Сегодня первое сентября.

 

Я вошел в школу. Двери, окна, пол были заново выкрашены. Но на чистом, гладком паркете, примерно от центра коридора до стены, тянулись отпечатки белесых следов. Большая группа учеников толпилась у газетной витрины, читала и смеялась. Я услышал свое имя. Подойдя поближе, я увидел все тот же номер “Казахстан пионери”. Я мгновенно повернулся и ушел.

 

В классе никого не было. Значит, можно успеть занять место на одной из последних парт. Что может быть удобнее такого места! Здесь всегда можно незаметно вытянуть книжку и подглядеть в нее. Правда, я говорю не хвастаясь: нет у меня такой привычки. Раз уж не знаешь урока, самое глупое пытаться “выплыть”, собирать крохи подсказок, подглядывать в учебник и ляпать что-то наобум. Но кто его знает, вдруг когда-нибудь и понадобится. А что касается других дел, начиная от “посторонней книги”, как говорит Майканова, и кончая чудесной игрой в “морской бой”, то уж лучше задней парты места не сыщешь.

 

Только я выбрал парту и начал располагаться на ней, как в класс влетел мой старый “друг” Жантас. На нем тоже была новая форма.

 

— Привет героям труда,— закричал он. — С кем сидишь?

 

— Не с тобой, — буркнул я.

 

Жантас подошел и заглянул в ящик парты:

 

— Тут же никого нет?

 

— А я говорю, что занято… По-казахски не понимаешь?

 

— А… Для Жанар приготовил.

 

Дорогой читатель, я думаю, что вы поймете разницу между словами “Привет героям труда” и “Для Жанар приготовил”. Называя меня в насмешку “героем”, Жантас, справедливо ли, несправедливо Ли, оскорблял только меня, и я волен был наказывать его или прощать это издевательство. Упоминая имя Жанар, этот человек наносил оскорбление девочке, которой не было здесь. Даже если бы она и присутствовала в классе, она не смогла бы достойно расправиться с Жантасом. Ибо так уж устроен мир, что здоровая, крепкая девочка вее же слабее, чем мальчишка, даже если этот мальчишка — мозгляк Жантас. Обижен был не я. И прощать я не имел права. Я выскочил из-за парты и дал Жантасу “пенальти”, то есть футбольный штрафной удар, прямо пониже спины.

 

О, как я хотел бы, чтобы эта змея в образе человеческом, этот хитрец с гадючьим языком начал бы обороняться и дал мне хотя бы легкую затрещину! Уж я показал бы ему, к чему приводит некрасивая привычка плохо говорить о людях в их отсутствие. Но этот неженка и трус захныкал, присел той стороной своего тела, на которую не пришелся удар, на скамейку и заныл: