Главная   »   Богатыри Крылатой Гвардии. П. С. Белан   »   Борис Наливайко. БОЕВОЙ СЧЕТ ЛЕОНИДА БЕДЫ


 Борис Наливайко

БОЕВОЙ СЧЕТ ЛЕОНИДА БЕДЫ

Генерал-лейтенант авиации Леонид Игнатьевич Беда родился 16 августа 1920 года в селе Ново-Покровка Кустанайской области. В Уральске окончил учительский институт. Одновременно учился в аэроклубе. По окончании военно-авиационной школы пилотов в Оренбурге в августе 1942 года прибыл в 505-й штурмовой авиационный полк, вскоре преобразованный в 75-й гвардейский. Начал сержантом, рядовым пилотом, а к концу войны стал помощником командира полка. Совершил свыше 200 боевых вылетов, в том числе 147 в качестве ведущего группы. Звания Героя Советского Союза удостоен 26 октября 1944 года, вторично — 29 июня 1945-го. После войны окончил Высшую офицерскую летно-тактическую школу, в 1950-м —« Военно-воздушную академию, в 1957-м — Военную академию Генерального штаба. Его жизнь трагически оборвалась в декабре 1976 года. В Кустанае, на площади Победы, установлен его бронзовый бюст,
 
В синеве неба, над самым горизонтом, огненно плавился солнечный диск, и разбросанные ветром облака отсвечивали дивным багрово-медным светом. Шел 420-й день Великой Отечественной войны, а для летчика-штурмовика сержанта Леонида Беды война еще не началась. Прошло всего четыре дня, как окончил он военно-авиационную школу пилотов и теперь ехал в 505-й штурмовой авиаполк, который базировался на прифронтовом аэродроме северо-восточнее Сталинграда. Поезд шел утомительно медленно. Чем ближе к фронту, тем чаще и продолжительнее были остановки.
 
Эшелон остановился в степи. Вокруг — в какую сторону ни глянь— ни единого строения. Одна степь, седая, ковыльная, с островками колючего татарника. И широкий. Как на Кустанайщине, где остались мать с отцом и маленький братишка Коля.
 

 

Побыть бы дома. Особенно в этот день. Ровно двадцать два года назад он, Леонид, появился на свет... Мать испекла бы пирог, собрала бы за столом всю семью и, глядя на сына ласковыми глазами, приговаривала: «Как же ты быстро вырос, Леня!», Доброе слово сказал бы и отец.
 
Высоко в небе Леонид увидел большую птицу. Это был орел. Распластав крылья, он сделал над степью вираж, затем «горку», и Беда не мог не позавидовать тому, с какой уверенностью выполнил он эти «фигуры». Ему бы, Леониду, такое мастерство! В школе пилотов, разумеется, он уже летал самостоятельно, но маловато: всего семнадцать часов с минутами. В основном же изучал аэродинамику, вооружение, тактику, метеорологию. Конечно, кое-чему научился. Но сумеет ли он летать в одном строю с фронтовиками, вести бой с фашистами? Это тревожило больше всего...
 
Между тем, пролетев по замкнутому кругу, орел снизился, и Леонид разглядел голову птицы с загнутым подобно ятагану клювом и даже услышал шелест тугих отсвечивающих ржавчиной крыльев. Что он высматривал?
 
Сложив крылья и вытянув шею, орел ринулся вниз. И снова Беда восхитился полетом птицы, ее искусным пикированием. На какие-то секунды орел скрылся за буйной порослью татарника, затем снова поднялся над землей и, взмахивая широкими крыльями, улетел в степь, унося в когтистых лапах добычу,— быть может, того сурка, который оглашал степь своим свистом.
 
...К аэродрому Беда подъехал на попутной машине, груженной бомбами. Еще издали увидел заходившую на посадку шестерку «ильюшиных». Один из них заметно отстал, шел с опасным креном. Вероятно, подбит. Как-то сядет он? Но опасения были напрасными. Перед землей летчик выровнял машину, приземлился удачно. «Здорово летают!»— подумал Леонид и, поблагодарив водителя, зашагал к командному пункту.
 
Там, на КП, Леонид увидел майора — рослого, плечистого, с острым взглядом проницательных глаз. Это и был командир 505-го штурмового авиационного полка Леонид Карпович Чумаченко. Доложил:
 
Сержант Беда прибыл для прохождения дальнейшей службы!
 
Прежде чем поздороваться, Чумаченко бросил на стол влажный от пота шлемофон. «Только из полета вернулся,—подумал Леонид.— Может, это он на подбитом штурмовике садился?»
 
Майор повернул ключ в дверке сейфа и, достав личное дело Леонида Игнатьевича Беды, полистал документы, спросил:
 
- Как будем летать?
 
Вопрос был неожиданным.
 
— Как прикажете!— Леонид встал по команде «смирно».
 
— Не в приказе дело. Налет у вас маловат... Словом, так: сдадите зачеты по технике, в районе аэродрома полетаете, потом решим.
 
— В бой поскорее бы!
 
— Успеется. Нам летчики, а не летающие мишени нужны.
 
Его направили в эскадрилью капитана Владимира Сушинина.
 
На другой день погода резко изменилась: небо затянули темные облака, закапал дождь, над землей заколыхались седые клочья тумана.
 
У Беды было достаточно времени, чтобы ознакомиться с жизнью полка. Зачеты по матчасти и вооружению Ил-2 он сдал успешно. Потом капитан Сушинйн вылетел с ним на учебно-тренировочном самолете— технику пилотирования проверял. Комэск заметил, что у новичка нет уверенности, отсюда и скованность, огрехи в управлении машиной. Слетал с новичком еще раз.
 
Пришел сентябрь. Боевые будни однополчан по-прежнему были напряженными. А сержант все еще летал в зоне аэродрома. С каждым самостоятельным полетом чувствовал себя увереннее, но командир не торопился посылать его в бой. Каждый день летчики рисковали жизнью, а новичка берегли. Обидно и даже как-то неудобно было Леониду перед однополчанами:
 
— Товарищ капитан, когда же я полечу?
 
— Торопливость в нашем деле ни к чему, - ответил Сушинин.— За нее жизнью приходится расплачиваться. Ну, пошлю я вас за линию фронта. А кто даст гарантию, что вернетесь живым?
 
— От этого не застрахован и опытный летчик. А меня прислали в полк не для того, чтобы отсиживаться...
 
Но и на следующий день приказал ему комэск совершить полет вблизи аэродрома. Это был облет только что отремонтированного боевого самолета.
 
Леонид взлетел и направился в зону. Четко выполнял фигуры пилотажа, наблюдал за показаниями приборов. Время от времени докладывал на КП о работе систем, приборов и двигателя. Программа облета была завершена, и Беда развернул штурмовик на обратный курс. Впереди показались знакомые ориентиры аэродрома. Летчик собрался перевести Ил-2 на глиссаду снижения, но с КП донеслось:
 
— Внимание! Сверху справа «мессер»!
 
Беда бросил взгляд в сторону и увидел силуэт фашистского истребителя. Откуда он? Как прорвался сюда? А враг уже нацелился на штурмовик. Сейчас нажмет на гашетки, и — все... «Нет, не все!»— подумал Беда, и в тот момент, когда фашистский ас сблизился на дистанцию открытия огня, бросил Ил-2 в сторону. Огненные трассы пронеслись над кабиной. Гитлеровец проскочил мимо. Но вот фашист снова бросился в атаку. На этот раз увернуться не удалось — осколки продырявили фюзеляж, повредили рули управления. Штурмовик закачался, готовый сорваться в штопор. Прыгать? Слишком мала высота. «Сейчас самолет врежется в землю, и ты, Леня, взорвешься вместе с ним»... Хоть и неохотно, но машина слушалась рулей. Только крен убрать не удавалось. Сбросив обороты двигателя, Леонид схватил ручку обеими руками, ко на посадке штурмовик все же чиркнул консолью о землю, свернул с полосы и, вскочив в колдобину, встал на нос, скапотировал. Как отсюда выбраться? Густо капает бензин. Загорится изжаришься живьем...
 
Послышались чьи-то шаги. Беда насторожился.
 
— Жив?— послышался голос техника звена Гаршенина.
 
— Жив! - отозвался Леонид.— Откупоривайте поскорее!
 
Подоспели механики, приподняли штурмовик, и Беда выбрался из-под машины.
 
Подъехал на газике командир эскадрильи.
 
-— Руки, ноги целы?— спросил Сушинин.
 
— Вроде бы целы. Обошлось...
 
— Такие, брат, пироги.— Капитан покачал головой.— Теперь на отдых. А машину отремонтируют. На ней и в бой полетите.
 
Механики начали ремонт штурмовика в тот же день. Старательно помогал им Леонид. К вечеру закончили. В приподнятом настроении Беда шел на ужин. По дороге в столовую его остановил Сушинин:
 
— Завтра пойдете в бой в составе моей группы...
 
Настал час вылета. Летчики эскадрильи Сушинина направились к самолетам, вместе с ними и Беда. Взволнованный, он остановился у своего «ила». Механик сержайт Матвеев, как и положено, встретив командира экипажа, доложил:
 
- Самолет к вылету готов!
 
В школе пилотов Беда не однажды слышал такой доклад, но сегодня ой прозвучал как-то по-особому.
 
Штурмовики взревели моторами. Над аэродромом они выстроились в колонну звеньев и взяли курс к фронту. Пересекли Волгу, пронеслись над полыхавшим огнем городом. На изрытом снарядами поле увидели танки.
 
— Атакуем!—услышал Беда команду Сушинина.
 
