Главная   »   Герольд Бельгер. Личность и время   »   ГЛАВА IX. “ЧТО НЕ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧНО, ТО И НЕ НАЦИОНАЛЬНО”


 ГЛАВА IX

“ЧТО НЕ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧНО, ТО И НЕ НАЦИОНАЛЬНО”
Знание казахского языка позволило Герольду Бельгеру не только легко общаться с коллегами - писателями и переводчиками из Узбекистана, Туркмении, Азербайджана, Киргизии, но и при случае насладиться возможностью прочесть газеты, книги на татарском, башкирском, узбекском, киргизском, каракалпакском, карачаевском языках. В многочисленных командировках по республикам Средней Азии он непременно первым делом покупает газеты на национальном языке. Еще с начала переводческой деятельности он размышляет о том, как разъединяет тюркские языки отсутствие единой письменности. Славянский шрифт - кириллица делала на бумаге одинаково звучащие в разговоре слова тюрков - непохожими, было одной из причин “разрушения единого некогда тюркского эля”. Например, писатель отмечает, что казахи, узбеки и киргизы одно и то же слово “су” (вода) произносят одинаково, а пишут по-разному. Казахи - “су”, узбеки - “сув”, киргизы - “суу”, что ведет к разночтению и отдалению письменности. Или при идентичном произношении слова “тау” (гора) казахи пишут “тау”, узбеки - “тог”, киргизы - “тоо”. Опытный переводчик, он видит, как снижается качество произведения от того, что коллеги - переводчица из Узбекистана и киргизский поэт переводят трилогию Абдижамиля Нурпеисова “Кровь и пот” по русскому подстрочнику, а не по тексту оригинала, близкому их родному языку. Латинский шрифт помог бы устранить пропасть между братскими народами. Он сам в детстве читал на казахском стихи Жамбыла, набранные латинским шрифтом. Как переводчик, знаток языка и человек близкий казахскому народу, он видел большие перспективы в использовании латиницы: единение свыше двадцати тюркских языков, их возрождение, выявление общих корней, основ и формул, повлекло бы за собой единство, взаимопроникновение культур.
 
В 1981 году издаются книги Бельгера на немецком языке - “Der Verwandtschaft traute Zuege” - (“Живые приметы родства”), и на русском — “Брат среди братьев”. Они объединили плоды многолетних трудов - очерки с уникальными фактами о развитии советской немецкой литературы и созданные Бельгером портретные очерки о казахских литераторах и немецких писателях старшего поколения: А. Нурпеисова, А. Кекилбаева, Д. Досжана, В. Клейна, Р. Жак-мьена, Д. Гольмана. Данный цикл портретных очерков с натуры изобилуют фактами, интересными деталями, строгой документальностью.
 
Обогатилась палитра жанров в творчестве Бельгера: в газете “Друг читателя” вышло эссе “Свет книги”, где через призму личного восприятия ценности книг и воспоминаний он рассуждает о существующем кризисе. Кризис - следствие разгула “халтуртрегерства” в писательской среде превратил творческий и благородный процесс создания книги -сокровищницу памяти и мыслей человека в кипы бессодержательных романов. Людям свойственно задумываться о конечном результате своих деяний - об испытании произведений временем размышляли многие коллеги-литераторы. На собрании Союза писателей Казахстана, где обсуждался изданный роман, один из критиков обмолвился: “Интересно, смогут ли вспомнить этот роман через 50 лет?”. Сидящий подле Бельгера Ильяс Есенберлин иронично воскликнул: “Пятьдесят лет?! Если Бог даст жизни нашим произведениям хотя бы 20 лет, то и этого немало”. Бельгер согласился с этим критическим замечанием Есенберлина, он слишком трепетно относится к книге - хранительнице памяти человечества, а как утверждал Платон: “Память - дивный дар, ее надо поддерживать”.
 
Когда возникала необходимость поделиться самым сокровенным, Бельгер устремлялся к Аскару Сулейменову. Как и в студенческие времена они в полушутливой манере обсуждали новинки литературы, рассуждали о писателях, предметом живейшего интереса друзей была эволюция творчества. Как-то говоря о творчестве Чингиза Айтматова, они пришли к общему выводу: Чингиз из числа “писателей, которые растут от произведения к произведению, написал он ведь не так много, к плодовитым его не отнесешь, а ощущение такое, что создал он много и это потому, что каждое его произведение - этапное, выше предыдущего. А как он далеко ушел от первых своих повестей”.
 
