Главная   »   Новые горизонты. Мухамеджан Каратаев   »   ПОЭТ, ПРОЗАИК, УЧЕНЫЙ, ПУТЕШЕСТВЕННИК


 ПОЭТ, ПРОЗАИК, УЧЕНЫЙ, ПУТЕШЕСТВЕННИК

Когда-то А. М. Горький сказал о Л. М. Леонове, что он талантлив на всю жизнь. Мне хочется повторить это меткое горьковское определение в адрес верного друга казахского народа и его литературы Сергея Николаевича Маркова.

 

Только к емкому и счастливому горьковскому определению я прибавил бы, что Марков не только талантлив, но и гражданственен всю жизнь во всей своей многогранной деятельности.
 
Некрасовская формула «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» применима к Маркову во всей ее убедительности и бескомпромиссности, потому что Марков в каждой области жинетворчества прежде всего гражданин, русский патриот, отдающий многолетний непрерывный труд многонациональному народу Советского Союза.
 
Золотой листопадной осенью 12 сентября 1906 года, в семье землеустроителя Маркова в старом деревянном доме, стоящем в центре посада Парфентьево, Калогривовского уезда, Костромской губернии, родился ребенок, судьба которого сложилась трудно, но завидно по своей насыщенности делами большой общественной значимости. Ранее отец Маркова был изгнан с «волчьим паспортом» из Казанского университета за активное участие в революционном студенческом движении. С большим трудом ему удалось завершить свое образбвание в Москве, в Константиновском Межевом институте.
 
Пример отца-революционера и общественника оказал благотворное влияние на жизнестойкость, трудолюбие мальчика Сережи. Уже в пятилетием возрасте будущий писатель свободно читал и не расставался с книжками. На берегу светлой речки Ней мальчик увлеченно предавался чтению. Любимыми книгами его были «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу и томик избранных стихов и поэм Михаила Юрьевича Лермонтова, Отец всячески поощрял юного книгочея и помогал формированию в нем хорошего литературного вкуса.
 
В 1914—1917 годах семья Марковых жила в городе Грязовце Вологодской губернии, где Сереже посчастливилось два года проучиться в гимназии. Третий класс гимназии остался несбыточной мечтой Сергея. Семья Марковых переехала в город Верхнеуральск, где отец работал в уездном бюро юстиции, а затем мировым судьей, а сын упорно и успешно занимался самообразованием.
 
В 1919 году семья Марковых перебралась на землю казахов, в степной город Акмолинск, где Сергей Марков начал свой трудовой путь — работал в советских учреждениях — в продовольственном комитете, прокуратуре, военном комиссариате, заготовительной конторе. В Акмолинске судьба свела молодого Сергея Маркова с известным путешественником и исследователем Центрального Казахстана Л. Ф. Семеновым,— он-то и привлек Маркова К организации краеведческого музея и вдохнул в него любовь к краеведению и путешествиям. В январе 1920 года юный Марков поступил в редакцию акмолинской газеты «Красный вестник». Здесь, в сущности, и начинался литературный путь Сергея Маркова, но на первых порах он только еще присматривался к газетной, журналистской работе, а должностные поручения редакции у него более чем скромные — писанье адресов для рассылки газет, составление списков читателей.
 
Но он уже был в гуще жизни— в стране кипела революция, грохотала гражданская война, в казахской степи свергалось полуфеодальное господство байства, утвержг дался советский строй —и все это оплодотворяло литературное дарование Маркова и его общественную, гражданскую активность. Небольшая деталь — за деятельное участие в хлебозаготовительной кампании 1921 года Сергей Марков получил первую в своей жизни премию — двадцать пудов зерна и обмундирование продотряд-ника.
 
А годом раньше, в газете «Красный вестник» Сергей Марков опубликовал первое юношеское стихотворение «Революция». Дебют оказался успешным — читатели тепло встретили свежие стихи и Марков стал увлеченно сотрудничать в акмолинских изданиях —«Коммунист» и «Маяк в степи». Журналистская работа захватила Маркова и он отдался ей со всем пылом юности. Будучи в командировке в Омске, Марков встретился с известным сибирским поэтом Георгием Вяткиным и, преодолевая стеснительность, вручил ему тетрадь своих первых стихов, написанных на казахской земле. Вяткин тщательно отобрал из тетради несколько стихотворений для печати. Это укрепило Маркова в убеждении посвятить себя литературе. Но если Акмолинск можно считать литературной родиной Маркова, то этот же глинобитный городок стал и местом его большой жизненной беды: умерли его отец и мать, на неокрепшие плечи подростка жизнь обрушила груз забот— надо было кормить и воспитывать пятерых младших братьев и сестер. Мечту о средней и высшей школе пришлось похоронить, в резерве оставалось только самообразование.
 
В 1924 году впервые в жизни Сергей Марков приехал в Москву и встретился там в редакции журнала «Красная нива» с И. М. Касаткиным, старым большевиком, состоящим в длительной переписке с А. М. Горьким и оказавшимся земляком Маркова по Костромским краям. Но, разумеется, не землячество, а литературное дарование Маркова явилось причиной того, что Касаткин напечатал марковские стихи о Казахстане — «Горячий ветер», где уже был ощутим его своеобразный поэтический почерк:
 
Горячий ветер, солью горя,
Сегодня губы не вяжи!
На землю плящущие зои
Бросают алые ножи.
О чем звенит камышный ворох,
Где, как скопившаяся боль,
Сочится в стынущих озерах
Слезами мраморная соль?
 
Эхо столичной публикации отозвалось в Сибири и Казахстане: стихи Сергея Маркова появились в Омске, Томске, Петропавловске, Акмолинске. Стихи, стихи — они овладели душой Маркова, поэта подлинного и своеобразного.
 
В 1926 году Марков выступил в «Правде» с очерком «Золотой камень», в котором молодой журналист и краевед горячо ратовал за возрождение забытого золотого прииска в Северном Казахстане.
 
Прозорливое, нужное стране, вовремя сказанное, а, особенно, напечатанное слово воплощается в дело. Ободренный выступлением в «Правде», Марков в том же 1926 году, исследуя архивные материалы, обнаружил давнишний проект об орошении Чаглинской степи. Он снял с архивного проекта копию, много раздумывал над ним, а в 1930 году поехал в степь и как путешественник-краевед изучил реку Нуру, ее строптивое своеволие, ее упорное стремление уйти от людей, затеряться, скрыться в песках.
 
Сопоставив архивные материалы, расспросы степняков о Нуре, личные исследования и наблюдения, Марков выступил с публицистической статьей «О песчаных морях, убегающих реках и новых плацдармах социализма». Краевед-общественник выдвинул в своей статье проблему государственного, общенародного размаха — о водо-питании Караганды — на страницах центральной газеты «Известия». Результаты печатного выступления превзошли ожидания. Президиум Госплана СССР обсудил проблемную статью Маркова на своем заседании. Марков, приглашенный на это обсуждение, выступил с доказательным и глубоко обоснованным докладом, и правительство отпустило немалые средства на водоснабжение Караганды, на обширное Нуринское водохранилище.
 
