РОТНЫЙ

Темной сентябрьской ночью, после освобождения многих населенных пунктов, дивизия вышла к реке Молочной. Небо было густо усеяно звездами. При их тусклом свете я переходил от расчета к расчету, проверял готовность подчиненных к бою.
 
Накануне меня назначили командиром роты. Комбат, капитан Боровко, поздравляя, сказал:
 
- Я за тебя горой стоял.
 
— Спасибо, Алексей Тимофеевич, постараюсь не подвести, — заверил я.
 
Теперь забот прибавилось. Рота - не взвод, от расчета к расчету не набегаешься. Поэтому старался как можно плодотворнее использовать минуты затишья, время передвижения для того, чтобы проанализировать действия роты. С командирами взводов беседовал особенно много. Боевой опыт теперь у меня имелся, я старался передать его офицерам.
 
В период подготовки к прорыву оборонительного рубежа на реке Молочной очень много тренировались. Я внимательно прислушивался и к бойцам, и к командирам расчетов, и к взводным, когда они предлагали что-то свое при выполнении учебной задачи, проводя аналогию с эпизодами из прошедших боев. Все больше и больше убеждался в том, что наши бойцы - замечательные люди и живут единой думой - бить беспощадно врага.
 

 

Многое перенял у командира взвода лейтенанта Трофима Алексеевича Сычова. Молод он был, как и я, но рассудительности — будто век прожил. Трофим был красив, русоволос. Любили его не только бойцы взвода, но и вся рота. Родом лейтенант был из города Ливны Орловской области. Когда в августе наши войска освободили город Орел, Трофим сиял, пел задорные частушки, всех приглашал в гости на Орловщину. И непременно осенью, когда антоновка отлежится в амбаре, притрушенная сеном. Говорил: «От одного запаха яблок пьяными будете».
 
Мне посчастливилось дойти с Трофимом до Берлина. А после двадцатипятилетней разлуки военная судьба снова свела нас в одном гарнизоне. В звании подполковника Трофим Алексеевич уволился в запас, жил в г. Орел. Но, к сожалению, не так давно скончался.
 
Крепкая дружба завязалась у меня с комсоргом батальона лейтенантом Иваном Кумовым. Он часто бывал у пулеметчиков, информировал меня о настроении людей, об их просьбах. Иван был храбрым парнем. К его мнению прислушивались все офицеры.
 
Перед боем Кумов побывал в роте, побеседовал с комсомольцами, сообщил новости. Показав в сторону, где в лучах заходящего солнца виднелись вражеские проволочные заграждения в несколько рядов, комсорг сказал:
 
- Перед нами «линия Вотана». Вотан - бог войны. Гитлер приказал оборонять ее до последнего солдата.
 
Как всегда не преминул вставить слово Саша Зайцев:
 
- Так и будет. Мы их тут до последнего и прикончим. Сашу поддержали другие пулеметчики:
 
- Сам бог не поможет врагу.
 
- Гитлеру тяжело икнется в бункере.
 
Кумов выждал, пока прошло оживление, продолжил:
 
- Пленные рассказали, что сюда свежие силы подтянуты. Кормят солдат усиленным пайком, жалованье тройное выдают. Уже заготовили медаль «За оборону линии Вотана».
 
- Пущай Гитлер себе на ж... прицепит ту медаль, - серьезно сказал сержант Вакарев. Все рассмеялись. А Кумов продолжал:
 
- Фашисты надеются именно здесь остановить наше наступление. Бой будет упорным. Комсомольцы должны показать пример отваги.
 
Пулеметчики заверили комсорга, что выполнят приказ.
 
Когда предутренняя темнота начала таять, раздался артиллерийский гром. Затем появились наши штурмовики. Они пикировали на заранее указанные цели. Мощно взревели танки и приблизились к рубежу атаки, где залегли стрелковые цепи.
 
Взвились в небо красные ракеты.
 
Батальоны пошли вперед. Пехотинцы волной накатывались на проволочные заграждения, забрасывали их матами из соломы и камыша, шинелями и, перекатываясь через них, устремлялись к первой траншее. Фашисты били из орудий, пулеметов и автоматов. Налетели «юнкерсы». Постепенно наш наступательный порыв угас.
 
Бойцы и командиры проявили храбрость, отвагу, но вражеская оборона была укреплена настолько сильно, что прорвать ее дивизия не смогла. И только после перегруппировки, пополнения резервов в конце октября хваленая линия была взломана.
 
Нет возможности описать все бои, назвать всех, кто отличился, кого потеряли. Неимоверно трудно было фронтовикам. Постоянные броски и атаки под ураганным огнем врага были уделом стрелков и пулеметчиков. Осенью чернозем раскис, и мы вязли в грязи. Бывало, один сапог вытащишь, а другой уже засосало. Грязь на брюках, на шинели, на лице...
 
Главная же забота пулеметчиков — сохранить в чистом виде замки «Максимов». Наводчики бережно заворачивали их в чистую тряпку и прятали за пазуху. Там они всегда были ухоженные и согретые.
 
В октябре ударили морозы. Мокрые шинели на нас замерзали так, что и руку не согнешь. Но никто не хныкал. Все видели, сколько фашист горя принес, и знали: ради победы надо и лишения любые переносить, и даже жизни не жалеть. Так требовала Родина.
 
На марше нам сообщили, что за прорыв сильно укрепленной обороны противника на реке Молочной всему личному составу, участвовавшему в этих боях, Верховный Главнокомандующий объявил благодарность. Многие офицеры, сержанты и солдаты были награждены орденами и медалями. Мне тоже был вручен орден Красной Звезды. Первая боевая награда радовала, вдохновляла, обязывала еще лучше бить ненавистного врага.