храбрости теперь мало. Для нас, летчиков, понятие о героизме неразрывно связано с совершенным владением боевой техникой. Летчик должен мыслить, творчески осознать боевые возможности этой техники, совершенствовать свои знания, постоянно опережать в боевом и тактическом отношениях летчиков противника. Ясно?
— Так точно, товарищ майор,— откликнулся Талгат. И добавил тихо, без горячности:—Я все понимаю, я постараюсь...
А командир продолжал:
— В современной войне в большей степени, чем во всех предыдущих, огромное значение имеют духовные качества людей, вера советского человека в правоту нашего дела, терпение, взаимная выручка воинов. Поэтому я и начал с вопроса о том, есть ли у тебя друзья. И не только в личной дружбе дело. Мы воюем за содружество всех народов нашей страны. Когда крушим врага, мы помогаем нашим кровным друзьям - солдатам наземных войск. Вот в чем проявляется боевая дружба. И в том, как прикрывают нас, штурмовиков, летчики-истребители, тоже проявление дружбы. Я говорю о Дружбе с большой буквы, о войсковом товариществе. И о том, что мы должны выиграть эту войну с наименьшими потерями. Родине нужны не только храбрые, но и умелые защитники... Желаю тебе летного долголетия, Бегельдинов...
Талгату хотелось сказать в ответ какие-то особые, проникновенные слова, но, как это часто бывает в такие минуты, они не находились. Только и ответил:
Буду стараться, товарищ майор. Буду учиться у вас, у старших товарищей. Хочу стать настоящим боевым летчиком.
— Уверен, что скоро добьетесь этого, Бегельдинов...
Летчик-штурмовик летает не один. В задней кабине
сидит за турелью крупнокалиберного пулемета воздушный стрелок — самый близкий товарищ в бою. Вражеские истребители избегали лобовой встречи с «ильюшиными»: на Ил-2 впереди две тридцатисемимиллиметровые пушки, два пулемета, их огонь сокрушителен. «Мессершмитты» и «фок-ке-вульфы» предпочитали атаковать его с задней полусферы. А там встречает их стрелок.
Не раз выручали Талгата его товарищи, воздушные стрелки. Умелым бойцом показал себя Юрий Соболев. Скоро он ушел из экипажа: переучился на летчика и отлично, «по-бегельднновски», как любил повторять Юрий, воевал.
Хорошим воздушным стрелком, смелым и умелым, был и старшина Тарасов. Позднее, во время боев на Сандомирском плацдарме, у командира эскадрильи заболел стрелок. Взял с собой Пошевальников Тарасова. Вместе они и погибли в том бою.
И уж до последнего дня войны летал вместе с Бегельдиновым Володя Грановесов. Обстоятельный и смелый был воин, упорный и целеустремленный. Когда закончилась война, Владимир Александрович поступил в юридический институт и успешно окончил его. Он и сейчас работает в правовых органах.
Хорошо, когда знаешь, что спина спиной к тебе сидит верный боевой товарищ. Так было и седьмого марта сорок третьего. Только отштурмовались в районе деревни Семкина Горушка, как появились в небе «мессер шмитты». Их было много. Миновав заслон наших истребителей, некоторые из них прорвались к штурмовикам. Им удалось сбить самолет Русакова, стали «клевать» и Талгата. Юра Соболев умело отгонял их. Маневрируя, Талгат поймал в прицел «мессера». И сбил его! Редкий случай для штурмовика, предназначенного для уничтожения наземных целей, а отнюдь не для воздушного боя. Забегая вперед, скажем: это был первый уничтоженный Бегельдиновым вражеский самолет, но не последний. Всего на его счету семь сбитых самолетов противника.
А за этот подвиг, совершенный молодым летчиком, на счету которого не было и двух десятков боевых вылетов, он был удостоен первой правительственной награды — ордена Отечественной войны II степени.
Теперь никто в полку не считал больше Толю (так ласково на русский лад называли в полку Бегельдинова) новичком. Он получил признание как вполне оформившийся воздушный боец. И Сергей Чепелюк, с которым вместе пришел на фронт и который тоже успел выйти из разряда новичков, как-то сказал полушутя:
— Ты никак вырос, Толя. Совсем большой стал.
— А ты как думал,— принял шутку Талгат.— Какая бы мне была цена, если бы не вырос здесь. Фронтовым воздухом дышим, Серега, оттого и растем.