В сущности говоря, это было началом того грандиозного дела, которое в наши дни зовется созданием искусственной реки, по объему равной Тереку — 500-километрового канала Иртыш — Караганда, который, как это уже запланировано, будет дотянут до областного города Джезказгана. Казалось бы, такой ощутимый результат публицистического выступления Маркова должен был закрепить его в этой жизненно-нужной журналистской области. Но он не захотел ограничиться увлекательным трудом очеркиста, а продолжал упорно работать и над стихами, стал пробовать силы в художественной прозе, продолжал неутомимо работать в краеведении.
 
В 1926 году в Петропавловске увидел свет один из первых казахстанских литературных сборников —«Звено»,— в нем были стихи Маркова, посвященные Казахстану. Талантливые стихи Сергея Маркова стали все чаще и чаще появляться в таких всероссийски-известных журналах, как «Сибирские огни» и «Сибирь». Вполне закономерно Сергея Маркова пригласили работать в большой газете «Советская Сибирь» и он перебрался на жительство в Новосибирск, где сразу же тесно связался с Обществом по изучению Сибири.
 
Теперь уже упорно, неутомимо и высококачественно стали трудиться как бы три Маркова — поэт, прозаик, ученый.
 
Да, именно ученый.
 
Н. И. Анов в своей интересной книге «На литературных перекрестках», повествуя об алма-атинском докладе Маркова о Чокане Валиханове, привел слова Мухтара Ауэзова о Маркове: «В общепринятом понятии термин ученый обозначает полученное образование. Человек кончил среднюю школу, университет, защитил кандидатскую диссертацию, затем докторскую, стал профессором и даже академиком. Человека с такой биографией называют ученым. Я чувствую, что по этим ступенькам образования Марков по лестнице науки не поднимался. И тем не менее, как это ни парадоксально, но он по своим знаниям не уступит некоторым академикам».
 
Положительную оценку научным выступлениям С. Н. Маркова дали в печати академики И. Ю. Крачковский, Л. С. Берг, М. П. Алексеев, Е. В. Тарле, Д. И. Щербаков, профессора А. Е. Ефимов и А. Н. Андреев. В Новосибирске Маркову удалось обнародовать, первые в советской печати, ценнейшие материалы об исследователе русского Севера — боцмане Н. А. Бегичеве и большое количество интереснейших очерков и статей о сокровищах Сибири и трудах русских исследовательских экспедиций. Нарушая хронологию жизнеописания Маркова, вкратце приведу несколько примеров благороднейшей и результативной деятельности Маркова, как путешественника и ученого.
 
В 1930—1932 годах Марков совершил путешествие по Южному Казахстану, где закладывалась хлопководческая база, изучал местный край, открыл (и сообщил об этом академику Н. И. Вавилову) дикую пшеницу и каучуконосные растения в бассейне реки Сырдарьи.
 
В Джаркенте Марков принял энергичные меры к сохранению (и фактически сохранил от гибели) редчайшую библиотеку 7-го Сибирского казачьего полка, где без должного присмотра находились уникальные издания Генерального штаба и никому неведомые редчайшие рукописи.
 
В 1934 году Северная база Академии наук СССР объявила благодарность Маркову за содействие научным организациям Севера.
 
В том же, 1934, году Марков выступил с предложением выпускать впервые в СССР массовые газеты «Северный краевед» и «В разведку недр» и принял деятельное участие в их издании. Это мероприятие вполне оправдало себя: на Севере были открыты новые месторождения полезных ископаемых, сделаны палеонтологические и археологические открытия, обнаружены научно ценные старинные рукописи.
 
Марков раскопал в Архангельском архиве много материалов секретной «Высочайше-утвержденцой Следственной комиссии» и тем самым раскрыл тайну взрывов 1916—1917 годов в аванпортах Северной Двины в Архангельске, где немецкие агенты пытались уничтожить огромные запасы взрывчатки, снарядов, вооружения.
 
Опубликованный Марковым в альманахе «Год XXII» очерк «Корабли, взлетевшие в воздух», привлек внимание Советского правительства, центральной печати, военно-морской науки. А вот практический результат марковского открытия: со дна реки Северная Двина было поднято до десяти Тысяч снарядов и сотни тонн металла.
 
В 1935 году Марков разыскал много ранее неведомых архивных материалов в древних северных городах — Вологде, Сольвычегодске, Каргополе, Великом Устюге. Среди архивных бумаг были редчайшие находки. Этими открытиями живо заинтересовался А. М. Горький, посоветовавший Маркову написать обо всем этом специальный отчет. Уже после смерти Горького, в журнале «Наши достижения», этот отчет Маркова, в виде очерка «В городе Водолея», был напечатан, вызвал много откликов, и в результате были приняты меры к возрождению художественных кустарных промыслов в Великом Устюге, а исторические памятники северных городов были взяты под государственную охрану. По инициативе Маркова в нескольких городах СССР были созданы архивы «Колумбов Российских», в них сосредоточены географические и исторические документы.
 
Адмирал флота СССР И. С. Исаков, познакомившийся с этими редчайшими документами, предложил С. Н. Маркову описать свои открытия. В «Морском сборнике», в 8—9 и 10 выпусках, был опубликован большой очерк Маркова «Клады Колумбов Российских».
 
В год победы над империалистической Японией С. Н. Марков представил адмиралу флота СССР И. С. Исакову обстоятельную записку о русских и редкостных реликвиях, захваченных в прошлом и увезенных в Японию; в записке были перечислены эти реликвии, точно обозначены места их хранения. Советское военное командование тотчас приняло деятельные меры к отысканию этих реликвий и возвратило их нашей стране.
 
Во время этих поисков Марковым были сделаны и дополнительные открытия: в Дайрене было обнаружено долговременное подземное хранилище с большим собранием редчайших русских книг. Они были возвращены советской стране.
 
Исследовав деятельность русского землепроходца Семена Дежнева, С. Н. Марков, поддержанный главным управлением Северного Морского пути, обратился в Советское правительство с предложением увековечить память замечательного путешественника. Старания и хлопоты Маркова увенчались успехом.
 
17 декабря 1948 года Совет Министров СССР вынес постановление «О сооружении памятника С. И. Дежневу» и памятник-маяк на мысе Дежнева был воздвигнут. Как теперь известно, московская триумфальная арка (о которой так много и красочно писал когда-то «король репортеров» Гиляровский) была в недалеком прошлом разобрана на части и находилась почти без всякой охраны в Москве в Донском монастыре. С. Н. Марков неоднократно выступал — устно и печатно — с предложением восстановить этот драгоценный для россиян исторический памятник.
 
Моссовет обсудил и принял предложение Маркова: триумфальная арка восстановлена в Москве, на Кутузовском проспекте у бородинской панорамы, невдалеке от Поклонной горы, где Наполеон тщетно ждал, что москвичи с поклонами вручат ему ключи от русской древней столицы.
 
В 1946—1954 годах Сергей Марков регулярно вел «Нашу летопись», посвященную подвигам русских исследователей стран земного шара в массовом московском журнале «Вокруг света».
 
