Главная   »   Во имя отца. Бахытжан Момыш-Улы   »   Слово тринадцатое. Назови мне такую обитель
 
 



 Слово тринадцатое

Назови мне такую обитель
Сказал Он: “О Адам! Ты сообщи им все
названия вещей ”. И вот когда он сообщил
им это, Бог сказал: ’’Ужель я вам не говорил,
что мне известны тайны и земли, и неба.
Я знаю то, что схоронили вы в сердцах или
глаголите открыто.
 
Аль Бакхара. Сура 2. стих 33
 
Подавляющее большинство людей живет в большом доме, называемом планетой Земля. Один Аллах ведает, каково настоящее имя этого небесного объекта. В настоящее время даже трудно назвать это космическое тело шаром, потому что некоторые ученые утверждают, что Земля имеет совсем другую форму.
 
Но и в этом исполинском доме у каждого разумного существа есть своя большая или малая колыбель, которую он называет своей родиной. А в этой колыбели существует уголок, называемый отчим домом. И есть еще место, куда в земной жизни проникают немногие, и называют его Небесной обителью.
 
А еще ученые утверждают, что на земле нет вообще ничего, не обладающего, разумом, что есть кремноидные, растительные, животные и духовные формы жизни. И еще они говорят о том, что вся жизнь едина, что мы со своей планетой и всеми каменными, древесными, звериными, человеческими и иными потрохами составляем ее частицы. Не все соглашаются с такими словами, однако я убедился, что все, что вчера казалось безумным, сегодня обретает контуры истинного.
 
Наверное, с самого начала истории хомо сапиенс люди задавались вопросом: “Как произошла жизнь на Земле?”, хотя часть людей ставит вопрос в принципиально ином ключе: “Откуда появилась жизнь на этой планете?” Конечно, существует множество разнообразных теорий, от Большого Взрыва, Единого поля до эволюции человека. Однажды Отец сказал:’’Дарвин произошел от обезьяны, а я — от волка”. Родоначальником тюрков считается Волк, но ведь и у волка должен быть свой родоначальник. Итак может длиться бесконечно, вплоть до пятипалого котилозавра, вылезшего из карбоновых болот и устремившегося в кордаитовые леса. Но даже в этом случае остается вопрос: “От кого произошла эта рептилия?” И наконец, мы углубимся в дебри молекулярной и атомной физики, квантовой механики и бог ведает, куда еще, пока не выйдем в область метафизики. И все равно, вопрос останется с нами.
 
Как бы то ни было, мы начнем склоняться к мысли, что жизнь ниспослана на Землю из других, более разумных и совершенных миров. Однажды Отец спросил:
 
— Тебе приходилось испытывать острую и беспричинную тоску?
 
— Конечно, как и каждому человеку, — ответил я.
 
— А тебе не казалось, что это душа, единственно бессмертная частица тебя, затосковала по своему истинному дому, по Небесной обители? — спросил он.
 
— Я как-то не задумывался об этом, — растерянно признался я.
 
— Наше путешествие по жизни не ограничивается Землей; это воистину беспредельное путешествие. Я рад верить в такой военный поход, потому что он открывает неисчерпаемые возможности для познания, развития и самосовершенствования. Возможно, скоро я с улыбкой оглянусь на свою земную жизнь, которая покажется мне младенчеством. Я увижу, наверное, и тебя, и Зейнеп, и Ержана. Но никого из вас я поддерживать не стану, потому что вы — не воины. Все свои энергетические силы я отдам для поддержания правнука, жаль, что я не увижу его на земле, но я верю, что хорошо разгляжу его с Неба, — сказал Отец.
 
— Откуда ты знаешь, какая ждет тебя там Небесная обитель? — слегка обиженный спросил я.
 
Родитель рассмеялся:
 
— Я знаю, потому что умеючи смотрю и вижу в отличие от тебя. Я получаю информацию из таких источников, о которых ты и представления не имеешь. Безграничный Абсолют, являющийся троном Аллаха, с позволения Всевышнего эманирует в галактики особую энергию познания. Эта энергия достигает солнц, которые генерируют их, адаптируют и, делая доступными для материальных миров, посылают к планетам. Наша Земля не исключение; она от солнца получает знания, перерабатывает их и отсылает обратно к солнцу, которое, в свою очередь, насыщает более сложным содержанием и передает в направлении Абсолюта. Я привел для тебя простейшую схему того, какими путями получаю для себя информацию.
 
Я почуствовал насмешку в его слонах, по каким-то странным образом ощутил за издевкой нечто очень серьезное. Поэтому я спросил, уже не боясь показаться глупым и смешным:
 
— Ну, и как же выглядит твоя обитель?
 
Глаза его затянулись какой-то радужной дымкой и он задумчиво и мечтательно произнес: 
 
— Там горы белые и прозрачные, там травы синие и юрты золотые… Там серебряные кони необыкновенной красоты. Там обитают существа, тела которых как бы состоят из переливающихся драгоценных камней. Но живут там и аруахи в облике земных людей. Вот так вкратце выглядит небесный Казахстан.
 
— И ты там снова будешь казахом? — спросил я.
 
— А как же?! — воскликнул он. — Там существует неограниченная возможность выбора, и каждый новый дух вправе стать существом любого пола и какой угодно расы. А я уже сделал свой выбор.
 
— Тогда я тоже выбираю остаться казахом, — сказал я.
 