Отпуск Герольд Бельгер с Раисой Закировной нередко проводили в отчем доме. Осенью 1981 года Г ерольд Бельгер с супругой решили отметить 47-й день рождения писателя в кругу родных и близких. В конце 1970-х годов семья Бельгеров: Карл Фридрихович, Анна Давидовна с дочерьми перебрались в Ташкент, в просторную усадьбу в тупике улицы Байсунской, окруженную тенистым садом. Октябрь в Ташкенте напоен необычайным теплом, ароматом плодовых деревьев и осенних хризантем. Празднование дней рождения, по заведенной традиции, в семье Бельгеров, проходило пышно и весело. Утром виновника торжества как обычно чествовали всей семьей, с торжественным маршем и песней вручали подарки. Вечером под сенью деревьев огромный стол ломился от немецких кухов, брецелей Анны Давидовны, и блюд принесенных интернациональной родней. На праздник собирались и стар и млад - пели песни, танцевали, под аккомпанемент скрипки и гитары, шутили, веселились.
 
После шумных посиделок с родными Г ерольд Бельгер по привычке уединялся в обустроенном им самим в миниатюрный кабинет заброшенном курятнике. Любящий уединение и тишину, он и здесь работает над очередными переводами, статьями, планирует завершить здесь давно намеченную повесть “Завтра будет солнце”. Но очарование родного очага, желание насладиться теплом родных сердец сводили железную дисцилину на нет и нарушали график. Писатель испытывает тихое счастье от того, что может просто посидеть под яблоней во дворе, залитом солнцем, наблюдать за тем как просыпается с первыми лучами солнца все семейство. Без четверти шесть утра, дом оглашает трезвон старого будильника - семейной реликвии, обретенной еще в Энгельсе. Анна Давидовна неустанно хлопочет по хозяйству, отправляется выполнять ежедневные общественные дела в партийной комиссии Хамзинского райкома партии города Ташкента неутомимый Карл Фридрихович, идут на работу сестры, спешат в школу племянники. Бельгер отдыхает здесь душой и телом, впитывает черты родных лиц, мелодию голосов: “Мне необходимо посидеть с мамой, вслушиваясь в монотонный треск ее прялки, в немудреный рассказ про близких и дачеких родственников, подолгу глядя как из под ее крепких, смуглых, в старческих крапинках рук, бесконечно тянется-струится ровная нить шерстяной пряжи”.
 
В отчем доме, именуемом писателем “точкой опоры” он может отрешиться от всего. Он аккуратно вносит не без помощи Анны Давидовны коррективы и имена новорожденных представителей клана Бельгеров-Гертеров в схему раскидистого генеалогического древа. Десятки поколений переплелись в родословном дереве, где: “...внизу, у основания, на раскидистых толстых ветвях расположились многочисленные Бельгеры и Гертеры, потом, уже погуще, идут Михели, Кексели, Вальтеры, Риффели, в третъем-четвертом поколениях, наряду с немецкими фамилиями, пестрят русские, украинские, а еще выше — в глазах рябит от Сорокиных, Размазиных, Кирилъчиковых, Скобликовых, Ефремен-ковых, Тимченковых и прочих, прочих потомков, на которых одновременно с гордостью и недоумением взирают снизу, из своего небытия, далекие предки - Фридрих Бельгер и Давид Гертер — уроженцы села Мангейм, Саратовской области...
 
Прекрасная память мамы хранила имена и даты, талантливая рассказчица, она рассказывала неповторимо-живописные истории о нелегком пути, выпавшем на долю ее родных. Анна Давидовна помогает сыну составить полную картину судеб пяти-шести поколений его предков по отцовской и материнской линиям: “При этом не надо ничего приукрашивать, присочинять, домысливать, обобщать и типизировать. Честно опиши жизненный путь каждого, сложи эти главы в книгу, - получится, ей-ей, достоверная картина, отражающая нелегкий путь нашего государства”. Мамины рассказы воскрешают образы ныне живущих или погибших в трудармии, на войне двоюродных братьев и сестер, с кем Герольд Бельгер общался еще в далеком Мангейме. Дни в Байсунском тупике заряжали Бельгера бодростью, что было крайне необходимо. Весь предстоящий год он посвящал непрерывной работе.
 
