Главная   »   Образование Букеевской орды и ее ликвидация. Билял Аспандияров   »   Некоторые сведения о местах обитания казахов в древности (1952 г.)


 Некоторые сведения о местах обитания казахов в древности (1952 г.)

 

 

Многие черты, характерные для современных нам языков, в том числе для казахского, возникли и существовали еще в древнейшую эпоху их развития. Отражая накопленный веками опыт народа, отдельные слова, а тем более поговорки и пословицы, могут содержать в своей сущности сведения исторического характера. Любой термин того или иного языка возникает только в процессе человеческого развития и обозначает какое-либо явление общественной жизни или предмет материальной и духовной культуры. Знание глубоких корней возникновения отдельных слов, связанных с древней историей человеческого общества, позволит осветить ряд проблемных исторических вопросов.
 
В этом отношении особую ценность представляет казахский язык, который, благодаря кочевому образу жизни казахов, меньше подвергался влиянию извне и потому более сохранил некоторые архаичные элементы. В частности, в нем немало отдельных слов и выражений, имеющих историческую значимость.
 
В подтверждение сказанному, но вопреки установившейся среди историков традиции, в предлагаемой работе широко привлечены, наряду с другими, данные из области лексикографии, которые, как это будет оговорено в каждом отдельном случае, имеют какую-либо связь с определенными историческими событиями.
 
В обиходе казахов нередко можно услышать выражения:
 
“Ант ішу” — принять присягу.
 
“Ант беру” — дать присягу.
 
“Ант ұрсын!” — да сразит ант!
 
“Ант үрған” — сраженный антом и т. д.
 
Во всех этих выражениях, имеющих мистический характер, встречается слово “ант”. Разъяснений его значения мы не найдем ни в арабском, ни в персидском языках. Единственное место, где встречается это слово — это исторические источники до VII века, в которых сообщается об антах, восточнославянских племенах, живших в те времена на обширных пространствах от Карпатских гор до Северного Донца и от низовья Дуная до Таманского полуострова. Но каким образом термин “ант” попал в лексический словарь казахского языка? Вывод логичен: должно быть, казахи знали антов и имели с ними общение. Заклинание “Ант үрсын!”, “Ант үрған!” — вероятней всего, отражает страх перед воинственными антами.
 
До сего времени сохранилась старинная казахская пословица:
 
Еніп кеттім еміске,
Қойным толды жеміске —
Ринулся в неизвестность —
насытился плодами.
 
В данном случае известный интерес представляет для нас слово “еміс”, означающее понятие “неизвестный” или же “едва понятный”, “едва слышимый”. Этот термин созвучен и сходен по своему содержанию с русским словом “немец”, т. е. немой, не говорящий. Если мы предположим единство в происхождении слов “еміс” и “немец”, то мы неминуемо должны заключить, что казахи были знакомы и с племенами немецкого происхождения. Выражение “Еніп кеттім еміске,? ойным толды жеміске”, должно быть, зародилось в результате удачного набега кочевников на немецкие земли.
 
Важный исторический смысл содержит в себе крылатая фраза:
 
Барған жерің Балқан тау,
ол да біздің көрген тау —

Забирался на Балканские горы ты,
их также видели и мы.
 
Комментарии излишни, пословица сама по себе свидетельствует о познаниях древних казахов.
 
Уместным дополнением к вышеприведенным данным служит и выражение:
 
Қызыңцы бер Қырымға,
Үлыңцы жібер Румға -
Дочь отдавай в Крым,
а сына отправляй в Рим.
 
Приведенные примеры с наглядной убедительностью говорят о широких связях казахов в древности с племенами и странами восточной части Европы.
 
Однако было бы поспешно выводить отсюда заключение о местопребывании древних казахов, ибо перед этим необходимо тщательно проанализировать наши фольклорные данные путем сопоставления их с более достоверными историческими материалами и другими сведениями.
 
