О. Альжанов не только просто грамотно писал на русском языке, но умел на нем убедительно, логически и последовательно изложить суть вопроса, о чем ярко свидетельствуют различные заявления, прошения, пояснения, написанные его рукой от имени своих просителей и от своего имени. Эти документы хорошо сохранились в архивах, благодаря педантичности и аккуратности царских чиновников при ведении «дела» на О. Альжанова как на политически неблагонадежного человека.
С каждым днем авторитет последнего среди простых людей быстро возрастал, что усиливало настороженность местных властей по отношению к его действиям. Если первые находили в нем защитника, то последние усмотрели в нем возмутителя порядка и спокойствия среди местного населения. Бесправие, испытанное народом, не позволяли ему оставаться равнодушным. Он ясно осознавал, что его дело не только учить детей, но и защищать их будущее от всесилия власти.
Осведомленные о деятельности О. Альжанова, городские чиновники не могли смириться, что «грамотный киргиз» начал выступать против них, волновать умы до сих пор более или менее смирного казахского населения.
В свою очередь местное мусульманство тоже почувствовало, откуда идет угроза их авторитету. Им очень не нравилось то, что О. Альжанов постоянно внушал простому народу, что путь к просвещению лежит через гражданские, а не через духовные мактабы и что каждый родитель имеет право сам выбирать форму обучения своего ребенка.
Нередко ему приходилось вместе с жалобщиками посещать местное начальство, выступая то в роли переводчика, то в роли защитника его интересов. Это не нравилось местной власти, которую он вынуждал заниматься делами жалобщиков. Больше всего местную власть раздражало то, что ей приходилось вновь заниматься теми вопросами, от которых они ранее отмахнулись, так как О. Альжанов писал жалобы в более высокие инстанции управления.
В письменных заявлениях в губернские органы он раскрывал не только факты притеснения, которые испытывали его земляки от местной власти, но и факты вымогательства и взяточничества всей волостной администрацией аула.
В итоге, деятельность О. Альжанова коснулась всей сферы жизни Кокпектинского общества - и переселенцев и кочевников. Поднимая любую из данных проблем, невозможно было не коснуться других животрепещущих вопросов, потому что везде был застой, рутина и несправедливость. Начиная свою деятельность, как просветитель, он фактически оказался выразителем интересов и защитником местного населения - кочевников. В итоге, его идеологическими противниками
оказались мусульманское духовенство, имевшее влияние и авторитет среди местного населения, и группа местных биев, купцы-скотопромышленники, представители казачьих и русских переселенческих общин и, наконец, царские чиновники - хранители имперского порядка в Степном крае. Устоять против такой мощной оппозиционной силы как морально, так и интеллектуально один О .Альжанов не смог. Это оказалось невозможным!
Если с начала его обвиняли в конфликте с мусульманским духовенством из-за форм обучения, то позже на него был навешен ярлык «политически неблагонадежного»! К тому же, послереволюционный период, ознаменованный карательными мерами, был для этого самым подходящим моментом.
Таким образом, уже с середины 1908 г. после пребывания его в Кокпекты менее года, губернская канцелярия совместно с местными органами власти начало «производство дознания», которое было произведено за весьма короткий срок.
Многие его обращения от своего имени и от имени земляков оставались без ответа, но все эти документы аккуратно подшивались чиновниками в особую папку его персонального дела под грифом «секретно». Более того, обращения О. Альжанова к высшим чиновникам, таким как Семипалатинский губернатор, о самовольном захвате у казахов их традиционных, плодородных земель и летних пастбищ казачьими и переселенческими общинами под хутора и станицы пред-ставлялорь как противодействие решениям государственных органов о проведении официальной переселенческой политики царизма. По этому обвинению он попадает в разряд людей с аполитичным поведением к царскому порядку и режиму. В официальном докладе Семипалатинского губернатора Сокольского генерал-губернатору Степного края Г.Тихменеву О. Альжанов был представлен как «возмутитель порядка». Это стало известно его «доброжелателям», что развязало им руки. Они поспешили воспользоваться мнением о нем, как о политически опасном человеке.