В 1982 году в издательстве “Казахстан” была издана трехтомная “Антология советской немецкой литературы”. Результат многолетней работы - “Антология”, включила уникальные произведения немецких авторов за 60 лет. Первый том антологии включил в себя сведения о немецкой литературе довоенного времени, в частности о творениях российских немецких литераторов, большинство которых было репрессировано. Процесс создания антологии был долгим и напряженным. Вместе с Э. Кончаком, В. Эккертом и К. Эрлихом Герольд Бельгер проделал поистине титанический труд.
 
Сведения добывались из самых различных источников: из старых журналов, газет, искали и находили родственников погибших литераторов. Порой эти поиски заканчивались неудачей - семьи репрессированных подвергались гонениям, многие погибли в АЛЖИРе, ГУЛАГе или в труд-армии. Неизвестно насколько продлилось бы создание “Антологии”, если бы составителям не помогло редчайшее везение - в библиотеке имени Пушкина, в отделе румынской литературы случайно обнаружили подборку советской немецкой довоенной прессы. Неожиданная находка казалась чудом, словно дело не обошлось без участия высших сил. Читая драгоценные листы, составители невольно вспоминали слова Булгакова: “Рукописи не горят”.
 
Параллельно с работой над “Антологией” Г ерольд Бельгер исправно выполняет обязанности “фри-информанта”. В Германию из Алма-Аты аккуратно поступают материалы, ведется обмен мнениями. Леонгард Кошут вопреки многим идеологическим препонам издал в ГДР сборник “Десять советских немецких писателей” с послесловием Герольда Бельгера. Когда из далекой Германии приходили экземпляры книг, пахнущие типографской краской, немецкие литераторы праздновали триумф. Слишком много сил прилагалось на распашку целины литературы руссланддойче. И обходить молчанием выход журнала, книги или газеты было непозволительной роскошью. Самый первый экземпляр издания неизменно попадает в руки Г ерольда Бельгера - он первый кто оценивает готовый труд, и после тщательного анализа выносит свой строгий вердикт в критической или обзорной статье.
 
В 1982 году немецкая диаспора радостно отметила рождение нового литературно-художественного альманаха на родном языке “Хайматлихе Вайтен” - “Родные просторы”. Сразу же на страницах газеты “Нойес Лебен” появляется обзорная статья Бельгера, им проводится подробный анализ и критика новых произведений. Редактор нового альманаха Гуго Вормсбехер прекрасно знал: положиться на Бельгера-значит сделать заведомо правильный выбор. На протяжении 10 лет-с 1981 по 1991 годы, пока существовал “Хайматлихе Вайтен”, Бельгер содействовал альманаху, где публиковались статьи крупных российских немецких писателей: Д. Гольмана, А. Закса, В. Гейнца, А. Дебольского, А. Рейм-гена и других.
 
Жадный до новых впечатлений, лиц, перемен Бельгер считает новые веяния одним из наиболее интересных моментов в жизни. Новые знакомые составляют предмет особого интереса для писателя. Он накапливает жизненные впечатления, образы, лики в своей творческой кунсткамере, дабы потом переплавить все это в литературном жерле. На проходившем в 1982 году празднике переводческого искусства в Армении, состоялось знакомство Бельгера с известным русским поэтом Михаилом Дудиным. Михаил Александрович, при взгляде на которого Бельгер припомнил строки из стихотворения Олжаса Сулейменова - “поэт красивым должен быть как Бог”, очаровал писателя своим обаянием, живым артистизмом и невероятной любовью к поэзии. В долгих прогулках по живописным окрестностям Кавказа Михаил Александрович читал громко и торжественно свои стихи и стихи Пушкина на том самом историческом месте, где Александр Сергеевич встретил катафалк с телом своего тезки и близкого друга А. С. Грибоедова.
 
