.jpg)
СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО
K. ГРЯЗНОВ
9 полномоченный Саркандского районного ОГПУ Александр Ильич Фетисов вот уже несколько дней подряд был занят одним неотложным делом, которое ему поручил начальник Алма-Атинского окружного отдела ОГПУ. Он проверял групповое заявление и ряд писем граждан, сигнализировавших партийно-советским органам и органам ОГПУ о том, что весенние капальские события 1928 года были спровоцированы некими Бедаревым, Шебалиным, Пономаревым, Бадаговым, Сидоровым, Авровым, Калачевым и братьями Сезергиными, Михаилом и Василием.
Все заявители обвиняли Бедарева и его единомышленников в провокации волнений женщин, пытавшихся помешать вывозу из Капала в Алма-Ату закупленного здесь государством хлеба. О том, что Бедарев, братья Севергины и другие их сообщники не только в годы гражданской войны, но и теперь не прекращают своей антасоветской работы, сообщали в своих письмах председатель Саркандского райоргпартбюро Милецкий, член ВКП(б) Дмитриев, Шебалина Анастасия.
— Где же они скрывались все эти годы?—думал Фетисов.—Как будто сговорились, один за другим возвратились в свою станицу к началу коллективизации. Гляди, снова напакостят и скроются, а тогда ищи ветра в ноле...
Когда спустя месяц Фетисов возвратился из поездки по этому делу в Капал и другие станицы района, в его кабинете, на рабочем столе, лежали материалы на Бедарева и некоторых его сподвижников, поступившие по его запросу из Алма-Аты.
Читая пожелтевшие от времени листы этих дел, Александр Ильич удивился, как Бедарев и его дружки все эта годы ловко уходили от ответственности. В отдельной папке в строгой последовательности были подшиты материалы об участии старшего урядника Бедарева Алексея Николаевича
Чоновцы из Лепсинского отряда после операции против банды Назарова, 1922 г.
в созванном Временным правительством казачьем съезде в Киеве. В деле за 1920 год сосредоточены материалы на сотника Бедарева, служившего в Капале в полку белых казачьих войск под командой полковника Бойко, документы об амнистировании Бойко, Бедарева, других офицеров и рядовых этого полка после капитуляции и сдачи ими Красной Армии Капала. Среди документов Талды-Курганской ЧК, кропотливо собранных чекистом Федором Болотиным, имелись материалы за 1921 год. Они свидетельствовали, что Бедарев появился тогда в Капале ненадолго. Он перед этим проживал в Алма-Ате, откуда бежал, опасаясь ареста в связи с ликвидацией Семиреченской ЧК контрреволюционного заговора, готовившегося в станицах Верненского и Джар-кентского уездов, во главе которого стоял друг Бедарева полковник Бойко.
Получены были дела и на осужденных в 1921 году в селе Гавриловне Калачева Степана Федоровича — за хищение хлебай Шебалина Петра Матвеевича — за хулиганство. Последний скрывался до этого в селе Джангиз-Агач. В прекращенном уголовном деле на Пономарева Владимира Дмитриевича, осужденного за убийство при конвоировании арестованного белыми в Сарканде военкома Родиона Гончарова, оказались документы о побеге Пономарева из-под стражи, о его нелегальном уходе в Китай и возвращении в Советский Союз в 1924 году.
Казалось, вопрос об аресте группы Бедарева можно было решать уже на основе собранных материалов, но Фетисов считал, что, возможно, и не Бедарев спровоцировал женщин в Капале к антисоветскому выступлению. А если это. так, нужно было хорошо разобраться в прошлой враждебной работе и сегодняшних политических взглядах как самого Бедарева, так и других участников группы.
Он зачастил в Капал, в соседние с ним станицы и села северного Семиречья. И каждый раз возвращался с документами, свидетельствовавшими о том, что Бедарев, проживая последние годы в Алма-Ате, был тесно связан со своими соучастниками по борьбе с Советской властью в годы гражданской войны, и именно он, заявители были правы, направлял своих дружков на срыв хлебозаготовок в Капале и окружающих станицах. Все участники группы одновременно распространяли среди жителей пораженческие слухи, пророчили скорую войну, а также гибель Советской власти.