Командир эскадрильи перевел штурмовик в пикирование, сбросил бомбы. Его маневр повторили ведомые. Над полем вздыбилась земля, заклубились лохмотья тротилового дыма. На выходе из пикирования Леонид заметил охваченный пламенем танк. Другой, размотав гусеницу, развернулся в сторону своих окопов. «Чистая работа!»— восхитился летчик.
 
Впереди и по сторонам то и дело вспыхивали облачка разрывов. Вражеская артиллерия вела огонь с лесной опушки. Сушинин приказал третьему звену подавить батарею. Остальные экипажи перестроились в пеленг и снова нацелились на танки.
 
 На этот раз, следуя за ведущим, Беда услышал команду:
 
— Бей по самому правому!
 
Летчик поймал в прицел броневую махину, хлестнул пушечной очередью. Удар оказался не совсем точным— танк остановился было, потом будто очнулся и опять тронулся к руинам города. У Леонида, казалось, закипела кровь: «Как же так — бил врага и не добил? Все равно доконаю!»
 
 
Танк попытался уйти из-под удара, но летчик держал его на прицеле. С бреющего полета он ударил почти в упор, и махина остановилась. Когда Леонид примкнул к ведущему и взглянул на свою работу, увидел, как черный мазутный дым, подкрашенный багровым пламенем, тянулся от подбитого танка к небу длинным траурным шлейфом.
 
— Превосходный дымок!—похвалил комэск Беду.
 
На разборе этого полета Сушинин сказал Леониду:
 
— Сработали толково, осмысленно. Один танк на ваш личный счет записан. Однако впредь от строя не отрываться. Это — опасно.
 
На очередное задание ушла лишь шестерка Ил-2. Ее вел капитан Сушинин. В составе группы летел и сержант Беда.
 
Штурмовики появились над целью, когда вражеские артиллеристы вели огонь по рубежу обороны. Леонид определил это по взрывам снарядов. Видел он и орудийную прислугу фашистов — словно муравьи, копошились они на своей позиции.
 
— Батарея справа!—подсказал комэск.— Разворот!
 
«Илы» перешли в пикирование. На батарею врага посыпались осколочные и фугасные бомбы. Прямым попаданием одно орудие было уничтожено. У зарослей кустарника загорелся тягач. В небо взметнулся сильный взрыв — видно, бомба угодила в ящик с боеприпасами. Батарея была разгромлена полностью.
 
На обратном маршруте экипажи обработали огнем пушек вражеские окопы и траншеи, что примыкали к самому городу. В этом бою Леонид держался свободнее. Он не допустил ни одной ошибки. Сушинин объявил ему первую благодарность.
 
А Беде думалось: один уничтоженный танк — это, конечно же, мало. У фашистов их сотни, тысячи. Бить их еще да бить! И все же приятно на душе: одним танком у врага меньше!
 
Над КП вспыхнула ракета — сигнал на вылет. Аэродром тут же ожил. Летчики заняли места в кабинах «илов». Гулко взревели моторы, и тяжело загруженные бомбами штурмовики пара за парой уходили в небо. Они держали курс к западной окраине Сталинграда, чтобы ударить по острию осаждавшей город группировки врага, которая теснила войска 62-й армии.
 
Бой предстоял нелегкий. Фашисты уже потеряли на этом направлении свыше 170 танков, 200 самолетов, но не изменили планов. Они ввели в бой свежие дивизии, их поддерживали прибывшие с других фронтов авиационные эскадры.
 
«Илы» летели на малой высоте. На окраине города у дымившихся развалин горели вражеские танки и машины.
 
— Выходим на цель!— услышал Беда в наушниках шлемофона голос Сушинина и увидел впереди по курсу колонну машин.
 
Удар нанесли мощный, с первого захода. В разрывах, в огне и дыму потонула земля.
 
Беда наблюдал за тем, что творилось на земле, и в то же время осматривался по сторонам. Так учил Сушинин... Неожиданно летчик увидел перед собой «фокке-вульф». Даже глазам не поверили самолет с крестами на фюзеляже был совсем рядом! Надо ударить! Такой подходящий момент, возможно, не скоро еще подвернется... Соблазн был так велик, что летчик забыл о всех предостережениях. Отвернув от строя, он на полной скорости погнался за «фоккером».
 
Натужно ревел мотор. В приделе все четче вырисовывался силуэт истребителя. Надо подойти к нему как можно ближе, чтобы бить наверняка. В эти секунды Леонид не видел перед собой ничего, кроме «фокке-вульфа». Все мысли, каждая клеточка мозга были сосредоточены на одном: «Сбить!». Но расстояние не сокращалось. Тогда Беда ударил с дальней дистанции и увидел, как срезанная снарядом часть хвостового оперения замельтешила в воздухе; закачался и сам ФВ-190, но не падал... И тут летчик заметил, как слева и справа от кабины молниями пронеслись огненные трассы снарядов. Подумал; товарищи тоже по «фоккеру» стреляют. Когда же «молнии» разорвали на плоскости его самолета обшивку, Беда оглянулся и увидел пару «фокке-вульфов». Словно эскортируя Ил-2, они готовы были разделаться с ним, едва ФВ-190, летевший впереди, выйдет из зоны их огня.
 
Лихорадочно перебирая в памяти возможные варианты ухода из-под удара, Леонид так и не нашел подходящего. Ситуация создалась сложная; гитлеровцы зажали его в клещи. В какую сторону он ни отвернет — все равно под огонь. Дорого отдал бы летчик, чтобы снова оказаться в строю эскадрильи: общими усилиями экипажи сумели бы отразить атаку «фоккеров». А что же теперь?
 
И Леонид решил уйти на бреющем полете. Гитлеровцы, не отставая, снова открыли огонь. Снаряд задел остекление кабины, осколки острыми жалами впились в грудь и плечо. Гимнастерка, руки, приборы на панели обагрились кровью. Тугие потоки воздуха врывались под разбитый фонарь. Гибель казалась неизбежной, потому что оба ФВ-190, не отставая, продолжали стрельбу. Выручили опрометчивого сержанта товарищи — отогнали истребителей.
 
— Тяните за Волгу!— приказал Сушинин летчику.
 
Пилотирование подбитого штурмовика — дело нелегкое. Ветер бил в израненное стеклом лицо, кровь заливала глаза, Леониду все казалось багровым; и гитлеровцы, что копошились на земле, и вода в Волге, и небо. Но дотянул-таки до своей «точки».
 
Летчика доставили в санчасть, обработали раны. Всю ночь не спал Леонид. Покоя не давали не только раны. Мучительными были раздумья о своей горячности. Никто не давал ему права на такое самовольство. Соблазнился «легкой» добычей... Еще куда ни шло, если бы он сразил врага, - говорят, не судят. Теперь же он не мог рассчитывать на снисхождение...
 
Лишь под утро Леонид забылся в тяжелом сне.
 
  Дни в стенах палаты казались Беде невероятно долгими. То и дело он вставал с постели, подходил к окну, слушал призывный рев моторов— эту симфонию аэродромной жизни. Мысленно он был рядом с теми, кто насмерть стоял у берегов Волги, кто наносил удары по врагу. И не столько уже тревожили раны, сколько душевная боль, обида за неудачу в бою.
 
Положение в Сталинграде обострилось. В центре города шли бои, нередко переходившие в рукопашные схватки. Надо бы в бой, но врачи не пускают.
 
В один из тех дней в санчасть пришел Сушинин.
 
— Едва вырвался,— сказал он, устало присаживаясь на табурет.— Как раны-то?
 
— Не раны — царапины. Заживут.
 
— А настроение как?
 
— Готов лететь, когда прикажете.
 
— Пока такого приказа не будет. Успеете полетать. А горячность в бою—ши к чему. Летчикам часто приходится рисковать. Но риск и азарт — понятия разные. Без головы можно остаться.
 
— Я осознал свою вину,— заговорил Леонид.— Знаю наказание схлопотал. Об одном прошу — от полетов не отстранять!
 
 Сушинин не без удивления взглянул на летчика:
 
Никто и не думает наказывать, тем более от полетов отстранять. Поправляйтесь — и в эскадрилью. Мы еще дадим фашистам перцу!
 
Однополчане приходили в санчасть не часто. Летчик не обижался. В эти жаркие дни у них просто не оставалось свободного времени...
 
Наступил октябрь. На всем фронте с неугасающей силой гремели бои, и летчики трудились, не жалея ни сил своих, ни жизни. Все понимали у берегов Волги решалась судьба Родины.
 
Как-то утром врач осмотрел зарубцевавшиеся раны Беды ощупал плечо, пообещал к вечеру оформить документы на выписку.
 
— Спасибо, доктор!
 
— Не стоит. В другое время, голубчик, подержал бы вас еще деньков десять. Потом в отпуск, в санаторий...
 
Леонид уже не слышал, о чем говорил врач. Скорее пришел бы завтрашний день! Беда подойдет к Сушинину, доложит о возвращении в строй. Теперь уже, наученный горьким опытом, он не станет безрассудно кидаться на врага. Постарается бить фашистов так, как его учили,— тактически осмысленно, расчетливо, наверняка. Бить так, чтобы они шкурой ощутили силу его ударов!
 
За этими раздумьями Беда не сразу заметил, как подъехала к санчасти машина. Из нее вытащили носилки. На них — человек. Лицо, шея и руки у него сильно обгорели.
 
— В перевязочную!— распорядился врач.
 
Леонид выбежал из палаты, спросил:
 
— Кто там на носилках?
 
— Капитан Сушинин,— ответил Макеев.
 
