Глава третья

18 августа 1941 года на рассвете нас по тревоге выстроили, и мы маршем двинулись к вокзалу. Все улицы, несмотря на ранний час, были запружены людьми. Каждый хотел сказать нам свое напутствие. Преподносили цветы, сверточки с продуктами, наставляли:
 
— Бейте ненавистных гадов, сколько же они могут топтать нашу священную землю...
 
— С победой возвращайтесь скорей.
 
— Миленькие, лучше ухаживайте за ранеными...
 
Дивизия выехала на фронт. Навстречу нам двигались санитарные поезда с тяжелоранеными, составы, на платформах которых находилась искалеченная техника: танки, пушки, самолеты.
 
В дороге мы получили первое боевое крещение: на состав было сброшено несколько бомб. К счастью, никакого вреда они не принесли, но мы услышали настоящий грохот от взрыва бомб, увидели смертоносные столбы земли и пламени, мы узнали, каков запах гари и пороха.
 
Отбой тревоги, и снова эшелоны помчались с поразительной быстротой. Нас нигде не задерживали. Остановок совсем мало.
 
В Боровичах Калининской области мы стали выгружаться. Совершив трудный форсированный марш по лесам и болотам на северо-запад, дивизия скрытно прибыла на Ленинградский фронт и была включена в резерв главного командования.

 

Находясь в резерве, мы ни на минуту не прекращали учиться. Теперь командиры учитывали опыт борьбы с фашистскими захватчиками на полях сражений.
 
С командным составом дивизии отец внимательно изучал сложившуюся обстановку, тактику, маневры, приемы противника.
 
Уже здесь, в резерве, отец добился разрешения участвовать в боевой разведке. Солдаты приняли первое боевое крещение. Появились первые пленные, важные документы, принесенные разведчиками, трофеи.
 
Все больше креп и мужал боевой дух дивизии. Каждый горел желанием как можно скорей помериться силами с противником.
 
— Для комдива не было мелочей. Он всегда учил нас предусмотрительности,— вспоминал позже начальник дивизионного клуба гвардии капитан Першин.
 
— Однажды, когда мы еще стояли в резерве, я при-хал в часть с кинопередвижкой. Замаскировали экран в лесу, движок упрятали в овражек. Казалось, все предосторожности приняты. Пустили фильм.
 
Вскоре появился генерал, посмотрел по сторонам, спросил:
 
— А где часовые?
 
— Мы никогда часовых не ставим на киносеансы.
 
— Это очень плохо,— строго сказал Панфилов.— Разве можно быть уверенным, что в тылу нет лазутчиков? Нужно всегда быть бдительными, особенно когда проводятся массовые мероприятия.
 
Я твердо запомнил приказ комдива и никогда не нарушал его.
 
Бывая в частях, отец внимательно присматривался к каждому командиру и политработнику, хорошо знал положительные и отрицательные качества каждого. Своими советами он помогал развивать хорошее и устранять все отрицательное. Старался делать это ненавязчиво, не унижая человеческого достоинства. Был справедлив, но строг и требователен.
 
Если то было необходимо, отец сам показывал, как следует организовывать и проводить занятия. Часто его можно было видеть на стрельбищах во время учений. Он вместе с солдатами стрелял из винтовки, пистолета, ручного пулемета. При этом выполнял упражнения на «отлично», всегда показывая пример совершенного владения боевым оружием. В обращении с подчиненными папа был прост и приветлив.
 
Наш медсанбат разместился в лесу, в заболоченной местности. Развернули палатки, подготовили операционную, госпитальную, эваковзвод, приемосортировочный.
 
Себе же для жилья вырыли землянки. Опыта тогда в этом деле еще не имели никакого, и землянки получились в виде нор: небольшое углубление сверху, как шалаш, перекрывали сосновыми ветками. Печку рыли прямо в нише. Дрова в ней не горели, и мы задыхались от дыма. В общем, горе-строители.
 
Однажды, когда я была дежурной по кухне, недалеко от землянки комбата остановилась легковая машина. Из нее вышел отец. Он был в серой шинели с зелеными полевыми петлицами. Спину крест-накрест пересекали ремни.
 
Навстречу ему почти бежал командир батальона Семечкин. Отец просто поздоровался с комбатом за руку и попросил собрать весь личный состав батальона.
 