Осенние, солнечные дни в Армении были пронизаны возвышенным, дружеским настроением. Встречи с давними друзьями-переводчиками из всех Союзных республик на интернациональном празднике в Ереване, на конференции в Матенадаране вдохновляли и радовали. В эти минуты Бельгеру казалось, что искомая им гармония, воплощенная в единстве духа самых разных народов уже сбылась. Сей бесконечный поиск гармонии в межнациональных, межкулътурных отношениях все более обретает смысл в жизни Бельгера. Излюбленная идея нашла свое воплощение в книге “Созвучие. Gleichklang. Үндестік”. Она вышла незадолго до поездки в Армению и содержала эссе-исследование о духовной перекличке и созвучии подлинных поэтических шедевров.
 
Премия газеты “Қазақ әдебиеті” в 1983 году была вручена Бельгеру за уникальность статьи “Фауст қазақша қалай сөйлейді?”. В ней писатель на казахском языке приглашает читателя совершить увлекательное путешествие в казахский вариант “Фауста”. Талантливый переводчик Медеубай Курманов проделал немалую работу, дабы герои Гёте зазвучали на сочном и гармоничном казахском языке, что снискало ему признание в среде немцев из ГДР. Уважающий коллегу писатель угадывал в облике Курманова “Нечто неуловимо немецкое — должно быть печать профессии, многолетних занятий германистикой”. Обстоятельно и всесторонне изучив перевод “Фауста”, Бельгер отметил, что в казахском и немецком варианте “Фауста” чувствуется: “Один ритм, одно дыхание, одна интонация. И таких удач у переводчика немало”.
 
Премия “Қазақ әдебиеті” была не единственной. Почти ежегодно публикации писателя отмечаются премиями изданий: в 1982 году газета “Фройндшафт” премировала статью “Долгий-долгий путь надежды, добра и дружбы”(1982), а лирическое эссе “В отчем доме”, синтезировавшее в себе мысли и впечатления писателя за время пребывания в Байсунском тупике, было удостоено премии “Нойес Лебен”. Публицистические работы Бельгера искусно сочетают в себе глубину анализа, живой стиль и уникальный, свежий взгляд на соотношение понятий национальное и интернациональное. Соотношение и гармония этих понятий вдохновляет Г ерольда Бельгера. Он не признает сугубо замкнутое национальное, как и абстрактное, лозунговое интернациональное. Отдавая предпочтение золотой середине, балансу, он отмечает в дневнике, от 12 июля 1984 года: “Сколько раз я пытался прочитать всего Достоевского. Не могу. Конечно, я имею о его творчестве представление, основные его произведения читал в разные годы. Особенно много читал о нем. И все же — не тянет. Более того, отталкивает. В чем дело? Вероятно, в том, что он слишком русский, агрессивно-воинственно-нестерпимо-несносно русский. А все слишком русское, слишком казахское, слишком немецкое мне претит. Слишком национальное всегда на грани шовинизма. А это - ограниченность, убожество. В моем понимании, конечно. Мне неприятно, когда кто-то слишком назойливо выпячивает свое национальное. Есть в этом что-то постыдное. А вот Гёте и Абай очень национальны и между тем - и это главное — общечеловечны. Что не общечеловечно, то и не национально”. Наиболее верно отражают его позицию строки Роберта Рождественского:
 
Для человека

национальность

И не заслуга и не вина.

Если в стране утверждают

иначе,

Значит, несчастная эта страна.
 
И все же Г ерольд Бельгер не оставляет попыток понять творчество Достоевского, с присущей ему основательностью он изучает литературу о творчестве русского классика: “ августа 1984 года. В Ташкенте, у родителей, решительно принялся читать “Бесы ” Достоевского. Не только читал - конспектировал. Очень острый, провидческий, актуальный роман. Но читал с превеликим трудом и напряжением. Мне упорно кажется он ужасно монотонным, многословным, нудным и неряшливым. Я могу читать о Достоевском /прочитал и Манна, и Карякина, и Волгина, и Косенко, как раз накануне/, а вот самого писателя читать для меня — мука. За последние 20 лет я сделал много попыток основательно его штудировать. Бірақ, тартпайды-ау, тартпайды. Мен үшін жат жазушы. Букіл дуние таны-мы, болмысы жат. (Но не увлекает, не увлекает. Для меня чуждый писатель. Всем существом, мировосприятием)".
 