Командир эскадрильи с трудом приоткрыл глаза с опаленными веками и, взглянув на Беду, проговорил:
 
— Такие они, брат, пироги...
 
Сержант Беда вышел из санчасти с уверенностью, что в такое трудное время командир полка тут же разрешит ему боевые вылеты. Но майор Чумаченко, прочитав Справку врача, приказал:
 
— Полетаете в районе аэродрома. С недельку.
 
— Так долго?!
 
— С одной рукой много не навоюешь.
 
— Да ведь она в порядке!— Беда тряхнул рукой, и боль в плече пронзила тело.
 
— Можете идти,— только и вымолвил Чумаченко.
 
Командир звена старший лейтенант Макеев с пониманием отнесся к летчику. Он летал с ним на самолете с двойным управлением, отрабатывал технику пилотирования. А вскоре Беда тренировался уже самостоятельно,
 
На боевое задание он ушел в группе Бориса Макеева.
 
Перед вылетом старший лейтенант разъяснял, указывая на карту-схему:
 
— Нанесем удар по этому зданию.
 
— Здесь же наша пехота,— удивился Беда.
 
— Наши в этой половине, фашисты — в той.
 
— А если промахнемся, да по своим шарахнем? 
 
— Ничего не случится: пехота укроется в подвалах.
 
Удар нанесли, как и задумали, с первой атаки. Бомбы разворотили крышу, повредили стены. Из окон повалил густой дым.
 
При повторном заходе Макеев приказал:
 
— Бьем реактивными по нижним этажам!
 
Чувство тревоги за судьбу тех бойцов, что находились в другой, восточной половице здания, не оставляло Беду ни на секунду. Потому и целился он как никогда старательно. А когда рассеялся дым, смешанный с кирпичной пылью, увидел, что одна стена здания рухнула.
 
— Отлично!—оценил командир звена действия Беды, когда они вернулись из боя.— Наши «эрэсы» сделали свое дело.
 
И верно, пехотинцы вскоре сообщили, что штурмовики помогли им выкурить гитлеровцев из нескольких домов.
 
Борис Макеев был осторожен, но, попав в сложную ситуацию, никогда не терялся. Беда учился у опытного летчика мастерству метких ударов, смелому маневру над полем боя и быстроте реакции. За время совместных полетов он стал понимать ведущего без слов. К тому танку, что уничтожил в первом бою, добавил еще два...
 
В очередной — двадцатый—боевой вылет Беда также пошел ведомым Макеева. На подходе к цели, возле Орловки, разведка обнаружила скопление техники Брага: фашистские зенитчики вели плотный огонь. Надо было подавить батарею. Макеев и Беда снизились, нацелились на огневую позицию врага и, выполнив «горку», сбросили бомбы в самый ее центр. Ошарашенные ударом, зенитчики прекратили огонь, но едва группа приблизилась к колонне бронетранспортеров, снова открыли пальбу из уцелевших орудий. Тогда командир звена и ведомый зашли на ту же цель с другого направления, ударили «эрэсами». Вражеская позиция потонула в вихрях огня и дыма. Но и после этого стрельба по «илам» продолжалась, ожили орудия на высоте.
 
«Ильюшины» легли на боевой курс. Леонид выпустил по орудийной прислуге пушечную очередь. В ту же секунду над головой у него что-то треснуло. Летчик мельком осмотрел кабину: рваный осколок, продырявив фонарь и врезавшись в бронеспинку сиденья, отскочил от нее, скатился под ноги. Он пролетел, быть может, всего в сантиметре над шлемофоном, и, не наклонись Леонид к прицелу, пришелся бы в голову.
 
Оба штурмовика вышли из атаки. Беда ждал указаний командира — какое примет он решение: продолжать штурмовку батареи или идти на сближение с группой, которая уже доконала колонну? Макеев не сделал ни того, ни другого — он повел самолет с набором высоты, к облакам, и ведомый последовал за ним.
 
— Кажется, рули не в порядке,—передал командир Беде.—Выходите вперед. Курс —домой!
 
Едва Леонид занял место ведущего, как увидел в стороне четверку заходивших в атаку «мессершмиттов». Забеспокоился. Ведь самолет командира звена приотстал. Что же делать?
 
— Уходим в облака!— послышался голос Макеева.
 
Старший лейтенант сказал что-то еще, но речь его оборвалась: рация вышла из строя. Наверное, он подсказал, чтобы молодой летчик был- настороже, смотрел в оба.
 
Однако смотреть Леониду никуда уже не пришлось — штурмовик вошел в облака. Что же с Макеевым? Успел ли и он укрыться? Беда перевел Ил-2 на снижение, но едва вышел из облаков, как увидел пару Ме-109. Ведущий издали ударил из пушки. Леонид снова нырнул в облака. Понятно: стервятники подкарауливали штурмовиков под облаками. Что сделал бы командир звена? Наверное, изменил бы курс, пробил облака кверху, запутал врага.
 
Без бомбового груза штурмовик свободно набирал высоту. Тысяча пятьсот метров. Две тысячи. Три... Будет ли конец этим облакам? И тут в кабину брызнуло солнце. Ослепленный его лучами, Беда не сразу заметил опасность — двух «мессершмиттов». Значит, гитлеровцы предусмотрели и этот вариант. И напрасно он, Леонид, затратил на набор высоты столько времени. Найти Макеева было весьма сложно. А если и найдет, чем поможет? Оставалось одно — следовать на свою базу: ведь топливо было на исходе.
 
Штурмовик вырвался из облачного плена, когда до земли оставалось метров пятьсот. Вернее, до воды — внизу сверкала Волга. Выходит, самолет отклонился к северу. Удастся ли теперь дотянуть до своего аэродрома? Едва ли: горючего в баках совсем мало. «Иду на вынужденную»,— решил Беда.
 
Он выбрал ровную, рядом с полевой дорогой, площадку и приземлил Ил-2 словно на знакомой полосе. Впереди стояли домики, сараи. Летчик подрулил к ним. Мотор заглох.
 
Леонид осмотрел самолет. Топлива в баках не осталось.
 
«Раздобыть бы бочку бензина и — домой!»—подумал он.
 
Особых повреждений на машине поначалу Леонид не заметил. Защищенный броней мотор был в сохранности. Просто удивительно: пролетев сквозь плотный огонь зенитной артиллерии, Ил-2 уцелел! Живуч и надежен штурмовик! Отдельные пробоины в фюзеляже — не в счет. Механики заделают их быстро. Но средняя часть стойки шасси была так повреждена, будто ее нарочно подрубили. И как не отвалилась она при посадке? Скапотировал бы Ил-2.
 
«Задачка номер один», —задумался Беда.
 
Пока он размышлял, как быть, что делать, к самолету сошлись женщины и дети. Сначала они наблюдали издали: видно, не знали, чей самолет. Когда же увидели звезды на нем, заспешили к штурмовику.
 
От них Беда узнал, что неподалеку находится аэродром. Рассудил: без помощи авиаторов штурмовик не взлетит и побежал к аэродрому.
 
Вернулся Леонид на машине вместе с механиками истребительного полка. На ремонт и заправку затратили часа полтора.
 
Летчик поднялся в кабину «ила», запустил мотор и направил машину на взлет. Набрав высоту, он увидел махавг ших платками и пилотками людей, покачал им на прощание крыльями.
 
Прилетел в свое расположение.
 
— Где Макеев?—с тревогой спросил Беда механика.
 
— Он давно вернулся. Самолет на ремонте. А сам командир в столовой. Расстроен. Думает, что вас сбили.
 
Беда отправился на КП, чтобы доложить командиру полка о своих приключениях на обратном маршруте...
 
Так закончился для него еще один день войны. День, когда он совершил свой двадцатый боевой вылет. А сколько их, таких многотрудных, еще впереди.
 
Эта весть облетела всю страну: к вечеру 23 ноября 1942 года 45-я танковая и 3-я механизированная бригады, совершив стремительный бросок с севера и юго-востока, соединились возле поселка Советский. Так немецкие войска 6-й армии генерала Паулюса и частично 4-й танковой армии оказались в железном кольце.
 
Радостная весть окрылила Леонида Беду. Достав из планшета «Правду», он еще и еще раз перечитывал приказ И. В. Сталина: «Враг уже испытал однажды силу ударов Красной Армии под Ростовом, под Москвой, под Тихвином. Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!».
 
Как и все летчики, Беда готовился к боям. Однако мешала погода: шел снег, низкие облака и дымка до предела ограничивали видимость. Лишь изредка экипажи летали одиночно.
 
Один боевой вылет в дни окружения вражеской группировки у Волги Беда выполнил в паре с капитаном Владимиром Стрельцовым, новым командиром эскадрильи (прежний его ведущий Борис Яковлевич Макеев погиб при выполнении боевого задания). Комэск обнаружил замаскированную позицию вражеской артиллерийской батареи, штурмовики обработали замысловато расставленные орудия с такой точностью, что едва ли уцелело хотя бы одно из них.
 
А декабрьским днем коммунисты эскадрильи принимали Беду в свои ряды. Предложили ему рассказать биографию. Леонид волновался, не зная, с чего начать. Ничего необычного в жизни не было. Судьба его схожа с судьбами миллионов сверстников, тех, кто родился и начал самостоятельную жизнь уже после Октябрьской революции. Он рассказал коммунистам, где и в какой семье родился, добавил к этому, что окончил Уральский учительский институт, аэроклуб. А в партию вступает потому, что хочет идти в первых рядах строителей социализма. И здесь, на фронте, он постарается сражаться достойно. На вопросы по Уставу и Программе партии отвечал четко. Чувствовалось: основательно готовился человек к этому важному событию в своей жизни.
 