Не наделила природа Талгата богатырским сложением, Но как. летчик штурмовой авиации он рос на удивление быстро. Потому что старался, как обещал после первого боевого дня командиру полка. Каждый вылет прибавлял ему опыта. Воюя, он продолжал учиться. Хорошей школой стали для него бои под Демянском, южнее древнего озера Ильмень, где советские войска завершили разгром стотысячной вражеской группировки врага. «Пистолетом, наделенным в сердце России» называли свою демянскую группировку гитлеровцы, не оставлявшие надежды на новое наступление на Москву. Напрасная надежда. В марте сорок третьего враг был отброшен за реку Ловать. Учился Бегельдинов, когда числился в списках полка младшим летчиком, старшим летчиком, командиром звена, эскадрильи. И после войны, уже окончив Военно-воздушную академию и став командиром полка, он продолжал совершенствовать Свое мастерство. И так всю жизнь.
Были у него отличные учителя. Среди первых - Степан Демьянович Пошевальников, командир эскадрильи, который ввел молодого летчика в боевой строй. Тяжело вспоминать, что нет теперь Степана Демьяновича. Погиб он смертью героя в августе сорок четвертого, когда войска 1-го Украинского фронта нод командованием Маршала Советского Союза И. С. Конева завершали победную Львовско-Сандомирскую операцию.
Первое правило, усвоенное Талгатом Бегельдиновым: в первом заходе на цель не стрелять, бомбы не сбрасывать.
Само собой разумеется, чем длительнее пребывание над целью, тем больше риск быть сбитым вражеским огнем, истребителями противника. Но быстротечны события на войне. Случалось, что за считанные часы линия фронта резко изменялась. Получил летчик боевое задание, тщательно нанес на карту объекты, которые предстоит проштурмовать, а на месте оказалось, что линия боевого соприкосновения войск продвинулась вперед на целые километры. Где был враг, там теперь наши наземные войска. Значит, надо пилоту прежде всего убедиться в том, что не поразит он своих, выбрать новые объекты для атак.
Второе правило. Чем больше заходов на цель, тем опаснее это для штурмовика. Но война есть война, без риека не обойтись. И внимательным должен быть летчик. Внимательным и рассудительным. Случалось, делали штурмовики по шесть, восемь заходов на цель и больше. У Талгата их счет походил до двенадцати...
Записи в летной книжке свидетельствуют! редкий день обходился для Бегельдинова без боевых вылетов. Иногда по пять-шесть в день, И каждый отличался высокой результативностью, ибо воевал Талгат вдумчиво и обстоятельно, чем заслужил в полку всеобщее уважение.
В наземных войсках самолет Ил-2 называли летающим танком. В этом не было преувеличения. Скорее, наоборот. На «иле» достаточно мощное вооружение, чтобы состязаться с танком. Да еще скорость и свобода маневра, И бездорожье ему нипочем, и овраги.
Главное— выйти на заданный объект, незамеченным, застать врага врасплох. И тогда одно из звеньев обрушится всей мощью на зенитные батареи, чтобы вывести их из боя, а два других (если летят эскадрильей) с высоты тысячи-полутора тысяч метров ошеломят противнику реактивными снарядами — их по четыре подвешено под крыльями каждого Ил-2, таких же, как на знаменитых «катюшах», гвардейских минометах. А в следующем заходе, когда цели просмотрены, в ход идут фугасные бомбы — две ФАБ-100, против которых ни один блиндаж не устоит, выходят из строя танки и штурмовые орудия. Потом в дело пойдут кассеты с противотанковыми бомбами малого калибра (ПТАБ). а против пехоты — осколочные АО-2,5. И еще в распоряжении летчика-штурмовика тридцатисемимилли-метровые пушки. На танках артиллерия помощнее, но «ильюшин» бьет по ним сверху, где броня слабее лобовой или бортовой. А против живой силы — два скорострельных пулемета... Если всем этим умело распорядиться, то Ил-2 не только не уступит нашей прославленной «тридцатьчетверке», но и превзойдет ее.
А Талгат умело использовал всю мощь своего вооружения, поражал вражеские объекты без промаха. И так изо дня в день.
И вдруг — перерыв. С шестого мая до пятого июля сорок третьего. Объясняется это просто: уже на Степном фронте, куда штурмовой авиакорпус В. Г. Рязанова был переброшен после завершения боев в районе Демянска, самолет Бегельдинова был сбит, летчик находился на излечении в военном госпитале.