Незабываемо и то, что по предложению Маркова, на берегах канала Москва — Волга воздвигнуты изваяния каравелл Колумба. Четверть века назад Марков, тщательно и глубоко исследовав деятельность путешественника в Тибет Г. Ц. Цыбикова, разыскал считавшиеся давно утраченными путевые дневники землепроходца, много его рукописей, связанных с изучением мало исследованного таинственного Тибета. Марков долго и упорно предлагал увековечить имя путешественника, воздвигнуть ему памятник. В 1974 году памятник Г. Ц. Цыбикову был поставлен.
 
После очередного своего путешествия в 1955 году Марков выступил в «Комсомольской правде» с предложением исследовать Стоячее (Семлевское) озеро, где, по древнему народному преданию, потоплены сокровища, мародерски вывезенные из Москвы Наполеоном.
 
В 1957 году Марков, путешествуя по Средней России, разведал и уточнил месторождения горючих сланцев в поймах рек Унжи и Верхней Волги. Он выступил в «Известиях» со статьей «Горючий камень», статья была со вниманием прочтена в Совете Министров СССР. Автор был приглашен в Кремль для подробной беседы. Марков представил неопровержимые научные материалы. По решению правительства верхневолжские сланцы были включены в топливный баланс СССР.
 
Живя постоянно в Москве, Марков, однако, часто и целенаправленно путешествует: только в последние годы он совершил поездки в Забайкалье, Вологодскую область, Казахстан, Красноярский край, Хабаровск, Владивосток, на Южный Сахалин. И везде им сделаны открытия исторических и другого рода научных материалов.
 
У него удивительное чутье на неоткрытые или забытые исторические документы, рукописи, реликвии. Он умеет расспрашивать, исследовать, вести разведку, предвидеть возможность интереснейших находок. И поиски его, в большей своей части — результативны, находки— удачны.
 
Так, например, Маркову посчастливилось отыскать неизвестные архивы о русских мореплавателях и землепроходцах Аляски и Калифорнии, обнаружить в окрестностях древнего Сольвычегодска архив знаменитых Строгановых. Слово Маркова, как правило, становится делом. Марков обратился в Академию Наук СССР с предложением издать Собрание Сочинений Миклухи-Маклая. Предложение было принято — Собрание сочинений путешественника впервые издано. Марков добился переименования города Каракола в Пржевальск и присвоения имени Александра Грина одному из тихоокеанских островов.
 
За очерк С. Н. Маркова о Нансене, опубликованный в журнале «Вокруг света», редакция журнала получила письменную благодарность от норвежского посла в СССР. А сам писатель получил благодарность от норвежского короля Гакона VII за сообщение об обнаружении в советской Арктике следов Скандинавской экспедиции 1930 года. Кстати сказать, этот автобиографический факт Марков положил в основу великолепного очерка в стихах «Неводруженный флаг».
 
Общественность Казахстана особенно признательна С. Н. Маркову за прекрасную его книгу «Идущие к вершинам», где, на основе большой, кропотливой научно-исследовательской работы, он воссоздал образ великого казахского ученого, друга Ф. М. Достоевского, публициста и путешественника Чокана Валиханова. В книге этой, рисующей Чокана Валиханова с научной точностью и художественной взволнованностью, особенно чувствуется, что автор совмещает в себе и серьезного ученого и талантливого прозаика-стилиста. Мухтар Ауэзов, прочтя рукопись Маркова «Идущие к вершинам», уверенно сказал:
 
«Конечно, Казахстан издаст его книгу о Чокане».
 
Ауэзов не ошибся. Книга Маркова «Идущие к вершинам» вышла в Алма-Ате на русском и казахском языках и получила всеобщее признание. Эта книга имеет много общего, преемственного с книгами «Земной круг», «Летопись Аляски», «Вечные следы».
 
Прежде всего у Маркова есть своя излюбленная, через всю творческую жизнь проходящая тема — это русские мореплаватели, путешественники, первопроходцы, открыватели земель, где не ступала нога человека. Главный герой Маркова — это землепроходец-патриот, бескорыстный, самоотверженный, нравственно-высокий, беззаветно смелый и непременно скромный человек.
 
Нетрудно угадать в его любимых героях автобиографические черты. Ведь и сам Марков — не кто иной, как первопроходец, путешественник — трудолюбивый, самоотверженный, гуманный и, конечно, любящий беззаветно Россию. Выбор главного героя предопределил у Маркова и его излюбленный жанр, который трудно выразить точно одним-двумя словами. В основном, это новелла, являющаяся сплавом художественной прозы и научно-строгого и выверенного описания. В любой марковской новелле поражает насыщенность фактами, филигранная шлифовка слова, краткость и точность. И еще: в марковской новелле почти всегда география неотделима от истории.
 
Мы, читатели, не можем не поражаться многосторонним знанием Марковым всего, что имеет касательство к истории и географии, взятыми вместе, одним зорким взглядом, одним уменьем проникнуть в суть явления, в тайное тайных, охватить и соединить на первый взгляд несоединимое.
 
Действительный член географического общества СССР, С. Н. Марков имеет из года в год растущую картотеку,— ее мне хочется назвать неизданной рукописной энциклопедией российского землепроходчества. По его собственному признанию, Марков собирает свою уникальную картотеку с 1935 года и в ней в наши дни не менее пяти тысяч карточек, содержащих, как правило, исчерпывающие сведения по той или иной теме. Любая из пяти тысяч карточек, вероятно, может быть развернута в новеллу, пусть краткую, сжатую, но богато-ассоциативную, как стихи. Я давно обдумал и понял марковский стиль: это проза, которую пишет поэт. Я считаю, например, что страницы, написанные Марковым о Валиханове — это лучшее, что о Чокане когда-либо и кем-либо писалось. Марков чувствует в каждом своем невыдуманном герое — родство, он глубоко любит и уважает своих героев. Этим я, между прочим, объясняю тот факт, что Марков собирает о своих героях все, что можно собрать, много и упорно размышляет о них, проникает в их погибшие вместе с ними секреты и делает для них все, как для подлинных, невыдуманных героев,— ну, например, добивается увековечения их памяти сооружением статуи, обелиска, маяка, выпуском книги. Пример — тот же Чокан Валиханов.
 
В картотеке Маркова о Чокане наличествует буквально все, что можно было разыскать, собрать, сделать выписку из документа, разгадать в легенде. Но и этого Маркову мало. Он собрал, по возможности, полную иконографию Валиханова. У Маркова более десяти фотографий, зарисовок и портретов Чокана. Он долго выбирал художника-скульптора, чтобы вдохнуть в него любовь к Чокану и убедить его рисовать и лепить великого казаха. Ищущий — найдет. Марков отыскал такого художника-скульптора в лице москвички Маргариты Ващенко. Он поведал ей о Чокане все: биографию, легенды, песни, свои стихи, изыскания и даже догадки.
 
Он показал ей все портреты и фотоснимки любимого героя. И даже деликатно подсказал, вернее — посоветовал, как начинать работу: «Изучите всю иконографию и слепите маску Чокана. Потом — бюст. Потом — статую»: Он стал неутомимым консультантом скульптора. И — дело пошло. Появилась маска. Потом бюст. Этот первый в мире бюст Чокана Валиханова стоит сейчас на письменном, рабочем столе Маркова, в его московской квартире. Бюст — в натуральную величину. Он поразительно схож с фотографиями и портретами Чокана. По предложению С. Н. Маркова и при непосредственном участии были созданы и установлены памятники Чокану Валиханову — в Алма-Ате, в Кокчетаве, в долине Алтын-Эмеля.
 
