Глава восьмая

Как-то в школе на уроке литературы (я уже училась в восьмом классе) наша учительница Прасковья Григорьевна обратилась к нам, восьмиклассникам:
 
— Кто нам расскажет о детстве своих родителей? Кто знает, как они росли?
 
В классе стало очень тихо. Вопрос был неожиданным. Я много знала об отце и матери. Но это было уже связано с моим детством. О детстве отца не знала ничего и ничего бы толком не смогла рассказать.
 
Мой сосед по парте предложил:
 
— Прасковья Григорьевна! Мы все вас очень просим, чтобы сегодня вы рассказали о своем детстве, о ваших родителях, а о своих мы вам расскажем в следующий раз или напишем дома сочинение.
 
— Да! Да! Конечно! Расскажите, пожалуйста, о вашем детстве! — зашумели ребята.— Мы вас очень просим.
 

 

И вот Прасковья Григорьевна, наша любимая старая учительница, начала свой рассказ. Мы почувствовали, что она перенеслась в далекое прошлое. Учительница говорила о тяжелой участи своих родителей, которые работали на старых рудниках. Отца задавило при обвале. Самый старший братишка, которому едва исполнилось тринадцать лет, пошел зарабатывать на шахту (ему приписали возраст в церкви). Мать вскоре заболела тифом и умерла, а Прасковья Григорьевна в девять лет устроилась нянькой... Мы сидели взволнованные. Было досадно, что зазвенел звонок.
 
Вечером, когда отец вернулся с работы и поужинал, я попросила рассказать подробней о его детстве, о моих дедушке и бабушке.
 
Папа задумался. Лицо его стало печальным. Я сидела и ждала, боясь оторвать его от мыслей. Отец начал:
 
— Родился я, как тебе известно, Валюша, в маленьком городке Петровске на Волге в Саратовской области 1 января 1893 года.
 
Мой отец был мелким конторским служащим. Добрый, слабохарактерный по своей натуре, он во всем беспрекословно подчинялся своей жене, моей матери Александре Степановне. Отец ее очень любил и всегда восхищался, как она умела сводить концы с концами, ведь приносил-то он домой жалкие гроши, а семья была большая!
 
— Бывало,— продолжал папа,— ласково обнимет за плечи мать и проговорит: «Сашенька ты моя, Сашу-ля, и что бы я без тебя делал? Посмотри, как живут наши соседи. Мы с Андреем работаем вместе, и заработок у нас одинаковый, а они совсем нищие».
 
А Сашенька не дремала. Отца она жалела и все считала его слабым, хотя он и был старше ее. То стирку брала на дом, то у купчихи убирала, а там глядишь — поднаймется варенье варить, соленья на зиму заготавливать, а в грибную пору соберет нас — и в лес (тут папа улыбнулся, видимо, вспомнил приятные для них прогулки) по грибы. А там и ягода всякая поспевает, опять работы много.
 
Мать мы все очень любили и слушались. Бывало, мама скажет нам с братом Дмитрием:
 
— Хлопчики, а барыня-то нам заказала к обеду живых раков и заплатить обещала хорошо, может быть, поищете?
 
Мы стремглав мчались на речку ловить раков. Нужны еловые шишки — мы несемся в лес.
 
А еще вспоминается такой случай. Как-то отец— Василий Захарович — принес из конторы переписывать ночами бумаги — приказчик обещал за ночную работу хорошо заплатить.
 
За работу отец взялся с желанием, ведь и ему хотелось подработать, хотелось порадовать мать. Всю неделю ночи напролет он почти не спал и задание выполнил вовремя. Утром бумаги отнес к приказчику. Тот проверил — все верно. Но... приказчик решил этому тихоне не платить.
 
Вечером отец пришел домой туча-тучей и даже под хмельком. Отдает матери зарплату, а самого зло разбирает.
 
— Где же справедливость? Что же это такое, я тебя, Сашу ля, спрашиваю? Всю неделю ночи работал напролет, а деньги платить отказались. Я к приказчику, а он мне: «Эх ты, мол, нахал, как ты смеешь просить деньги,— ведь на барина работаешь!»
 
Выслушала мать, возмутилась, даже пришла в ярость.
 
— Права свои нужно отстаивать.
 
А отец, успокоившись, говорит ей:
 
— Ладно, Сашуля, может быть, не надо просить? Ведь все равно он теперь не отдаст.
 
Но Александру Степановну трудно было остановить, если она что задумала.
 
— Не просить, а требовать нужно!
 
Утром оделась понарядней — и к приказчику.
 
— Как так получилось? Почему не платишь за работу?
 
