Часть первая
ДЕТСТВО КОЧЕВОЕ
Глава первая
Родилась я в 1923 году 1 мая и была в семье первенцем. Отец в ту пору учился в Киевской объединенной военной школе.
О годах папиной учебы мама часто вспоминает:
— Образование у Вани было всего два класса. Приемная комиссия зачислила его условно, учитывая большое стремление к знаниям и его заслуги перед Родиной.
Отец был уже награжден первым орденом «Боевого Красного Знамени» за участие в боях в чапаевской дивизии. Ночи напролет просиживал он за учебниками в нетопленом помещении, часто полуголодный (дневной паек составляли суп из чечевицы и двести граммов ржаного хлеба, вместо сахара — сахарин). К концу года курсант Иван Панфилов шел по успеваемости наравне с остальными, а на второй год учебы опередил многих.
Панфилов охотно помогал отстающим и делал это по-своему.
— А ну-ка, друг, расскажи, что ты знаешь,— обращался он к курсанту,— тогда я буду знать, чего ты не знаешь, и объясню.
— Да нет,— упирался курсант,— лучше я буду задавать вопросы.— Отец настаивал на своем, сидел с курсантом не один вечер, пока тот не признавался:
— Вот теперь все понятно и, оказывается, совсем легко!
Радовался и Панфилов.
Ты на всю жизнь запомнил это, потому что своим умом достиг.
Мама работала в школе уборщицей, получая курсантский паек. Она активно участвовала в общественной жизни училища, в художественной самодеятельности/
В училище, которое отец закончил с отличием, он вступил в ряды Коммунистической партии, и молодой командир взвода получил назначение в 52-й Ярославский полк. Через три месяца его повысили в должности, а вскоре назначили командиром роты. За активную работу в марте 1924 года моего отца, Ивана Васильевича Панфилова, избрали членом Ярославского совета депутатов трудящихся.
Повсюду свирепствовали банды басмачей — ставленников иностранных разведок. Наш путь лежал да Памир, в Хорог, где хребты вытягивались своими грядами вдоль нашей государственной границы. Небольшой отряд пограничников сопровождал нашу семью к месту назначения. Ехали на лошадях узкими горными тропами через перевалы, по ущельям с бушующими горными реками. Мама ехала, как и все, верхом. Меня же (я была грудным ребенком) положили в бельевую корзину, которую тщательно прикрепили к вьючной лошади. Родители очень беспокоились: лошадь вместе со мной могла сорваться в пропасть. А тут еще тревожные слухи о басмачах, которые часто устраивали дерзкие набеги на мирные аулы и города, вершили зверскую резню, забирали все ценное у населения, угоняли скот в горы. Были случаи, когда басмачи бесшумно под покровом ночи пробирались к заставам, снимали часовых и вырезали весь гарнизон.
К месту добрались благополучно. Разместились прямо на заставе в казарме. Служба у отца оказалась тяжелой. Вместе с пограничниками часто приходилось ему до нескольку дней преследовать банды, вступать в тяжелые бои. Иногда басмачи скрывались в песках Кара-Кумов среди барханов. Их не страшили ни пыльные бури, ни палящее солнце.
Семьи военнослужащих постоянно жили тревожной пограничной жизнью. В феврале 1925 года мы переехали в город Ош, где родилась моя сестренка Женя, а спустя еще два года на руднике Кызыл-Кия в нашей семье родился по счету третий ребенок — брат Вива. Вновь переезд — теперь мы живем в Ашхабаде.
Однажды отец заехал домой и сообщил маме, что ему предстоит срочная командировка. Наскоро простился. Прошли дни, а вестей все не было. Спустя десять дней явился связной и передал военное обмундирование, в котором уезжал отец. На расспросы матери он ничего вразумительного не ответил (может быть, просто не имел права), только просил не беспокоиться. Перепуганная мать побежала к заместителю, но больше ничего не узнала.
Все это время нас почти каждый день навещали папины сослуживцы. Иногда в слезах забегали жены тех, чьи мужья также находились в длительной секретной командировке. Мама всегда старалась их успокоить.
— Ну что вы разволновались, расплакались. Ведь и моего Вани нет, жду же. И вы ждите, приедут. Служба у них такая. Думаете, мне не трудно с тремя малышами? Успокойтесь, милые, давайте лучше чайку попьем.
Иногда силы покидали ее, и ночами она давала волю слезам. Но мало кто догадывался об этом.
Когда наконец вернулся папа, мама не стесняясь плакала и, поглаживая его волнистую седую шевелюру, ласково приговаривала:
— Совсем ты у меня стал седенький.
Отец широко улыбался в ответ.
— Ничего, что седенький. Главное — голова цела. А седину я сбрею, если тебе не нравится.
С тех пор отец летом почти всегда брил голову.
Как потом выяснилось из рассказа отца, наши разведчики напали на след матерого бандита Курбан-Баши, который уходил в пески Кара-Кумов. Нужно было помешать банде скрыться за границу. Чтобы обмануть Курбан-Баши, отец решил переодеть весь отряд в гражданское. Вот почему папины вещи неожиданно вернулись домой.
— Осторожно, чтобы не спугнуть басмачей, мы шли по пятам банды,—рассказывал отец.—Особенно было тяжело в песках. От зноя и жажды мы доходили до изнеможения. И вот, когда казалось, что шайка в наших руках, ночью под покровом бури бандитам удалось скрыться. Дальше было совсем тяжело. Измученные тяжелой дорогой, без пищи и воды мы добрели наконец до колодца... Колодец был засыпан песком! Перед нами расстилалась бесконечная пустыня. Но решение у нас было одно: только вперед! Не потерять след...
Настигли банду вблизи афганской границы.
Отец замолчал.
— Мы потеряли четырех прекрасных солдат,— совсем другим голосом добавил он.
Папу тогда тоже задело пулей.
— Просто небольшая царапина,— отговаривался он.
Вскоре мы снова переехали в Ош. Тогда мне было всего пять лет, но детская память сохранила многое из событий того времени.