В родительском доме писатель с легкостью сочетает работу, чтение, отдых. Этому содействовала атмосфера стабильности, гармонии: просторный двор, сад, посаженный заботливыми руками Карла Фридриховича, тишина дома, где безупречно-уютная чистота поддерживалась Анной Давидовной. Сын и мать по обыкновению часто проводили время за беседами на скамейке во дворе. Созерцание мамы, вид ее натруженных рук, голос и смех внушало писателю чувство блаженного умиротворения. Порой Анна Давидовна напевала старинные немецкие песни, она помнила немало народных песен, среди них были даже песни колонистов, привезенные из Германских княжеств более 200 лет тому назад. Пела озорные частушки - шнёркели времен советизации и коллективизации, помнила городские романсы - их она слышала во время недолгой жизни в Энгельсе. Веселые и грустные мелодии на крыльях ночного ветерка разносились в тиши махалли и замирали, устремляясь к звездному ташкентскому небу.
 
Проницательная, с живым умом, она обладала остроумной, диалектной речью, высказывания Анны Давидовны сын нередко записывал в свой писательский блокнот для заметок. Из всех родных лишь мама следила за успехами Бельгера, делала аккуратные подшивки немецких газет: “Фройнд-шафт”, “Нойес Лебен”, “Дойче Альгемайне Цайтунг”. Страницы с материалами сына она отмечала закладками из пряжи, их писатель называет “следы маминых рук”.
 
Анна Давидовна не раз рассказывала сыну о родственниках, живших недалеко от Ташкента, в Сары-Агачском районе Южно-Казахстанской области, где среди долин и холмов обосновались многие переселенцы из Вольгаланд. В тех краях в начале 1980-х после трудармии поселились двоюродные братья Бельгера - Хайнрих и Виллем, жили и другие многочисленные родственники по линии Бельгер и Гертер. Бельгер сам давно намеревался навестить братьев, но многочисленные дела всякий раз заставляли изменить планы.
 
Положение дел было таково, что переводы были запланированы на годы вперед. В шкафу ожидали своего часа многочисленные рукописи и надеяться на скорое завершение дел не приходилось. Поэтому в начале 1980-х, прихватив с собой рукопись романа Дукенбая Досжана “Шелковый путь”, Бельгер отправляется к брату. Преодолев немалое расстояние в южном направлении он прибывает в Сары-Агачский район. Село, где жил один из братьев -Хайнрих, раскинулось в живописной изумрудной долине в чаше холмов. При взгляде на этот ухоженный край с возделанными полями и виноградниками никто не мог даже представить себе, что эти земли когда-то были запущенными и нежилыми. Депортированным немцам с Поволжья в начале 1940-х годов милостиво позволили обосноваться на этих пустошах, неприглядный и необжитый вид которых поначалу привел поселенцев в уныние. Единственное что внушало новоприбывшим надежду - это протекающая неподалеку полноводная Сырдария и березовая роща на холме.
 
Хайнрих Бельгер не ведал о депортации, в июне 1941 он ушел на фронт в числе добровольцев. Но в декабре 1941 года его уволили и направили в трудармию, где он и узнал страшную правду об указе от 28 августа. В трудармии он перенес все ужасы и испытания, а после указа 1955 года, гласящего: “Установить, что снятие с немцев ограничения по спецпосе-лению не влечет за собой возвращения им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в те места, откуда были выселены”, подался на юг. Высокий, сухопарый Хайнрих унаследовал от предков по линии Бельгер не только внешний облик, но и сдержанный характер, неутомимое трудолюбие. За то время, пока Г ерольд Бельгер гостил у брата, они делились воспоминаниями во время прогулок по окрестностям колхоза. От брата писатель узнает об образе жизни своих соплеменников: у большинства из них забота о материальной обеспеченности подчас становилась на первое место, а национальной культуре, духовной стороне жизни часто не предавалось значение. Писателя удручали “историческое беспамятство, незнание своих корней, основных этапов своеобычной судьбы своего народа, атрофия чувства сопричастности к своему народу”. Более всего страшился Бельгер равнодушия, сонного застоя, чреватого полнейшей деградацией умов в родном народе. Бельгер легко находит общий язык с жителями поселка, узнавал взгляды, мнения. И разделяя мнение писателя Ф. Абрамова: “Народ умирает тогда, когда становится населением”, Бельгер приходил к выводу, что предпосылки к этому имеются: в немецком селе происходит расслоение - одни стали законченными мещанами, признающих лишь “Золотого тельца” - стремление к деньгам и накопление материальных благ. Другие замкнулись в себе, став истовыми баптистами, их обособленный образ жизни не допускал общения с иными народами. Были и те, кто подался в Германию или готовился к отъезду, в надежде обрести там уголок благоденствия. Все это угнетало писателя, знающего, что эти перекосы - следствие чудовищных шрамов в судьбе народа, нанесенных властью еще в 1941 году. Тревожные мысли вторгаются в работу над переводом романа Дукенбая Досжанова “Шелковый путь”, он делает заметки для будущих проблемных статей на эту тему в походном блокноте, заодно фиксирует в нем немецкие песни, услышанные от родственников, отмечает образ жизни, и характеры будущих героев. В результате этой поездки родилась повесть - “Там, в долине” (по-немецки “Drunten im Tale” — строка из популярной немецкой народной песни), опубликованная отрывками в разных немецких газетах, на русском увидела свет в журнале “Простор”.
 