Первоначальные известия о казахах, судя по историческим источникам, восходят к глубокой древности. Так, например, Н.Аристов, анализируя этнический состав казахской народности, утверждает, что многие входящие в нее племена, среди них канглы, уйсюни, дулаты и другие, были известны еще до нашей эры. Это же самое подтверждает и проф. Бернштам.
 
“Племена кангюй, уйсюнь (усунь), кыпчак, вошедшие впоследствии в состав казахского народа, — пишет он, — были представителями первых древних тюркоязычных племен… они назывались также казахами”. На основании своих исследований он указывает, что “казахский народ сохранил в своей племенной среде следы влияний древних племен и народов”.
 
В настоящее время истинный характер приобретает мнение ряда историков, в частности востоковедов Левшина и Радлова, а также Гомбоца, утверждающих о раннем образовании термина “казах” и о связи его с другим словом — “хазар”.
 
Это же потверждают и сведения из сочинений Константина Порфирородного, ставшего впоследствии византийским императором. В первой половине X века он побывал в древней Руси, собрав важные сведения о ее населении и соседних народах, которые впоследствии изложил в своих трудах, в частности в сочинении “О народах”, или, по другому названию, “Об управлении империей”.
 
В своих сочинениях Константин Порфирородный писал, что “выше Зихии лежит земля, называемая Папашей, а выше этой земли находится так называемая Касахия. Выше же Касахии расположены Кавказские горы, а за горами — земля Аланская”.
 
Отсюда явствует, что Касахией назывались не земли современного Казахстана, а территория, расположенная к северу от Кавказа, Приазовье, т. е. южные области Хазарского царства.
 
О существовании “казахского народа” и “казахского хана” в свое время (х в.) сообщал и Фирдоуси.
 
Первые сообщения о казахском народе мы находим и в древних летописных материалах. Уже Никоновская летопись отмечает, что монголы при нашествии 1223 года, прежде чем разбить кипчаков и южнорусских князей, разгромили казахов. Нам известно, что монголы напали на кипчаков и южнорусских князей с юга, со стороны Кавказа. Следовательно, мы должны предположить, что в период монгольского нашествия казахи жили в причерноморских степях.
 
Характеризуя эти места, митрополит Пимен писал: “Донской край в своих верховьях представлял бесплодную пустыню, где бродили казахи, называвшиеся ордынскими, иногда азовскими или татарскими. Казахи эти в течение 150 лет, начиная с 1400 года, славились разбоями и грабежами. Они брали дань с Азова”.
 
Из древних же исторических записей мы узнаем, что крымские татары, переселившиеся в 1397 году в Литву, называли себя казахами. Это означает, что казахи жили и в Крыму. Такой вывод подсказывает также выдержка из легенды Чора, приводимая Радловым: “Чора отказался остаться в Крыму и желает сделаться “казак” и ехать в Казань (қазақ болуп Казанға чығаим!”).
 
Мотивировку Чоры “казак болуп Казанға чығаим” Радлов высказывает в извращенном переводе — ее следует понимать как утверждение: “являясь казахом, поеду в Казань”. О том, что Чора являлся казахом, говорит и тот факт, что его отец, Нарик, принадлежал к роду тама, относящемуся к младшему из казахских жузов.
 
В XIV—XV веках русские князья широко привлекали казахов на военную службу. Так, великий князь Василий Темный нанимал татарских казахов для борьбы с Крымом, как людей, знающих эту землю. В походе московского князя Ивана III на Новгород, состоявшемся в 1471 году, участвовал и касимовский султан вместе со своими подданными — казахами.
 
Используя подобные факты, некоторые историки приходят к выводу, что первоначально казахами называлась не народность, а воины. Так, кандидат исторических наук Х.Адильгереев, приводя выдержку из грамоты крымского хана Менли Гирея к Ивану III от 1474 г. “Мне твоей земли не завоевать, ни моим уланам, ни князьям, ни казахам”, делает весьма опрометчивое заключение, что “в XV веке казахами назывались простые воины в отличие от дворянских воинов — уланов и князей”.
 