...То майское утро было на редкость ясным, совсем как в мирные дни. Летчикам предстояло проштурмовать вражеский аэродром Основа в районе Харькова, уничтожить на стоянках самолеты, взрыхлить фугасками летное поле так, чтобы фашисты как можно дольше восстанавливали аэродром.
Талгат в составе шестерки вылетел на задание. В положенное время группа вернулась на свою базу. Три машины были так потрепаны, что едва дотянули в свое расположение. А штурмовик Талгата из полета не возвратился: Пилоты рассказали, что па подступах к Основе группа была атакована двенадцатью «мессерами». В неравном бою с тремя вражескими истребителями машина Талгата была подбита. Объятая пламенем, она упала у лесной опушки в тылу врага... В полку тяжело переживали утрату. И все же у каждого теплилась смутная надежда на чудо. Когда же минуло десять дней, а вестей все не было, даже наиболее оптимистически настроенные летчики с горечью примирились с мыслью, что Толя погиб.
Но прошло еще четыре дня, и чудо свершилось. К вечеру 20 мая на аэродром приземлился У-2. Из кабины вышел Талгат Бегельдинов и сразу же попал в объятия друзей, Уравновешенный и неторопливый командир полка на этот раз чуть ли не бежал к связному самолету! радостное предчувствие подгоняло его. Вскоре у Анатолия Ивановичу собрались командиры эскадрилий и звеньев, другие летчики— все, кого смог вместить тесный командный пункт. И Талгат рассказал о своих злоключениях.
Группа шла на высоте 1200 метров. В воздухе не было неприятельских самолетов. До цели оставалось с полсотни километров — несколько минут лёта,— как вдруг справа и выше показалась эскадрилья «мессершмиттов».
Надеясь на легкую добычу, фашисты действовали уверенно и нагло. Их ведущий первым и поплатился за это. Он оказался в прицеле Талгата и был сбит. Другого отогнал воздушный стрелок. Но третьему уд а лось-таки поразить машину Бегельдинова.
Первое, что почувствовал летчик: машина плохо поддается управлению. Но это еще полбеды. Главное — пробит радиатор. Вытекла охлаждающая жидкость, значит, вот-вот откажет мотор. Бегельдинов приказал стрелку прыгать, и Яковенко оставил самолет. Некоторое время Талгат отбивал атаки вражеских истребителей, но вскоре машину прошила еще одна очередь, и Талгат ощутил резкую боль в ноге и плече... Высота менее пятисот метров. Если прыгать, то немедленно. Превозмогая боль, летчик вывалился из кабины. Приземление оказалось жестким, боль в ноге усилилась... А в небе продолжался бой «ильюшиных» с «мессерами».
Потом его нашел Яковенко, вместе добрались до леса и пошли на восток. Несколько десятков километров отделяло их от аэродрома. Это если по воздуху, по прямой, а не по балкам да оврагам.
Осмотрели личное оружие. Пистолеты в порядке, в четырех обоймах 32 патрона. Есть чем защищаться. В случае чего последнюю пулю— себе.
Вздремнули по очереди, только стемнело — двинулись в путь. Шли всю ночь. На рассвете залегли в густом кустарнике, нужно было ждать наступления темноты. Кто знает, когда удастся добраться до своих. Было голодно. У Талгата ныли раны. Наступил вечер. Снова в путь. Лес кончился, пошли открытым полем. Мучила жажда. Дважды на пути встречались населенные пункты, манил к себе скрип колодезных журавлей. Зачерпнуть бы ведро, припасть к холодной воде и пить, пить ее большими, жадными глотками... Но всюду немцы. Поэтому стороной обходили жилые места.
Третий день пролежали, зарывшись в стог прошлогодней соломы. Этот день был особенно мучительным. От жажды все пересохло во рту, Разговаривать стало трудно. Вместо слов из горла вырывался сухой хрип. Когда, наконец, спустилась ночь и надо было двигаться дальше, Яковенко нащупал Талгата руками, склонился к нему и прошептал:
— Толя, ты менэ бачишь
— Вижу, ты такое, Гриша?
— Толя, я ничого не бачу... Ну зовсим ничого... Я ослип, Толя...
Тут вспомнил Талгат, что от истощения у человека может наступить тай называемая «куриная слепота», проявляющаяся только ночью. И он сказал другу:
— Дай руку, Гриша. Ничего, это у тебя пройдет. Вот набредем на воду, напьемся, освежимся, и ты снова будешь видеть.