Из поездки по южным областям Казахстана Г ерольд Бельгер собрал богатый материал для повести, но особенное впечатление на него произвел прощальный разговор с Хайнрихом, в котором брат поведал о поездке на Павлодарщину. Хайнрих навещал в Павлодарской области их общую тетю Гермину (в повести - тетя Оттилия), она с мужем и детьми поселилась на севере Казахстана со времен депортации. Большая немецкая семья тети Гермины, к удивлению Хайнриха, где под одной крышей жило три поколения, общалась между собой главным образом на казахском языке. Однако Хайнриха поразило еще больше то, что зашедший сосед-казах заговорил с ним на чистейшем немецком языке. В многонациональном Казахстане это явление не редкость. Закономерный процесс приобщения к культуре соседнего народа часто именуется Бельгером “Взаимопроникновение культур”, и писатель знал о нем не понаслышке, а на собственном опыте и на примере многочисленных ссыльных, проживающих в его родном ауле и в каждом уголке необъятного Казахстана. И в своих статьях о культуре межнациональных отношений он часто пишет об этом. На страницах русских, казахских, немецких газет, Бельгер, в свойственной ему форме лирико-аналитического эссе, пишет как воспета колыбель кочевников - Казахстан в литературе советских немцев. Писатели первых годов Советской власти Герхард Завацки и Франц Шиллер, создавшие яркие образы степняков; поэт Карл Вельц выразили в своих творениях духовное единство, проявившееся между немцами и казахами. Воспели с небывалой искренностью свою родину - Казахстан и А. Реймген, Г. Кемпф, Э. Ульмер, А. Гассельбах, К. Вельц, Н. Ваккер, Р. Пфлюг.
 
Им приводятся в статьях колоритные образы немцев в творчестве казахских писателей А. Джагановой, Д. Дос-жанова, С. Жунусова, С. Муратбекова, К. Казыбаева А. Та-рази, С. Сматаева... Анализируя творения своих соплеменников, где, как в миниатюрных зеркалах, отображен свой Казахстан, Бельгер неустанно подчеркивает: “КАЗАХСТАН - не только место жительства для миллиона советских немцев. Это раздольный край, где имеются безграничные возможности для физического и духовного роста и совершенства, для подлинно свободного труда и творчества, для осознания своей значимости на земле, и для утверждения национального достоинства и гражданства в семье многоязычных народов". Эти строки вызывали горячие отклики.
 