Председательствующий поставил вопрос на голосование:
 
— Кто за то, чтобы принять Леонида Игнатьевича Беду в члены Всесоюзной Коммунистической партии большевиков?—И, оглядев присутствующих, подытожил:—Единогласно!
 
Никогда еще Леонид не чувствовал себя таким счастливым, как в тот вечер. Товарищи поздравляли его, пожимали руку, а он улыбался им в ответ и с гордостью думал о своей принадлежности к партии Ленина, о той силе, что сплотила комунистов в боевой монолитный отряд единомышленников. И о том, что с рассветом начнется очередной день войны. Экипажи «ильюшиных» улетят за линию фронта, нанесут новые сокрушающие удары по врагу в «котле». В одном строю с ними уйдет в бой и Беда. Уйдет коммунистом!..
 
Отгремел атаками и боями суровый 1942 год. Зимой сорок третьего фронт могучим грозовым валом начал откатываться на запад. 505-й штурмовой авиаполк наносил теперь удары в полосе наступающих войск Южного фронта. Летчики поддерживали с воздуха рвавшихся вперед пехотинцев, артиллеристов и танкистов.
 
В службе Леонида Беды тоже произошли приятные изменения. На погонах засверкали две звездочки, а на груди — орден Красного Знамени. И еще одним событием были отмечены первые дни нового года: его назначили на Должность командира звена. Прежде ему случалось быть ведущим пары, но водить звено не приходилось. Леонид понимал: это — ответственно и часто советовался с командиром эскадрильи, теперь уже майором, Владимиром Стрельцовым по вопросам тактики, организации боя. Стрельцову нравился этот дотошный летчик — все-то ему нужно знать!— и он охотно делился опытом.
 
Однако полет в составе звена был пока делом несбыточным—трубили холодные, с метелями ветры, облака наглухо закрыли небо, и самолеты стояли «на приколе». Лишь при крайней необходимости в небо поднимались одиночно.
 
Как-то командир полка вызвал лейтенанта Беду в штаб,
 
— По данным наземной разведки в этом районе,— он обвел карандашом квадрат на карте,—находится конный корпус гитлеровцев. Приказываю немедленно установить координаты.
 
— Есть установить координаты! Разрешите идти?
 
— Не торопитесь. Вы представляете, какая погодка-то?
 
— Погода сложная, но лететь можно.
 
— Не забывайте об опасности. Ни на секунду. В таком полете она подстерегает самолет, как говорится, на каждом шагу.
 
Беда набрал высоту немногим более ста метров и очутился в густых облаках. На маршруте попытался снизиться и попал в снежный заряд: ничего не видно — ни земли, ни неба. Он надеялся, что снег скоро отбушует и тогда можно «зацепиться» за какой-то ориентир, выйти в указанный командиром район. За линией фронта темную лавину снегопада словно обрезали. Но где искать здесь врага?
 
То поднимаясь к нижнему краю облаков, которые нет-нет да и сеяли снегом, то рискованно снижаясь почти до бреющего полета, Беда пристально осматривал землю. На дороге увидел машину — не то. По железной дороге прокатила дрезина — и это не то. У селения заметил пару лошадей— обрадовался было. Но присмотрелся и увидел — крестьянская упряжка...
 
Время летело стремительно, а конницы не было. «Попробую северо-западный угол квадрата осмотреть»,— решил Беда и набрал высоту, насколько позволяли облака. Шире стал горизонт, но опять-таки никаких признаков конницы. Поле чистое. На свежем снегу ни единого следа. Лишь в стороне, у темневшей полосы леса, сверкали огоньки. Беда развернулся — и совсем неожиданно перед ним открылась широкая подковообразная ложбина. В ней — люди и лошади! У костров грелись гитлеровцы. Их было много, очень много — запрудили ложбину, овраг, лесную опушку. Вероятно, они находились и в тех избах, возле которых скопились машины и лошади.
 
Надо было доставить сведения как можно скорее. В любое время конница могла уйти, скрыться, и штурмовикам, которые вылетят для нанесения удара, обнаружить их не удастся.
 
— Цель обнаружена,— доложил летчик по радио и указал ее координаты.
 
Приземлив машину, Беда помчался на КП, доложил командиру полка о результатах разведки.
 
— Готов вести хоть эскадрилью,— добавил он.
 
— Вылета не будет,—сказал майор Чумаченко.—Цель в пяти километрах от линии фронта. Мы передали координаты артиллеристам. Они-то и накроют ее.
 
Зазвонил телефон. Чумаченко взял трубку:
 
— Слушаю, товарищ генерал. Летчик? Он рядом. Есть! Передам...
 
Положив трубку, командир улыбнулся:
 
— Артиллеристы благодарят вас,— и, положив трубку, добавил:—Хорошо поработали.
 
В конце сентября 1943 года Южный фронт перешел в наступление. 8-я воздушная армия Т. Т. Хрюкина поддерживала войска с воздуха.
 
Фашисты создали на подступах к Мелитополю, на реке Молочная, мощный оборонительный рубеж. Натиску наших войск противостояло около двадцати вражеских дивизий. Они прикрывали подступы к низовьям Днепра и Крыму. За оборону этого рубежа гитлеровцам выдавали повышенное денежное содержание, вручали отчеканенную в Берлине медаль «За оборону мелитопольских позиций».
 
Гвардии лейтенант Беда (не так давно 505-й штурмовой авиаполк был переименован в 75-й гвардейский) получил приказ уничтожить под Мелитополем железнодорожный эшелон. На задание вылетели шестеркой.
 
«Ильюшиным» пришлось преодолеть немалое расстояние, прежде чем Беда увидел эшелон. Штурмовики нагрянули в тот момент, когда гитлеровцы разгружали с платформ машины и орудия. Удар ошеломил фашистов. В середине состава загорелся вагон. Через минуту он взорвался с такой силой, что Беда ощутил, как Ил-2 подбросило. Это взлетели в воздух боеприпасы. Потом загорелись и груженные на платформах машины.
 
На аэродром вернулись без происшествий. По встревоженным лицам встречавших его друзей Леонид понял: что-то случилось.
 
— Дмитрий Прудников погиб... - тихо сказал инженер полка.
 
Жгучей болью отдалась в сердце всех однополчан эта невосполнимая утрата. Погиб командир эскадрильи, коммунист, один из первых в полку Героев Советского Союза.
 
На траурном митинге заместитель командира полка по политчасти гвардии майор Александр Иванов предложил почтить память Прудникова минутой молчания. Затем он призвал летчиков жестоко отомстить врагу за гибель отважного командира.
 
Вечером летчики собрались на ужин. Место за столом, где еще утром сидел Прудников, оставалось свободным. Беда молча смотрел на это место, и казалось ему, что вот-вот откроется дверь, в столовую войдет комэск, улыбнется своей доброй улыбкой и попросит официантку принести кваску «похолодней да поядреней»...
 
Когда бои разворачивались на подступах к Мелитополю, экипажу Беды приказали вылететь на разведку. По данным, поступившим из-за линии фронта, гитлеровцы перебрасывали подкрепления через мост на реке Молочная. Были известны и координаты. Однако вылетевшие на уничтожение переправы «илы» вынуждены были нанести удар по запасной цели — моста не было...
 
Наутро поступило подтверждение: мост врага действует, координаты те же. И снова командир полка гвардии подполковник Н. Ф. Ляховский (он вступил в должность почти одновременно с переименованием полка) ломал голову над той же загадкой: возможно, мост понтонный, и днем немцы убирают его, маскируют на берегах...
 
Ил-2 пересек линию фронта. Начался поиск цели. Пролетели с севера на юг и обратно. Никакого моста. Что же это, ошибка разведчиков? «Нет, что-то здесь не так»,— рассудил Беда. Волновался и воздушный стрелок сержант Семен Романов. В полете главная забота у него — наблюдение за небом. Но сейчас и он сосредоточил внимание на земле.
 
— Пролетим еще разок,— предупредил Беда стрелка.
 
Теперь Семен еще пристальнее осматривал реку, ее заросшие камышом берега. Возможно, гитлеровцы и в самом деле замаскировали понтоны где-то неподалеку от реки. Неожиданно Романов обратил внимание на то, что дорога подходила к самой реке и обрывалась. Такая же дорога была и на противоположном берегу. Значит, мост должен быть здесь! Но... моста не было.
 
— Что-нибудь видите?—спросил Беда.
 
В том месте, где дороги примыкали к берегам, Романов заметил, как тонкой ниточкой промелькнула странная тень, и догадался: мост под водой, на небольшой глубине. Сразу не заметишь —  вода рябит, отсвечивает. Хитро придумал враг... 
 
- Вижу, командир! Вижу!—выкрикнул Семен радостно.
 
Беда передал на КП короткое донесение.
 
К вечеру, когда колонны фашистской техники начали подтягиваться к «подводному» мосту, на цель вылетела шестерка «ильюшиных». Мост был разбит, разгромлена и техника...
 
Не выдержав напора наших армий, враг оставил рубежи на реке Молочная, и 23 октября Мелитополь был освобожден.
 
Гитлеровцы торопливо закреплялись на новом, выгодном для них рубеже — у берегов Днепра...
 
Оборона фашистов на Днепре оказалась на редкость мощной. Они сконцентрировали здесь значительные силы танков и артиллерии, огневые позиции расположили на правом обрывистом берегу. Оттуда и просматривали левобережье, вели огонь по нашим войскам. И все же на отдельных участках пехотинцы при поддержке «авиации и артиллерии форсировали реку, захватили плацдармы и теперь, расширяя их, закреплялись на правом берегу.
 
Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки вытеснить переправившихся с этих пятачков земли. Атаки следовали за атаками. Воины оборонялись стойко. Им требовалась поддержка с воздуха, и грозные «илы» очень вовремя появлялись на самых опасных направлениях.
 
Потребовалась им помощь и в тот памятный для Беды день. Его, недавно назначенного командиром эскадрильи, вызвал гвардии подполковник Н. Ф. Ляховский. Разложив на столе крупномасштабную карту, он объяснил задачуз
 
— В этом квадрате обнаружена танковая колонна. Приказываю найти ее и нанести удар. Вылет по сигналу с КП.
 
- Есть! — ответил комэск и отметил на карте квадрат.— Все двенадцать экипажей к вылету готовы!
 
 Не сумеете найти танки, трудно придется нашей пехоте.
 
- Найдем!— заверил Беда командира.— Никуда не денутся.
 
Он вышел из землянки и направился к штурмовикам. День был тихий и ясный, лишь изредка налетал ветерок, и тогда на лесной опушке тревожно шептались золоченые березки .
 
Настраиваясь на полет, Беда стоял в раздумье рядом со своим «илом», смотрел вдаль и слушал, как там, у берегов Днепра, клокотала в залпах артиллерийских батарей земля. А секундная стрелка описывала на циферблате часов круг за кругом. В такт этим секундам стучало сердце командира эскадрильи. Он волновался, хотя на счету было около ста боевых вылетов, не однажды водил в бой и группы «ильюшиных», но вот эскадрилью поведет впервые...
 
На летном поле, по сторонам грунтовой полосы, при каждом дуновении ветерка кланялся ковыль, такой же седой и буйный, как и в далеких казахстанских степях, где прошла короткая юность Леонида. Степь... Своя у нее жизнь. Свои запахи и звуки. И законы у нее тоже свои -степные. В стороне от летного поля кружил ястреб. Птица напомнила Беде того самого орла, что видел он по дороге на фронт. Ястреб высматривал добычу, и не было ему дела до того, что рядом шла война. Возможно, и сам он перелетел сюда от Днепра, подальше от опасности.
 
Командир эскадрильи имел лишь отдаленное отношение к этой птице: он улетал на задание с позывным «Ястребноль два». В остальном же ничто не связывало его с пернатым хищником. В какой-то мере, правда, Беда завидовал остроте его зрения, умению отыскивать добычу в таких густых зарослях...
 
Кто-то в ожидании вылета тронул струны гитары, и над землей широко полилась песня:
 
У прибрежных лоз, у высоких круч
И любили мы, и росли.
Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч,
Над тобой летят журавли...
 
Нет, не журавли пронесутся над древней рекой - эскадрилья, и горе тем, кто пришел с мечом на землю нашей Отчизны!
 
Над командным пунктом вспыхнула, очертила дугу зеленая ракета. Умолкла гитара, на полуслове оборвалась песня. Рев моторов, набирая силу, слился в единый вихревой гул. Штурмовики стремительно уносились в небо. В расчетное время в воздухе показались четыре пары «яков»—истребителей прикрытия. Их вели Герои Советского Союза Алексей Бритиков и Анатолий Константинов.
 
За линией фронта увидели в небе черные точки.
 
«Мессеры» слева!—доложил Романов.
 
Быстрокрылые «яки» тотчас же. сковали «мессеров» боем. Их тоже было восемь. На полной скорости носились они на горизонталях, то и дело переходя в крутую вертикаль, чтобы набрать выгодную высоту. Рядом с ними молниями сверкали очереди трассирующих снарядов. Неожиданно пара Me-109, сманеврировав почти над самым строем эскадрильи, напролом рванулась к штурмовикам.
 
— Сомкнись!— отдал Беда команду экипажам.
 
Боевые машины сократили интервалы и дистанцию, и
 
когда истребители приблизились, воздушные стрелки одновременно открыли по ним плотный огонь. Фашисты шарахнулись в стороны.
 
На подкрепление «мессерам» подоспели две пары «фокке-вульфов». И вся эта вражеская стая яростно кидалась то на истребителей, то на штурмовиков. Напряжение возрастало. Отражая атаки врага, летчики уже сбили двух стервятников: одного поразил очередью из пушки Алексей Бритиков, другого — Анатолий Константинов.
 
— Держитесь, ребята, цель близка!— подбодрил Беда истребителей.
 
...А танков все не было. Ни одного! По пыльной дороге проносились машины с пехотой, тянулись повозки. Но где же колонна танков? В стороне от дороги показалось село. Рядом — сады. На скошенном поле — стога соломы, разбитая арба. Наконец Леонид увидел четкие следы траков. Они обрывались у построек и зарослей садов. Так вот где гитлеровцы притаились, ожидая наступления ночи, чтобы двинуться к фронту, к Днепру.
 
— В атаку! - решительно скомандовал Беда.
 
Экипажи с ходу ударили реактивными снарядами. Маскировка с танков слетела, словно кисейная занавеска. Поле боя затянулось дымом, и жаркие языки пламени, прорываясь сквозь него, жадно лизали небо. Четыре костра чадили особенно буйно. Это горели танки. А рядом — кострами поменьше — полыхали машины.
 
— Чистая работа!— воскликнул Бритиков.
 
— Стараемся! - ответил Беда, довольный атакой.
 
В последнем заходе «илы» исчерпали боеприпасы и взяли курс в свое расположение. «Яки» следовали за ними неотступно.
 
Аэродром истребителей находился ближе к линии фронта, и Беда на подходе к ней передал Алексею Бритикову.
 
— Я «Ястреб-ноль два». Спасибо. Следуйте на свою «точку».
 
Эскадрилья оставалась без прикрытия. Но не это тревожило теперь Беду. Удастся ли дотянуть до своего аэродрома на остатках топлива?
 
Впереди открылся аэродром. Батарея наших зенитчиков отсекла путь «мессерам», и те повернули восвояси. «Ильюшины» приземлялись с ходу. Едва колеса касались земли, как моторы глохли: топливо кончилось.
 
Шел апрель 1944 года. Наши войска вели бои за освобождение Крыма. Командир эскадрильи Леонид Беда получил приказ нанести удар по аэродрому у Александровки, южнее Джанкоя.
 
К этому заданию готовились всеми двенадцатью экипажами. Вылетели затемно. Штурмовики подходили к вражескому аэродрому скрытно, в тот момент, когда небо трепетало первыми синевато-багровыми бликами. У деревьев матово отсвечивали «юнкерсы» и «хейнкели». Беда вывел «илы» к стоянке фашистской техники, нажал кнопку бомбосбрасывателя. То же самое сделали и ведомые. Земля вздыбилась огненными смерчами. Вспыхнули, загорелись фашистские самолеты. Заполыхали и аэродромные сооружения. Было видно, как гитлеровцы, выскакивая из жилых зданий, метались по аэродрому. Казалось, штурмовики разделаются с вражеской техникой без особых осложнений. Но пока «ильюшины» разворачивались для повторной атаки, в полный «голос» заговорили вражеские зенитки.
 
— Ваша цель справа! — указал Беда Анатолию Брандысу, своему заместителю, и четверка «илов» нацелилась на зенитные позиции.
 
А на взлетную полосу уже выруливали «мессеры». Ближе всех от них находились экипажи второго звена. Они и открыли стрельбу «эрэсами». Открыли в тот момент, когда истребители уже рванулись было на взлет. Подняться в небо не удалось ни одному.
 
Ударная группа продолжала громить вражескую технику на стоянке. Экипажи подожгли шесть самолетов, вывели из строя аэродромные машины обслуживания. Над землей клубились, закрывая небо, черные облака дыма.
 
Время штурмовки подошло к концу, и Беда распорядился
 
- Уходим. Домой!
 
Уцелевшие зенитки продолжали стрельбу. В момент разворота снаряд ударил в мотор самолета командира эскадрильи. Ил-2 бросило в сторону. Мотор резко сбавил обороты, будто нечем ему было дышать. Леонид пытался восстановить обороты сектором газа. Кабина начала наполняться удушливым дымом. Летчик понял: с таким повреждением далеко не улететь.
 
Едва штурмовик отошел от аэродрома, как мотор заглох. Планируя, комэск старался оттянуть самолет подальше от разгромленного аэродрома. Километрах в четырех выбрал ровный травянистый клочок земли и направил штурмовик на посадку. Приземлился на фюзеляж, пропахав землю винтом, словно лемехом плуга.
 
Открыв фонарь, Беда осмотрелся и спрыгнул на землю: «Отлетался,—тоскливым взглядом провожал он пролетавшие над ним «илы».— Что ж, прощайте, товарищи. Мне уж на «точку» не вернуться... Такие они, пироги!— вспомнилось излюбленное выражение Владимира Сушинина.— Где-то он теперь?..»
 
Снимайте пулемет!— повернулся Беда к Романову.
 
А с аэродрома уже мчались к ним вражеские мотоциклисты.
 
Леонид достал из кобуры пистолет, выстрелил в бензобак. Вспыхнуло, поползло по обшивке пламя. Быстро разгораясь, оно охватило мотор, плоскости, фюзеляж. Взрывались неиспользованные снаряды. Теперь-то штурмовик врагу не достанется!
 
Мотоциклисты приближались. Что же. делать? Бежать? Но где укрыться в голой степи?.. Оставалось одно—-драться!
 
Семен Романов смотрел на гитлеровцев, до хруста в пальцах сжимая ствол пулемета. Он ждал неотвратимого.
 