В скором времени, татарские миссионеры ислама и местная русская община начали активно создавать мнение об его дурном влияний на киргизские массы, чтобы вызвать у них неприязнь к русским. Они говорили, что его действия направлены якобы против правил и порядков, устоявшихся до его приезда, неуважительном отношений к местным органам власти и т.п.
И уже в начале 1908 г. О. Альжанов попадает под негласный надзор местной полиции и в число лиц, которые сеют смуту среди местного населения, проводят вредную агитацию. И это не удивительно, если учесть жестокий военно-политический террор по всей России. Повсюду продолжались аресты, суды над революционно-настроенными рабочими, крестьянами и сочувствующей им интеллигенцией. Степной край не был исключением. Царское правительство установило здесь, как в остальных частях империи, жестокий военно-политический режим. Территория края была разделена на два охранных района - Сибирский и Туркестанский. Повсеместно увеличивался штат полицейских - создавались новые жандармско-полицейские и казачьи отряды карательного направления. Однако, чем жестче проявлялся жандармско-полицейский террор, колонизаторская политика царизма с его военно-окупационным режимом, тем упорнее становилось и сопротивление этой политике. Казахские шаруа все сильнее втягивались в аграрно-производственные отношения. При всей своей политической незрелости, их действия послужили началом для последующих выступлений против колониальной политики царизма. Петиции, обращения, которые писались интеллигентами-разночинцами из аулов, а именно мугалимами, переводчиками и юристами, такими как Жакып Акпаев затрагивали уже не только аграрные и политически-правовые вопросы бытия казахского народа.
Первый донос на имя военного губернатора был составлен после шести месяцев его пребывания в Кокпекты. Некие милостивые государи, а именно: Федор Батицкий и Гайнулла Абдулфаизов «В связи с желаниями нескольких кокпектинцев, уполномочили себя по их просьбе донести его Превосходительству сведения о том, что О. Альжанов нарушает добрые отношения жителей г. Кокпекты с соседствующими киргизами» [57]. Письмо от так называемого «общества народа» было подготовлено «уполномоченными» с подписями нескольких человек: «Д.И. Вединцева и его сына, а за неграмотных Захара Бойко, Тимофей Бойко и за себя - А. Несторова, Павла Веднера и, кроме того, четырех подписей на арабском языке». Всего подписалось 11 человек. Внизу была приписка - «Къ сему прошению доверенный Федор Батицкий подписуюсь» и более грамотно - «Гайнулла Абдулфаизов». Получив этот документ-протокол «общества народа» и двух «милостивых государей», Семипалатинский губернатор К.Абаза наложил на него резолюцию крестьянскому начальнику 20-го участка Зайсанского уезда господину Холмскому - «для доставления сведений и заключения». О.Альжанову стало известно, что на него написали жалобу на имя Семипалатинского губернатора некие «уполномоченные». Он решил объяснить высокому начальству суть своих намерений. Он писал: «Не я притесняю, а они киргизов Нарынской волости. Весь сочный корм киргизов вытравливается многочисленным скотом скотопромышленников (несколько тысяч голов). Приезжие переселенцы бесконтрольно рубят деревья и кустарники - главные хранилища влаги». В конце он просит «приостановить самовольную пастьбу скота и правильно понять то, что татары - скотоводы умышленно обвиняют меня во всем». В самой жалобе «городских уполномоченных» подробно описывают действия О. Альжанова: По их мнению: «О. Альжанов пользуется тем приговором съезда выборных Нарынской волости от 3 августа 1907 г.. в котором ему вместе с двумя другими киргизами было предоставлено зашита прав и интересов киргиз в судебных и административных органах по всем хозяйственным делам. Он доказывает, что выпас городского скота жителей Кокпекты производится с нарушением земельных интересов киргиз, поскольку недавно приезжие и активно богатеющие татары-купцы начали свободно запускать свой скот на природные, годами установившиеся летовки (выпасы)» [58]. Далее, в донесении отмечалось, что Альжанов занимается «подпольной адвокатурой», а именно: «пишет жалобы и просьбы, подрывает престиж местной власти, называя их угнетателями казахского народа, в своих выступлениях и беседах выражает недоверие правительству, подрывает престиж правительственных властей, по его мнению, являющимися угнетателями киргизского населения» [59]. Они также писали: «Кроме помощи в написании просьб и жалоб, Альжанов дает словесные указания и советы киргизам по их законным правам, приобретая авторитет советчика». «Поэтому, киргизы, прежде чем идти к мировому судье, крестьянскому начальнику или к другим должностным лицам идут сначала к О. Альжанову за получением от него разных советов и указаний».