— Для того чтобы остаться казахом, тебе прежде необходимо стать им, — отрезал Отец.
 
Сейчас я понимаю, как он был прав. Конечно, его странные умо-фантазии родились, чтобы в какой-то степени заставить мой мозг работать в направлении, идущем чуть выше обыденного, но они мне пришлись по душе, потому что указали новый путь. Меня охватило горькое сожаление о потерянном времени, но родитель успокаивающе похлопал меня по плечу:
 
— Не надо жалеть о прошлом; его не вернешь и ничего в нем не исправишь. Начни с настоящего и встань на путь сейчас.
 
… Я слушаю свое сердце. Оно пока не тоскует по Небесной обители. Наверное, потому, что еще не готово. И виноват в этом я, до сих пор не вступивший на Путь. У меня пока еще простое человеческое сердце, способное болеть только за земное. Но оно устает страдать за то, чего не в силах исправить. Поэтому мне кажется порой, что оно тихо закрылось от мира и от меня, требуя покоя и пощады.
 
Но зачем щадить сердце, если в нем нет боли за разрушенные аулы, за выжженные поля, за пустующие дома, за обезглавленные деревья, за слезы матерей, за рыдание детей, за потухшие взгляды отцов? Зачем человеку равнодушное сердце, если его не разъедает горечью белая соль Арала, если не выжигает кровь до серого пепла огонь ядерных полигонов? Разве погас он, если незримо сжигает жизни? Зачем человеку сердце, если оно не бедует над родными могилами? Зачем человеку сердце, если оно не умеет горевать вместе с афганцами, которых бросили в войну, не имевшую нравственного смысла, в ту войну, которая ранила их души кровавыми вопросами? Зачем человеку сердце, не умеющее плакать над горестями родной земли?
 
— Бескрылыми словами не утешишь ни народ, ни землю, ни небо. Холодными словами формального сочувствия не залечишь раны воинов, — сказал Отец. — Любая потеря возвратима, но потеря человека невозвратима. Главная сила армии и ее основная ценность — солдаты. Пренебрежение к солдату, человеку не приводит ни к чему хорошему. Можно вынести тело невредимым из самого жестокого боя, но когда убивают веру и душу солдата, то все лжемаршалы малых земель становятся душегубами, не заслуживающими прощения.
 
— Я поговорю об этом с Бахытжаном Ертаевым, с Хамитом Абировым, со всеми афганцами, которых знаю, чтобы узнать побольше, — пообещал я.
 
Родитель покачал головой:
 
— Не стоит об этом говорить, потому что ты не был с ними в пекле боев. Не испытав огня, ты не узнаешь мощи ожога. Это их горький и страшный опыт, а не твой. Тебе следует прежде узнать свою душу.
 
… А есть ли у меня душа? Зачем она беспамятному манкурту, если она давно умерла и остыла? А может, я не прав, и она просто спит? А что если она уже улетела в неведомые дали, оставив только пустую оболочку, которую я продолжаю называть самим собой?
 
Я говорю не о мудрой пустоте просветления, готовой принять безусловную и всеобъемлющую любовь к родине и народу. Я имею в виду бездуховную пустоту, не содержащую в себе даже виртуальных частиц нравственности, ту пустоту, которая заставляет носителя телесной формы предавать родителей, унижать братьев, оскорблять сестер, грабить родную землю. Эта пустота больше похожа на бездну, и вглядываться в нее опасно, потому что она поглотит тебя.
 
Но над бездной стоят люди, которые составляют народ, то есть бессмертную монолитную константу в космическом измерении времени. Они чувствуют свои корни на родной земле, ощущают, как по этим корням струится жизнедающий и жизнетворяший сок, и глубоко понимают, что это корни могучего Древа жизни, являющегося Осью Земли, великим Байтереком, раскинувшим свои необъятно широкие ветви над сынами и дочерьми своими.
 
… В нефтяном пожаре Кульсары, бушевавшем долгие месяцы, спеклась родная земля до крепости камня. Кусок этого вулканического образования я храню дома. Иногда смотрю на него и думаю, что и мой народ, горевший в высочайших огнях, превратился в такой же сверкающий монолит, в который вплавилась вся его история и которому уже не страшен никакой огонь.
 
А порой вспоминаю каменные образы Баян аула, где природную каменную статую старой матери, созданную ветрами и дождями, назвали бездумно Мыстан, то есть ведьмой. У окаменевшей от векового горя матери какие-то приезжие вандалы вырвали каменный язык, материнский язык. И стало горько от мысли, что из-за залетного холодного ветра время вырвало родной язык и у многих ее сыновей и дочерей.
 
На нашем языке Родина — это (Утаи. И хочется пожелать: “Отан, оттан аман шыс!", то ecu. Родина выйди невредимой из огня. У огня есть очищающее свойство, но не каждый его выдержит. Есть люди, для которых огонь является их естественной стихией. Это огненные люди. К ним относился и отец. А моя стихия — воздух, поэтому я слишком легкий и невесомый внутренне и устремляюсь туда, куда несет меня ветер. Знак мой — Весы. Поэтому, может, мне хочется все вокруг уравновесить и привести в гармонию. Но в жизни из этих попыток ничего не получается. О таң — О рассвет! Когда же минует ночь для моего народа? Но рассвет придет, и тогда в свете новой зари будут востребованы и люди огненные, и люди водные, и люди воздушные. Я верю в это будущее, потому, наверное, и живу.
<< К содержанию

Следующая страница >>