„… К завоеваниям в ней (Ср. Азии) он (Петр 1) не стремился; манили его другие идеи: 1) проложить русскому купечеству через степи ее дорогу к сокровищам Индии, которыми, знал он, обогащались проникавшие туда морями приятели его голландцы и другие народы, 2) привлечь в Россию то золото, которое, как доходили до него слухи, промывались громадами на реке при городе Иркети, в стране, о которой сказывали, что лежит она во владениях калмыцкого конташи, где-то на юг от Сибири и к востоку за Бухарою.

 

Несмотря на такую неопределенность сведений о местоположении Иркети и дороги из Бухары в Индию, Петр не задумался над возможностью продолжить туда путь для своих подданных вооруженной рукою, не завоевывая однако при этом стран, через которые шел предполагавшийся путь. Это была гениальнейшая комбинация, которой до сих пор не отдана должная справедливость биографами великого императора, потому что не в состоянии были оценить ее по достоинству сами биографы, не знакомые с историей Востока. Осуществимость этой комбинации основывалась на глубоком понимании тогдашнего политического положения стран Средней Азии, каким, должно сказать, к сожалению, Петр обладал первый и последний из наших государственных деятелей XVIII века. Через посольства из Хивы, являвшиеся в Москву, еще в самом начале того века (в 1700 и 1703 гг.), с предложениями от ханов ее о подданстве, и других источников, известно было Петру, что хивинские и бухарские ханы так мало были действительными владыками своих подданных, так „бедствовали" от них, по меткому выражению самого Петра, что для подчинения их себе охотно приняли бы всякую помощь извне.

 

На основании этих данных и решился он послать в Хиву и Бухару военный отряд значительной силы (до 5 тысяч человек); часть этого отряда предводитель его должен был оставить при хивинском и бухарском ханах, в виде гвардии, которая бы обеспечила им покорность их подданных и, вместе с тем, личную зависимость их от России, а затем озаботиться разведкою пути в Индию и Иркети, и отправкою туда русского торгового каравана. Затея эта нисколько не была рискованною и могла бы увенчаться полною удачею, не испорти государь всего дела возложением его на князя Бековича-Черкасского. Петру тогда, как и многим в настоящее время, естественно могло думаться, что в делах с хитрыми азиатцами всего лучше употребить хитрого же, но вполне преданного ему „восточного человека". Это было великою ошибкой...— Черкасский, с азиатской хитростью своею, дался в обман, и погубил, как известно, и себя, и сподвижников, безо всякой пользы для дела.