Много читательских отзывов и откликов получила книга С. Маркова «Земной круг», вышедшая в Москве, в издательстве «Молодая гвардия» в 1966 году массовым тиражом. Мне хочется привести два отзыва на эту книгу, содержащихся в неопубликованных письмах С. Н. Маркову от Н. С. Тихонова. Вот что значится в письме от 22 июля 1966 года:
 
«Это труд большого напряжения, за годы скоплено столько знаний, столько людей является на страницах, что дух захватывает. Самые разные времена проходят перед читателем, и он наслаждается пестрой мудростью мира и трагичностью Судеб и историей, переходящей в географию и географией, становящейся историей. Я читаю ее, когда утихает дневной шум и уже только звезды заглядывают в двери и окна. Уже все низкие заботы дня уходят и тогда я погружаюсь в хронику, которая, как кино, завлекательна и многообещающа.
 
Я думаю, что сам процесс создания такой книги доставил Вам самому истинное наслаждение. Сколько тайн, сколько сопоставлений, смелых и увлекательных».
 
В письме от 9 октября 1966 года говорится:
 
«Эта книга является совершенно особенной, заключающей в себе столько сведений, что одно ее чтение похоже на большое завлекательное путешествие во времени и пространстве. Эта книга будет доставлять большое удовольствие всем ищущим и любящим погружаться в бездны исторических путей, на которых встречаются чудеса и разгадки многих таинственных загадок и тайн».
 
Н. С. Тихонов, талантливейший, взыскательный художник слова, не сделал С. Н. Маркову ни одного упрека, видимо, желая подчеркнуть, что книга «Земной круг» безупречна и безоговорочно-талантлива. Кроме прозы научно-художественной и документальной, Сергей Марков написал и получил известность, как мастер рассказов и романа. Говоря об этом, невольно вспоминаешь Л. М. Горького.
 
Великий писатель, познакомившись с ранним рассказом Маркова «Голубая ящерица», пригласил молодого автора к себе, тепло и долго беседовал с ним, посоветовал издать «Голубую ящерицу» и другие рассказы отдельной книжкой. Марков получил от Горького письмо-рекомендацию в издательство, и книжка рассказов «Голубая ящерица» в 1929 году вышла в свет. Горький не ограничился беседой, советами по литературному ремеслу и написанием рекомендации—рецензии в издательство. Собиратель сил советской литературы, Горький попросил Маркова присылать ему все, что молодой автор напишет и подготовит для публикации.
 
Это, разумеется, воодушевило, ободрило, вдохнуло новые силы в двадцатитрехлетнего Маркова. Молодой Марков был привлечен Горьким к деятельному сотрудничеству в журнале «Наши достижения» и заодно был рекомендован, в качестве автора, в «Сибирскую энциклопедию».
 
С 1929 и до конца жизни Горького Марков был тесно связан с ним и может по праву считаться горьковским учеником. Горький редакторски правил некоторые из рукописей Маркова или писал на них внутриредакцион— ные рецензии. В музее Горького хранятся такие рукописен Маркова с редакторской правкой Алексея Максимовича—«Обновленные племена», «Мезенская прибаутка», «Донат— китовый дружок», «Каргун-Пуоли». Вот письменный отзыв Горького на рукопись Маркова «Обновленные племена»,— отзыв этот адресован редколлегии журнала «Наши достижения».
 
«Это весьма неплохо, автор, видимо, осведомленный человек; я бы очень советовал привлечь его к настоящему сотрудничеству. Освещение жизни нацменьшинств чрезвычайно важно, оно показывает влияние центра на культуру периферии. Материал, с которым я познакомился, убеждает, что мы встали на верный путь в деле возбуждения сил «культурной революции». Надо пользоваться силами студенчества нацменьшинств». Но было бы неверно и неосновательно думать, что открыв такой талант, Горький захваливал Маркова. Наоборот, требовательность учителя Горького к способному ученику Маркову не уменьшилась, а возросла.
 
Вот что читаем мы в заботливейшем письме Горького из Сорренто, адресованном 25 марта 1929 года: «Эта статья для Н [аших] Д [остижений] — не годна. Обо всех этих людях — Бегичеве, Кулике и других писалось в газетах. Разумеется, они интересные люди, но такие бывали и раньше.
 
...Тон ваших статей слишком «фельетонен» для журнала. Надо писать несколько солиднее, в типе очерка, а не фельетона. Не требуется, чтобы автор говорил от себя и философствовал, вполне достаточно будет, если он изобразит факт картины и ярко. Вы — человек даровитый и, мне кажется, могли бы делать весьма искусно, с пользой для журнала и еще большей пользой для себя самого — научитесь писать экономно, сжато и веско. Жму руку».
 
В 1934 году С Н. Марков из Архангельска написал А. М. Горькому:
 
«Мое предложение заключается в следующем: по-моему, необходимо издать, нечто вроде «Истории народов СССР», придав этому изданию значение «Историй фабрик и заводов» или серию назвать «Племена одной шестой», «Народы советской земли».
 
Марков приложил к своему письму список всех народов и народностей СССР и план предлагаемого издания. Ответ А. М. Горького, датированный 21 марта 1934 года, поражает, прежде всего, чуткостью великого писателя и тем, что он говорит со своим учеником Марковым с полным к нему уважением, по-отечески тепло и всерьез:
 
«Простите, Сергей Николаевич, что опоздал ответить Вам. Предложение интересно и целесообразно, хотя вы чрезмерно мелко раскрошили народности, обитающие в Союзе Советов: многие из них этнографически родственны и различаются между собой гораздо менее, чем напр. татары Казани, Касимова, Усмани. Из того, что мы не знаем всех племен Союза, еще не следует, что племена эти вообще неизвестны; а для того, чтобы они стали известны нам, мы должны ознакомиться с трудами этнографов Финляндии, Скандинавии, Англии и др. Отсюда явствует, что силами людей, вами названных, этой работы нам не поднять. К тому же нужно помнить, что у нас были издания, ставившие перед собой эту цель, но намерений своих не оправдали. Сейчас затевается издание краевых, областных и республиканских сборников, которые частично выполняют и работу по этнографии. Я пришлю вам типовую программу этих сборников и тогда мы с вами возобновим переписку по поводу вашего предложения. М. Горький».
 
Не могу не привести короткое сообщение об изумившем меня, случайно узнанном мною факте: умирающий Горький сказал своим близким: «Позаботьтесь о двух людях — Вере Жаковой и Сергее Маркове».
 
Кроме отмеченного Горьким рассказа «Голубая ящерица» и одноименного сборника рассказов, Марков издал сборники рассказов «Арабские часы», «Соленый колодец» и роман «Юконский ворон».
 
Вышедший в 1946 году роман «Юконский ворон» выдержал несколько изданий и переведен на несколько иностранных языков. Я не вйдел документа, не читал печатных строк, но люди, заслуживающие полного доверия, говорили мне, что роман Маркова «Юконский ворон» в Париже прочел большой русский писатель, мастер слова Иван Бунин и положительно отозвался об этой книге.
 