На этот раз, в конце февраля 1929 года, Фетисов возвратился из Алма-Аты в Сарканд не один. С ним ехал уполномоченный окротдела ОГПУ Федор Федорович Аболин.
Заслушав очередной доклад Александра Ильича о ходе и результатах проверки личности Бедарева и его друзей, начальник окротдела выразил удолетворение проведенной оперативной работой и приказал Александру Ильичу совместно с Аболиным немедленно начать гласное следствие По делу.
* * *
Следователь спокойно оглядел арестованного и подвинул к себе лист бумаги. Он был молод и, видимо, стесняясь этого, старался показаться человеком многоопытным, всякое повидавшим в своей жизни.
— Фамилия?
— Бедарев.
— Имя?
— Алексей.
— Отчество?
— Отца Николаем звали.
Впервые чекист посмотрел на Бедарева с обычным человеческим любопытством. Oн так много слышал об арестованном, читал о нем в архивных документах, что представлял его иным и поначалу был даже разочарован, увидев перед собой ничем не примечательного бородача. Встреть такого на улице—разойдешься с ним, не подумав, что на. его душе десятки загубленных жизней, годы ожесточенной борьбы против Советской власти.
— Вы знаете, где находитесь?
— В Алма-Ате, в гепеу,— удивленный вопросом, ответил, пожав плечами, Бедарев.
— Да, вы арестованы Джетысуйским губотделом ОГПУ.
Бедарев уставился на следователя колючим взглядом. И тот без лишних слов понял, что перед ним враг, который не смутился и не сложил оружия. Он временно пережидал, ошеломленный разгромом тех, кому верил, на чьи силы надеялся. Чекисту еще не приходилось встречаться лицом к лицу с теми, у кого сохранилась идейная убежденность в правоте своего безнадежно проигранного дела. И вопреки правилам, у него вырвался неофициальный вопрос.
— Неужели вы до сих пор уверены, что удастся свернуть народ с избранного им пути?
Бедарев выпрямился и с интересом взглянул на следователя. Он помолчал, а потом убежденно проговорил:
— Не знаю вашего имени, отчества, гражданин хороший, а вы, наверное, видели комара! Хлоп ладонью —и звания от него не остается. А ведь комары и человека, и скотину насмерть заедают, если скопом. Человек-то ведь помудрей комара... ежели который обозлен...
Чекист тяжело вздохнул: «Враг и опасный к тому же. Бедарев не болтун, он человек дела. Судя по имеющимся данным, он развил бурную деятельность, добиваясь, чтобы односельчане не вступали в колхоз, подговаривал их резать скот, продавать и уничтожать сельскохозяйственный инвентарь, поджигать свои дома и бежать из станицы. Да, пожалуй, он прав: что-то комариное в нем есть. Напасть исподтишка, насосаться крови. Пусть уж тогда и о ладони не забывает...»
— Итак, Бедарев, расскажите о своей жизни, о том, где и когда стали заниматься политической деятельностью, как вступили на путь борьбы с большевиками. Советую говорить правду, мы многое о вас знаем.
— Зачем врать! —покосился тот на стол.— Моя песенка света, а до других мне дела нет. Да и делу-то самому, кажется, конец приходит...
Поближе к существу моего вопроса,— прервал его следователь.
Ближе так ближе, господин хороший,— усмехнулся Бедарев,—мне сейчас ближе всего до смерти... Так вот, родился я в кулацком звании, как мой отец и дед, в Капальской станице. Всей семьей жили вместе: отец, мать, сестра Прасковья, что тогда овдовела с сыном, да сестра помладше Агафьи, да я со своей супругой Аграфеной. Жили, не жалуясь, по соседям в долги не ходили...
— Какое же у нас хозяйство было? — поинтересовался следователь.
— Зассевали десятин пятнадцать, коров до двадцати иногда набиралось. Двух работников держали. Жили, не тужили.
Следователь знал, что северные казачьи станицы Капал, Арсан, Сарканд не выделялись из других семиреченских станиц своей зажиточностью, но казаки жили везде справно. Наделы ни мужчину насчитывали 16 десятин земли, а в больших семьях только зерновыми засевали по 30—50 десятин, да к тому же сенокосные и выпасные угодия. Естественно, что такое количество земли освоить своей семьей было немыслимо, поэтому держали работников из казахов и русских-переселенцев.
