- Я посылал Жумабая в город к самому хазрету, чтобы узнать приговор. Благоверный хазрет Ахмет Риза определил: смерть через повешение. Нечестивца удавить на виселице.

 

- На виселице?! - вскрикнул Каратай.

 

Божей широко раскрыл глаза, с нескрываемым возмущением - и даже с отвращением - уставился на Кунанбая. Но тот не дрогнул, серое каменное лицо его выражало непостижимую жестокость. Божей, после ага-султана в округе второй по значимости человек, гневно воскликнул:

 

- Эй, неужели это окончательный приговор? Будь он даже грязнее собаки - но ведь это наш человек! Он нам родня!

 

На эти слова ага-султан ответил столь же гневно:

 

- Что? Если кто-нибудь считает его родней, печенью своей драгоценной - пусть у того лопнет эта печень! Кто посмеет спорить с шариатом? Будь Кодар дорог мне как благословенная вечерняя молитва -все равно отверг бы его и отдал под приговор шариата. Он заслужил это наказание. И я не отступлюсь!

 

Почувствовав всю безмерную ярость Кунанбая, Божей содрогнулся; не смея больше ничего высказать, коротко бросил:

 

- Если такты уверен, что ж, воля твоя.

 

Байсал продолжал молчать. Не стал поддерживать Кунанбая, не возразил и Божею. Суюндик и на этот раз последовал примеру тех, кто предпочитал не перечить ага-султану, и кто готов был всю ответственность за его решения переложить на его же плечи.

 

- Весь народ - под тобой, и преступники все в твоих руках. Кому как не к тебе приходить гонимым и обращаться беженцам за помощью. Только что бы там ни было, суди праведно, все хорошенько расследовав. В остальном решай своей волей.

 

Так высказался Суюндик, внимательно глядя не на Кунанбая, а на Божея. Если тот ведет себя столь сдержанно, значит, он что-то знает? И Суюндик решил отойти в сторону.

 

Остальные, один за другим, высказались также: «Надо сначала как следует расследовать, потом судить.» Говорилось это как бы между прочим, без особенного чувства ответственности за слова. И те, что всегда лукавили перед Кунанбаем и молчали, и те, которые пытались ему возражать, хорошо понимали друг друга.

 

В представлении Божея, дело Кодара имело для Кунанбая какое-то особенное значение. Божей чувствовал, что в связи с судом над Кодаром среди многосторонних интересов властителя появился еще один Какой - этого Божей не знал Во всяком случае он решил, что вся ответственность за последствия дела Кодара должна пасть на Кунанбая Ведь никто из аткаминеров не согласился с ним, даже в угоду ему

 

Кунанбай все это хорошо понял и прочувствовал Но если все эти люди, не придя к согласию, стали бы даже грызться между собой, для него это мало что значило Пусть сторона «Божей - Суюндик» имеет свой взгляд на дело, у него есть свой И все будет по нему Он даже не стал выяснять их мнений И они отмолчались - это и устраивало Кунанбая Ведь окончательного «да, я это сделаю именно так» он не высказал А они и не спрашивали

 

Находившиеся здесь пять-шесть человек были аткаминерами разных родов, и пришли кага-султану, властителю рода Тобыкты, чтобы разрешить спорные дела многих сотен своих соплеменников У каждого аткаминера за пазухой было припрятано и множество личных жалоб и заявлений, решение которых зависело от ага-султана

 

Получив от русских властей свое назначение, Кунанбай сразу вырвался из рядов прочих владетелей и управителей, поднялся над всеми Теперь у него в огромном краю - вся власть в руках Обзавелся друзьями среди русских чиновников в городе Кунанбай богат, мог творить что ему угодно, руки у него развязаны Никто не может сравниться с ним в делах, у него железная хватка И к тому же он образован, красноречив, обладает сильным, трезвым умом Все это позволяет ему иметь большое влияние на людей, и он самый первый среди своих на всем пространстве огромного уезда

 

Но если опора на свой сильный и богатый род Тобыкты давала Кунанбаю преимущество, это же обстоятельство привносило слабину в его властное положение «Птица взлетает на крыльях, садится на хвост» Этими крыльями и хвостом для него являются главы других, кроме Иргизбая, родов-старшины Байсал и Божей, оба примерно ровесники ему За последние годы они что-то не очень откровенны с ним Каждый себе на уме и, кажется, они потихоньку подсиживают его Кунанбай это знает, однако дела управления ведет так, чтобы в нужное время они поддерживали его решения или хотя бы не мешали, вот как на сегодняшнем собрании

 

В конечном счете, важно то, чтобы на глазах у народа как бы творилось их совместное правление, и тогда если поюрит Кунанбай - Божею и Байсалу отвечать вместе с ним О чем вслух не говорилось, но он знал об этом, знали и они Кунанбай среди них был на столько сильным властителем, что ему безразличны все их тайные козни и помыслы И все же, хоть он и возглавлял Иргизбай, самый богатый род в Тобыкты, большое влияние на дела округа имели и властители других родов, представленные пятью-шестью присутствующими здесь баями и аткаминерами Весомость каждого из них определялась силой и богатством рода