Роман «Юконский ворон» — широкое эпическое полотно; действие романа переносится с Аляски в Калифорнию, из Сибири в Пензу, из Рязани в Санкт-Петербург. Сюжет романа — пружинист, напряжен, изобилует приключениями, но ни одно из приключений не кажется и не воспринимается, как нарочитая придумка автора для завлекательности, все приключения естественно и прямо вытекают из точно и достоверно изображаемой действительности, из судеб и характеров основных героев и второстепенных персонажей.
 
Пейзажи — свежи, красочны, свидетельствуют о зорком художническом глазе автора, об уменьи в двух-трех фразах пластически показать вечную и повсеместную красоту природы. Вот наугад взятые из книги образы описаний точных и зримых, словно художник слова дал нам на время свой чудесный дар видения: «Тот, кто не был ранее в этих широтах, поразился бы, увидев порхающие в воздухе легкие пламенные стаи птиц. Они носились около морского берега и зелени, рассыпались, сливались вновь, падали вниз, как алые искры, и снова взвивались в синее небо. Это были тихоокеанские колибри».
 
Или:
 
«С берега доносился крик воронья. Вороны — священные птицы индейцев — считались в Ново-Архангельске неприкосновенными. Они сидели на кипарисовых кровлях, восьмиугольной крепостной башне, вились над церковным куполом, а около шалашей индейцев воронов было так много, что казалось, будто на землю опустилась черная лоснящаяся туча».
 
Или:
 
«На склоне холма белели бревенчатые хижины, окруженные зелеными кустами и густыми деревьями. Из земли били горячие ключи. Их тепло давало жизнь травам и деревьям; ранней весной, когда кругом еще лежал снег, здесь все было в цвету».
 
Так русские землепроходцы видят ничью, еще не принадлежащую ни одной державе, землю. Видим и мы, читатели.
 
Роман густо заселен. Главный герой — землепроходец, друг декабристов, русский писатель, о трудах которого Белинский сказал, что это «замечательные ученые статьи», моряк, бывший лейтенантом флота, разжалованный в матросы 2-й статьи, Лаврентий Алексеевич Загоскин проходит в романе с первой до последней страницы.
 
Сам он, его судьба, его жизнь обрисованы Марковым так многогранно, тщательно и красочно, что хочется сказать: это художественно выполненная биография незаурядного русского человека, жившего в XIX веке. Но это не так; Загоскин — не один, он показан в окружении людей своей эпохи — их много, но все они неотделимы от Загоскина,— и великолепно обрисованный крещеный индеец Кузьма и индианка Ке-ли-лын, вождь —- тойон племени «воронов», ставшая женой Загоскина, и добрейшая, многопонимающая, лично знавшая Нахимова и Баранова, русская женщина, попавшая на Аляску, Таисия Ивановна, и служащие Русско-Американской компании— Егорыч, Лукин, Глазунов, креол Устюжанин, толмач Калистрат, сановники, исправники, чиновники, жандармы, и еще многие и многие. Всех в статье не перечислишь. И каждый живет в романе в соответствии со своей ролью в жизни и со своим характером. Марков создал впечатляющую портретную галерею людей России XIX века.
 
Пафос романа — патриотический, землепроходческий, гуманистический, он устремлен в будущую Россию, где — будет время — расцветет дружба народов, которую и век назад предвидели, предчувствовали лучшие люди России.
 
Это прекрасно выражено во взаимоотношениях Загоскина с индейцами, с эскимосами, с русским простонародьем. Гуманистическое понимание равенства рас, будущая дружба народов выражена и в рукописи Загоскина. Мы видим и слышим в романе «человека во фланелевой куртке. У него был большой бледный лоб, впалые виски и утомленные работой глаза. Яркие пятна цвели на худых щеках, они были красны, как фуляр, которым было закутано горло человека». В. Г. Белинский обрисован, но не назван в романе. И вот, что он говорит Загоскину, принесшему ему свою рукопись:
 
«Если цензор не зарежет статьи о крепостном праве (она написана эзоповским стилем), я помещу вашу повесть рядом с этой статьей. И пусть читающая Россия увидит смелость, честь, благородство тех людей, которых мы высокомерна называем дикарями».
 
Роман Маркова «Юконский ворон»— безусловно, одна из лучших его книг. О популярности этой книги у нас и за рубежом свидетельствуют три таких неодинаковых факта.
 
Зайдя как-то в библиотеку, созданную При жеке на общественных началах, я обратил внимание на книгу без титула и без оглавления. Она была, что называется, зачитана до дыр. Ей, видимо, не приходилось залеживаться на библиотечных полках и стендах. Читатели за ней устанавливали очереди. Раскрыв книгу на середине, я убедился, что это «Юконский ворон» Маркова, и я позавидовал авторскому счастью хорошей завистью.
 
А второй факт связан с фотографией, присланной Маркову с Аляски.
 
Изящное, довольно большое библиотечное здание. По всему фасаду крупными, чуть не аршинными буквами броско выведено извещение:
 
«Получен «Юконский ворон» Маркова».
 
Третий факт не менее выразителен.
 
Из Канады профессор Ричард Остин Пирс запросил Сергея Маркова:
 
«Могу ли я просить вашего разрешения перевести на английский язык и издать в Америке «Юконского ворона»?
 
Пишут Маркову много и часто. Ему писали из Австралии внуки Миклухо-Маклая, путешественник и ученый Тур Хейердал (Норвегия), художник Рокуэлл Кент (США).
 
А теперь несколько слов о поэзии Маркова. Чтобы понять пафос военно-патриотических стихов Маркова, вероятно, надо быть осведомленным о такой стороне марковской биографии. Великую Отечественную войну С. Н. Марков встретил в Можайске и сразу же надел солдатскую шинель. Рядовым 127-го пехотного запасного полка он пробыл около трех лет и был демобилизован лишь в связи с полным физическим и нервным истощением. На фронте он не только ходил в атаки, но и писал стихи.
 
Русский поэт Сергей Поделков с нескрываемым восхищением говорит о Сергее Маркове в своей статье «Поэзия — жизнь»: «Жизнь и поэзия для С. Маркова одно и то же: чудо! Диалектическое чудо, в котором человеческая мысль и чувства неразрывно соединены с природой. Человеческий поиск в природе, жажда познания — для поэта высшее проявление этого чуда...
 
Перед нами, безусловно, оригинальный поэт со своим голосом, метафорическим складом, со своим обособленным художественным мышлением. Его не спутаешь ни с кем другим... По своему творческому характеру С. Марков — лирик. Поэзия его полна любви к человеку, и он занимает в советской поэзии свое достойное место».
 
А вот свидетельство казахского поэта Олжаса Сулейменова:
 
«Может быть, он, Марков, и сам не знает, какое влияние на новую казахскую литературу он оказал. Скажу только о себе — мое отношение к истории, к литературе складывалось под непосредственным воздействием рассказов и стихов Маркова».
 
Подлинная поэзия немыслима без искреннейшего самовыражения поэта, без его самобытности, без того, чтобы его стихи имели свой неповторимый почерк. Сергей Марков — поэт подлинный, самобытный и очень строгий к каждой своей поэтической строчке.
 