В свою очередь, крестьянский начальник уезда, получив вышеупомянутую бумагу 24 мая того же года, отправил ее по своим соответствующим чиновничьим инстанциям, сделав запрос в Нарынское волостное управление. Жандармская машина «заработала», и с этого дня начался негласный надзор полиции за О. Альжановым. Дело О. Альжанова выросло к моменту его высылки в июне 1909 г. до 128 страниц. Кроме татарского купца Г.Абдулфаизова и его окружения, к доносам были причастны волостной Кайранов, который, кстати, заверил своей подписью «общества народа», отдельные бии, торговцы-ростовщики, скупщики скота, т.е. те, кому не нравился «оқыған қазақ». По рапорту Кокпектинского городского пристава Семипалатинскому губернатору от 9 августа 1908 г. за № 874 отмечалось: «Альжанов, благодаря познаниям в области законов приобрел громадное доверие в кругу киргиз» и имел «большую наклонность к порицанию членов выше его стоящих» [60].
Получив указание слежки за О. Альжановым, Холмский доложил 17 августа 1908 г. Семипалатинскому губернатору, что «до весны текущего года никаких недоразумений между крестьянами и киргизами не были (имеются жители Кокпекты). Из всех смутил О. Альжанов! Так, крестьянский начальник сообщил: «Что Альжанов призывает киргиз протестовать против существования и поддержки волостных домов, говорит об их совершенной ненужности населению, выступает против подготовки летних и зимних экипажей, сбруи для проезда по делам службы чиновников. Внушает им, что занимаемая ими земля есть их собственность, а не принадлежность государства, и потому эти земли не могут быть отчуждены для русских переселенцев» [61].
По мнению крестьянского начальника, он «старался внушить враждебное отношение к местному татарскому населению и, в особенности, к татарским муллам». В конце доноса утверждалось, что О. Альжанов «под чужим именем ходатайствует перед высшим начальством о нуждах киргизов, являясь как бы доверенным представителем стесненного законом и угнетенного правительством бедного народа» [62]. Донос правильно отражал деятельность обвиняемого, но каковы были мотивы этой деятельности и его душевные переживания, никого не интересовало.
Наступил новый учебный год, реакции со стороны учебного округа пока не было. О. Альжанов оставался на своем месте. Тогда, 18 сентября того же года, было организовано новое пространное коллективное письмо - обращение от имени «городских уполномоченных» опять на имя Семипалатинского губернатора. В письме указывалось на «вредную для населениях. Кокпекты деятельность О.Альжанова.» Они просили оказать содействие в увольнении его с должности заведующего, иначе жители Кокпекты будут вынуждены прекратить обучение своих детей в русско-киргизском училище.
Материалы дела на О. Альжанова собирались весьма педантично в течение более одного года, детально обосновывались определенные карательные меры.
В первой половине 1909 г. поступила жалоба на имя генерал-губернатора Степного края с конкретным предложением выслать О. Альжанова за пределы Семипалатинской волости как политически неблагонадежного человека.