— Будем сражаться до последнего патрона!—заявил
 
комэск и достал из кобуры запасную обойму.
 
Патронов маловато.— Стрелок лег, изготовился к бою. Гитлеровцы мчались во весь дух. Все отчетливее различались их фигуры, слышались выкрики: «Форвертс!
 
Шнель!». Они торопились захватить летчиков живыми.
 
Фашисты были совсем близко. Комэск и стрелок взяли на прицел самых ретивых, тех, кто был поближе.
 
— Разрешите фугануть?— нетерпеливо спросил Романов.
 
— Пусть поднимутся на бугорок.
 
Однако гитлеровцы почему-то неожиданно попятились назад, понеслись по полю врассыпную. Леонид взглянул в небо: штурмовики эскадрилья атаковали вражью свору с бреющего полета.
 
 Гвардии лейтенант Брандыс зашел было на посадку, чтобы взять на борт экипаж; Но Беда заметил: самолет у него поврежден и жестами запретил посадку, Тогда на выручку пошел гвардии младший лейтенант Береснев. Он сел почти рядом с догоравшим «илом».
 
Беда и Романов втиснулись в кабины летчика и стрелка, и штурмовик, подпрыгивай на рытвинах, разбежался, взлетел.
 
Гитлеровцы опешили. Они не сразу сообразили, что случилось. Добыча, которая была уже, казалось, в их руках, ускользнула таким невероятным образом. Стрельба уцелевших мотоциклистов по самолетам оказалась слишком запоздалой...
 
Последним приземлился на своей «точке» Анатолий Береснев. И тут изумленные механики увидели: на землю сошли два экипажа! Беда пожал Брандысу, Бересневу, всем летчикам эскадрильи руки и направился на КП, чтобы доложить обо всем, что произошло в полете.
 
Техники и механики долго не отпускали Береснева -интересовались, как удалось спасти Беду и Романова.
 
— О чем здесь говорить?—сказал летчик.— Видим: такое дело стряслось! Брандыс приказал мне сесть, и я взял экипаж. Перед взлетом облегчил винт, дал полный газ. Ничего, обошлось, долетели!..
 
За спасение командира эскадрильи и воздушного стрелка Анатолия Береснева наградили орденом Красного Знамени.
 
Последние удары в Крыму штурмовики 75-го полка нанесли по вражеским рубежам на Сапун-горе и кораблям в Черном море.
 
А наутро следующего дня поступил приказ перебазироваться на один из аэродромов 3-го Белорусского фронта.
 
Старшему лейтенанту Веде было известно, что Белоруссия дала стране замечательных летчиков. Вспомнить хотя бы С. И. Грицевца. Храбро сражался он в небе Испании и на Халхин-Голе. Достойным учеником Сергея Ивановича стал П. Я. Головачев, уроженец Кошелевского района. Оба они дважды удостоены звания Героя Советского Союза. Редкий подвиг над хутором Зоринские Дворы совершил Александр Горовец, сын белорусского крестьянина. В одной схватке он сбил девять бомбардировщиков врага...
 
И еще знал Беда, что белорусы, как и люди казахской земли, щедры душой. Радушно, хлебом-солью встречают они воинов нашей армии, своих освободителей. Был наслышан и о небывало широком размахе в республике всенародной партизанской борьбы против немецко-фашистских захватчиков.
 
Какими-то окажутся бои на этой земле?
 
Полет по дальнему маршруту, посадки на промежуточных «точках» потребовали немало сил и времени. На 3-й Белорусский фронт прибыли перед самым началом знаменитой операции «Багратион».
 
— Надо бы рассказать людям о республике,— посоветовал Беда парторгу полка Л. В. Савельеву.
 
— Идея стоящая. Пусть знают, какой край и каких людей предстоит освобождать,— согласился тот.
 
— Кому думаете поручить беседу?
 
— Вам, товарищ командир.
 
В один из вечеров воины собрались у палаток. Леонид Игнатьевич рассказывал о Белоруссии так вдохновенно, словно жил там долгие годы. Такие беседы состоялись и в других эскадрильях.
 
Перед началом сражения Н. Ф. Ляховский, собрав командиров и партийных активистов, изложил обстановку, поставил задачи. Главная из них — поддержка наземных войск при прорыве вражеской обороны и развитии успеха в ее оперативной глубине.
 
Подготовка к боевым действиям началась в первый день, а точнее, в первый час после того, как полк, совершив перелет, вошел в состав фронта, командиры эскадрилий побывали на переднем крае участка оршанского направления, где намечался прорыв. Находясь на Ни, они изучали систему обороны врага, огневые точки. Изрытая траншеями и окопами земля была густо усеяна дотами, опутана колючей проволокой, заминированы все подступы,
 
Наступило утро 23 июня сорок четвертого гада. На широком фронте загремели залпы артиллерийских батарей. 3-й Белорусский совместно с i-м Прибалтийским и 2-м Белорусским фронтами начали грандиозную битву за Белоруссию.
 
Едва смолкли батареи, как в небо поднялись штурмовики. Первую шестерку вел гвардии старший лейтенант Дмитрий Жабинский. Командиром эскадрильи он стал недавно. В полк прибыл в сентябре 1942 года, когда шля боя у Волги. Тогда Беда и познакомился с ним.
 
Близилось время вылета и второй эскадрильи.
 
Незадолго до этой операции Семен Романов был ранен в руку. Ранение не считалось тяжелым: кость не задета. Лечился он в санчасти. После перевязки Семен попросил врача:
 
— Разрешите, доктор, в эскадрилью прогуляться? Аэродромная атмосфера как бальзам на руку я душу действует!
 
— Не возражаю. Не оступитесь только.
 
Романов сунул в марлевую подвеску руку и, прижав ее к груди, зашагал туда, где с самого рассвета гудели моторы «илов». Обидно было Семену в такое время оставаться не у дел. У самолета он увидел командира эскадрильи, подошел к нему.
 
 — Ну, как рана — заживает?— спросил Беда.
 
— Затянулась в основном,—ответил Романов.
 
— Стрелков у нас не хватает,— заметил один из летчиков.— Обещали прислать, да что-то не видно пока.
 
— Разрешите мне слетать с вами,—обратился Семен к Беде.
 
— Не имею права. Нарушение это.
 
— Лететь без стрелка — тоже нарушение.
 
— Как с одной рукой стрелять будете?
 
— Справлюсь!
 
 И Беда согласился. Товарищи надели на Романова парашют, пристегнули лямки. В следующую минуту он сидел уже в кабине стрелка.
 
— Запуск!— раздалась команда.
 
С началом артиллерийской подготовки за линией фронта все преобразилось. Земля окуталась облаками дыма, и всю эту завесу в разных направлениях пронизывали трассы снарядов и пуль. Пылающими кометами неслись над землей эрэсы наших славных гвардейских минометов—«катюш». И там, где они взрывались подобно клокочущему вулкану, никто и ничто, казалось, не могло уцелеть.
 
И все же не все огневые точки удалось подавить. Наземные войска никак не могли овладеть первым рубежом обороны. Шестерка «ильюшиных» нацелилась на позицию артиллерийской батареи, что вела огонь со стороны озера. Орудия находились в капонирах. Они были ограждены земляными валами. Зашли на цель. Уже после первого удара добрую половину орудий вывели из строя. В повторной атаке добивали технику и обслугу пулеметно-пушечным огнем.
 
В разгар боя прилетели истребители.
 
— Два «мессера» сверху и сзади!—доложил Романов,
 
Высвободив из подвязки раненую руку, он потянулся
 
к пулемету. В руке ощутимо кольнуло. Стерпел. Главное -отразить атаку врага, не допустить, чтобы он открыл огонь с близкого расстояния.
 
 Ведущий пары Me-109 шел со стороны солнца — старый прием. Семен прицелился, но враг оказался в самом створе солнца, и у стрелка потемнело в глазах. Пока прицеливался снова, сощурив глаза, фашист хлестнул очередью... Мимо! В следующую секунду  Романов все же поймал врага в перекрестие прицела. Очередь!. Вздрогнувший пулемет, казалось, разорвал руку на части, а все тело словно пронзило током. Превозмогая боль, Семен снова припал к пулемету. В этот момент, поняв, в чем дело, Беда выполнил разворот. «Мессер» оказался теперь в стороне от прямых лучей солнца — весь на виду, и Семен снова нажал гашетку. Сильная боль сковала тело.
 
Третьей очереди не потребовалось: не выходя из пикирования, горящий Me-109 пронесся мимо и врезался в землю.
 
Штурмовики развернулись на свою «точку». На встречном курсе показалась шестерка «илов». По бортовым номерам Беда увидел: в бой летели экипажи третьей эскадрильи Анатолия Недбайло.
 
Сразу после приземления Беда направился с докладом на КП. И тут же получил новый приказ — нанести удар по вражескому эшелону между станциями Орша и Толочин.
 
Шестерка «илов» искала эшелон недолго. Он вынырнул из выемки. Разглядеть, что находилось на платформах, накрытых брезентом, сразу не удалось. Можно было лишь предположить: коль эшелон шел на восток, значит, в вагонах и на платформах грузы для фронта.
 
— Бить по вагонам!— приказал Беда, нацеливаясь на паровоз.
 
Прямое попадание бомбы искорежило локомотив. В те же секунды ведомые обрушили бомбы на состав. Один из вагонов взорвался с такой силой, что пламя взметнулось на сотню метров.
 
Горело более дюжины вагонов, четыре разнесло взрывами. С платформ слетел брезент — на них были машины, Штурмовые орудия.
 
После четвертого захода от эшелона ничего не осталось—разбиты паровоз, более двадцати вагонов и платформ.
 