Григорий поник. Он долго шел, держась за руку командира, потом вдруг остановился:
— Знаешь що, Толя. Я, мабудь, зовсим ослип. Из-за менэ и тоби гибнуть глупо, а один ты, мабудь, доберешься.
— Не говори глупостей, Григорий. Ты не ослеп. Как только кончится ночь, ты опять будешь видеть. Не забудь, Что вдвоем мы можем рассчитывать пробиться к своим, а в одиночку погибнем оба.
Взялись за руки, двинулись в путь, Яковенко шел, неуверенно переставляя ноги, то и дело спотыкаясь.
К утру девятого мая набрели на глубокий овраг, на дне которого нашли грязную лужицу, оставшуюся от талого снега. Они припади к мутной, желтой от глины воде и буквально высушили ее жадными ртами. Жажду утолили, но тошнота то и дело подступала к горлу.
Когда совеем рассвело, подтвердился «диагноз» Талгата насчет «куриной слепоты». Григорий обрадованно воскликнул:
— Толя, я снова бачу...
А тот в ответ:
— Ложись... немцы!
Плюхнулись на дно оврага. Чуть выше, в пяти-шести шагах от его края, прошли гитлеровцы, так и не заглянув в овраг. Патруль ли, или просто прогуливались фашисты, но, как бы там ни было, явственно звучавшая немецкая речь вскоре стихла.
Да, дорога оказалась значительно длиннее, чем прикинул летчик. О прямой не могло быть и речи, ведь приходилось приноравливаться к рельефу местности, обходить деревни и села стороной.
Снова дневной отдых. С наступлением темноты — в дуть. В полночь услышали голоса. Остановились и, затаив дыхание, стали слушать. Вдруг все осветилось ярким зеленым светом. Залегли.
- Толя, що цэ?—спросил Яковенко.
В самом деле, что это? Не передний же край.-Его далеко видно и слышно. Не иначе, патрули.
Что делать, где и как укрыться? В этом месте овраг был неглубок, скаты пологие. Если гитлеровцы подойдут поближе, то в свете ракет их сразу же обнаружат. Укрылись под глыбой земли, нависшей козырьком, и затихли.
Ракеты погасли, а голоса все ближе и ближе. Уже совсем рядом. Изготовили пистолеты к бою, Но стрелять не пришлось — ушли фашисты. Летчик и полуслепой стрелок снова двинулись в путь. За оврагом какие-то землянки. Открылась дверь одной из них.
— Толя, куда мы прийшлы?—громко спросил Яковенко.
Сразу же раздался громкий испуганный голос:
Хальт!
Щелкнул затвор винтовки. Не теряя времени, Талгат выстрелил. И, видимо, попал: взревел от боли истошным голосом фашист, Талгат, схватив своего товарища за руку, кинулся в сторону. Помялась тревога. Загремели выстрелы. Взвились ракеты. Друзья бежали к темневшему поодаль лесу. Над головой посвистывали пули.
Вдруг на востоке небо заполыхало огнем. Это стреляли «катюши». Как не узнать их штурмовикам: Ил-2 вооружен «эрэсами»! Да, передний край уже близко. Надо торопиться.
Bсe быстрее уходили они в глубь леса, пока не оказались на краю болота. Захлюпала под ногами вода. Рассвело. Яковенко снова прозрел и радовался этому, как ребенок.
Как быть? Куда идти?
Ветер донес звуки собачьего лая. Не фашисты ли ищут беглецов? Так или иначе —путь назад отрезан. Надо лезть в болото. Вода все выше. Григорию она уже до пояса, Талгату — по грудь. Вперед идти нельзя и назад дороги нет: гитлеровцы все ближе. Пришлось стоять, дрожа от холода. Молчали. Только зубы выбивали мелкую дробь.
В болото собаки не пошли. Не сунулись туда и фашисты. Лишь бросали гранаты, которые рвались метрах в ста от беглецов, и кричали «хальт». Наконец они притихли. Совсем ушли или только притаились, а может, посчитали, что болото проглотило советских воинов?
— Як твои раны, Толя?—шепотом спросил Григорий.
— Я их не чувствую,— ответил Талгат.
Пожалуй, он говорил правду: голод, жажда и смертельная усталость притупили боль.
Простояли в болоте остаток ночи и весь день. Когда наступили сумерки, стали выбираться. Двинулись к югу, откуда доносился гул переднего края. За полночь вышли из леса. Впереди открылось село. Подошли ближе: вдруг удастся хоть воды напиться под покровом темноты. А когда запел в деревне петух, мелькнула надежда, что нет в селе фашистов, те давно бы всех петухов съели...