Приказчик ей с усмешкой:
 
— Какое тебе еще право!
 
Но своего мать добилась — деньги отец все же получил.
 
Долго потом вспоминали о матери в конторе.
 
— Ну и жена у тебя, Василий,— говорили они отцу,— огонь. Чужого не возьмет, но и своего не упустит, с такой не пропадешь.
 
Кружилась моя мать, как белка в колесе. Все для дома, все для детей. На пасху обязательно куличик испечет и всем по красному яичку заготовит.
 
На Новый год, смотришь, и гуся зажарит, пироги с грибами настряпает и родню пригласит.
 
Мать мою очень любили за ее крутой, но справедливый характер, за ее честность, трудолюбие, за ее душевность, за то, что была хорошей хозяйкой.
 
Когда мы с Дмитрием пошли в школу, брюки нам приготовила сносные (перешила из старых отцовских), новые ситцевые рубашки сшила, сумки смастерила, а самое главное — у барыни выпросила книжки и тетради. Я до сих пор помню, как трудно было дождаться дня, когда наконец пойду учиться.
 
Наконец школа. Первый раз мать проводила сама.
 
— Смотрите, учитесь, ведь и отец у вас ученый.
 
Соседи говорили:
 
 — А ведь Саша всех детей так в люди выведет.
 
Себя мать совсем не жалела. Готова была ночи не спать, лишь бы дети не знали распроклятой нужды.
 
Время шло. Мы уже закончили второй класс. Как-то мать поздно вернулась от купчихи, у которой работала, и ей стало плохо. Она металась на кровати, у неё открылась рвота с кровью. Отец побежал за врачом, но спасти ее было нельзя — надорвалась, подняв тяжеленную бочку с соленьем.
 
Долго мучиться ей не пришлось. На следующий день она вся почернела и к вечеру умерла. Это случилось в 1904 году.
 
В доме сразу воцарилась нищета. Василий Захарович, потеряв последнюю опору в жизни, стал тосковать, болеть и вскоре тоже умер.
 
Учиться дальше не пришлось. Перебивался, помогая тетке, соседям, а когда исполнилось тринадцать лет, меня отправили на заработки в большой город — Саратов. С тех пор я стал жить самостоятельно.
 
Был я сначала мальчиком на посылках в магазине. Ох, и тяжело было... Помню, чуть только рассвет, а меня уже будит приказчик — нужно бежать с поручением. Только вернешься — а уж новое поручение готово. Так до поздней ночи. Часто за весь день не присядешь, и только кусочек хлеба с кипятком перепадет. Чуть ослушаешься — тут же тебя ждет подзатыльник. Спать приходилось в соломе, укрываясь лохмотьями. Однажды я как-то попался под пьяную руку купцу Боголюбову. Купец решил потешиться надо мною. Он обзывал меня то щенком бездомным, то низкой тварью. Потом сбросил меня с приступки, и, как только я пытался подняться, он вновь и вновь сбивал меня с ног, а сам неистово хохотал.
 
— А ну еще, щенок, еще встань, я посмотрю на тебя, звереныш!
 
Я попытался бежать, но купец настолько рассвирепел, что тяжелым сапогом сбил вновь с ног и стал пинать меня со звериной яростью. Кровь хлынула у меня из носа и изо рта. Я изловчился, ухватил за ноги купца, и тот, потеряв равновесие, вместе со мной покатился по ступеням. Весь дрожа, я закричал:
 
— Вот тебе за щенка! Получай, кровопивец, несчастный! — и крепко укусил его за руку.
 
Поднялся страшный переполох. Меня упрятали на печи у кухарки Степаниды. Никто меня не выдал, а к ночи от перепугу и сильных побоев у меня поднялся жар. Целую неделю у меня все болело. Степанида меня выхаживала, отпаивала травяными настоями, откармливала.
 
В пятнадцатилетием возрасте, не имея ни гроша, ни поддержки со стороны взрослых, бежал я на пристань, где устроился грузчиком. Несладка была жизнь и здесь. Я сгибался в три погибели, перетаскивая тяжелые тюки, но не сдавался и не отставал от старших. Ночью валился, совершенно выбившись из сил, где-нибудь на пристани.
 
Сначала надо мной подтрунивали, но, видимо, мои упорство и выносливость постепенно завоевали уважение, и я стал равноправным рабочим. У меня даже появились покровители и защитники.
 
Так дожил я до 1914 года. Физически я окреп и твердо стоял на ногах. В этот год разразилась первая мировая война. До нас доходили слухи о больших человеческих жертвах, на улицах стали появляться калеки. Вечерами мы отправлялись слушать рассказы фронтовиков о тяжелых боях. А в 1915 году в октябре месяце я надел солдатскую шинель и стал под ружье.
 