Мы должны несколько отвлечься от основного изложения для критической оценки такого заключения, ибо оно воспринимается в качестве отрицания казахов как аборигенов Причерноморских степей и категорически отрицает древность происхождения термина “казах” как этнического названия, — словом, и то и другое противоречит исторической действительности.
 
Верно ли понятие, что Менли Гирей, называя уланов, князей и казахов, приводил все это для подразделения воинов? Конечно, нет. Отрицание вытекает из двойственности в понимании этих терминов. Уланы и князья в обычных условиях воспринимаются как представители привилегированного класса, а казахи — как подвластная им народность. В боевой обстановке первые являлись руководящими воинами, а вторые пополняли из своей среды массу рядового войска. Разумеется, термины “улан”, а в особенности “князь” и “казахи” употребляются в подавляющем числе случаев как обычные социальные названия. Этого и не учел Адильгереев.
 
Таким образом, отрывок из грамоты Менли Гирея вновь свидетельствует о том, что в Крыму было и казахское население.
 
О существовании казахских родов в Крыму и Причерноморье мы узнаем в исторических источниках более позднего времени. Вот что пишет об этом историк А. Новосельский: “Карачи” или “карачеи” “в узком значении — главы (бии, князья) знатнейших крымских родов: Ширин, Барын, Аргын, Кипчак, Мангыт (Мансур), Седжеут. В более широком смысле назывались вообще “ближние” люди крымского хана”. Новосельский утверждает также, что “карачи” (Ширин, Барын и др.) были и в Казани, и в Большой Ногаевской орде, и в Касимовке.
 
В XVII веке в годы правления в Крыму Магмет Гирея и Шигин Гирея русское правительство внимательно следило за обстановкой в подвластных России ногайских ордах, сурово карая всякие выступления против русских. Для этого периода характерно мероприятие, приводимое Новосельским: “В Астрахань были вызваны мурзы для расспросов, нет ли среди мурз “шалости”. Мурзы отрицали “шалости” в своей среде, но указывали, что они не властны над своими улусными людьми, особенно над людьми “большого родства” найманского и кипчакского (подчеркнуто мною — Б. А.).
 
Из приведенных выше отрывков видно, что казахские роды аргын, кипчак, найман и другие еще в XVII веке частью кочевали в Причерноморье и Крыму.
 
Кстати, насчет кипчакского рода. Если принять во внимание, что кипчаки те же половцы, то ясно, что древние казахи еще в XI—XII веках жили в Причерноморских и Приазовских степях — на территории Касахии, указанной Константином Порфирородным.
 
Многочисленные сведения о половецкой земле даются в русских летописных материалах, но приводить их в данной работе нет надобности.
 
К XV веку в ходе исторического развития политическая обстановка в Восточной Европе сильно изменяется. Русские княжества, объединившись в одно национальное государство, не только сбрасывают с себя многовековое иго золотоордынских ханов, но уже к этому времени ведут наступления на их разрозненные владения.
 
Решительное продвижение русских на юг сопровождается усилением перенаселенности Причерноморских степей — колыбели древних кочевых народов. Оба эти фактора вызывают постоянно увеличиваю-
 
щийся отлив татарских казахов на новые земли.
 
Разумеется, уход части кочевников ослабил политическую силу
 
оставшихся, что, в свою очередь, облегчило колонизацию русскими южных степей. Вот что пишет по этому поводу исследователь русско-
 
го казачества Стариков: “Надо полагать, что при первом появлении донских казаков в верховьях или средних частях Дона казахи настолько были слабы, что должны были уступить права свои и имя свое “казак” донцам. После этого об ордынских казахах нет никаких сведений, они как бы исчезли с лица земли”. В подтверждение своего вывода Стариков пишет: “Последний же (подчеркнуто мною. — Б. А.) из предводителей ордынских казахов, по имени Сарызман, нападавший на Азов и собравший с него дань, уже назывался подданным царя Ивана Васильевича Грозного”.
 