Фашистские войска группы армий «Центр» цепко удерживали заранее подготовленные рубежи, и наступление на оршанском направлении развивалось не так стремительно, как предполагалось. На отдельных участках наши войска вступали в затяжные позиционные бои.
 
На третий день наступления командующий фронтом генерал И. Д. Черняховский ввел в сражение конно-механизированную группу и 5-ю гвардейскую танковую армию. Штурмовики 75-го авиаполка громили артбатарёи врага в полосе наступления танковых бригад.
 
После очередного вылета к командиру эскадрильи подошли два младших лейтенанта. Представились: Александр Васйльчук, Владимир Фогилев. Оба стройны, сухощавы, подтянуты, оба рвались в бой. Но прежде чем отправить их на задание, следовало посмотреть, как они владеют техникой пилотирования, на что способны.
 
— Знаете, что такое «круг»?— спросил Беда.
 
-—Теоретически да,— ответил Васильчук.— Но практически...
 
Леонид Игнатьевич достал из планшета схему боевого порядка, начал разъяснять. Затем подозвал гвардии лейтенанта Дойчева, еще двух летчиков и каждому определил место в строю. Спросил:
 
— Вопросы есть? Нет? Тогда по самолетам!
 
Когда шестерка «илов» набрала высоту и выстроилась в «круг», Беда внимательно набюдал, как молодые летчики выдерживали дистанцию, управляли машинами. Да, держались они уверенно, на маневры ведущего реагировали мгновенно. И приземлились нормально.
 
— Вижу: в школе пилотов вас кое-чему научили,— заметил комэск, разбирая полет.— И все же придется потренироваться.
 
К первым боевым заданиям Васильчук и Фогилев готовились всесторонне. Время от времени Беда давал им советы, делился опытом. Словом, не бросил новичков в бой в самом начале операции «Багратион», когда так силен был огонь зенитной артиллерии. Лишь после того, как основные группировки врага на оршанско-витебском направлении были разгромлены, командир эскадрильи включил их в состав боевой группы. Перед вылетом наказал:
 
— Место в строю выдерживать строжайше. Не отрываться!
 
На подступах к переправе через Березину бешено заработали «эрликоны»— вражеские зенитчики прикрывали отход своих войск.
 
— Разомкнись!— распорядился Беда.
 
Ведомые тотчас же выполнили команду. Наблюдая за новичками, Леонид представлял, как волновались они в эти минуты. Волновался и сам: все-таки у ребят первое боевое крещение.
 
На дороге показались машины, и Беда скомандовал:
 
— Цель — перед нами. За мной!
 
Бомбовый удар застопорил ход колонны —в голове заполыхала машина. Шедший следом бронетранспортер, пытаясь объехать ее, опрокинулся. Создалась пробка. По этим машинам штурмовики и вели огонь.
 
— Сработали отлично!— поблагодарил Беда молодых пилотов.
 
Васильчук и Фогилев чувствовали себя на седьмом небе.
 
В боевой обстановке все меняется быстро. Менялась линия фронта. Менялись аэродромы. Беда привык к этому. К одному не мог привыкнуть — к разлуке с товарищами.
 
Еще вчера Н. Ф. Ляховский, умный, рассудительный и смелый командир полка, отправлял летчиков на задания. Вчера Наум Федорович и сам водил экипажи в бой. А сегодня он убывал к новому месту службы заместителем командира 1-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии.
 
Полк принял гвардии майор В. Ф. Стрельцов, штурман полка. Владимир Федорович, разумеется, знал, кто на что способен.
 
— Для вас особое задание,— сказал он Беде.— Вот железная дорога.— На карте Стрельцов показал линию, что тянулась от Орши через Толочин до Минска.— Надо сохранить ее.
 
Беда озадаченно взглянул на нового командира полка. Недавно штурмовики разгромили эшелон, повредили полотно дороги и за это представлены к наградам. А сегодня — иной приказ.
 
— Дело в том,— разъяснял Стрельцов,— что фашисты, отступая, уничтожают колею путеразрушителем—«адской машиной». Ваша задача — найти ее и уничтожить.
 
«Ильюшины» вышли к железной дороге в том месте, где разгромили вражеский эшелон. Тогда в обе стороны тянулись рельсы. Теперь же все здесь было разворочено.
 
Экипажи преодолели немалое расстояние, прежде чем увидели паровоз и большой, диковинной конструкции агрегат с кранами и какими-то очень уж массивными крючьями.
 
Всего одну бомбу сбросил Беда,— сбросил так метко, что взрывом выхватило кусок рельса вместе со шпалами. Путь отступления «адской машине» отрезан. «Илы» выполнили еще заход, и все было кончено. Разделались штурмовики и с паровозом.
 
Хорошо поработали и другие эскадрильи. Вскоре из управления железной дороги в штаб пришло такое письмо: «За умелые действия по защите Оршанского железнодорожного узла и прилегающих к нему перегонов от разрушения немецко-фашистскими захватчиками присвоено звание «Почетный железнодорожник» летчикам-штурмовикам Беде Л. И., Брандысу А. Я., Бойцову Ф. С., Воробьеву И. А., Недбайло А. К., Окрестину Б. С.» Тринадцати летчикам железнодорожники прислали фуражки со своей эмблемой.
 
Командир полка, собрав летчиков, объявил приказ командования о присвоении командиру эскадрильи Леониду Беде очередного воинского звания — гвардии капитана.
 
Смена аэродрома — дело привычное. Поступила команда, и гвардейцы полка уже к исходу дня прибыли на новую «точку».
 
Ночью, отдыхая, слышали они, как минский «котел» сотрясали артиллерийские залпы. Гитлеровцы пытались вырваться из окружения. Разгорелся жестокий бой, не утихавший и на рассвете, когда 75-й авиаполк подняли по тревоге. Владимир Стрельцов отдал приказ, и штурмовики ушли на задание.
 
Очаги схваток летчики увидели издали. К одному из них Беда и повел «илы».
 
Экипажи «фердинандов» не сразу заметили опасность. Они вели бешеный огонь по позициям наших подразделений. Удар с воздуха заметно охладил пыл врага: заполыхала одна машина, за ней на дыбы встала другая — ее остановил метким ударом Александр Васильчук.
 
— Превосходно!— подбодрил командир молодого летчика.
 
Израсходовав боеприпасы, «илы» вернулись на аэродром.
 
Уже не один день ликовали жители освобожденного Минска, а окруженные юго-восточнее города гитлеровцы, Окопавшиеся в «котле», изнуренные голодом, истерзанные ежедневными боями, выходили из леса и покорно складывали оружие. Но некоторые ярые фашистские вояки, подгоняемые генералами, продолжали сопротивление.
 
К вечеру гул моторов над аэродромом утих. Последней с задания вернулась третья эскадрилья. Анатолий Недбайло шел к штабу опечаленный — один экипаж не вернулся.
 
— Кто? - спросил Беда.
 
— Гвардии младший лейтенант Николай Киреев.
 
Утром перед вылетом из соседнего авиаполка тоже пришла печальная весть: погиб командир эскадрильи Герой Советского Союза Б. С. Окрестин—свой штурмовик он направил в скопление техники врага...
 
Фашистов ждала расплата.
 
Полетели три эскадрильи «ильюшиных». Над всей территорией окруженных войск громыхали взрывы, и к небу тянулись черные шлейфы дыма — горели танки, машины, тягачи. «Котел» превратился для противника в настоящий ад. Это был последний удар штурмовиков по окруженным в районе Минска фашистским войскам.
 
Вскоре снова поступил приказ перебазироваться на запад — к Неману.
 
15 июля 1944 года командир полка вызвал Дмитрия Жабинского, Леонида Беду и Анатолия Недбайло. Командиры эскадрилий склонились над картой.
 
— Это Алитус,— командир полка указал точку.— Юго-западнее его обнаружены танки. Разведка утверждает, что в этом районе «тигры». Гвардии капитану Беде приказываю: найти и уничтожить их.
 
В район штурмовки вышли точно. Но где вражеские танки? Скошенный луг. Справа по курсу жиденькая рощица. Слева мелководное озерцо, окаймленное зарослями камыша. Ни оврагов, ни холмов.
 
«Ильюшины» пронеслись на бреющем полете над указанным квадратом, развернулись и снова прошли над самой землей. В рощице танков не было — невозможно укрыться среди редких деревьев. Не могли они спрятаться и в приозерных камышах. А время идет... Вспомнились слова Вадима Дойчева: «танк — не иголка в стогу сена»... А почему бы танкам и в самом деле не укрыться в стогах сена? И тут же увидел следы гусениц.
 
Прицелился в стог, нажал гашетку. Прогремела пушечная очередь. Она разметала сено, а под ним оказался танк! По всему лугу зашевелились «стога». Расползлись «тигры».
 
— В круг!—скомандовал Беда.
 
Штурмовики перестроились и, получив свободу маневра, стали уничтожать технику врага. Вот и второй «тигр» горит — его поразил Вадим Дойчев.
 
Вражеская техника двигалась в рощице под прикрытием зенитных пулеметов. Туда же смещался я «круг» штурмовиков. Удобная возможность для атаки предоставилась ведомому командира эскадрильи Александру Васильчуку, и он не упустил ее.
 
На свой аэродром вернулись без потерь. Хитрость врага не удалась. Штурмовики уничтожили четыре «тигра», три машины с грузами и один мотоцикл. Радовался командир эскадрильи, что от полета к полету зреет боевое мастерство молодых пилотов Владимира Фогилева и Александра Васильчука: они уничтожили по одному «тигру».
 