Солидный багаж опыта, статей, книг Бельгера был оценен по достоинству многими журналистами в канун 50-летнего юбилея писателя. Многочисленные газетные, журнальные страницы запестрели статьями и заметками представителей самых различных национальностей, знавших Герольда Бельгера. К юбилейному году, в реестре писателя, в разделе “библиография” было отмечено около 40 газетных, журнальных материалов о нем. О Герольде Бельгере написали искренние и проникновенные строки представители трех национальностей на трех языках: В. Сабат “Немецкое в Алматы”; В. Владимиров “Так ли проста эта формула?”; Э. Ульмер “В чудесном саду дружбы”; А. Еженова “Струны души”; А. Дебольский “Отзывчивость”; Г. Пфеффер “Триединство”; Н. Ваккер “О способности не только смотреть, но и видеть”; Н. Пфеффер “Грани личности”; Д. Досжанов “Торжество коллеги по перу” и многие другие. В этом же году вышла в свет повесть “Завтра будет солнце”. Сюжет повести писатель вынашивал долгие годы и посвятил чудесному целителю, спасшей ему жизнь - хирургу Вере Леонтьевне Никифоровой. Уникальность повести состоит во временной параллели, проведенной между зрелым писателем Арвигом Карлсоном и десятилетним мальчиком, каким он некогда являлся. Единственными нитями, объединяющими во времени поправляющегося писателя и, вступившего на путь испытания недугом, мальчика является общая духовная и физическая боль и память. Боль пролегает между мужчиной и мальчиком, став катализатором духовного совершенства. И физический недуг послужил толчком к процессу выработки сил духовных, к переосмыслению жизни. В повести нашли отражение образ высокого, поджарого дяди Иоханнеса, в нем без труда угадывается Карл Фридрихович, особенно выразительный является образ смертельно больного пациента больницы Шукура. Он радуется каждому новому дню жизни и вдохновенно сочиняет песни и кюи. Перед ликом смерти Шукур не издает ни единого стона или жалобы на свою судьбу. И люди скажут о нем: “Он сражался до последнего, он исчерпал свои жизненные ресурсы, он был герой!". Герои рассказов и повестей Г. К. Бельгера не могут жить иначе, они сражаются до последнего, не ища легких путей. Они находят в себе мужество оставаться верными благородным идеалам, не ронять чести и достоинства перед лицом испытаний и несчастий. Завтра будет солнце, так будет и не может быть иначе - таков их жизненный принцип, это кредо и самого писателя.
 
Любящий солнечные дни Герольд Бельгер, черпает силы именно от солнечного света. Культ солнца, провозглашаемый писателем и в жизни и в творчестве, нашел свое выражение и в общении с людьми - всегда и во всем Герольда Карловича сопровождают солнечные люди, чей девиз “Возрождаться, невзирая ни на что”. Созвучный по внутреннему настрою американскому фантасту Рэю Бредбери, Герольд Бельгер утверждают истину: Дух рожден от Солнца, Тело -порождение ночи. Повесть “Завтра будет солнце” позже вошла в сборник “Каменный брод”. Одновременно с ним выходит сборник “Близкие дали”, куда были включены рассказы-миниатюры писателя и рассказ “Каролина”. Рассказ о нелегкой судьбе немецкой женщины, нашедшей в себе силы в переломный момент смены власти избрать новый путь -служение родной стране. В судьбе немки Каролины писатель отразил трагедию советских немцев, посвятивших свои идеи, убеждения новой идеологии, искренне веря и уповая на ее справедливость.
 
Течение дней, наполненных творческой работой и покоем, было нарушено скорбным известием из Ташкента -скончалась от белокровия младшая сестра Герольда Бельгера - Роза. Уйдя из жизни в возрасте 35 лет, она оставила после себя детей. Смерть младшей дочери сильно подкосила Анну Давидовну, корившую себя, как матери всего мира за то, что не сумела уберечь свое дитя от смерти. Роза Карловна обрела свое последнее пристанище на Ташкентском кладбище Домбрабад, под стройной чинарой. Потрясенный смертью сестры Г ерольд Бельгер долгое время не мог вернуться к работе, а берясь за перо, не находил в себе сил восстановить привычный ритм работы. Неотступные воспоминания о сестре и мысли о начале и конце пути человеческой жизни заполняли его существо. Смерть воспринимается Бельгером как финальная черта под всеми деяниями человека. Потому каждый день осознается им как дар, который надо использовать для служения бессмертному Духу, наделенному возможностью реализовать себя через творчество.
 