Его поэзия всегда от жизни, от его близости к народу, от того, что он сам видел, в чем сам участвовал, что передумал, перечувствовал, пропустил через свое горячее сердце. Некоторые его стихи писались не дни, не месяцы, а годы (разумеется, я не имею в виду непрерывную работу над стихотворением,— а то, что Чехов имел в виду, говоря — «рукописи надо дать отлежаться»).
 
Чтобы не возвращаться к этой особенности Маркова, приведу несколько строк из письма ко мне близкого друга Маркова Константина Алтайского:
 
«Ты спрашивал меня, как работает Сергей Николаевич Марков. В ответ приведу только пример, и ты убедишься в исключительной взыскательности к стихам этого талантливого труженика. Марков не раз и не два расспрашивал меня о К. Э. Циолковском и, конечно, читал обе мои книжки с одинаковым названием «Циолковский рассказывает...»
 
Из слов Сергея Николаевича я понял, что он очень и очень сожалеет, что в свое время не посетил Циолковского, не побеседовал с ним. Интерес его к Циолковскому необычен. Он откопал какие-то материалы о родственнике Циолковского, участнике экспедиции в Туркестан. В 1974 году Марков посетил Калугу, был в домике Циолковского, в местах, где когда-то прогуливался гениальный ученый.
 
Вернувшись из Калуги, Марков позвонил мне и сказал, что пишет стихи о Циолковском и даже прочел две строфы начатого стихотворения. Я очень обрадовался и стал ждать, что вот-вот Марков позвонит и прочтет мне новое свое стихотворение. Жду — неделю, месяц, два — ни слуху ни духу. Звоню ему и спрашиваю:
 
— Написал стихи о Константине Эдуардовиче?
 
— Да нет. Как-то не почувствовал во всей глубине тему.
 
— Но — пишешь?
 
— Пишу понемногу.
 
Такие разговоры я вел с Марковым в 1974, 1975 и 1976 годах. Последний разговор такой:
 
— Кончил стихотворение о Циолковском?
 
— Нет.
 
— Когда кончишь?
 
— Не знаю.
 
— Сколько строк написано?
 
— Тридцать, тридцать две.
 
Вот, Мухамеджан, как работает этот поэт. Но, уверяю тебя, что, в конце концов, он порадует нас великолепным стихотворением или маленькой поэмой. Строки его о Циолковском, какие он прочел, замечательны».
 
У Сергея Маркова нет поверхностных, наспех написанных, недоработанных стихов. Он —ювелир в поэзии, искуснейший мастер поэтического слова. Для меня поэзия Маркова имеет три слоя, три больших, глубоко продуманных и прочувствованных цикла, каждый из которых можно назвать книгой стихов.
 
Это, во-первых, стихи о Казахстане (к ним, естественно, примыкают стихи о Средней Азии); это, во-вторых, стихи исторические (преимущественно о героях русской истории); это, в-третьих, стихи о путешествиях, первопроходцах, об открывателях островов, вершин, озер, рек.
 
Каждый из трех циклов имеет свою тональность, свой пафос, даже языковую окрашенность, но везде мы чувствуем самобытный талант Маркова, его поэтическую личность, его неиссякаемую гражданственность.
 
Как поэт, Сергей Марков родился в Казахстане, в Акмолинске, где ему довелось работать в газете «Красный вестник». Он писал репортажи, корреспонденции, очерки.
 
Акмолинцы успели привыкнуть к журналистскому имени Маркова, но однажды знакомое имя они обнаружили под стихами. Это был его стихотворный дебют. Казахстану, второй своей родине, Сергей Марков посвятил много стихов, — из них немало таких, которые надо отнести к вершинам его поэтического творчества.
 
Под многими его стихами вместе с датами стоит «Алма-Ата». Незабываема его свежая, наполненная любовью к Казахстану, миниатюра «Письмо Л. М.» (вероятно, поэту Леониду Мартынову):
 
Не грусти, творец поэм!
Нет пределов для мечты;
За твое здоровье ем
Яблоко Алма-Аты.
Сердце песнями не рань,
Славь великую страну —
Шлет свои дары Тянь-Шань
На холодную Двину.
 
Марков по-сыновьему, сердцем чувствует не только солнечный сегодняшний день Казахстана, но и его далекое, скрытое в давней исторической мгле во многом еще неисследованное прошлое. Литое слово приоткрывает древнюю тайну:
 
Сидела со мной у огня,
Но вдруг прервала напев,
Потом увела меня
В долину каменных дев.
Там статуи стыли у скал—
У самых снегов и зарниц.
И мастер, что их изваял,
Жил трепетом черных ресниц.
Он создал подобия дев
С венцами на выпуклых лбах.
Вдруг древний кипчакский напев
У них прозвучит на губах?
Гранитные косы, звеня,
Качнутся и лягут на грудь.
Сквозь камень глядит на меня
Извечная женская суть.
 
В стихах Сергея Маркова «Горячий ветер», «Татуировка», «Баян-слу», «Орь, Иргиз, Тургай», «Семиреченский тигр», «Глиняный рай», «В городе Верном», «Древняя быль», «На востоке — дикий хмель», «Памяти Чокана Валиханова», «Омский узник» (о Достоевском, друге Валиханова) мы слышим жаркое дыхание ковыльного и пшеничного, полынного и рисового, тюльпанного и яблоневого Казахстана. Мне всегда слышится по тональности, по арычному журчанию, по мужественному буранному напеву перекличка в стихах русского Сергея Маркова и казаха Олжаса Сулейменова.
 
Некоторые стихи Сергея Маркова настолько проникнуты казахским национальным духом, настолько родственны лучшим образам казахского фольклора, что могут показаться великолепными переводами с казахского языка.
 
Общеизвестно, что, приехав в Уральск, Пушкин пленился фольклорной казахской поэмой «Козы-Корпеш и «Баян-слу», записал ее сюжет. Не мог обойти этой темы и Сергей Марков. В прекрасном стихотворении «Баян-слу» Марков, как казах, передает страстный, полный самопожертвования, идущий из глубины сердца, монолог Баян-слу, разлученной с любимым:
 
Голос тонкий, как стрела,
Прозвенит в ковыльной мгле:
«Смуглой сказкой я жила
В длинногривом ковыле.
Я ему нежней сестры —
Самой нежной из сестер.
Прикажи разжечь костры —
Вместе встанем на костер.
Хоть живой зарой в бархан —
Был бы только жив Корпеч.
Можешь мне, жестокий хан,
Руку правую отсечь.
 Дни, что стаи лебедей,
Поднимают светлый крик.
Хочешь, голову разбей,
Вырви сладкий мой язык!»
Грозный хан каких сторон
Где еще от мира скрыл
Песню легкую, как сон,
В самой темной из могил?
 
И по-шекспировски трагедийно и все же с нравственным превосходством, оптимистично, с заглядом в светлые туманности грядущего звучит концовка монолога любящей, верной, несломленной черным горем женщины:
 
Слова мутного не тронь!
Мы не сгинем навсегда.
Мы бессмертны, как Огонь,
Небо, Ветер и Вода!
 