Капал в северном Семиречье был головной станицей, а та глубоким рвом, поросшим кустарником, с небольшой речушкой под тем же названием располагался купеческий городишко. Жизнь тут была благодатная. Земля славилась богатыми урожаями, в горах, на альпийских лугах, жирел скот станичников.
Без ропота восприняли семиреченские казаки и весть о начале первой мировой войны. Алексей Бедарев попал на фронт с одним из первых эшелонов... Опасности не боялся, но и не рисковал зря. Дважды был ранен, получил Георгия, знание старшего урядника. В общем, служака был отменный и ярый монархист. Три года фронта, февральская революция не внесли в его жизнь заметных изменений, хотя некоторое время из-за царя он был в оппозиции к Временному правительству.
Керенский, взяв в руки власть, считал казачество единственной в то время реальной силой в России, опираясь на которую можно было покончить с Советами, уничтожить большевиков. Одной из реальных мер его объединения он считал созыв полковых и армейских казачьих съездов. Однако правительство боялось проводить его в Петрограде, так как расквартированные там казачьи части выступили в поддержку Советов. Поэтому съезд было решено провести в Киеве.
От второй отдельной сотни на съезд особой казачьей армии, стоявшей в Лупке бывшей Волынской губернии, делегатом был избран старший урядник А. И. Бедарев. Когда он приехал в Луцк, туманная дымка расстилалась над Стырью за рекой, а сквозь нее чуть были видны дома города. Семиреченский казак прошел по улицам прифронтового города, который был центром казачьих частей, сражающихся на этом боевом участке. Луцк приукрасился, готовясь к казачьему армейскому съезду. Бедарев прибыл сюда с наказом о поддержке Временного правительства.
А уже на съезде отдельной казачьей армии в Луцке представителем в Киев был избран и Бедарев с наказом и решением армейского съезда о поддержке казаками правительства Керенского.
В Киеве Бедареву был оказан особый почет. В числе немногих делегатов он был принят военным министром Гучковым. В своем выступлении на приеме Бедарев выразил «желание особой казачьей армии служить верой и правдой Временному правительству». Министр призвал к объединению и сплочению всего казачества в защиту правительства, поддержке его начинаний. Со съезда Бедарев, окрыленный оказанным почетом, возвращался обильно снабженный листовками и воззваниями, где казачество призывалось к объединению, сохранению старых традиций и упорной борьбе с Советами и большевиками.
— Дешево же они вас купили! — заметил следователь.
— Меня купили?! — удивился Бедарев.— Да разве можно купить человека, если он делом и мыслями с теми, кто его понял. Я уже тогда разобрался, что и без царя жить можно, а вот с большевиками мне в любом случае было не по пути...
В своей части Бедарев повел активную работу среди однополчан. Он часто выступал на митингах, распространял листовки, вел агитацию против Советов. Командование полка, видя в лице Бедарева толкового пропагандиста, боевого казака и умелого защитника интересов верноподданного казачества, нашло необходимым демобилизовать его из действующей армии вне очереди и направить к месту жительства в Семиречье для проведения наказов Киевского съезда в станицах.
Бедареву были предоставлены дополнительные полномочии, получил он воззвания и листовки от особой армии к семиреченским казакам. Со своей частью он расставался с чувством нескрываемой грусти. Как ни говори, а три с ЛИШНИМ года провел он в одном полку, разное бывало, многие из дружков навеки остались на чужбине, со многими сдружился заново, у начальства был не на плохом счету.
В пути следования Бедарев интересуется положением тыла, настроением людей, их отношением к Временному правительству. На станциях, где поезд задерживался, вы-ступал в защиту Временного правительства, призывал не слушать большевиков, распускать Советы.
В Beрном Бедарев долгое время изучает обстановку, заводит нужные знакомства, считая, что до дома он успеет добраться. Он связывается с Семиреченским войсковым казачьим кругом, однополчанами из ближайших станиц. К своей радости он убедился, что казачество поддерживает Временное правительство, готово выступить против Советом. Своим однополчанам из станицы Софийской (Талгар) Бедарев в откровенной беседе сказал:
Какая сейчас власть ни есть, казачество будет защищать свои интересы. Кубань и Дон — теперь сила! Там казачье правительство, и его так просто с толку не собьешь. И тут привез листовки и воззвания Временного правительства к казачеству, там хорошие планы изложены. Придет время, они нам пригодятся...