Вот и крайняя хата. С колодцем. Послышалась украинская речь. Шли по воду женщины и смачно, в сердцах ругали немцев:
— Шоб на них, злыднях, у пекли черты издыли!..
— Шоб им мий гусак поперек горла став!..
Летчики подошли к колодцу. Увидев их, бабы ахнули.
— Не лякайтесь, бабы. Свои мы. Советские,— заговорил Яковенко.
Старшая из женщин молча сняла с плеч коромысло, опустила ведра на землю. Летчики пили долго и жадно, а женщины потихоньку плакали, глядя на них. Потом сказали, что в селе полно фашистов и указали дорогу—огородами, оврагами — к реке. А за нею — наши!
Летчики двинулись в путь. Дошли до оврага. И вдруг
- Хальт!
Талгат с Григорием забыли об осторожности, шли, почта не таясь. И нарвались... Талгат выстрелил в фашиста, и летчики бросились бежать. Бежали долго, до полного изнеможения. Проскочили траншеи. Вот нейтральная полоса. Рвутся снаряды, и наши и гитлеровские... Вспышка взрыва! Лежит Яковенко. Наступил на противо-пехотную мину. Когда свои уже совсем рядом...
Талгат закрыл глаза боевому другу, вынул из карманов его гимнастерки документы и, простившись, пополз. Вот он, Северский Донец... Вошел в воду и поплыл. Остался какой-то десяток метров до берега, до своих. Но тут попал он в водоворот. Раз, другой хлебнул воды. Еле добрался до берега.
Отлежался Бегельдинов в полевом госпитале, вернулся в полк. Как раз к тому времени, когда развернулось сражение на Курской дуге. И пятого июля появилась в летной книжке очередная запись о боевом вылете.
Сражение приняло особенно упорный характер. Трудно приходилось пехоте. Здесь враг пустил в ход тяжел танки Т-6, «тигры» и самоходные орудия «пантера». Их мощную броню не пробивали противотанковые ружья, не всегда справлялись с ней и сорокапятимиллиметровые снаряды противотанковых пушек. Зато управлялись с ними «ильюшины». Возросла роль штурмовой авиации, которая все интенсивнее поддерживала наступающие наземные войска. Но все чаще встречали штурмовиков над полем боя вражеские истребители. Туго приходилось бы им в воздухе, если б не выручали «яки». В штурмовом авиационном корпусе генерала Рязанова воевала теперь истребительная авиадивизия генерала Баранчука, с которой штурмовики взаимодействовали постоянно.
Летчики все чаще говорили о Сереже Луганском, командире эскадрильи истребителей, которая отличалась особой надежностью прикрытия. Когда в воздухе «як» с бортовым номером «47», на котором летает Сергей, можно Штурмовать врага без оглядки.
...В одном из боев на звено младшего лейтенанта Бегельдинова навалились «фокке-вульфы». Часть из них «Яковлевы» связали боем, но другие сумели прорваться к штурмовикам. Один из них так привязался к хвосту машины Бегельдинова, что, казалось, не уйти. Но загорелся «фоккер», и пронесся рядом Як-1. Явственно виднелись крупные цифры на фюзеляже: «47».
Во время ужина Талгат разыскал в летной столовой хозяина «сорок седьмой». Поблагодарил Луганского за спасение. Разговорились. Оказалось, что земляки. С тех пор подружились накрепко. На взаимном уважении построена была эта дружба, на уважении к боевому мастерству, в котором им мало было равных: Сергею Луганскому — среди летчиков-истребителей. Талгату Бегельдинову — среди штурмовиков. Каждый из них сряжался мастерски, смело. Поныне вспоминает Талгат Якубекович, что к представлению командования на присвоение ему звания Героя Советского Союза была приложена и характеристика, написанная Героем Советского Союза Луганским.
Начались бои за освобождение Харькова. Снова и снова вылетало звено Бегельдинова в составе эскадрильи Степана Пошевальникова на штурмовку вражеского аэродромного узла. Горели на земле фашистские самолеты, так и не успев взлететь. За отличное выполнение боевых заданий командования Талгат Бегельдинов был удостоен в сентябре сорок третьего боевой награды — ордена Красного Знамени.