Конечно, предположение Старикова об исчезновении казахов “с лица земли” слишком поспешно, но оно примечательно тем, что своим возникновением характеризует и обязано факту, что литературные источники не могли в желаемых количествах и формах отобразить необходимые нам сведения, потому что, во-первых, процесс завоевания русскими казаками Причерноморья произошел в относительно короткий исторический срок, во-вторых, татарские казахи, потеряв свою былую политическую роль в Причерноморье, уже не вызывали прежнего интереса у авторов этих источников. Сарызман не был последним по счету главой ордынских казахов и после него казахи не могли “исчезнуть с лица земли”, ибо они, как утверждает сам же Стариков, находились в подданстве и, следовательно, под защитой русского государства.
 
По сообщению Гродекова, в грамоте Абуллатыпа князю Василию Ивановичу от 1508 года говорится о свободном уходе из Казани лиц, принадлежащих родам Аргын и Кипчак. Речь, должно быть, идет о местном и незначительном факте — в грамоте сообщается о добровольном, но не принудительном переселении лиц аргынских и кипчакских родов из Казани. Следовательно, определенная часть аргынов и кипчаков, т.е. тех же казахов, должна была оставаться в названном городе.
 
В это же время представители указанных родов, как утверждает Гродеков, имелись также и в Крыму.
 
Можно с уверенностью предполагать, что и после падения Казани и Астрахани казахи не полностью покинули эти земли. Вероятно даже, что оставшаяся часть их пользовалась определенной свободой и неприкосновенностью как подданные русского государства. Доказательством этому служит сам факт существования в непосредственной близости к Москве касимовского ханства, некоторую роль в котором, видимо, играли известные нам казахские роды аргынов, кипчаков, жалайыров и других.
 
“У автора “Сборника летописей”, — пишет историк Шишкин, — при описании воцарения в Касимове Ураз Мухамеда (1600 г. — мое примечание — Б. А.) поименованы четыре бека из родов “аргын”, “кипчак”, “жалайыр” и “мангыт”. Первые два бека, “аргын” и “кипчак”, садились во время торжественного заседания по левую сторону царского престола, которая почиталась более почетной, чем правая, а вторые, т.е. жалайыр и мангыт, по правую”.
 
Но, конечно, в подданстве у русского государства могла остаться только часть кочевников. Основная масса их по политическим обстоятельствам, а также с переселением русских казахов в степи Причерноморья и Приазовья должна была уйти на новые земли. Единственное, куда могли удалиться кочевники, — это степные просторы Казахстана и небольшой части Средней Азии. Только на этих землях могло свободно устроиться и развиваться громоздкое кочевое хозяйство казахов. И, действительно, переселенцы легко приспосабливались к новым местам.
 
“Недалеко от моря Каспийского, на север, живут в степях татары-казаки… грабят купцов московских на пути в Китай и обратно. Сих казаков не надобно смешивать с казаками донскими и днепровскими”.
 
Эта выдержка, заимствованная Левшиным из произведения турецкого географа Кятиба Челеби “Зеркало мира”, должно быть, характеризует первоначальный этап заселения кочевниками казахстанских степей. Но что бы ни было, она подтверждает факт перекочевки казахов на новые степные пространства. Сообщение о дальнейших передвижениях кочевников мы находим у того же Гродекова. “Кипчаки, — пишет этот историк, — от внутренних смут и русских побед над казанским и Астраханским ханствами постепенно откочевывали к Хорезму”.
 
Все возрастающий прилив ордынских казахов на территорию Казахстана и Средней Азии сопровождался борьбой между ними и местным населением, которая особенно усилилась в XVII столетии, в период войн казахов с Бухарой за Туркестан и Ташкент и против джунгар. Разумеется, нет надобности рассматривать этот период истории казахов, ибо это не входит и даже отвлекает нас от задач нашей темы.
 
Записывая строки данной работы, приходится сожалеть о неизведанности более подробных и полных литературных сведений, касающихся местопребывания казахов в древности. В обстановке такого положения с историческими источниками особую ценность для нас имеет область топонимики.
 