Часть привезенных воззваний Бедарев оставил войсковому кругу, договорился о дальнейших связях со штабом и южными станицами о взаимной помощи, если она понадобится. Завершив дела в Верном, поехал домой. И в пути следования он не оставляет ни одной станицы и хутора без того, чтобы не выступить перед казаками с антисоветскими речами. Распространяя привезенные листовки, он договаривается, что казаки по первому зову выступят против Советской власти.
В родные места Бедарев приехал в декабрьские морозы. Зима семнадцатого года стояла суровая и снежная. Нанесенные ветрами огромные сугробы перегородили дорогу, мешали езде. В Гавриловне (ныне Талды-Курган) фронтовика встретил отец, Николай Степанович. Пара добрых коней, запряженных в кошевку, обещала скорый приезд в станицу, до которой оставалось чуть побольше пятидесяти верст. Однако разыгралась пурга, и до дома добирались почти сутки.
В пути разговор отца с сыном как-то не клеился. Алексей, занятый своими мыслями, в пол-уха слушал отца, пока не уловил в его голосе какую-то недосказанность.
— Что, что вы сказали? — переспросил он, и отец смешался. Не хотел он печалить сына в первый же день, а приходилось. За последний год в семье многое изменилось. Когда-то Николай Степанович чувствовал себя полноправным хозяином, но с прошлого лета все пошло не так, как ему хотелось бы. Старшая дочь Прасковья с сыном ушли из дома. Отец не сдержал своего негодования:
— Спуталась с каким-то бедолагой, не захотела слушать ни материных увещевании, ни моих. Забрала сына и ушла. А такой внучек, Васютка, подрос, душив нем не чаяли и — на тебе!.. Агашка у нас жила, пока Степан не вернулся с фронта. Твоя Аграфена-то на нас косится, не нравится ей. Э-э, да что там говорить, — махнул рукой старик,— вся жизнь пошла наперекосяк. Посевы убавились наполовину, скотина помельчала... Приедешь—сам все увидишь.
Успокаивал отца Бедарев, а сам понимал, что и из него не получится хозяин, зря надеется на него старик. Жаль ему было родителей, но чем он мог помочь им, если наступили смутные времена. Кто знал, чем обернутся назревающие события...
В Капал они приехали только на другой день. Вечером Бедаревы собрали дружков сына и родственников за уставленным яствами столом. Как подобает в таких случаях, хлебосольство было отменным. Бедареву не терпелось узнать, чем дышит казачество станицы, как живут соседи. Разговор, однако, на эту тему не клеился. Больше выспрашивали самого служивого о жизни в России, о новой власти, что она несет казачеству. Пили гости много, но ума не пропивали. Из разговоров хозяин все же понял что и в родной станице крепкие казаки держатся за старые порядки, что Советы им не по душе. Гости кривились, когда заходил разговор о власти. Чувствовалось, что произошло расслоение, что бедняки поддерживают большевиков. Председателем станичного Совета уже избрали коммуниста Ивана Николаевича Ломанова.
Бедарев времени не терял. В первые же дни на заимках Мусахранова и Аврова он собирал своих верных дружков. Иногда приходили до 10—15 человек. С ними он был откровенен. Знакомил с установками и полномочиями, что получил на казачьем съезде в Кише, читал листовки и воззвания, которые привез с собой, говорил о борьбе с Советской властью, требовал от казаков, чтобы они не мирились с намерениями большевиков лишить их всех привилегий. Однажды его спросили:
— Как же быть с законной Советской властью? Ведь ее люди твердо поддерживают!
Бедарев прищурился и с вызовом ответил:
— Мало ли что говорят! Ну, а если кому нужны Советы, пусть идут к большевикам. Но придет время, и мы тех предателей в свои казачьи ряды не допустим.
В ближайшие станицы Арасан, Сарканд, Карабулак и другие Бедаре® посылал связных с тем, чтобы казаки объединялись для вооруженного выступления против Советской власти. В письма к надежным людям вкладывались воззвания, привезенные из Киева. Бедарев призывал не поддерживать повой власти, организационно оформляться и готовиться к восстанию, которое должно начаться весной или летом 1918 года. В письмах он требовал, чтобы было учтено все оружие, привезенное демобилизованными казаками с фронта.