Война продвигалась на запад. Эскадрилья гвардии капитана Пошевальникова (к тому времени полк был преобразован в гвардейский) штурмовала переправы врага. 24 сентября особенно отличилось звено Талгата Бегельдинова, которое подавило зенитные батареи врага и уничтожило одну на переправ через Днепр. Фотоснимок, сделанный Пошевальниковым, засвидетельствовал результаты работы звена Бегельдинова.
Росла слава Талгата Якубековича как разведчика.
Разведка — профессия особая. Она требует от летчика умения увидеть и разглядеть скопления войск и техники противника, как бы тщательно ии были они замаскированы, с максимальной точностью определить их численность и куда они нацелены. Только этим определяется достоверность и ценность полученных данных. Поэтому все чаще отправлялся Бегельдииов звеном, а то и парой на разведку, каждый его вылет отличался высокой результативностью. «Наши глаза»—так называли Бегельдинова в штабе воздушной армии, 5-й гвардейской общевойсковой армий. Конечно, разведка, как правило, совмещалась с штурмовкой вражеских войск.
Так было, в частности, в боях за Александрию. Звено Бегельдинова не только разведало артиллерийские позиции врага, досаждавшие нашим наземным войскам, но и уничтожило одну из батарей, оказав пехоте большую помощь. Точно так же при разведке железнодорожного узла Знаменка были обнаружены и атакованы находившиеся под погрузкой железнодорожные эшелоны.
Объектом воздушной разведки 13 и 17 декабря были железнодорожные узлы Каменка, Долннская, Знаменка и Шевченково. Близ станции Долннская звено уничтожило пять танков и склад боеприпасов. На снимках, сделанных заместителем командира полка по политчасти, были запечатлены результаты боевой работы мастеров разведки и штурмового удара. Эту работу четверка Бегельдинова выполняла в нелегких условиях: им пришлось одновременно отбиваться от девяти «мессершмиттов».
В конце декабря — начале января Бегельдинов неоднократно привозил ценные разведданные, то которым успешно действовали части штурмового корпуса генерала Рязанова. Семь благодарностей от командования получил летчик за девять дней — с 29 декабря 1943 года по 6 января 1944-го. Дважды в день он доставляя точные сведения для наступающих советских войск.
Запомнился Талгату день в январе сорок четвертого, когда наградили его орденом Славы III степени. Прошло лишь два месяца со дня учреждения ордена, которым награждались солдаты и сержанты. Исключение делалось только для младших лейтенантов Военно-Воздушных Сил. Следующей ступени этого ордена Бегельдинову получить не довелось: вскоре ему было присвоено звание гвардии лейтенанта...
В дни Корсунь-Шевченковской операции 1-го и 2-го Украинских фронтов (24 января —17 февраля 1944 года) Бегельдинов десятки раз водил группы на штурмовку окруженных вражеских войск. Над землей висела низкая облачность. Летать приходилось на малых высотах. Тем не менее в эти дни ведомые Талгатом штурмовики уничтожили десятки автомашин и цистерн с горючим.
Первым из авиаторов-разведчиков 5-й воздушной армии Бегельдинов обнаружил замаскированные аэродромы, на которые сели присланные гитлеровским командованием транспортные самолеты с задачей вывезти из «мешка» генералов, офицеров и документы штабов окруженных соединений. Талгат проштурмовал аэродром и уничтожил пять самолетов Ю-52. Остальное по указанным им данным завершили штурмовики и бомбардировщики других частей.
Бои шли на Правобережной Украине. Сопротивление врага становилось все упорнее. Все чаще перехватывали штурмовиков и навязывали им воздушные бои истребители противника. Победителями в этих боях часто выходили не фашистские «асы», а наши «илы». Летчики шестерки Бегельдинова сбили одинадцать самолетов противника, три из них - Талгат.
В представлении на присвоение гвардии старшему лейтенанту заместителю командира эскадрильи 144-го гвардейского Львовского штурмового авиационного полка Талгату Якубековичу Бегельдинову звания Героя Советского Союза указывалось, что уже после награждения 27 января 1944 года орденом Отечественной войны I степени летчик совершил 155 боевых вылетов. На его личном счету девять уничтоженных танков врага, 27 автомашин с грузами и личным составом, пять артиллерийских орудий, семь минометов, три склада с боеприпасами и горючим, два паровоза, семь вагонов. В воздушных боях им сбито четыре вражеских самолета.
Отмечалось также, что как заместитель командира и штурман эскадрильи он многое сделал для повышения квалификации молодых летчиков.
