Главная   »   Новые горизонты. Мухамеджан Каратаев   »   БОЙЦЫ ВСПОМИНАЮТ МИНУВШИЕ ДНИ


 БОЙЦЫ ВСПОМИНАЮТ МИНУВШИЕ ДНИ

Прежде чем повести речь о казахской военной литературе и, в частности, о книгах, вызывающих мою гордость за их авторов — непосредственных участников Великой Отечественной войны,— я хотел бы несколько слов уделить удивительному явлению, бытующему во многих странах, но принявшему невиданно-широкий размах в нашей Советской стране, занявшей, как известно, первое место в мире как по количеству издаваемых книг, так и по тиражу.

 
Я говорю о тройственном союзе — писателя, критика и читателя,— кстати сказать, наш советский читатель по праву носит почетный титут Большого читателя и не только потому, что он колоссально-массов, многомиллионен, но и потому, что он на деле доказал и доказывает свою кровную заинтересованность и заботу об идейно-художественном качестве книжной продукции и о судьбах советской литературы.
 
Можно с уверенностью говорить, что советскую литературу создают не только писатели, с пером в руках или за пишущей машинкой работающие над рукописями будущих книг, но и критики, активнейше влияющие на творчество писателей, и наш Большой читатель, не оставляющий без честного, живого, умного, жизненно-правдивого отклика практически ни одну книгу,— иной книгой он восхищается, чем морально поддерживает и вдохновляет писателя на новые, еще более ценные свершения; другую книгу, что называется, разбирает по косточкам, принципиально критикует автора за ошибки, просчеты и недостатки, вскрывая их корни и подсказывая, как избежать огрехов в дальнейшей работе, причем, как правило, не замалчивает, а, наоборот, радуется тому, что в книге хотя бы частично удачно. Книгу серую, сработанную небрежно и халтурно, он отвергает, прямо и нелицеприятно говоря, что она издана по недосмотру, и приравнивает ее к фабричному или заводскому браку.
 
Случается, что Большой читатель опережает наших критиков и бьет тревогу по поводу выпуска книги-брака раньше профессиональной критики.
 
В тройственном союзе — писатель, критик, читатель,— пекущемся об идейно-художественном качестве советской литературы, не последнее место принадлежит критику. Хотя критик выступает в роли посредника между писателем и читателем, но роль его далеко не посредственная.
 
Писатель, если он подлинный художник слова, создает свои произведения не для себя и не для критика, а для читателя, имея в виду его интересы и запросы, его культурный уровень и вкусы. Но это не значит, что высокоразвитый художник должен опускаться при этом до уровня среднего читателя, а, наоборот, обязан поднимать его, не приспосабливаться к его средним или низким вкусам, а воспитывать и развивать их. Ленин учил, что искусство, которое принадлежит народу, «должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких трудящихся масс. Оно должно быть понятно этим массам и любимо ими. Оно должно объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их».
 
Задача эта не только литературы и искусства, но и литературно-художественной критики как их специфического жанра. Специфика же литературной критики состоит в том, что она, преследуя ту же цель, что и литература, пишет и для писателя и для читателями выполняет одновременно и научную и художественную функции. В этой двуединой роли литературный критик исследует глубинную суть произведения, раскрывает воплощенную в нем художественную правду, соотнося ее с действительностью.
 
Тем самым критик как посредник выступает, с одной стороны, как бы уполномоченным от литературы, который призван во всей полноте довести до читателя идейно-эстетические ценности произведения, и, с другой стороны, выступает и как уполномоченный от массы читателей, когда оценивает произведение с точки зрения взглядов и вкусов передового читателя, выражая высокие требования времени к литературе. Таким образом, критик устанавливает, по словам А. В. Луначарского, «связь между художником и массой». Хорошо объясняя важность такой связи, Луначарский писал: «... стремясь стать полезным учителем писателя, критик-марксист должен быть также учителем читателя. Да, необходимо читателя учить читать. Критик, как комментатор, критик, как человек, предостерегающий от яда, порою вкусного, критик, разгрызающий твердую скорлупу, чтобы показать великолепное зерно, критик, раскрывающий остающиеся в тени клады, критик, ставящий точку над «и», делающий обобщения на основе художественного материала,— это для нашего времени, времени появления огромного количества ценнейшего, но еще не опытного читателя, необходимый путеводитель».
 
Это отлично просматривается на истории создания Габитом Мусреповым романа «Солдат из Казахстана», как известно, первого казахского романа о Великой Отечественной войне.
 
Мусрепов, превосходный стилист, начинал и вошел в литературу, как новеллист. Первый вариант романа «Солдат из Казахстана» представлял собою как бы серию новелл, правда, объединенных «сквозной» темой дружбы народов и их единодушного отпора гитлеровскому нашествию. Каждая глава романа была отдельной новеллой, и автору пришлось немало поработать для композиционного их сцепления.
 
Читатели, в общем хорошо принявшие роман «Солдат из Казахстана», все же выразили сожаление, что в казахской литературе лучше описаны исатаевские дробовики, пики и сабли 1916 года, чем танки, «катюши» и артиллерия сороковых годов, отчего страдало и художественное изображение воинов Советских Вооруженных Сил.
 