О Чокане Валиханове Марковым стихами написано только шесть строк — но каких строк! В них выражены не только глубокое знание ума и труда Валиханова, но и понимание его места в истории Казахии, любовь и уважение к нему, восхищение им:
 
Чужая жизнь — безжалостней моей —
Зовет меня... И что мне делать с ней?
Ведь можно лишь рукою великана
В лазоревой высокогорной мгле
Куском нефрита выбить на скале
Рассказ о гордом подвиге Чокана!
 
Наряду с «Семиреченским тигром» стихотворение (вернее: маленькую поэму) «Глиняный рай» нужно отнести к лучшим произведениям казахского цикла.
 
Пересказать сюжет, содержание, тончайшую вязь взаимоотношений Адама и Евы XX века в Казахстане, в пору сбора хлопка, невозможно, — это обескровит нежнейшую лирику, обескрылит романтику. Но кончается «Глиняный рай» так:
 
Пою единство страсти и труда,
Могучее, как алая руда.
Я воспеваю мудрый светлый сад,
Где уживутся сталь и виноград.
И неужель в нем люди не найдут
Живых ростков Адамовых причуд?
 
Второй цикл стихов Сергея Маркова — это глубокое проникновение в историю России, это исторические баллады, силою поэтического мастерства обращенные к современности и звучащие, как патриотический зов к подвигам во имя Родины. На первый взгляд выбор героев этих баллад бессистемен и даже случаен. Но это только на первый взгляд. На самом деле это глубоко продуманная, патриотически-осмысленная галерея образов, дающая живой пример для миллионов воинов Великой Отечественной. Вот она, эта героическая галерея: «Славяне», «Илья Муромец», «Слово об Евпатий Коловрате», «Козьма Минин», «Казак в Пруссии» (1760 год)», «Суворов», «Багратион».
 
Все эти духовные предки солдат, воевавших против гитлеровских полчищ, учили, подавали пример, нравственно поддерживали, звали к подвигам многонациональное воинство Советского Союза и поэт-фронтовик Марков вместе с Твардовским, Сурковым, Исаковским, Джамбулом, Бажаном, Кулешовым помогал ковать победу над фашистскими бронированными ордами и не только, как фронтовик с автоматом в руках, но и как поэт, своими средствами, присущим ему поэтическим мастерством.
 
В напечатанной в «Комсомольской правде» его исторической балладе «Суворов» есть такие чеканные, перекликающиеся с современностью, строки:
 
Эфес расшатан, треснули ножны,
Но он презрел парадную отвагу;
И без того народы знать должны
Разящую суворовскую шпагу!
Он вспоминал шестидесятый год —
Осенний дождь, разбрызганную глину.
Струилась кровь у городских ворот,
И казаки скакали по Берлину.
Он говорил: «Пруссак и знать не мог,
Что здесь его достанет наша пика.
А русский штык? Орлы, помилуй бог,
Недаром мы клевали Фридерика!»
... Орлиный век, орлиная судьба!
Одна лишь мысль о ней — благоговейна.
Поет фанагорийская труба,
Ведет полки от Ладоги до Рейна.
 
Стихи эти датированы началом 1944 года, и, верно, советские воины, узнав, что великий русский полководец Суворов уже водил когда-то полки «до Рейна» и казаки с Тихого Дона «скакали по Берлину», с удвоенной отвагой рвались к Рейну, в держащийся последние дни гитлеровский Берлин. Ведь суворовская «наука побеждать» была взята на вооружение Советской Армией и был утвержден «Орден Суворова». В балладе «Багратион» та же взволнованная перекличка прошлого с современностью:
 
Поля Можая — чисты и теплы —
Блестят росой, снопами, муравою.
Не вам, Наполеоновы орлы,
Не вам кружить над вечною Москвою!
 
Стоило заменить одно только слово «Наполеон» на «Гитлер»— и строки звенели медью современности.
 
В «Козьме Минине» прошлое тоже перекликается е современностью, с былью Великой Отечественной.
 
Заключительным аккордом исторического цикла Сергея Маркова может служить афористическое, лапидарное, словно изваянное из благородного металла, восьмистишие «Искра»:
 
Отчизна-мать! Не позабудь меня.
Я — искра от могучего кремня.
Я не сгорел в пустынях и снегу.
Придет мой час — я океан зажгу.
В какие дали ты умчишь меня
Дыханием, исполненным огня?
Погасну я... Тебе, отчизна-мать,
От полюса до полюса сиять!
 
Муза дальних странствий сопровождает Маркова всю его сознательную жизнь. Трудно перечислить местности нашего необозримого отечества, где посчастливилось побывать Маркову. Зоркоглазый, вдумчивый, влюбленный в краски, светотени контуры и формы, беззаветно любящий природу, он все высмотрел и запечатлел в своих стихах. Но этого мало — его внутренний взор проникал и проникает в тайны увиденного,— он исследователь прошлого, древнего, у него удивительная способность находить и разгадывать архивные документы, забытые рукописи, дневники. Он не только географ-живописец, но и пытливый историк. Его острое зрение охватывает не только пространство, но и время. К тому же мышление его ассоциативно. Для казахской поэзии, в частности, для устной, фольклорной поэзии свойственна аллитерация — то есть повторение в строке или строфе однородно звучащих согласных слов.
 
Марков, знающий казахскую поэзию, испытал на себе ее влияние и ввел в свою поэтическую стилистику аллитерации. В который раз перечитываю чудесное стихотворение Маркова «Знаю я — малиновою ранью», посвященное жене и другу поэта—Галине Петровне Марковой. В этом стихотворении виртуозная стихотворная техника Маркова сказалась во всем своем блеске.
 
Беру наугад кратчайшие поэтические характеристики увиденных им городов и не могу не поразиться его уменью сближать звучание городских названий с их фактическими корнями, уходящими в недра давно прошедшего: «Лебеди плывут над Лебедянью», «А в Меды-не золотится мед», «Не скопа ли кружится в Скопине?», «А в Серпейске ржавой смерти жаждет серп горбатый», «Горечь можжевеловая мне жжет глаза в заброшенном Можае», «На заре Звенигород звенит», «В Темникове темная вода», «В час, когда как молоко бела медленная тихая Молога», «Горлица из древнего Орла», «Любушка из тихого «Любима», «Или ты в Архангельской земле рождена, зовешься Ангелиной», «Льдинкой мизинца не обрежь, утром умываючись в Мезени»...
 
В стихотворении «Костромской говор» Марков обыгрывает «оканье» земляков — костромичей:
 
Всю жизнь я верен звуку «О»
На то и кОстрОмич!
Он речи крепкое звенО
Призыв и древний клич.
И гОвОр предкОв сОхранив,
Я берегу слОва:
«ПОсад», «ПОлОма», КОлОгрив».
Мне не к лицу пустая спесь,
Я слышать был бы рад,
Как гОвОрили чудь и весь
Лет вОсемьсОт назад.
На свете тОт нарОд велик,
ЧтО слОвО бережет,
И чем древней егО язык,
Тем дОльше Он живет.
 
Третий землепроходческий цикл стихов Сергея Маркова можно, пожалуй, открыть программным для него стихотворением — эпитафией и, вместе с тем, гимном «Землепроходцы»:
 
... Хвала вам, покорители мечты,
Творцы отваги и суровой сказки!
В честь вас скрипят могучие кресты
На берегах оскаленных Аляски.
В земле не тлели строгие глаза,
Что были глубоки и величавы;
Из них росла упругая лоза,
Их выпили сверкающие травы.
И наяву скитальцы обрели
Перо Жар-птицы в зарослях сандала.
Мне чудится — на гряды из коралла
Холщовые котомки полегли!
 
