1950 год. Середина ноября. Город Турфан. Что интересно, город находится на 200 м ниже уровня моря, поэтому там никогда не бывает зимы, в домах нет печей. Степь без единой кочки, но иногда попадаешь в огромные ямы площадью в несколько квадратных километров. В этой низине, в тени вечнозеленых деревьев, находится город Турфан. Турфанцы встречали союзную делегацию деятелей искусства за 20 км от города. По традиции китайского домостроения, дома окружены высокими заборами из сырцового кирпича. Мы приехали на открытие большого, просторного клуба. На концерте зал был переполнен, здесь присутствовало 45 человек из Казахстана: оркестр имени Курмангазы, певцы, танцоры, мастера художественного слова.

 

На балконах вдоль внутренней стены сидели женщины, в партере — мужчины. Это искусственное деление мужчин и женщин было непривычным для советского человека.

Когда во второй части концерта объявили о выходе народного артиста республики Г. Курмангалиева, зал разразился овациями. А женщины на балконе взглянули на мужчин в партере и, помедлив, как бы прося разрешения, захлопали. В основном это были уйгурки. Гарифолла начал с “Большой айдай” Мухита, взял высокую ноту, на особо долгих нотах двигал скулами, как будто жевал жвачку. Он делал так, как некоторые семиреченские акыны перед пением дергали себя за уши во время исполнения песен Мухита. Народ очень тепло встретил его, аплодируя, не дожидаясь конца песни. Когда Гарифолла уходил со сцены, исполнив две-три песни подряд, шквал аплодисментов требовал его назад. Вернувшись на сцену, Гарифолла, что-то шепнув конферансье, начал настраивать домбру. Слова конферансье: “Шестнадцать девушек” потонули в гуле аплодисментов. Гарифолла улыбнулся и начал петь. Перечисляя в припеве имена девушек, он смотрел на женщин и те, испугавшись, что он действительно их узнал, прикрывались платками. Заметив это, Гарифолла во втором куплете открыто рассматривал женщин.

 

Когда он, решив, что этого достаточно, встал со стула, зал зашумел, требуя еще песен. Ему пришлось вернуться на сцену и исполнить свой конек — “Терме”. Во время пения глаза его пронзали партер и все его внимание было сосредоточено на женщинах, он то застывал, то улыбался. На наш вопрос, зачем он так делал, он ответил, что это было проявлением “политического недовольства”, он как бы поднимал престиж женщин перед мужчинами.

 

Мы описываем это, чтобы показать, что где бы ни появился Гарифолла, его ценили и любили. Он был несравненным исполнителем песен, художником, в совершенстве усвоившим исполнительские традиции народа, его песенное богатство. Также он был мастером сцены, воплотившим галерею оперных образов. Этот человек не только следовал традициям одного региона республики, но и учился музыкальным особенностям каждого уголка страны. Вместе с исполнительством, он давал народу эстетические уроки.

 

Гарифолла родился в 1909 г. в местечке Алаколь Каратюбинского района Уральской области. Его отец Курмангали был бедняком. Когда Гарифолле исполнилось 4 года, умер отец, а к десяти годам он лишился матери. С 10 лет он играл на домбре, пел песни. На становление его таланта повлиял Мухит. Он сблизился с последователями Мухита, в то время Губайдулла, Халидулла зимовали в песках Алаколя, летом кочуя в Шубаркудуке, Кумсае, Сарыалжыне. Дети Мухита не уходили далеко от Жымпиты. Гарифолла часто встречался с Шынтасом, Шайхы, которые полностью переняли репертуар и манеру исполнения Мухита, стараясь не уступать ему ни в чем. Гарифолла стал их учеником, с ними путешествовал по стране. Он совсем скоро вошел в “список” лучших певцов. Шынтас, Шайхы на тоях, собраниях просили Гарифоллу спеть, во-первых, чтобы самим отдохнуть, во-вторых, чтобы он учился... Хорошо играющий на домбре Гарифолла за счет голоса, подчиняющегося всем приемам, и держащий ноту сколь угодно долго, стал мастером не только в своем ауле, но и в соседних.