— Как устроились? Готовы ли к предстоящим боям? Показывайте свое хозяйство.
 
Весть о приезде командира дивизии моментально облетела батальон, и каждый стремился увидеть его.
 
Варвара Ивановна Великанова, наш врач, несмотря на холод, поспешила навстречу без шинели. Папа, заметив это, покачал головой:
 
— Беречь себя нужно. Скоро начнутся настоящие бои, большая, очень большая нагрузка будет у вас. Вы должны думать о раненых, которые рассчитывают на вашу помощь.
 
Отец обошел всю территорию медсанбата. В операционную он только заглянул:
 
— Я ведь в этом деле не специалист, вижу, что хорошо, а в остальном врачи сами знают, что нужно для работы.
 
Потом отец обратился к главному хирургу Николаю Васильевичу (уже немолодому, с седой шевелюрой).
 
— Вам ведь не впервой на войне?
 
— Да, товарищ генерал, приходилось в империалистическую. Врачи у нас подобраны с большим опытом, справимся.
 
— Стаж у вас добрый, но должен вас предупредить, что противник сейчас совсем не тот, темпы совсем иные. А техника? Разве сравнишь! Так что прошу еще раз все взвесить, продумать. Еще и еще раз посоветуйтесь с коллегами. Раненых будет очень много!
 
Увидя наши землянки, отец выговорил замполиту Клыкову:
 
— Звериные норы и то удобней. Ни встать, ни сесть, ни обогреться в ваших жилищах.
 
— Постепенно научимся, товарищ генерал,— ответил Клыков.
 
— Вот что я вам, мой батенька, скажу: надо сразу делать правильно, иначе грош цена вашей учебе. Потом вовсе будет некогда. В боевой обстановке один врач заболеет — сотни раненых останутся без помощи, так что нужно все заново переделать. Я вам советую: поучитесь у своих соседей-саперов. У них здорово получается.
 
Отец заглянул на кухню. Я как дежурная отдала рапорт по всем уставным правилам.
 
На кухне чистили картофель бойцы из команды выздоравливающих, находившиеся на излечении. Отец сел на пенек и стал беседовать с больными. Один из бойцов сказал:
 
— Все хорошо, товарищ генерал: и лечат хорошо, кормят тоже, а вот с куревом неувязка, курить нечего.
 
Папа подозвал к себе шофера и попросил принести две пачки табаку из собственных запасов.
 
— Давайте закурим да поговорим еще кое о чем.
 
Табак быстро передавался из рук в руки. Лица бойцов просветлели, отец тоже скрутил самокрутку, закурил.
 
Потом поднялся, подошел к повару.
 
— Как тут у вас дела? Фамилия ваша, кажется, Сергеев?
 
— Да, старший сержант Сергеев.
 
— А сколько человек ты сможешь накормить во время боя?
 
— Сколько будет раненых — всех накормлю,— бодро ответил Сергеев.
 
— И вовремя приготовить обед сумеешь?
 
— Конечно, приготовлю!
 
— А если, например, высадится десант, не бросишь кухню?— не унимался отец.
 
— Кухня для меня как оружие для любого бойца, а как же можно бойцу воевать без оружия?
 
— А стреляешь как? Винтовка в порядке?
 
— Я, товарищ генерал, отличник боевой и политической подготовки и перед врагом, думаю, не дрогну, потому как я всем своим нутром ненавижу фашистов.
 
Отец, явно довольный ответами повара, пожелал солдатам быстрого выздоровления и возвращения в свою часть. Размеренным шагом направился к машине. Я пошла его проводить.
 
— Ну, Валюша, вряд ли мы с тобой теперь скоро встретимся. Вот-вот начнутся тяжелые бои. Я постараюсь давать знать о себе через адъютанта письмецом, а ты постарайся через него давать знать о себе. Очень прошу тебя, Валя, чаще пиши домой.
 
Поцеловав меня, сел в машину и уже на ходу сунул мне в руку конфеты «Мишка».
 
— Держи, солдат, это тебе моя награда за службу! Будь здорова!
 
И машина медленно стала удаляться по узкой лесной просеке.
 
У меня защипало в носу. Скоро бой, а как далеко будет от меня отец! Когда теперь я смогу его увидеть?.. Увижу ли? Ой, чего это я? О чем я смела подумать! Конечно, увижу!