В мае 1909 г. исполняющий обязанности Семипалатинского губернатора господин К.Абаза делает письменный доклад (как тогда было принято называть письменное представление в вышестоящий административный орган власти). Представление было сделано на имя заведующего Западно-Сибирского учебного округа А.Алекторова о политической неблагонадежности заведующего Кокпектинским русско-казахским училищем, губернского секретаря О. Альжанова, деятельность которого, по его мнению, «совершенно не соответствует его прямым обязанностям». Царская охранка и ее тайные агенты продолжали постоянно следить за действиями О. Альжанова. Встречи О.Альжанова с людьми по проблемам устройства школы, необходимости изменения форм обучения казахских детей, разъяснения прав коренных жителей на землю, системы налогов на землю и имущество воспринимались чиновниками как вредная агитация против политики царского правительства. Поэтому, царские чиновники сами писали в своих донесениях: «Эта агитация О. Альджанова, в связи с производящейся нарезкой переселенческих участков и водворением переселенцев в Зайсанском уезде, является прямым противостоянием (подчеркнуто нами) общегосударственным целям - делу переселения, имеющему здесь огромное значение в смысле заселения далекой окраины, населенной киргизами с китайской империей, русскими, являющихся надежным оплотом для государства». Как говорится в таких случаях, комментарии излишни.... Это дело пахло ссылкой. О.А. Тройницкий подписал документ о ссылке О. Альжанова. Канцелярия Семипалатинского губернатора в отношении О. Альжанова завершила свое дело. До вынесения данного приговора необходимо было его лишить должности и чинов. Поэтому, когда в деле скопилось необходимое количество «компрометирующих» документов, Семипалатинский военный губернатор в мае 1909 г. писал: «статский советник, согласно моему поручению вошел с ходатайством к Попечителю Западно-Сибирского округа об увольнении с должности заведующего Кокпектинским Русско-киргизским училищем губернского секретаря Альджанова» [63]. Здесь тоже было все против О. Альжанова. Его недавний соратник А. Алекто-ров давно ушел с данной должности и занимался научно-педагогической деятельностью в Томском университете. О действиях чиновников О. Альжанов даже не подозревал, т.к. данные документы проходили под грифом «Секретно». Наконец, 11 мая 1909 г. за № 111 и.о. Семипалатинского губернатора К.Абаза своим ходатайством добился увольнения О. Альжанова с должности заведующего училищем. Только что вступивший на должность Семипалатинского губернатора А. Тройницкий, представил генерал-губернатору Степного края свою подробную докладную записку с ходатайством наказать уволенного просветителя, поскольку «произведенным дознанием его (О.А. - Авт.) деятельности установлено, что он, Альжанов, занимался подпольной адвокатурой, и, имея большое влияние на степь постоянно внушает киргизам, что занимаемые ими земли есть их собственность, а не принадлежность государства. Вследствие этого, эти земли не могут быть отчуждены для русских переселенцев [64]. Признавая дальнейшее оставление Альжанова, состоящего кибитковладельцем № 6 аула Нарынской волости, в Зайсанском уезде опасным, прошу разрешения Вашего Превосходительства о выселении Альжанова за пределы высочайше вверенной мне области в порядке статьи 17 «Степного положения» сроком на 5 лет». Итак, уже 15 июля того же года судьба О. Альжанова и его семьи была решена одним росчерком пера Степного генерал-губернатора - «Выслать!» [65]. Существовал специальный государственный документ «Степное положение», в котором регулировались правовые, земельные и другие вопросы Степного края. В данном положении существовала статья 17 «О порядке удаления порочных инородцев волостей Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской». К числу документов по делу О. Альжанова приобщена справка, в которой приводится, во-первых, выписка Государственного Совета гражданских и духовных дел от 11 октября 1904 г. № 121 по данной статье 17. Также, в деле имеется документ от 13 января 1904 года за № 525 по г. Ташкенту Туркестанского генерал-губернатора, в котором говорится об его отношении к исполнению решения данного Государственного совета. Имелся также документ об уведомлении Степного генерал-губернатора, что «для водворения указанных в упомянутом законе порочных инородцев волостей Акмолинской и Семипалатинской по вышеназванной справке определен Лепсинский уезд Семиреченской волости» [66]. Так местом ссылки О.Альжанова был определен Лепсинский уезд.