К землепроходческому циклу Сергея Маркова надо отнести такие разные по форме, но родственные по теме произведения, как героическая, исторически-достоверная баллада «Конец Беринга», романтическая легенда, прославляющая поэзию странствий и непокой путешественника «Радуга-река», песня неугомонных, отважных, видавших виды, продутых океаническими ветрами, моряков — «Мореходы в Устюге Великом», романтические стихи о скитальцах по зову сердца — «Таранчиния», «Зеленый чай», «Темный румянец», «Звезда скитальчества, гори!», жизненно достоверный, мужицкий сказ «Дон Сысой, или русские в Калифорнии» и много других.
 
Землепроходцы Маркова — люди чистой души, бескорыстные первопроходцы, никакого отношения не имеющие к колонизаторской политике русских императоров, наоборот, с гневом и возмущением относящиеся к иноземным колонизаторам, с которыми изредка им приходилось встречаться.
 
 Это особенно недвусмысленно и со всей прямотой выражено в сказе «Дон Сысой, или русские в Калифорнии». Сказ ведется от лица русского мужика из тобольских краев, неукротимого, бесстрашного землепроходца. На самодельной байдаре с кожаной заплатою плыл Сысой с Аляски на юг, голодал-холодал, сломал весло, греб лопатою и добрался до солнечной Калифорнии, в земной рай. По следу Сысоя пришли туда две шхуны с острова Баранова. Высадилось в Калифорнии вместе с Сысоем и его женой двадцать россиян. Как бы обозначая границу, или ставя пограничный столб, написал Сысой на мраморной скале «Земля российского владения» и артельно со своими русскими товарищами поставил поселок.
 
Вот тут-то и сказалось нравственное превосходство русских поселенцев над колонизаторами-испанцами. Выражено это сочным, метким, образным языком Сысоя:
 
Гишпанцы бродят за оградою,
Свою выказывают стать.
Но я их милостью не радую,
Им не даю озоровать.
От их пронырства и свирепости
Я в жизни нашей вижу риск.
Держу под выстрелами крепости
Деревню их Святой Франциск.
Индейцы плачутся болезные,
Гишпанцы им творят ущерб;
На всех —? ошейники железные,
На каждом — королевский герб.
У нас в Сибири с душегубами
И то такого не творят!
И нас же выставляют грубыми,
О нас с усмешкой говорят.
К нам, зависть затаив исконную,
Гишпанцы ластятся лисой,
Феклушу величают донною,
Меня же кличут дон Сысой.
 
Землепроходческий цикл Сергея Маркова — примечательное и самобытное явление в русской советской поэзии. В нем наиболее полно раскрылось его редкое дарование, красочный, образный, кристальной чистоты русский язык, богатство словаря и уменье поставить слово в строке так, что оно, как самоцвет, излучает сияние.
 
Конечно, поэтическое творчество Сергея Маркова не исчерпывается тремя циклами, о которых я говорил выше. У него много лирических стихов, не входящих в эти циклы, да и эпика его тоже не вся включена в них. Так, например, прекрасное стихотворение «Ломоносов» эпически воссоздает образ «холмогорского Прометея», имеет характернейшие приметы эпохи.
 
Ломоносов в изображении Маркова — гениально прост, беззаветно предан России, не забывает, что он из мужиков и в то же время неистов, готов вступить в спор с богом и сознает, что он «перед ликом будущего прав». Ему тяжек Академии венец, угнетают подсиживания и сплетни коллег и он бросает им в лицо гордые слова:
 
Пыл юности недаром берегу...
Ведь не возьмешь — стою единорогом.
Вы беситесь — простому мужику
Пришлось сравняться с изначальным богом!
 
Лирика Сергея Маркова на удивление — нежна, целомудренна, душевно-чиста и светла. Но она, лирика, не благодушна, но и воинственно-добра:
 
Любым злодеям не под силу —
Копай хоть тысячи могил —
Загнать в глубокую могилу
Живой источник светлых сил.
 
В стихах, обращенных к женщинам, Марков по-блоковски видит в них начало жизни, женственность, женскую суть и высшее проявление красоты вечной природы.
 
Сергей Марков никогда не примыкал ни к одной из литературных группировок, выпускавших когда-то широковещательные программы и манифесты. Он шел в поэзии своим особым путем. И эстрада его не прельщала, и за славой он не гнался. Поэзия его традиционна, но в самом лучшем смысле этого слова — он верен традициям Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Блока, не подражая им, но исходя из их драгоценного опыта. Язык его чист, ясен, красочен, без вычурности, точен до скрупулезности.
 
Я — русский. Дышу и живу
Широкой, свободною речью.
Утратить ее наяву —
Подобно чуме иль увечью.
Бессмертной ее нареки!
Ее колыбель не забыта;
В истоках славянской реки
Сверкают алмазы санскрита.
Чиста, как серебряный меч
И свет в глубине небосвода,
Великая русская речь —
Надежда и счастье народа.
Мне снилось: пытали огнем
И тьмою тюремного крова,
Чтоб замерли в сердце моем
Истоки могучего слова.
Но вновь я познал наяву
Ровесницу звездного свода,—
Я снова дышу и живу
Надеждой и счастьем народа!
 
Говоря о поэзии Сергея Маркова, мне хочется не то чтобы упрекнуть его, но все же выразить сожаление, что он не переводил стихи своих друзей — казахских поэтов на русский язык. С его талантом, с его глубоким знанием природы и людей Казахстана его переводы были бы, вероятно, явлением в русской поэзии.
 
И еще сожалею я, что Марков, сдружась с тем или иным композитором, не написал хотя бы несколько песен; песенная культура в нашей стране так выросла, что для создания по-настоящему хорошей песни нужна, по-видимому, совместная работа поэта и композитора, по-родственному одинаково понимающих действительность. Не довелось мне слышать голос Сергея Маркова по радио; не видал и не слышал его с голубого экрана телевизора.
 
И по этому поводу, конечно, можно выразить только сожаление. Но и то, что удалось свершить Сергею Николаевичу Маркову за полстолетия творческой деятельности, вызывает удивление, восхищение и глубокую благодарность его доброму и щедрому таланту, его неиссякаемому трудолюбию, его художнической взыскательности, его гражданственности, его патриотизму. Певец ленинского братства наций и дружбы народов С. Н. Марков награжден орденом «Дружбы народов».
 
Путевку в большую литературу дал Маркову Алексей Максимович Горький и это еще раз доказывает, что основоположник социалистического реализма безошибочно определял подлинный талант, идейность, гражданственность человека, взявшего в руки перо.
 
Недавно, в Москве, я встретился с Сергеем Николаевичем Марковым и, конечно, задал ему традиционный вопрос:
 
—- Над чем работаете?
 
Ответ его, не скрою, меня очень обрадовал:
 
— Пишу книгу, которую назвал «Автобиографический роман». Главы, где изображается моя жизнь в Казахстане, уже написаны.
 
Это, пожалуй, было лучшим из того, что я от него хотел услышать.