 

Почтенный Божей, сидящий по правую руку Кунанбая - вожак многочисленного рода Жигитек, в прошлом из жигитеков происходил сам могущественный властитель Кенгирбай, правивший железной рукою Это после него жигитеки совсем распустились, стали использовать военную силу ради грабежей и разбоя, создали ватаги лихих скотокрадов-барымтачей Теперь жигитеки в миру - непокорные крикуны и забияки, драчуны и задиры, большого богатства, однако, не нажившие

 

Вот Байсал, рыжебородый и синеглазый - из весьма почитаемого рода Котибак Род этот носит прозвище «Табун длинногривого айгы-ра» - из-за своей плодовитости и многочисленности соплеменников Котибаки разводят скот, но не стесняются и угонять его у соседей, захватывают из года в год большие куски чужих пастбищ и, зная, что их много и они сильны, не боятся пускаться в самые рискованные темные дела

 

А вот Суюндик из рода Бокенши, самого малочисленного среди остальных И скота у бокенши не так много Самым близким приходится для них род Борсак, который почти слился с Бокенши Из бор-саков был тот самый Кодар, которого сегодня судили на собрании старейшин

 

Сам же Кунанбай - из тобыктинцев рода Иргизбай который меньше по численности, чем Котибак и Жигитек, но по количеству скота, степного богатства, несравнимо превосходит все другие роды, и потому иргизбаи свою власть распространяют над всеми племенами Тобыкты

 

По родству Байсал ближе к Кунанбаю чем Божей и Суюндик, поэтому в тех случаях, когда вынуждены были пускать в ход шокпары и соилы призывался на подмогу прежде всего Байсал с его дружинами из воинственных когибаков И Кунанбай, помня об этом, старался не потерять своего влияния на Байсала

 

Каратай же ко всем этим сильным фигурам был не особенно близок, он весьма отдаленная родня им по косвенным линиям и правит делами мелкого рода Кокше Род хотя и небольшой, но искони находится в добрых отношениях с широким кругом племен степного народа и уважаем в этом кругу.

 

Общинная деятельность и расторопность именно этих, присутствующих на совете, аткаминеров служили примером для множества других правителей родов и племен, а также всех белобородых и чернобородых - аксакалов и карасакалов - бесчисленных аулов

 

Сложнее других отношения с кареглазым красивым Майбасаром, младшим братом Кунанбая, которого он всегда сажает на торе рядом с собой С ним непросто. Ага-султан выдвинул его в волостные старшины - и сразу же Майбасар стал отдалять от себя всех друзей, близких, подручных Кунанбая. Будучи внешне молчаливым и смиренным перед старшим братом, Майбасар в душе настроен по отношению к нему весьма строптиво и задиристо. Он легко идет со всяким на ссору, вероломен, жесток. Из всего рода Иргизбай аткаминер Майбасар один дерзко примерялся к власти, которой достиг Кунанбай.

 

Майбасар же явился причиной глухого недовольства между Бо-жеем и Кунанбаем, причиной его разлада со многими аткаминерами.

 

Месяца за два до этого люди, исстрадавшись от произвола буйного Майбасара, подослали к ага-султану Божея, чтобы он передал устный приговор-прошение: «Убери Майбасара с должности». Но Кунанбай, хорошо зная, чем вызвано такое прошение и что в нем все вполне справедливо, никак не отозвался на него. Беспредельный самодур, открыто творящий произвол, грубый и бессовестный правитель-такой старшина Тобыкты и был нужен Кунанбаю, чтобы на него сваливать все зло, творимое властью - ведь Майбасар был весь на виду со своими неправедными делами. У Кунанбая был свой расчет: если Майбасар станет, словно взбесившийся айгыр, притеснять, гнать вверенный ему табун, то этот же табун будет грызть, рвать, тащить на суд более высокой власти самого же бешеного айгыра...

 

Итак, решение относительно дела Кодара ага-султан оставил без окончательного определения. Сделал это преднамеренно. Ибо то, что он услышал от старшин, не отвечало его ожиданиям. И как всегда, не получившее общего решения дело, но угодное его произволу, он свел к двусмысленному умолчанию.

 

К концу схода старшин Кунанбай увел знимание собравшихся резко в сторону, начав разговор о том, какие виды на корма надо ожидать в этом году и, в связи с качеством всхожести трав - какие назначить сроки кочевки. Если сидящие здесь, на общем совете, будут согласны, есть предложение кочевать до пастбищ Баканаса, Байкошкара, расположенные за перевалами Чингиза. И хотя земли эти принадлежат роду Керей, но надо его потеснить и поставить свои юрты, как и в прошлые годы, по берегам двух рек, протекающих там. Уже в продолжение немалого времени, потихоньку захватывая и удерживая эти места, всевластные Тобыкты намеревались совсем отнять их у кереев, которым такие просторы вроде бы ни к чему, ибо у них совсем мало скота.