Изучение топонимики дает очень ценный материал для истории экономических, общественных отношений, исторической этнографии, миграции племен и общественных групп, истории языка, особенно эпохи дописьменных памятников. Изучение топонимики оказывает также большую помощь при разрешении многих вопросов из области истории, археологии, этнографии, лингвистики, литературы, форм хозяйствования населения, не говоря уже о том, какую роль она играет в познании особенностей природы того или иного края.
 
Несмотря на огромную важность топонимики, у нас в настоящее время на ее изучение не обращается должного внимания. Топонимика — забытая область работы историков. Они в своих изысканиях, можно сказать, вовсе не интересуются происхождением названий стран, отдельных областей, рек, гор, населенных пунктов и т. д.
 
Археологи, увлекаясь материальной культурой подземелья, зачастую забывают о наземных памятниках старины, к числу которых относятся и топонимические названия. Филологи недостаточно занимаются установлением значений отдельных уникальных терминов и выражений, являющихся ценным достоянием древней истории казахского народа.
 
Географическая среда — степные просторы, горные массивы, долины рек, естественные различного рода укрытия — являлась необходимым условием существования древнейших народов. Она доставляла населению необходимые средства к пропитанию как для людей, так и для скота и по возможности защищала их от непогоды и различных врагов.
 
Но ясно, что древние народы, активно приспосабливаясь к географической среде, должны были оставить какие-либо следы своей жизни. Они могли оставить их в виде различных географических названий, многочисленных курганов, остатков поселений и т. д.
 
При этом следует учесть, что, во-первых, обычно географические термины, названия той или иной местности даются ее первыми обитателями, народом, и что, во-вторых, название местности, однажды данное ей на каком-либо языке, отражая элементы особенности этой местности, сохраняется навечно, как бы являясь зеркалом, словесным памятником далекого прошлого.
 
Тюркские народы — одни из древнейших. Ведя кочевой образ жизни и передвигаясь при этом на далекие расстояния, они могли оставить свои названия во многих местах.
 
Названий тюркского происхождения особенно много на юге Европейской части СССР, в Причерноморских и Приазовских степях и в Крыму. Но надо отметить, что некоторые ученые, не знавшие особенностей тюркских языков и в то же время пренебрегавшие терминами на языке местного населения, незаконно приписывали тюркские названия грекам или же считали эти термины иррациональными, иначе, непереводимыми. Вероятно, ошибки ученых прошлого в основном исходят из того, что они в своих исследованиях не учли историческую преемственность и последовательную смену аборигенного населения южных степей.
 
В доказательство сказанного можно привести группу топонимических наименований, вошедших в казахский язык и архаичных по своей семантике, морфологии и фонетике. Эти названия до сего времени сохранили свою значимость и бытуют среди казахов в первоначальном их произношении и значении.
 
Некоторые из древнейших топонимических названий, должно быть, возникли во времена существования киммерийцев — первых известных нам обитателей северного Причерноморья. Так, Геродот, для которого период, связанный с киммерийцами, был далеким прошлым, сообщает, что в его время пролив, отделявший побережье восточного Крыма от побережья Таманского полуострова, назывался Боспором Киммерийским”.
 
Топонимическое название — “Боспор Киммерийский”, вероятно, тюркского происхождения, ибо легко объяснимо на казахском языке. Слово “Боспор” или “бос бор” означает понятие “рыхлый мел”. И, действительно, Крымские горы, состоящие на востоке из двух параллельных гряд — Яйлы и Меловой,— в основном сложены из известняков. “Вершинная поверхность Яйлы — как утверждает известный географ Берг — сложена из светлых, плотных, иногда мраморовидных верхнегорских известняков, слагающих отвесные обрывы, обращенные к морю… Трещиноватость горных известняков Яйлы влечет за собою образование обвалов… Нередки на южном берегу беспорядочно нагроможденные обломки обвалившихся глыб известняков (так называемые хаосы)”.
 
Вторая часть топонимического названия — слово “киммерийский”,— разумеется, связано с названием самих киммерийцев. И потому нам следует объяснить это этническое название.
 