Сослуживцы Бедарева, живущие в Сарканде,— старший урядник Василий Королев, атаман Назаров, Тузовский—активно готовились к вооруженному выступлению. С ними он поддерживал постоянную связь, информируя саркандцев о положении в Капале и других южных станицах.
Казачья верхушка Капальской станицы сохраняла внешнюю лояльность, пока не обостряя отношения с представителями Советской власти. Однако подготовка к восстанию усилилась. В круг тайных сборищ втягивались все новые и новые люди, завозилось и пряталось оружие. Обстановка становилась все тревожнее и напряженнее.
В апреле 1918 года из южных станиц поступили сообщения о том, что казачество поднимает восстание против Советской власти. Бедарев немедленно информировал об этом главарей боевых групп в северных станицах и потребовал от них готовности оказать вооруженную помощь восставшим. Одна из телеграмм повстанцев на имя Бедарева, в которой содержалась просьба о помощи вооруженными людьми, попала в руки комиссара станичного Совета Ломанова и была им задержана. Бедарев ничего о ней не знал и потому был крайне удивлен непонятной для него очередной телеграммой, в которой говорилось: «Спасибо за измену, предатели казачества. Ответа не было и поддержки не выслали».
С телеграммой в руках Бедарев обошел всех своих сторонников и собрал их в станйчном Совете. Тут же он потребовал к себе комиссара Ломанова и показал ее ему. Ломаное глянул на разъяренные лица станичников, понял, что добра ждать от них нечего, выскочил через распахнутое окно на улицу и скрылся. Тогда казаками было вынесено постановление: «Ломанова И. Н. как врага русского казачества расстрелять».
Для приведения приговора в исполнение на квартиру к Ломанову направилась группа казаков, возглавляемая С. Авровым. Председатель сельсовета закрылся и на требование открыть дверь предупредил пришедших, что при попытке вломиться в дом он будет стрелять. Угроза озадачила казаков, каждому не хотелось гибнуть в своей станице, и они ушли. А Ломанов ночью скрылся.
После бегства Ломанова власть взяли в свои руки казаки из возглавляемой Бедаревым группы. Станичным атаманом избрали его единомышленника Сидорова. Тут же был созван сход, на котором Бедарев выступил с большой антисоветской речью, закончил ее призывом помочь вооруженной силой восставшим южным станицам Софийской, Иссыку и другим. Его выступление дышало глубокой ненавистью к власти. Он тут же потребовал арестовать сына Ломанова — Андрея, который выступал на этом же сходе в защиту Советов. Однако молодые казаки не дали его в обиду, кто-то из них крикнул:
— Если арестуете Андрея, забирайте и нас. Что вам Андрей сделал? Не хочет он воевать против Советов, так это ж его воля.
Бедарев настаивать на аресте Андрея не посмел.
Сход решил немедленно направить на помощь станичникам два отряда. В один день были сформированы отряды — из 70 и 100 человек. Деятельное участие в их организации приняли Сидоров и Шебалин. Через горы прямым путем капальцы поспешили к мятежникам. Но на помощь прийти не успели: южные станицы были разгромлены красногвардейскими отрядами, подошедшими из города Верного. Мятежникам пришлось бежать к китайской границе. Частью бежали с ними и подоспевшие капальцы.
Неожиданное поражение смутило Бедарева и eго сторонников. А тут еще пришла весть, что на Капал из Верного идет красногвардейский отряд Ивана Мамонтова, который вот-вот должен быть в станице. Слишком много неприятностей навалилось на казаков, и некоторые из них растерялись. Но Бедарев проявил твердость духа. Он спешно собрал своих единомышленников и предупредил, что Мамонтов с отрядом будет не позже завтрашнего дня.
— Уходите в горы, на заимки, переждите время,— заявил он,— а я останусь, попытаюсь выкрутиться. Мне не впервой быть в таких переплетах.
Один из близких Бедареву людей не удержался и спросил:
— Не лучше ли и тебе куда-нибудь уйти? В станице на тебя кое-кто зуб имеет, как бы не предали?
