Главная   »   С любовью - ваш Ашимов. Ашимов Асанали   »   Мать театра. Сабира Майканова


 Мать театра

Сабира Майканова

Особые отношения связывали меня с Сабирой Майкановой. Мы с ней из одних краев, она дружила с моей матерью, а меня называла братишкой.
 
Будучи на сцене серьезной драматической актрисой, в жизни она была воистину ходячим анекдотом. Благодаря своей кристальной честности и порядочности она 19 лет пробыла парторгом Театра имени Ауэзова. Но поскольку русским языком Сабира-апай владела плохо, партсобрания порой превращались в комедию.
 
Читая однажды с трибуны написанный для нее кем-то доклад, она вдруг запнулась и ... заявила о своем несогласии с «собственным» текстом, а потом сняла очки и продолжила: «Это, дорогие товарищи, не мое винО».
 
Или как-то на собрании разбирали по заявлению жены поведение завхоза, который тайком встречался с костюмершей. В свою защиту завхоз заявил, что он импотент. Так и сказал:
 
- У меня не стоит!
 
Разгоряченная секретарь парторганизации крикнула в ответ:
 
- Ты врешь! У тебя стоит!
 
Призвать к супружеской верности аморального завхоза после этого не было уже никакой возможности: коммунисты рыдали от смеха.
 

 

Она не боялась быть смешной, потому что могла найти достойный выход из любой ситуации. Однажды наша актерская бригада гастролировала в Сузакском районе Южно-Казахстанской области. В те годы был обычай торжественно провожать актеров от границы одного совхоза до границы другого. На их стыке объединялись два дастархана, и шел большой пир. Сабира-апай, знавшая толк в хорошей еде, настолько плотно перекусила еще до проводов, что расстегнула пуговицу на юбке. Выходя из машины, она об этом позабыла. Первый тост по старшинству предоставили ей. Говорила она долго и красиво. Поскольку дыхание у актеров хорошо поставлено, между вдохами и выдохами юбка постепенно сползала к земле. Ануар Молдабеков зашептал мне на ухо: «Асеке. что делать? Я боюсь подходить к ней, идите вы». Я попытался шепнуть Сабире-апай, что она стоит без юбки. «Отойди!» - отмахнулась актриса. Я подошел с другой стороны, она опять отмахнулась: «Не мешай мне говорить тост». Хозяева, надо отдать им должное, сделали вид, что ничего не случилось.
 
Наконец Сабира-апай закончила говорить, нагнулась к дастархану. «Ойбай, - спохватилась она, обнаружив, что стоит в одной нижней юбке, и, как ни в чем не бывало, перешагнула через упавшую часть туалета: - Вы же все здесь мои дети, не обращайте внимания». С той поры холм, с которого Сабира Майканова произносила тост, в Сузакском районе называют «Сабира апайдын юбкасы тускен тобесi - «Холм, где упала юбка Сабиры-апай».
 
Она никогда не вела закулисных разговоров, все, что думала о людях, выдавала прямо в лицо. У многих остался в памяти случай, связанный с приездом в Алма-Ату на гастроли в 1983 году Московского театра имени Вахтангова - побратима Театра имени Ауэзова. Некоторые наши народные артистки втихомолку добивались, чтобы Сабиры Майкановой на банкете в честь приезда московских коллег не было. Официальный аргумент при этом был такой: она нас всех своим смешным русским оконфузит, но настоящая причина, конечно, была в другом - Сабира-апай на таких мероприятиях легко затмевала всех.
 
- Ай, шырагым, - отвечала она на замечания молодых коллег, - зачем мне рисоваться, если и так все складно получается.
 
И, произнося речи на партийных собраниях, продолжала говорить: «Спасибу, товарищу М...в. Вы сделал большому делу».
 
Так вот, на банкете, посвященном приезду московских коллег, Сабира-апай появилась очень нарядной - в красном бархатном платье, с замысловатой прической. Азербайжан Мамбетов усадил ее на почетное место рядом с Ульяновым, Максаковой, Целиковской, Яковлевым, Борисовой...
 
Затем он торжественно объявил. «Слово предоставляется матери нашего театра, народной артистке СССР, дорогой Сабире-апай». Несколько актрис, видимо, боясь не выдержать очередной триумф соперницы, после этих слов покинули зал. Когда Майканова, обращаясь к главному режиссеру вахтанговцев Евгению Симонову, без всяких церемоний заявила: «Ай, Симонову!» -москвичи зааплодировали.
 
- Я твоего отцу хорошо зналу, - продолжала актриса (Рубен Симонов, народный артист СССР, в свое время был главным режиссером Театра имени Вахтангова). - Тоже был великий режиссеру, ты на него похожу.
 