Историк Каллистов на основании своих исследований делает предположение, что современный Керченский полуостров был главным местопребыванием древних киммерийцев.
 
Если этническое название “киммерийцы” имеет тюркское происхождение, то оно образовано от слова “кимер”, что значит яр, обрыв, крутой берег, следовательно, киммерийцы — это жители крутых прибережий или же сильно пересеченной местности с массовыми сбросами. Такое определение, как видно из сообщения Берга, вполне приемлемо к обитателям Керченского полуострова и Крыма.
 
Слово “кимер” часто встречается в других топонимических наименованиях. Так, например, “Аккимер” — белый яр, “Каракимер” — черный яр и т. д.
 
Не исключено и этимологическое значение термина Керчь, возникшего также в далекие времена. Этот термин — видоизменение от слов “кіріс” — вхождение, “кіру” — входить или “кірші” — войди-ка. На Керченский полуостров, должно быть, распространилось название одноименного пролива — действительного и единственного входа в Азовское море.
 
Существует предположение, что потомками древних киммерийцев явилось население горного Крыма, известное античным писателям под именем тавров. “От их имени, — пишет тот же Каллистов, — и соответствующая часть Крымского полуострова стала называться “Тавридой”.
 
Такое объяснение топонимического названия “Таврида” не только неполное, но и неверное. Тем не менее слово “Таврида” легко объяснимо на любом из тюркских языков. Таврида — это испорченное тюркское слово “тау реді”, “тау реті” — горные гряды, цепи гор. Отсюда, от географического названия “Таврида”, было образовано этническое название “тавры”, но не наоборот. Таким образом, таврами, в отличие от киммерийцев, назывались жители гористой местности. И тавры, и киммерийцы могли быть родственными именами. Аналогичные наименования древних племен мы встречаем и у славян, как, например, те же “поляне” — жители полей, “древляне” — жители лесов и тому подобное.
 
Далее, по рельефу Крымский полуостров является в общем горной страной. На западе его прорезают три горные гряды, на востоке — две. Рельеф Крыма и послужил основой для его географического названия. Слово “Крым” образовано от тюркского “Кырым”, что означает “горная цепь” или просто “горы”. Подобных словообразований в казахском и других родственных с ним языках немало.
 
В качестве примера можно привести слова “жыльтм” — полынья, “ырым” — поверье или обряд, “жырым” и другие. Крымские горы представляют собой хорошие пастбища, на что указывает название одной из них, Яйла (по-татарски значит — пастбища). Еще в древние времена в “Илиаде” упоминается о населении северного Причерноморья, как о “доителях кобылиц, млекоедах”. Вполне вероятно, что и топонимическое наименование “Яйла” возникло у древнейших кочевников, “млекоедов”.
 
Название Азовского моря только на тюркских языках воспринимается с определенной этимологией. “Азовское море” — это или “Азау деніз” — малое море, или “Аза? деніз” — последнее море.
 
И то, и другое значение вполне обосновано.
 
Географические термины “Черное море” — “? ара деніз” сами по себе не говорят о принадлежности их к определенному языку, но, тем не менее, принцип образования этого названия, по которому выстраивается предметное восприятие Черного моря, дает нам повод проводить некоторое сходство между ним и другими, приведенными выше, тюркскими названиями Причерноморья.
 
К.Кудряшов, касаясь исторической географии Причерноморских степей, приводил следующие сообщения Кедрина: “Казары, овладев Тавридою, желали иметь “Саркел” для защиты от печенегов”. Подобное стремление хазар, видимо, объясняется тем, что названный Саркел и начинавшиеся от него рвы могли служить им хорошим укреплением и защитой от внешнего вторжения.
 
О термине “Саркел” упоминается и в “Путешествии Пимена по Дону” (1389). “18 мая, — пишется в нем, — суда Пимена достигли Саркела”, а уже “… 20 мая спутники Пимена миновали Бекбулатов улус”, где “стада же татарские видехом только множество, яко же ум превосходящ: овцы, козы, волы, верблюды, кони”.
 