— Семь бед — один ответ,—рассмеялся вожак и тут же серьезно добавил:—Врага нужно хорошо знать, вот я и хочу посмотреть на Мамонтова и его отряд. Авось, перехитрю красных.
...На рассвете следующего дня в пяти верстах от Капала на привале у реки спешились конники из отряда Мамонтова. Командир послал разведку разузнать, не готовят ли станичники вооруженную встречу его отряду. Сказывалась у красногвардейцев и усталость от большого перехода. В густом тумане еле слышался плеск рыбы. Иван Егорович Мамонтов нашел на берегу укромное местечко, разостлал конскую попону и лег, решив немного вздремнуть. Но сон не приходил, тревожила мысль о скорой и, возможно, недоброй встрече с капальцами. Капал на красногвардейском марше от города Верного был первой крупной казачьей станицей, и командир отряда понимал, что от вооруженных казаков можно всего ожидать. Однако беспокойство Мамонтова оказалось напрасным. Вернувшаяся разведка доложила: подступы к станице совершенно свободны, много людей вышло на окраины для встречи красногвардейцев.
Мамонтов все же предпринял необходимые меры предосторожности, послав передовой дозор, чтобы не попасть впросак. В полдень отряд вошел в Капал, красногвардейцев встретили хлебом и солью.
К вечеру у Мамонтова уже были в руках списки тех, кто выступал против Советской власти, активно высказывался в поддержку Временного правительства. В своем большинстве то были крупные кулаки, пользовавшиеся наемным трудом, ненавидевшие народную власть. В списки попал и Бедарев со своими наиболее близкими приспешниками. По приказанию Мамонтова все они были арестованы. Но главарь неразоружившихся врагов Советской власти сумел обмануть командира отряда, притворившись, что раскаялся и просит о снисхождении. Оставаясь непримиримым врагом большевиков, он на митинге клялся в верности Советской власти. Ему поверили, и Мамонтов не только освободил его из-под ареста, по и назначил комиссаром станицы...
— Перед вами открывалась светлая и прямая дорога,— проговорил следователь,— почему же вы не воспользовались этой возможностью? Вам простили ваши грехи, оказали большое доверие, а вы?
Бедарев замолчал и потупился, уставившись глазами на носки своих сапог. Чекист подождал ответ, но понял, что Бедарев не откликнется, негромко проговорил:
— Продолжайте.
Оказывается, Мамонтов находится еще в Канале, а Бедарев уже предупредил своих единомышленников в ближайших станицах о дальнейших намерениях красногвардейского отряда. В своем покаянном письме в станицу Сарканд атаману Назарову и уряднику Королеву он сообщал: «Господин атаман, господин урядник! Прибывший в Капал отряд Мамонтова, хотя и невелик, но внушительный. По заявлениям граждан-разночинцев и бедноты казачества, Мамонтов чинит над казаками расправу, не оставляет в покос богатеев и баев. Волею божьей я остался жив и невредим, но в карцере просидел три дня. Доказав свою преданность Советам, освобожден. Сейчас Мамонтовым я оставлен комиссаром станичного Совета. Не поймите это за измену казачеству и преданность большевикам. Пока так нужно для всех. Это я скоро докажу. Вам и многим другим рекомендую немедленно скрыться в горы, в урочище Бараталы. Вскоре ждите моего извещения. В Саркаиде не оставляйте ни у кого никакого оружия. Бедарев».
Капальцы, пожалуй, больше бы не рискнули на открытый конфликт с Советской властью, если бы не пронесся слух, что Семипалатинск занят белогвардейцами. Два их отряда под командованием капитанов Виноградова и Ушакова идут на Семиречье. Эти вести воодушевили богатых казаков.
В день выступления Мамонтова из Капала в Саркаадскую станицу прискакал связной Бедарева. Подъехав к дому атамана Назарова, всадник, набросив повод на коновязь, спешно взбежал на крыльцо и громко постучал в дверь Сонный Назаров вышел на стук, открыл дверь. Прибывший передал ему пакет. Беда рев сообщал об уходе краскогвардейского отряда, чем несказанно обрадовал атамана, Тот велел ему передать, горячую благодарность и сказал:
— Все будет сделано, как указано в письме.