Вот с этого-то момента и началась моя солдатская жизнь.
 
— Ну, а дальше что было, папа, расскажи.
 
Расскажу как-нибудь в следующий раз, а сейчас спать пора, дочка, спать.
 
Занимая пост военкома республики, отец много работал над улучшением деятельности местных органов военного управления и органов оборонно-массовой работы среди населения.
 
Часто, несмотря на свою занятость, выезжал в самые отдаленные районы Киргизии, знакомился с экономической и политической жизнью районов.
 
Как член ЦК КП Киргизии посещал райкомы, райисполкомы и другие общественные организации, где вносил предложения, давал советы о благоустройстве района, об улучшении жизни трудящихся, об оживлении оборонно-массовой работы среди населения.
 
Отец постоянно опирался на помощь местных партийных, советских и комсомольских органов, умело организовывал допризывную подготовку.
 
За образцовую работу в деле подготовки и проведения призывов в Советскую Армию и Военно-Морской флот президиум Верховного Совета Киргизской ССР наградил отца в 1940 году Почетной грамотой.
 
Помню, когда выпустили агитационный листок с портретом отца и подробной биографией, я бережно хранила его все годы и очень переживала, когда при бомбежке вместе с шапкой исчез и листок.
 
Я часто задумываюсь, в чем заключалась сила характера отца.
 
Для меня он был прежде всего любящий отец. С ним всегда было легко, интересно, он умел зажечь, заразить идеей любого, кто с ним соприкасался. Когда у меня возникали какие-либо затруднения в учебе или в комсомольской работе, всегда тянуло к отцу, хотелось обратиться за советом. Он совсем незаметно помогал разобраться в трудном вопросе, направить мысли в нужное русло. После небольшой беседы с ним как-то сами собой исчезали все сомнения.
 
Во Фрунзе до войны отец был единственным генералом, но от этого в нашей семье ничего не менялось. Машины папа не признавал, ходил всегда пешком. Несмотря на то, что семья у нас была большая — пятеро детей, мама работала, домработницы никогда не было. Папа всегда гордился, что мама не только работала на ответственных должностях, но, самое главное, что работа у нее спорилась, ладилась, что несмотря на занятость она успевала еще участвовать во всевозможных соревнованиях среди жен командиров.
 
В свободное от работы время папа помогал в домашнем хозяйстве. Его можно было увидеть во дворе, когда он вместе с нами чистил ковры, поливал цветы, возился в земле. Можно было его застать на кухне подвязанным вокруг талии полотенцем, особенно в предпраздничные дни, когда он хлопотал над приготовлением какого-нибудь деликатесного блюда. Мы всегда крутились около него. Когда у нас получалось что-то хорошее, он непременно хвалил; когда случалась неудача, старался подбодрить:
 
— Ничего, для первого раза не так уж и плохо.
 
Школьники едут в колхоз помогать в работе колхозникам — я ездила вместе со всеми. Все в лагеря —-и я тоже, агитбригады — так агитбригады. Иначе мы и представить себе не могли.
 
Папа старался привить скромность, трудолюбие и глубокое уважение к своим товарищам-сверстникам, старшим. У нас в семье было все просто, дружно, чувствовались уважение и любовь друг к другу. Если уж папа обещал что-то сделать, то это было абсолютно точно. К отцу часто обращались за советом, помощью соседи, сослуживцы, и всегда он находил время, что» бы выслушать человека и делом помочь ему.
 
Отец никогда не был с нами груб, он даже не повышал голоса на нас, но говорил всегда убедительно. Не помню случая, чтобы он когда-нибудь поднял руку на ребенка. Нам был очень дорог душевный покой отца, мы беспредельно его любили. Если и приходилось отцу сделать какое-нибудь замечание, мы всегда искренне огорчались. Если мне папа замечал:
 
— Что-то ты, Валюша, зачастила в кино, или мне это показалось? — я готова была сквозь землю провалиться, я готова была целый год не бывать в кино. Но когда долго сидела дома, от отца также не ускользало это обстоятельство, и он сам придумывал мне развлечения.
 
Отцу присвоили звание генерал-майора в 1939 году. Мы, дети, были рады этому потому, что радовался сам отец. Но уж очень необычно это звучало — «генерал». Мы даже стеснялись, когда в школе интересовались, кто наш отец. А папа как-то сказал матери с гордостью :
 
— Вот видишь, мамочка, и до генерала дослужился!
 
В этом же году отец был избран депутатом Верховного Совета Киргизской ССР. Много радости принесло это известие. А как мы горды были за отца!
 
Осенью 1940 года отец взял меня с собой в командировку вокруг озера Иссык-Куль. Сколько удовольствия принесла мне эта поездка!
 
На рассвете, одевшись в спортивную форму,— бриджи, красную майку с белым воротником, тапочки, мы с папой погрузились в «газик» и выехали на Иссык-Куль. Шофером работал Чунихин (я его звала «дядя Ваня»), тот самый, который когда-то работал у отца шофером.
 
Утро было прохладным, и я, теплей укутавшись в пальто, незаметно задремала. Проснулась, когда мы уже ехали по ущелью. Постепенно ущелье сужалось, вершины гор поднимались выше и выше. Горная река шумела так сильно, что разговаривать было совершенно невозможно. Ухабистая дорога беспрерывно петляла над пропастью, от резких поворотов машины буквально захватывало дух. Скалы козырьком нависали над дорогой. Но вот горы стали ниже, ущелье заметно раздвинулось, река расплылась по равнине, замедляя течение. Вскоре на горизонте появилась продолговатая синяя полоска воды.
 
— Вот и озеро! — восклицает отец.— Какая прелесть! И чего только природой не изобретено! Будто в скалистые вершины вправлена огромная чаша, наполненная прозрачной темно-голубой водой. Любуйся.
 
В то время города Рыбачьего еще не существовало. На его месте был небольшой поселок да маленькая пристань с небольшим бараком для приезжих. По озеру курсировали маленькие пароходики. Мы наблюдали за рыболовами. Мелкая рыбешка все время клюет, и счастливые рыбаки частенько снимают с крючков чебачков. Пообедав в небольшой столовой, отец отправился на призывной пункт, а я, конечно, побежала к озеру. К вечеру мы снова в пути. Едем по левому берегу. Здесь много населенных пунктов. Богатые поселки растянулись вдоль берега. Жители к дороге ведрами выставляют смородину, абрикосы. Для продажи выносятся куры, гуси, яйца, все очень дешево.
 
В Сазановке (теперь Ананьево) мы заночевали у председателя колхоза «Иссык-Куль», фамилии его не помню, отец его называл просто баскарма. Сюда пришли парторг, бригадиры. За нарыном, кумысом вели разговор о строительстве школы, новой больницы. Отец интересовался успехами бригад. Утром среди колхозников папа проводил беседу о международном положении. Затем, проехав в отдаленные бригады, коротко побеседовав с людьми, поехали в Пржевальск, где остановились в военкомате. Отец занялся своими делами, а мы с дядей Ваней отправились к памятнику великому путешественнику, побывали на озере, без папы пообедали в городской столовой, а вечером после рабочего дня были в гостях у военкома. Рано утром следующего дня мы выехали в военный санаторий «Тамга». В самом поселке на призывном пункте папа много беседовал с населением, с призывниками. Мне было приятно слышать, когда пожилые люди говорили:
 
— Смотрите, сам генерал приехал поговорить с призывниками, значит, дорог ему солдат и нас, родителей, уважает. Недаром про него говорят, что он у Чапаева служил. На обратном пути заехали в Чолпон-Ату. Вечером мы специально ходили на берег, любоваться закатом. Я сидела у воды. Папа с дядей Ваней купались. Мы долго бродили по берегу. Отец мечтал о времени, когда гостеприимное озеро примет гостей со всего Советского Союза.
 
Рано утром мы были уже в пути. Купили копченых османов, крупной, как вишня, смородины, яиц, двух гусей. Настроение у нас было отличное, всю дорогу пели «По долинам и по взгорьям», «Шел отряд по берегу» и «Катюшу».
 
Отец говорил со мной о комсомольской работе в школе, советовал организовать среди старшеклассников агитбригады, подготовить хорошую программу самодеятельности, небольшие доклады о международном положении, о пути, пройденном нашей страной, о, ее успехах, а на зимних каникулах отправиться в отдаленные колхозы. Отец входил в азарт:
 
— Ты представляешь, Валюта, как это теперь важно! С докладами я вам помогу. Встретитесь с сельскими ребятами, расскажете о комсомольской работе в школах города, поделитесь опытом. Можно захватить с собой несколько номеров стенной газеты... В общем, нужно хорошенько продумать. И пользу принесете и хорошо отдохнете.
 
Я была счастлива. Мы с папой еще больше сблизились за эту поездку. Я гордилась отцом и все чаще и чаще произносила:
 
— Мы с папой, у нас с папой, папа посоветовал...