Благодаря этому подразделение, совершившее за небольшой срок 1670 боевых самолето-вылетов, в том числе в сложной метеообстановке, не имеет ни одного случая потери ориентировки.
Командир полка гвардии подполковник Шишкин подписал этот документ 27 июня 1944 года. В тот же день его подписал и командир 9-й гвардейской Красноградской штурмовой авиадивизии генерал-майор Ф. А. Агальцов, На следующий день представление дополнилось заключением командира 1-го гвардейского Кировоградского штурмового авиакорпуса генерал-лейтенанта В. Г. Рязанова и командующего 5-й воздушной армией генерал-полковника G. К. Горюнова. И, наконец, последняя инстанция: «Заслуживает присвоения звания Героя Советского Союза. Командующий войсками 2-го Украинского фронта генерал армии Р. Я. Малиновский. Член Военного совета фронта генерал-лейтенант И. 3. Сусайков».
Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Талгату Бегельдинову высокого звания Героя Советского Союза датирован 26 октября 1944 года.
К 15 марта 1945 года, когда уже гвардии капитан по званию и командир эскадрильи по должности Талгат Бегельдинов был представлен к награждению второй Золотой Звездой Героя Советского Союза, счет его боевых вылетов достиг 240. К ранее полученным боевым правительственным наградам прибавились орден Александра Невского и второй орден Красного Знамени.
С 5 июля 1944 года гвардейский штурмовой авиакорпус Рязанова, на знамени которого красовались теперь ордена Красного знамени и Суворова, сражался в составе войск 4-го Украинского фронта, которые, преодолев упорное сопротивление врага, приближались к государственной границе СССР.
По два-три раза в день водил гвардии капитан свою эскадрилью на штурмовку войск противника в период боев за Львов. Особенно успешно действовала эскадрилья 14 июля в районе железнодорожной станции Колтув. На глазах у наступающих советских пехотинцев штурмовики уничтожили танковое подразделение врага, препятствовавшее продвижению наших наземных частей. Подвиг летчиков позволил пехотинцам сделать новый рывок вперед, за что они немедленно передали по радио благодарность авиационному командованию. И еще видели наши солдаты, как мастерски отбивались штурмовики от вражеских истребителей, как запылал «мессершмитт», сбитый командиром эскадрильи.
23 августа, когда в районе Стодолы противник предпринял мощную атаку против наших войск, его замысел был сорван штурмовиками, уничтожившими три танка и повернувшими вспять уцелевшие. Такую же помощь оказали пехоте штурмовики, возглавляемые Бегельдиновым, в бою за Подлесье. Командир стрелкового корпуса передал летчикам свою благодарность.
Всего в дни Львовско-Сандомирской операции эскадрилья Бегельдинова уничтожила 27 танков, 42 автомашины, 12 артиллерийских орудий разных калибров, подавила огонь девяти вражеских батарей.
Эскадрилья Талгата Якубековича часто базировалась отдельно от полка. Командир успешно справлялся с боевой работой. А самые трудные и ответственные задания выполнял сам, особенно при вылетах на разведку. Так, 17 сентября ему удалось обнаружить в районе Кросно тщательно замаскированные 15 танков и 10 автомашин с пехотой. Талгат тут же передал по радио координаты обнаруженной цели в штаб воздушной армии. Ему же было поручено уничтожить ее. И снова повел комэск свою эскадрилью на Кросно. «Ильюшины», сделав несколько заходов, уничтожили семь танков.
На следующий день повел четверку «илов» на разведку в район Крутова и обнаружил скопление пятидесяти автомашин с автоматчиками. Отбив атаки восьми «фокке-вульфов» и четырех «мессершмиттов», штурмовики уничтожили семь вражеских автомашин.
Бои идут уже на территории самой гитлеровской Германии. Эскадрилья Бегельдинова прикрывает советские войска, штурмующие города Гинденбург, Оппельн, форсирующие Одер. За этот период в личном деле гвардии капитана появилось десять благодарностей Верховного Главнокомандующего за отличное выполнение боевых заданий.
А в феврале сорок пятого Талгат сбил еще один, седьмой по счету вражеский самолет.