Из сопоставления приведенных выше выдержек можно сделать вывод, что топонимическое название “Саркел” существовало на протяжении многих веков, со времени хазар и по период татарского владычества в Причерноморье.
 
Над разъяснением данного термина трудились многие, но безуспешно. Если в летописных материалах слово “Саркел” было переведено, как “Белая вежа”, то в современной литературе оно переводится “Белым домом”. Объяснения этого термина ошибочны. Наименование “Саркел” так же, как и другие встречающиеся в “Путешествии” термины — Бекбулатов улус, Сарыхозин улус, а также названия рек Бузулук, Тобол, Савал, встречающиеся в Причерноморье, вполне идентичны с казахскими понятиями. “Саркел” может быть искаженным “Сары коль”, что значит “желтый лиман”, “желтое озеро”, или же “Саркыл” — “иссякнуть”, или “узкое, перетянутое место реки”. В данном случае мы не ставим целью установление точного значения слова “Саркел”, но одно несомненно: термин Саркел, как географический термин, возник у древних тюрков, быть может, до хазар.
 
Значительный интерес для нас представляют названия крупнейших рек Причерноморья — Дона, Днепра и Днестра. На первый взгляд, они кажутся иррациональными терминами. Но нет. Они имеют определенный смысл. Дон — это видоизмененное тюркское слово “Дөң”, что значит “возвышенное место, возвышенность”. В осмысленном восприятии Дон “это река, стекающая с возвышенности”. Название Днепра в старину произносилось как “Донапир” — по-тюркски “Дөңі бір”, что означает — река, начинающаяся с одного или с одинокого плоскогорья, возвышенности. Так же, как и первые два наименования, название Днестр — тюркского происхождения. “Днестр” — “Дөңестер”, что значит “холмы”. В осмысленном значении: “река, протекающая среди холмов”.
 
Среди тюркских терминов, встречающихся в средней и южной полосе европейской части СССР, наиболее распространено слово “курган”, означающее понятие “защищать”, “защита”, “ограда”. “Курган” образован от “қору” — “защищать”. Курганом называют надмогильную, защитную насыпь из камней и земли. Насколько древен этот термин, можно судить по тому, что обычай насыпать курганы над могилами возник еще в каменном веке. Курганы могут быть и сторожевые — высокие земляные насыпи, на которых в старину на границах государства ставились часовые.
 
Другой термин — “кура” — загон, огражденная, замкнутая местность. Этому термину идентичны названия реки Куры и города Курска.
 
Свеобразный интерес представляет и наименование реки Туры — притока Припяти. Оно связано с названием туры кипчаков, т. е. племени, видимо, жившего в период половцев в Днепровской долине.
 
Термин “кадак” — шест, кол, воткнутый в землю, — также известен в Причерноморских степях.
 
Многие топонимические названия, характерные для южных степей Европейской части СССР, встречаются и на территории Казахстана, и на соседних с ним землях.
 
Так, реки бассейна Западного Буга — Нура, Нурец, Нурчик и многочисленные пункты этой местности — назывались “Нурской землей”.
 
Река Нура встречается на территории нашей республики. “Каркаралинский округ, — пишет Ч.Валиханов, — имеет все условия, требуемые скотоводам: летние кочевки по Нуре и Баканасу и удобные зимовки в лесистых горах Кент и Казулык и камышистых прибрежьях Балхаша”.
 
Тождественность названий “Нура” в Причерноморье и “Нура” в пределах Казахстана нельзя считать случайным совпадением, ибо подобные факты, как это будет видно ниже, не единичны — все они в той или иной степени отражают связь Казахстана с Причерноморьем.
 
Название левого притока Днепра — Орель есть видоизменение от Орал или Урал — кружить, огибать. Такое название также встречается в Казахстане и на территории, смежной с ним. Так, например, Уральские горы, река Урал и озеро Аральское.
 
Далее в Причерноморье мы знаем реку Туру — приток Припяти, впадающую в Днепр, и реку Тобол, несущую свои воды в Дон. Одинаковые названия рек мы находим в Казахстане. Но здесь эти реки образуют единую систему: река Тура впадает в Тобол.
 