Стремительным был бросок наших войск в операции «Багратион»— они продвинулись на 500—600 километров и вышли к государственной границе СССР. Позади в руинах и пепле осталась освобожденная белорусская и литовская земля. А впереди предстояла битва за освобождение от фашизма народов Европы, и воины готовились с честью выполнить свой интернациональный долг.
 
Готовились к новым боям на территории врага и авиаторы 75-го гвардейского штурмового авиаполка. Перед ними лежала Восточная Пруссия, вся в сети мощных укреплений из камня и железобетона. Краснозвездные «илы» летали над территорией противника и экипажи видели: каждый город, каждая деревня превращены в опорные пункты. А о Кенигсберге пленные гитлеровцы утверждали, что этот город неприступен ни с моря, ни с суши.
 
Фронт стабилизировался. Наши войска подтягивали тылы, накапливали силы для штурма долговременной, глубоко эшелонированной вражеской обороны. Командующий 3-м Белорусским фронтом генерал И. Д. Черняховский потребовал от авиаторов парализовать резервы и артиллерию неприятеля, наносить удары по железным и шоссейным дорогам.
 
Гвардии капитан Беда почти ежедневно водил эскадрилью за линию фронта. Это были трудные полеты. Штурмовикам то и дело приходилось прорываться сквозь плотный огонь зенитной артиллерии, отражать атаки фашистских истребителей.
 
В один из тех дней в полк прилетел командующий воздушной армией.
 
Полку давно были известны боевые заслуги генерала Тимофея Тимофеевича Хрюкина. В составе его армии летчики полка громили врага у берегов Волги, в небе Донбасса и Украины, в Крыму. Умудренный большим опытом, Герой Советского Союза Т. Т. Хрюкин умело руководил авнасоединениями и в дни сражения за освобождение Белоруссии и Литвы.
 
 Гвардейцы построились неподалеку от искусно замаскированных «ильюшиных». На правом фланге развевалось знамя полка, украшенное орденом Красного Знамени.
 
Командующий коротко рассказал о положение на фронтах, о задачах 1-й воздушной армии в предстоящей операций.
 
— Я прибыл к вам с приятным поручением,— продолжал генерал.— Мне выпала честь вручить высокие награды Родины отличившимся в боях летчикам.
 
Второй в Указе Президиума Верховного Совета СССР значилась фамилия гвардии капитана Беды Леонида Игнатьевича. Командир эскадрильи вышел из строя, и генерал вручил ему орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза.
 
Этим Указом такое же звание присваивалось и командиру первой эскадрильи гвардии капитану Дмитрию Ивановичу Жабинскому. Многие летчики полка, проявившие мужество и мастерство в операции «Багратион», также получили боевые награды.
 
...Январские дни 1945 года выдались хмурыми. Сплошные, низко нависавшие облака то и дело затягивали небо. Сквозь их взлохмаченную массу не пробивался ни один солнечный луч. Мельтешил мокрый снег, оттепель вызвала туманы, До предела ограничивая видимость. С утра до вечера летчики находились в боевой готовности и, как только наступало просветление, уходили на задания.
 
Однако в начале новой наступательной операции фронта «илы» из-за непогоды были прикованы к земле. Сухопутные войска штурмовали главную полосу обороны без поддержки авиации. Враг при каждом удобном случае переходил в контратаки.
 
На третий день небо несколько прояснилось, и майор В. Ф. Стрельцов познакомил Леонида с очередным боевым заданием.
 
— Но сначала посмотрите фотопланшет, предложил он.
 
Командир эскадрильи разложил на столе снимки первой полосы обороны противника. На них были четко видны башни вкопанных в землю танков. Вместе с Анатолием Брандысом начали в деталях анализировать обстановку. С какой же стороны лучше зайти на цель? В каком боевом порядке действовать?
 
В полдень восьмерка «илов» вылетела на задание. Пронеслись над вражескими окопами на предельно малой высоте, быстро развернулись, чтобы зайти на цель с фланга. По едва приметным демаскирующим признакам в вспышкам выстрелов Беда обнаружил фашистские танки. Расставленные в шахматном порядке на склоне возвышенности, они представляли для нашей пехоты серьезную преграду.
 
Группа набрала высоту. Командир эскадрильи перевел штурмовик в пикирование, все экипажи последовали за ним. Навстречу неслась земля, изрытая окопами и траншеями, среди которых выделялись танковые башни. На одну из них Леонид и нацелил свой штурмовик. ПТАБы— противотанковые авиационные бомбы — понеслись к земле.
 
Плавным движением Беда вывел машину из пикирования, бросил взгляд по сторонам. Семь штурмовиков летели рядом. Значит, все в порядке! На развороте осмотрел склон возвышенности. В двух местах ее из-под земли буйно выплескивалось пламя. Это горели вражеские танки. Но вкопанных броневых машин здесь было, вероятно, десятка два, а то и больше. Как же выкорчевать остальные?
 
Во время очередного разворота ощетинились огнем зенитки.
 
— Береза-ноль два,— назвал командир эскадрильи позывной своего заместителя.— Атакуйте «эрликоны»!
 
Анатолий Брандыс словно ждал этой команды: отвернул в сторону и увел звено к позиции скорострельных пушек. А Беда с остальными экипажами нащупывал новые танки. Летчики стреляли по ним, по траншеям и ходам сообщения, пулеметным гнездам...
 
К исходу шестого дня Восточно-Прусской операции оборона врага была взломана на широком фронте, и наши войска, преодолевая рубеж за рубежом, продвигались вперед. А в небе гудели моторы. Штурмовики крушили огневые точки, что преграждали пехоте дорогу...
 
...Шли бои на подступах к Балтийскому морю. По нашим наземным частям била береговая артиллерия противника. Гвардии капитан Беда прибыл по вызову в штаб. Приказ командира полка был краток?
 
— Уничтожить!—На карте он указал координаты.-— Вероятно, здесь она, эта артиллерия. Надо уничтожить.
 
На доразведку вылетели Вадим Дойчев и Александр Васйльчук. Через пять минут в небо поднялась и ударная группa. Изредка Беда выходил на связь с Дойчевым. Неожиданно в разговор вмещалась земля:
 
- Ваша цель справа по курсу, в южной част лесного массива.
 
Леонид хотел было ответить: «Понял. Иду на цель!» Но сдержался. На карте он увидел, что в том место, кроме заболоченного леса, ничего не было. К тому же «земной» корреспондент не назвал пароль. Значит, это фашистский радист-провокатор пытается ввести его в заблуждение. Не выйдет!
 
Тем временем раздался голос Вадима Дойчева:
 
— Цель вижу! Квадрат сорок два!
 
Командир эскадрильи приказал разведчикам примкнуть к группе. «Ильюшины» зашли на цель. Оберегавшие батарею зенитчики открыли огонь. Небо усеялось лохматыми «шапками». Но каждый летчик уже нацелился на «свою» орудийную установку. На батарею врага посыпались бомбы.
 
Гвардии младший лейтенант Васильчук летел вслед за Дойчевым. Он видел, как от самолета командира звена отделились четыре «сотки», и сам сбросил бомбы на соседнее орудие, стал ждать, когда же ведущий начнет выводить машину из пикирования. И тут увидел: за самолетом тянется струйка дыма, из-под капота вырвалось пламя. Штурмовик упал в центре батарей и взорвался. Вадим Дойчев погиб вместе со стрелком на глазах у всей эскадрильи.
 
Собрав экипажи, Беда повел их на позицию зенитчиков. Четыре захода выполнили они. На позициях не осталось ни одного уцелевшего орудия.
 
Вскоре появился Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Вадиму Пантелеймоновичу Дойчеву звания Героя Советского Союза посмертно. Тем же Указом— от 19 апреля 1945 года —звания Героя Советского Союза был удостоен и штурман полка Н. И. Семейко. А два дня спустя Николай Илларионович погиб. Гвардии капитану Семейко было всего двадцать два года.
 
 29 июня 1945 года Л. И. Беда был отмечен второй медалью «Золотая Звезда». Дважды Героями Советского Союза стали и его однополчане А. Я. Брандыс и А. К. Недбайло. Гвардии капитан Н. И. Семейко был награжден второй медалью «Золотая Звезда» посмертно.
 
Многие однополчане Леонида Беды отдали жизнь за нашу Победу. И она пришла. Пришла вместе с теплыми майскими ветрами и щедрым солнцем, яркими тюльпанами и буйной светло-розовой кипенью цветущих садов. Она ворвалась в сердца человеческие волной невыразимой радости, ни с чем не сравнимого счастья. Нет, Победа не пришла сама по себе. Советские воины шли к ней сквозь пламя боев и сражений. Маршрутами отваги и подвигов летели к ней и гвардейцы 75-го штурмового авиационного полка.
 
Доблестно сражался за нашу Победу и Л. И. Беда. 213 раз поднимался он в суровое небо войны. 213 раз летал сквозь огонь с единой мыслью — победить! Летал рядом со смертью, но остался жив. Не удалось врагу отлить ту пулю, выточить тот снаряд, которые сразили бы отважного витязя неба.
 
В последние годы жизни, став командующим авиацией Краснознаменного Белорусского военного округа, генерал-лейтенант авиации Л. И. Беда щедро передавал фронтовой опыт новому поколению воздушных бойцов. Высокая боевая выучка летчиков и штурманов, всех воинов-авиаторов округа, их готовность к подвигу — все это было его главной заботой. Он не знал покоя, всегда был там, где труднее. В груди его билось орлиное сердце — сердце летчика-штурмовика, героя, коммуниста