 

Перейдя к этим обсуждениям, старшины родов заметно оживились и, до сих пор сидевшие молча, с насупленным видом, вдруг все дружно заговорили..

 

Тут юный джигит Жиренше, незаметно подав знак Абаю, вышел из юрты. Абай находился в смутном раздумье, хотя вместе со всеми тоже пришел к выводу, что надо прежде доказать преступление, потом определять наказание. Чрезвычайно болезненно, с внутренним отвращением и неприязнью встретил он отцовские слова «повешение... виселица...». Стайным страхом, недоверием глядя на отца, мальчик подумал: а ведь он этого хочет, и он это может... Было похоже, что только он один догадывается об этом, остальные, видимо, не очень-то верят... Однако, поразмыслив еще, Абай пришел к выводу, что среди казахов в степи никогда не было слышно ни про виселицы, ни про казни «через повешение». Про виселицы ему стало известно из арабских книг, и казнили так во времена халифа Гарун-аль-Раши-да в древнем Багдаде. Повесить... виселица. . Нет, такое невозможно, и сказано это было просто так, для острастки.

 

Абай вместе с тем был весьма удивлен, когда отец сказал про Жумабая, что посылал его за приговором к хазрету. Сколько дней пробыли вместе в городе, а также и при возвращении, на пути домой

 

- и ни разу не проговорился, не намекнул даже, что доставляет такие страшные вести: «смерть через повешение на виселице»... Что за человек этот Жумабай? Скакал рядом на коне, заигрывал как с ребенком, и шутил, отшучивался, словно с ровесником своим.

 

Душа взрослых - потемки, думал Абай. Почему их так сложно понять? Наверное, потому, что сам я не взрослый. Когда повзрослею

 

- пойму... И ему не терпелось скорее возмужать, постигнуть загадочную взрослую жизнь.

 

Но перебирая в памяти свое недавнее прошлое в городе, Абай кое-что вспомнил в связи с Жумабаем . Он с самого начала повел себя непонятно, загадочно. В первый же день потащил за собой на поводке упитанную серую кобылу которую пригнал со степи: "Так велел Кунанбай. . посылает в дар хазрету» - кратко объяснил он Абаю и больше ничего не сказал. Попросил только проводить, показать, где находится дом муллы. Имам Ахмет Риза был наставником Абая, и он у него бывал часто.

 

.. Когда они шли по пыльной улице и вели за собой серую кругленькую кобылицу, еще не объезженную, не очень-то покладистую и смирную, Абай вдруг вспомнил, что на этой улице живет некий мальчишка по имени Сагит.. И сейчас, сидя в Гостевой юрте и глядя на Жумабая, бывший школяр невольно улыбнулся.

 

Этот малолетний Сагит, драчун, озорник и забияка, увидел из окна, что мимо проходит незнакомый человек с лошадью на поводу, и решил поразвлечься. Для начала он выскочил со двора из ворот и стал с криками бросать камни вслед коню. Серая кобыла стала артачиться, приседать, засекаться на ходу. Сагиту понравилось, что кобыла такая норовистая, и ему захотелось развлекаться дальше. Он вернулся обратно во двор, нашел колючий прут, выскочил на улицу и понесся догонять серую кобылу. Догнав ее, ткнул прутком ей в пах, как раз под самый хвост. И тогда она, дернувшись испуганно, понеслась вперед, обгоняя своего хозяина. Жумабай вмиг оказался позади кобылы - не выпуская поводьев, он пытался ее остановить. Однако тщетно - из рода степных скакунов, по возрасту стригунок, молодая горячая лошадь легко потащила Жумабая за собой. Напрасно он, обмотавшись поводом вокруг пояса, откидывался всем телом назад и упирался ногами в дорогу - ноги ехали по пыли, которая душным столбом поднималась вокруг него. Пришлось Жумабаю побежать по-гусиному, широко расставленными ногами шлепая по земле, на бегу у него слетели с головы и тымак, и тюбетейка, сверкнула под солнцем потная лысина. И тут Абай, не выдержав, рассмеялся, он хохотал до слез - стоя рядом с озорником Сагитом. И только тогда, когда Жумабай справился с лошадью и остановил ее, Абай догадался прогнать прочь Сагита, чтобы тот не мучил больше Жумабая и его трехлетку.

 

Когда хазрет увидел, что во двор ввели лошадь и привязали на его тесном конном дворе, мулла сразу догадался, что это подношение ему, и ни о чем не стал расспрашивать. Только войдя в дом, Жумабай передал хазрету салем от Кунанбая и добавил:

 

-Также просил вашего благословения вот этому сыну его, вашему воспитаннику, который стоит перед вами...