Ее слова сопровождались непрерывными аплодисментами актеров двух театров. При этом время от времени Майканова бросала в нашу сторону реплики на родном языке. Кинув, например, мимолетный взгляд на Михаила Ульянова, замечала: «Выпил он уже, что ли? Что-то лицо у него слишком красное». Но самое главное ожидало слушателей впереди: Сабира-апай стала оценивать актерскую игру москвичей.
 
- Ай, Симонову, - вновь обратилась она к главному режиссеру «вахтанговки». - Почему не даете званию моему подругу Целиковскому и Пашкову?
 
При этих словах обе именитые актрисы, к которым уже стали относиться как к списанным в тираж, заволновались. А Майканова продолжала: «Когда Ульянову с Борисову играли в «Иркутской истории», какая была пара!».
 
Актриса попала в точку: в самом вахтанговском театре редко уже вспоминали спектакль, где играли эти актеры. А Сабира-апай переходила к Лановому:
 
- Когда Василию Лановому игралу в фильме «Аттестат зрелости», он был совсем мальчику, а сейчас кто? Лауреату Ленинской премии!
 
Василий Лановой встал во весь свой немалый Рост и, склонившись, поцеловал актрисе руку: «Никто уже не вспоминает мою первую роль. Все думают, что начинал я с Павки Корчагина. Сабира-апай, вы действительно мать театра - мудрая, зоркая и знающая наше искусство».
 
Да, Сабира-апай подчас бывала по-детски наивной, смешной, абсолютноне приспособленной в быту, но при этом обладала принципиальностью и чутким, подлинно материнским сердцем. Однажды секретарей парткомов алматинских театров пригласили на прием к первому секретарю ЦК Компартии Казахстана. На выступления отводилось по 15 минут. Регламент не соблюла лишь Сабира Майканова. Через 20 минут ее попытались было остановить, но Кунаев поднял руку: тихо!.
 
В общем, Сабира-апай выступала 45 минут. А потом ее еще долго цитировал Кунаев.
 
Мы часто по привычке говорим «мировоззрение», хотя у многих оно ограничено стенами собственной квартиры, то есть это не «миро...», а «квартировоззрение». А Сабира-апай - не квартирного масштаба личность. У нее потолок был выше неба.
 
За себя и свою семью она не умела хлопотать, но в театре благодаря ей были сохранены многие молодые семьи, оказавшиеся на грани развода, а уж как она выбивала нам квартиры! Как-то я пожаловался, что нам тесно впятером в полуторке. Ничего не ответив, она в один прекрасный день взяла себе в подмогу академика Смета Кенесбаева и пошла с ним на прием к Есену Дуйсенову - главе города. Вскоре я получил трехкомнатную квартиру в центре.
 
Очень жаль, что на доме, где она жила, нет даже мемориальной доски - некому оказалось похлопотать об увековечивании памяти Сабиры-апай. А ведь ее Толганай в «Материнском поле» восхищалась даже спесивая театральная Москва. Она создавала образ своей героини крупными мазками, психологические переживания сочетая с трагизмом. «Материнское попе» с ее участием шло на сцене Театра имени Ауэзова больше 30 лет, но, как признавались театралы, сколько бы они ни смотрели этот спектакль, всегда хотелось увидеть его еще раз. «Материнское поле» стоило того: зрительный зал всхлипывал, и даже мы, занятые в массовке актеры, не сдерживали слез, когда Майканова-Толгонай, прижав к груди шапку сына, рыдает, упав на рельсы. Трагизм она передавала не ахами и охами, а мощным внутренним дыханием. Такое я встречал только у нее.
 
Вообще она была мастером раскрытия диалога при помощи специфических междометий казахского языка - эу, бей... Звуки эти непереводимы, могут обозначать все, что угодно. Умение пользоваться ими с уходом великих основателей казахского театра - Шакена Айманова, Сейфуллы Тельгараева, Камала Кармысова и, конечно, Сабиры-апай - исчезло с нашей сцены, равно как и крупные женские образы, которые умела создавать эта непревзойденная актриса. Другие тоже играют выразительно, ярко, но это уже не то... Другая игра.
 
У моего покойного друга, народного артиста Райымбека Сейтметова, который был в «Материнском поле» Жайнаком, младшим сыном Толганай, влажнели глаза, когда он рассказывал о ней: «Сабира-апай прижимает мою голову к груди, и я ощущаю теплоту и запах моей матушки. И мне хочется плакать».
 
Дважды за эту роль ее выдвигали на Ленинскую премию. Но в первый раз отложили в долгий ящик, а во второй - просто не дали.