Уже 29 июля 1909 г., поздно вечером, О. Альжанов был задержан в своей квартире кокпектинским приставом. Эту ночь хорошо запомнила его жена, которая была беременна четвертым ребенком. Никто из родственников и друзей не знали об его аресте. На следующий день - 30 июля он был немедленно отправлен этапом с тем же приставом в Семипалатинск, вернее в Семипалатинский тюремный замок. А 9 сентября ему был вручен указ начальника Степного края о высылке его на пять лет в город Лепсинск Семиреченской волости Туркестанского края. В Семипалатинском тюремном замке он содержался до 23 сентября, т.е. почти два месяца. Через день - 24 сентября «содержащийся в Семипалатинском тюремном замке казах Зайсанского уезда Отунчи Альджанов отправлен этапным порядком под надзором полиции под заключение в Лепсинский уезд». Он был водворен в город Лепсинск при сопровождении двух полицмейстеров. Этапный путь для О. Альжанова был длиной в 12 дней, который он прошел пешком. Наконец, 3 октября он прибыл в место назначения в город Лепсинск под надзор полиции, о чем было сообщено всем инстанциям Департамента полиции. Потянулись долгие годы ссылки. В городе Лепсинске его определили под надзор полиции, лишили всех чинов, права учительство-вания, выезда за пределы Лепсинска в течение пяти лет (политическим ссыльным было запрещено работать в учебных заведениях). Выслав О. Альжанова в Семиреченскую область, семипалатинский губернатор немедленно сообщил главному начальнику Степного края в Омск, что: «Киргиз Зайсанского уезда Семипалатинской области Отунчи Альжанов согласно распоряжению главного начальника края от 15 июля 1909 г., на основании статьи 17 Степного положения выслан на 5 лет в Лепсинский уезд за политическую неблагонадежность».
Главной причиной высылки блюстители порядка записали: «занимался подпольной адвокатурой, внушал киргизам недоверие к правительству и подрывал престиж местной власти». В глазах Семипалатинского губернатора он был настолько опасен, что не мог даже быть отпущен на кратковременное пребывание в своем ауле по случаю смерти матери. При этом Лепсинский губернатор Сокольский через три года после определения О. Альжанова в ссылку, в ответ на запрос о его возможном выезде категорически сообщает следующее: «Отунчи Альджанов, киргиз Нарынской волости, Зайсанского уезда, аула № 6 выслан из пределов области за противоправительственную деятельность, выразившуюся в том, что он имел постоянные сношения с киргизами, внушал последним, что занимаемые ими земли принадлежат Царскому Государству и не могут быть отчуждены для казачьих и русских переселенцев. Так как водворение переселенцев в области ещё не закончилось и приток их из европейской части России ежегодно увеличивается, то нахожу возвращение О. Альжанова на родину нежелательным, ибо благодаря его антиправительственному направлению мысли, он может принести много вреда в деле заселения области» [67].
Таким образом, народный просветитель О. Альжанов стал жертвой царской политики переселения людей из Центральной России на земли Казахстана. Ничего не могло повлиять на положение казахов, даже защита их прав грамотным человеком была пресечена без суда и следствия.
Можно предположить, что только он не передумал, что только не испытал за пешую дорогу одинокий борец. Он до последнего дня в тюрьме думал о снисходительности властей. Но потом понял, что судьба его окончательно предрешена на будущие пять лет. Мысленно он был с семьей. Что будет с ними в дальнейшем, как сложится его жизнь в новых краях, он не знал. Высылка по статье «за политическую неблагонадежность» лишала всего, чего он добился в служебной деятельности. Прежде всего, политические ссыльные не допускались в систему образования, значит, он как учитель лишался права учить, как и русских, так и казахских детей. Поступить на службу в чиновничьи органы, тем более было не возможно, так как он получил временную отставку в своем чине и не мог работать даже переводчиком.
Лепсинский уезд был для него совершенно не знаком, никого он там не знал. Ему было известно только одно: это была пограничная зона с Китаем, и там должны были быть воинские части. И надеяться ему было не на кого: брат и отец умерли. Брат раньше от туберкулеза в городе Санк-Петербурге, а отец 3 года назад, мать жила в Аксуате с дочерью и зятем.
Только глубокой осенью его родственники привезли его семью в Лепсинск.