Дело было так. Вылетел он на разведку и встретился с вражеским самолетом-разведчиком ФВ-189. Это была тихоходная, но весьма маневренная двухфюзеляжная машина, прозванная у нас поэтому «рамой». Она использовалась гитлеровцами для разведки и корректирования артиллерийского огня. И сразу же пришло решение: нельзя отпускать ее, ведь не исключено, 4to фашист, покружив над нашими войсками, теперь спешит к своему командованию с разведданными. Сразу же убедился Талгат, что правы были летчики-истребители, когда говорили, что «рама»— неудобная цель. И раз и два атаковал ее Талгат, но безрезультатно. Гитлеровец умудрился даже ускользнуть от него в облачность. Рассчитав, в каком месте он вынужден будет выйти из облаков, Талгат подстерег «раму» и ударил из пушек по кабине и мотору...
Вылеты на разведку чередовались с штурмовками вражеских позиций. 14 марта 1945 года шесть «илов» уничтожили пять танков и три бронетранспортера в районе Куцендорфа. 8 марта под Шенау — удар по вражеской пехоте. 11 марта эскадрилья подавила огонь двух вражеских батарей и сровняла с землей до десятка зданий, превращенных фашистами в доты.
В начале апреля командующий 2-й воздушной армией генерал-полковник (впоследствии — маршал авиации) С. А. Красовский утвердил представление на присвоение во второй раз звания Героя Советского Союза гвардии капитану Бегельдинову. Через два месяца, в июне, последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР.
Война шла к победному концу.
Берлин уже в ста километрах. Бегельдинов получил почетное задание: разведать систему обороны врага в столице гитлеровского рейха.
...Над землей висели тяжелые кучевые облака. Когда самолет достиг цели, Талгат пошел на снижение. Под крыльями самолета лежал огромный город. С высоты полета Берлин казался гигантским макетом, разграфленным узкими линейками улиц.
Такого душевного волнения Талгат не испытывал со времени своего первого боевого полета: в числе первых советских летчиков он пролетал сейчас над городом-спрутом, гнездом германского милитаризма, логовом фашистского зверя.
Ни бомб, ни эрэсов не пустил он на этот раз в ход. Только фотоаппарат щелкал кадр за кадром, да тренированный взгляд разведчика фиксировал объекты для будущих штурмовок. В боях за Берлин счет боевых вылетов, совершенных Талгатом Бегельдиновым за годы войны, достиг трехсот.
Пришла долгожданная Победа. Трудная и окончательная.
Перед советскими Вооруженными Силами время поставило новую задачу: осмыслить огромный боевой опыт, накопленный за 1418 дней Великой Отечественной войны, и и на его основе развивать дальше советское военное искусство. А для этого нужно было сделать вчерашних фронтовых офицеров высокообразованными людьми, способными обеспечить высокую боевую выучку личного состава воинских частей и соединений. И направили дважды Героя Советского Союза Талгата Бегельдинова в Военно-воздушную академию, где уже учились многие прославленные летчики-фронтовики.
Быстро промелькнули годы учебы. Гвардии подполковник Бегельдинов стал заместителем командира полка, осваивавшего новую, реактивную боевую технику, а вскоре принял полк... Широкая дорога открывалась перед молодым полковником. Но один из полетов на еще мало освоенном реактивном самолете окончился неудачно. В 1964 году в возрасте сорока двух лет гвардии полковник Бегельдинов вышел в отставку.
Вернулся в родной Казахстан. Много лет работал в Алма-Ате в системе Аэрофлота. Был заместителем начальника Казахского территориального управления гражданской авиации. Мастерство, энергию и деловитость авиационного командира с благодарностью вспоминают его бывшие подчиненные.
...«Всегда учился»,— говорили мы не раз о Талгате Якубековиче... До предела загруженный работой, общественной деятельностью, он поступил во Всесоюзный заочный инженерно-строительный институт и вторично — после военной академии — получил диплом о высшем образовании. Дипломный проект защитил с оценкой «отлично». Под его руководством осуществлялось теперь строительство аэродромов и аэродромных сооружений во многих областных центрах республики. Таково было участие Талгата Бегельдинова в развитии воздушного транспорта в Казахстане.
Участвовал он также в возведении таких крупных промышленных объектов, как Лисаковский горно-обогатительный комбинат, Джамбулский завод двойного суперфосфат та и другие.
Страстный автомобилист, Талгат Якубекович несколько лет возглавлял Казахское общество автомотолюбителей.
На очереди — книга о жизни в авиаций. Талгат Якубекович задумал ее давно, а писать все было недосуг. Пора взяться за эту работу. Читатели ждут.
Жизнь — полная забот и труда — продолжается.