В станине остался гарнизон из К—20. вооруженных красногвардейцев. Сам же Мамонтов с отрядом двинулся замирять станицы Арасан, Сарканд и, Лепсинск. Едва, отряд покинул Капал, как Бедарев с Калачевым, Авровым и другими собрались на заимке у Мусахранова и приступили к разработке плана восстания против Советской власти. Была сформирована ударная повстанческая группа. Еще до ухода из Капала красногвардейского отряда Бедарев нашел общий язык с начальником гарнизона Багрянцевым и, заранее договорился с ним о сдаче станицы. Ударная группа вооруженных казаков врасплох напала на гарнизон в то время, когда красногвардейцы обедали и были лишены возможности сопротивляться.
Бедарев тут же собрал митинг и обьявил о свержении Советской власти в Капале. Не теряя времени, он приступил к карательным акциям. Был арестован Андрей Ломанов с семьей, писарь гарнизона Усков с семьей, председатель Совета Капустин и восемь красногвардейцев. В кутузку посадили 20 человек. К ним применялись жестокие меры: избивали нагайками, держали полуголодными.
Вернулись в станицу ранее бежавшие в, горы офицеры и кулаки. Началось формирование повстанческого отряда, сбор оружия, восстановились связи с ближайшими станицами. Бедарев посылает связных с письмами, в которых призывает казачество к восстанию. Свои воззвания он подписывает как полковник генерального штаба повстанцев.
Вскоре начались белоказачьи восстания в Арасане и Абакумовке. На второй день после ухода Мамонтова из Сарканда сюда с гор возвратились старший урядник Королев, Тузовский, Кязилов. Ими были арестованы председатель Саркандского Совета Метленко, телеграфист Горбунов и другие, всего 25 человек. На митинге Королев и Тузовский призывали казаков объединиться с другими станицами, собрать все оружие и организовать отряд. Срочно сформированный отряд использовался для распространения мятежа в селе Покатиловке и станице Лепсинской.
Красногвардейский отряд прибыл в станицу Тонолевскую, там Мамонтов узнал о восстании в Капале. В разговоре с Бедаревым по прямому проводу Мамонтов приказал немедленно прекратить формирование белоказачьих отрядов, освободить арестованных красногвардейцев и всех сочувствующих Советской власти, сдать оружие Совету. В противном случае он, Мамонтов, будет вынужден вернуться и расправиться с Бедаревым и его приверженцами. Бедарев, выслушав Мамонтова, ответил ему теми же угрозами и категорически отказался выполнять его приказ. Мамонтов, зная, что за ним вскоре должны пойти сформированные в Верном красногвардейские отряды Кихтенко, Иванова и Петренко, прекратил переговоры.
Уход Мамонтова в Лепсинск саркандские повстанцы во главе с Королевым расценили как слабость и быстро сформировали отряд в двести сабель. Этими силами они повели наступление на Покатиловку. Однако покатиловцы организовали сильную оборону села, и отряд Королева вынужден был с большими потерями отойти в Сарканд.
Красногвардейский отряд, которым командовал Дмитрий Иванович Кихтенко, подошел к Капалу от Верного и смял белоказачьи банды на подступах к станице. Бедарев со своими сообщниками расстреляли двадцать человек арестованных и среди них председателя Совета Капустина, писаря Ускова и восемь красногвардейцев. После этого часть повстанцев ушла в горы, ближе к границе, а другие во главе с Бедаревым бежали в Сарканд.
Королев в Сарканде также успел расправиться с арестованными. Он лично расстрелял членов Совета и большевиков. Тогда погибли председатель Совета Метленко, телеграфист Горбунов и другие. Второе наступление на Покатиловку для белоказаков снова оказалось неудачным. Королев был убит, его отряд отступил опять к Сарканду.
Тем временем на мятежные станицы двинулся отряд Кихтенко. Подойдя к Сарканду на рассвете, красногвардейский отряд повел наступление. Белоказаки, ожидая подхода красных отрядов, закрепились в круговой обороне и так держались более двух недель. В оборону станицы включились капальцы и тополевцы. На помощь Кихтенко вскоре подошел отряд Мамонтова. Взяв почти половину Сарканда, красногвардейские отряды не смогли дальше продвинуться. Поэтому, оставив Сарканд, они отошли к Абакумовке.