То же самое явление мы наблюдаем и с названием рек Самара и Бузулук. В Причерноморье Самара — приток Днепра, а Бузулук — приток Хопра. Недалеко от Оренбурга мы находим другую реку Бузулук, впадающую в Самару, но уже в левый приток Волги.
 
Здесь также следует отметить, что сами названия “Бузулук” и “Самара” — тюркского происхождения. “Бузулук” или “Бузук”, т. е. “испорченный”, как бы определяет характерную особенность реки или долины, окружающей ее местности. “Самара” означает “корыто” или “корытообразное”, или “снопоподобный”.
 
Среди топонимических названий Причерноморских степей встречаются термины “раздоры”, “спор”. Тождественные этим словам понятия мы находим на территории Казахстана. Так, например, термин “Талас” употребляется как название реки одной из областей Киргизии.
 
Своеобразную ценность представляет для нас и давно забытое топонимическое название “Танаис”. Им в глубокую древность, по греческим источникам, называлась река Дон. С другой стороны, “Танаис” — это старинное название другой реки — Сырдарьи.
 
Анализ приведенных топонимических данных наталкивает нас на вопрос, откуда переносились наименования: с востока на запад или, наоборот, с запада на восток.
 
Будет обоснованным предполагать только последнее, т.е. то, что географические наименования переносились с Причерноморских и Приазовских земель на территорию Казахстана и другие местности.
 
Общеизвестно, что названные приморские земли издавна служили колыбелью населявших их кочевников. Эта местность, занимая выгодное географическое положение, изобиловала кормами и была хорошо защищена от внешних нападений. Таким образом, с первобытных дней до периода так называемого переселения народов кочевники южных степей имели относительно благоприятные условия для развития культуры и хозяйства. В связи с этим здесь быстрее, чем где-либо, проходил рост населения, складывались политические союзы кочевников и возрастала их политическая сила. Но с ростом населения возникало и затруднение в добывании средств к существованию. Часть населения должна была периодически уходить на другие места, удобные для ведения скотоводческого хозяйства, вытесняя оттуда разрозненные племена аборигенных жителей.
 
На новых землях пришельцы распространяли известные им доселе топонимические наименования. Таким образом, названия различных рек Причерноморья — “Бузулук” и “Самара” — были перенесены для обозначения одной водной системы, находящейся в Поволжье, а “Тура” и “Тобол” — для обозначения другой водной системы, расположенной уже в Казахстане. Перенесение топонимических слов “Бузулук”, “Самара”, “Тура”, “Тобол” и других на новые земли было связано с тем периодом человеческого развития, когда варварские племена одной группы языков, обладая бедным словарем, не могли изучать, а следовательно, и знать языки других не родственных с ними племен. Отсюда, не зная местных географических названий, завоеватели давали важным географическим пунктам, как, например, рекам, новые или ранее известные им наименования.
 
Только с дальнейшим культурным ростом человечества, когда у людей появляется потребность в торговых и других сношениях друг с другом и возникает интерес к изучению иноземных языков, создается возможность расширения словарного фонда одного языка первоначально и главным образом за счет собственных имен и различных топонимических терминов из других языков. С этого времени топонимические названия и принимают особенную устойчивость, так что многие из них, в частности приведенные нами, сохранились до сих пор.
 
Итак, заканчивая наше изложение, следует отметить, что исторические источники, данные лексикографии, фольклора и топонимики указывают нам на новый исторический факт пребывания казахов в древности в черноморских и приазовских землях.
 
Новые данные опровергают изыскания ряда историков, датирующих начало древнего периода истории казахов XV веком. При такой интерпретации исторических вопросов мы, разумеется, не могли бы устранить разрыва, белого пятна между названными столетиями и еще более ранним периодом истории казахского народа. Рано или поздно мы столкнулись бы с необходимостью пересмотра древней истории Казахстана.
 
<< К содержанию                                                                                Следующая страница >>