В 1986 году наиболее удачные и уникальные литературоведческие и критические работы Бельгера и очерки о писателях, в частности, старших наставниках Бельгера -Вольдемаре Эккерте, Зеппе Эстеррайхере вышли в сборнике “Мотивы трех струн”. Особое место в сборнике заняли статьи о переводе. Легко, доступно с присущим чувством юмора, Бельгер приводит примеры из практики коллег и личных наблюдений о работе над казахской прозой, экзо-тизмами, диалогами, фразеологизмами. Переводить фразеологизмы, утверждает Г ерольд Бельгер - труд немалый. Если же перевести буквальный их смысл, то получится нечто смешное: “Бір басты екеу етіп - (букв. ) делать голову двойной - (перен. смысл) жениться ; Жагасы жайлауга кетіп — (букв.) воротнички ушли на жайляу — (перен. смысл) безмерная радость; Шаң көтеріп kemmi - (букв. ) поднял пыль - (перен. смысл) уехал”. Встречаемые на пути переводчика неадекватные казахские слова, или так называемые экзотизмы, не имеющие аналога в русском или другом языке, также заставляют призадуматься. Допустим, такие как: айран, аул, чапан. Как быть тогда? В этом случае Г ерольд Бельгер предлагает не объяснять все читателю, ведь не переводят же иностранные переводчики слова: пальма, саванна, мачете, пампасы. Кроме того, он советует учитывать, “что и реалии многозначны”, приводя в качестве довода слово “ша-нырак”, ведь с этим словом связывают свои душевные переживания, вкладывают определенный смысл: “... Говорят “покачнулся мой шанырак” — лихо пришло в мой дом, худо стало семье; Говорят “обрушу шанырак тебе на голову” -разворошу жилье твое, накличу беду на тебя”.
 
Результат долгой, насчитывающейся вот уже тридцать лет, еще со студенческой поры, работы воплотился в уникальном по форме и содержанию объемном эссе “Гёте-Абай”. Оно было дважды опубликовано на двух языках - первый раз в журнале “Простор” в 1986 году. Второй раз на казахском языке в газете “Қазақ әдебиеті”. Тема духовного и творческого родства поэтов двух народов, отраженная Бель-гером в эссе с неподдельной, искренней страстью, поразила воображение аудитории. Факты об интересе немецких исследователей и самого Гёте к Востоку, влечение Абая к Западной культуре - все переплелось в красочном гобелене эссе, где в унисон гармонично звучали две доминирующие ноты - ноты Востока и Запада. В своем напутственном слове к книге младшего друга Абдижамил Нурпеисов отметил: “В творчестве больших поэтов он ищет и находит не просто перекличку каких-то идей, тем, сюжетов, очевидные взаимосвязи, взаимовлияние, но и священную общность духа, общность неких единых корней, формул, выражающих всечеловеческое братство. Извечно и естественное стремление к единству”.
 
Сосуществуя сразу в нескольких отдельных мирах-ипостасях, Г ерольд Бельгер успевает воздавать дань каждой из них. Насыщенная общественная жизнь предполагала многочисленные поездки. В декабре 1986 года Герольд Бельгер вошел в состав делегации представителей пяти национальных литератур Казахстана, для поездки в Москву на расширенный секретариат Союза писателей СССР. На секретариате СП СССР звучали торжественные речи об интернационализме в литературе Казахстана. Довольные гостеприимством, казахстанцы в перерыве продолжили разговор. Речь зашла о том когда и как прибыли в Казахстан, в каком количестве живут немцы, корейцы, греки, уйгуры, турки в республике. Неожиданно для себя они поняли ошеломляющий факт - живя вместе на одной земле, под одним небом, они, в сущности, мало знают друг о друге. Герольд Бельгер и ранее писал в публицистических статьях о том, что за годы застоя представители народов Казахстана “привычно разглагольствуя о единстве, фактически разбрелись, замкнулись в национальных рамках", и это "тотальное незнание менталитета другого народа” дало о себе знать в самый неподходящий для гостей Москвы момент. Многое в национальном вопросе умалчивалось, скрывалось за голыми, пустыми лозунгами, за коими на деле зрели противоречивые тенденции. Писатель и многие коллеги знали -национальная боль загнана в подсознание, это касалось не только народов-изгнанников, переживших депортацию. Это касалось и коренных народов. Сразу по возвращении из Москвы Бельгер отправился в Ташкент, в отчий дом, на день рождения Анны Давидовны. Весть о декабрьских событиях в родном городе Г ерольд Бельгер узнал лишь в Ташкенте из сводок новостей. Внезапно вспыхнувшее Декабрьское восстание всколыхнуло всю страну, весь мир. Это восстание заставило изменить не только многие официальные взгляды на национальные проблемы, но и послужило началом развала империи, всего социалистического лагеря.