Из Верного на подавление мятежников спешно двигался отряд Петренко. Заняв Капал и Арасан, Петренко в Абакумовке соединился с отрядом Иванова. Объединенные красногвардейские отряды пытались снова захватить Сарканд, но безуспешно. А соотношение сил тем временем менялось в пользу белых. Из Сибири на помощь казакам прибыли крупные пополнения. Покатиловцы вынуждены были спуститься в село Черкасское. Здесь в течение 18 месяцев шли тяжелые бои против анненковских полчищ.
Конец 1918 и начало 1919 года характерны тем, что все казачьи станицы северного Семиречья и большинство сел губернии захватили войска колчаковского атамана Анненкова. Бедарев со своими сообщниками находился в Сарканде, где стояли основные части Анненкова. За свирепые расправы над большевиками, за активные действия и организацию восстаний в северных станицах Бедарев был произведен в офицеры. В звании сотника он командовал казачьей сотней Приилийского полка. Офицерские погоны, о которых он давно мечтал, словно придали ему новые силы и энергию: Он лично участвовал во всех походах на красногвардейские отряды, которые геройски держали оборону Черкасска и Абакумовки. Не остались незамеченными и бедаренские единомышленники: Сидорова назначили помощником атамана и членом судебно-следственной комиссии, другие же были выдвинуты командирами взводов в казачьих полках. Они не оставляли мысли, что вернутся с победой в родную станицу. Но их планы не осуществились. В конце 1919 года Красная Армия широким фронтом начала разгром белогвардейских частей в Сибири и Туркестане. В декабре был освобожден Семипалатинск. 176-я и 105-я бригады, 59-я дивизия Красной Армий, пройдя с боями Сергиополь, Урджар и Маканчи, начали громить основные банды Анненкова, которые, не выдержав натиска красных войск, стали откатываться к границе.
Из города Верного на северные станицы Семиречья, где хозяйничали белоказачьи войска, повели наступление на Капал, Арасан, Сарканд и Лепсинск части 3-й Туркестанской дивизии Красной Армии. Капал защищали части подполковника Бойко, начальником штаба у которого был капитан Крыляк, помощником — сотник Бедарев. Командование Красной Армии во избежание кровопролитных боев предложило белогвардейскому гарнизону в Капале прекратить сопротивление и сдаться. Бойко, Бедарев и Крыляқ, видя безвыходность своего положения, согласились на капитуляцию.
В Сарканд 25-й Туркестанский стрелковый полк вошел без сопротивления. Небольшой гарнизон под командованием капитана Овчарова сложил оружие без единого выстрела. А основные части белой армии во главе с генералами Анненковым, Дутовым, Щербаковым бежали в Китай.
Молодая Советская власть предоставила бывшим своим врагам возможность искупить кровавое прошлое, мирно трудиться на благо народа. Но лютая ненависть к советскому строю заставила Бедарева и его дружков, которые вернулись в Капал лишь к началу коллективизации, пойти прежним путем, заняться гнусной клеветой, вести враждебную агитацию, организовывать диверсии против сельскохозяйственных артелей, активистов новой жизни.
Жители Капала, окрестных сел и станиц, которые хорошо знали бедаревское прошлое, не могли смириться с активизацией этой антисоветской деятельности, с тем, что Бедарев и его сообщники остаются безнаказанными. В заявлениях в партийно-советские органы и органы ГПУ они просили привлечь врагов народа к судебной ответственности.
В газете «Джетысуйская правда» была опубликована корреспонденция «Активные сотрудники атамана Анненкова». В ней описывалась контрреволюционно-повстанческая деятельность, репрессии и расстрел граждан организатором восстания в Капале Бедаревым и его сообщниками.
—Вы поняли свою вину перед Советской властью, которая простила вам столько преступлений?— подняв голову от протокола, спросил следователь.
— Если я скажу, что понял, вы мне поверите?!— впился в него взглядом Бедарев.
Чекист задумался, мысленно еще раз просмотрел архивные документы, каждая строчка в которых кричала о преступлениях Бедарева и его помощников.
— Нет, не поверю!—помедлив, твердо ответил он...
После проведенного расследования каратели Бедарев А. Н., Калачев С. Ф., Авров С. А. и другие были преданы суду.