Критика сказала свое слово о том, что взятая Мусреповым тема требует монументальности, широкоохватности, ей противопоказана фрагментарность первого варианта романа. К чести Мусрепова, он чутко прислушался к критике и мнению читателей.
 
Как непрерывно растущий и совершенствующий свое искусство мастер слова, Мусрепов не успокоился на достигнутом и основательно переработал роман, учтя высказанные замечания.
 
Второй вариант романа «Солдат из Казахстана» стал высокохудожественным произведением, по сути дела, положившим начало традиции военного романа в казахской литературе.
 
Ценнейшими свойствами романа является его правдивость, достоверность, пластичность изображения. Это далось Мусрепову нелегко: он по крохам собирал материал, детали, эпизоды, подробные рассказы о горячих и трудных буднях войны.
 
Он детальнейше, подробнейше изучил прототип героя романа,— в нем легко узнается Герой Советского Союза казах Каиргали Исмагулов, отмеченный на страницах «Истории Великой Отечественной войны».
 
Переработка, обновление и идейно-художественное обогащение мусреповского «Солдата из Казахстана»— зримый пример благотворности и действенности тройственного союза: писатель, критик, читатель.
 
Этот тройственный союз как бы предугадывал и предчувствовал гениальный Абай Кунанбаев, во времена которого не было еще читателя, так как отсутствовала письменная литература, не было и художественной критики.
 
Читатель для молодой письменной казахской литературы был с самого ее возникновения своего рода регулятором ее роста и развития, так как расцвет литературы и рост культурного уровня читателей — явления взаимозависимые.
 
Абай, создавая свои произведения, даже тогда, в эпоху безвременья, не мог не рассчитывать их на массу казахских слушателей, не мог не учитывать их помыслов, кругозора и особенностей миропонимания и мироощущения. Он не упускал их из поля зрения, постоянно обращался к ним, заботясь о том, чтобы собственные стихи и поэмы, а также прозаические гаклии — слова-назидания — были не только понятны слушателю, но и возымели пленительную силу влияния на него. В стихотворении «Поэт» Абай писал:
 
Стянет потуже поэт свой стан,
Вдаль посмотрит— назад и вперед,—
Каждое Слово, как талисман,
К мысли заветной он подберет.
 
За отсутствием в ту пору критики, поэт выступает, как критик-комментатор своей поэзии, учитывая отсталого тогда казахского слушателя-степняка. Ценителем-судьей произведений поэта был сам слушатель, почему и обращался он часто к слушателю то с пламенным призывом правильно понять его, то с горьким упреком за непонимание, то с надеждой и верой в то, что:
 
Люди слово его понесут
Близким и дальним — из края в край.
Суд справедливости, разума суд,
Ты рассуди и ты покарай.
 
Интересно, что Абай и в своей переводческой деятельности не мог не считаться с культурным уровнем и национально-психологическим складом казахского слушателя (будущего читателя), для которого, собственно, он и переводил произведения русских писателей Крылова, Пушкина, Лермонтова.
 
Особенно этот нерасторжимый триединый союз писателя, критика и читателя показал свою действенность, целенаправленность, идейно-партийное единство в грозные дни Великой Отечественной войны.
 
Государственный Комитет Обороны с первого же дня войны взял слово писателя на вооружение, а критики и читатели мгновенно реагировали на появление любого произведения — будь то стихи, песня, поэма, проза, пьеса.
 
Древние утверждали: звенят мечи, молчат лиры; их потомки вторили: грохочут пушки, безмолвствуют лиры. Но советские писатели многих народов и народностей, вместе со всей страной грудью вставшие на защиту социалистического Отечества, опровергли афористическую формулу древних и под артиллерийские канонады, под стальной лязг танков, под громы «катюш», образно говоря, зазвенели их лиры и арфы, зазвучали трубы и флейты, запели скрипки и виолончели, а в осажденном Ленинграде, вызвав эхо во всем мире, симфонический оркестр исполнил 7-ю симфонию гениального Дмитрия Шостаковича.
 
Уже на второй день войны родилась и пошла в эфир боевая песня акына Джамбула, не умолкавшего все годы грозной войны и создавшего всемирно-известный поэтический шедевр «Ленинградцы, дети мои!», награжденного Государственной премией.
 
В боевые дни во фронтовых землянках, в траншеях были созданы лучшие песни М. Исаковского, А. Суркова, В. Лебедева-Кумача, А. Фатьянова, лучшие стихи К. Симонова, О. Берггольц, С. Орлова, А. Прокофьева, С. Маркова и, отмеченные Государственными премиями поэмы «Василий Теркин» А. Твардовского, «Киров с нами» Н. Тихонова, «Пулковский меридиан» В. Инбер.
 
Русские прозаики, авангард советской литературы, выступили с такими произведениями, как «Они сражались за Родину», «Молодая гвардия», «Русский характер», «Взятие Великошумска», «Дни и ночи», «Радуга», «Непокоренные», «Волоколамское шоссе», «Народ бессмертен», «Звезда» и многими другими.
 
Впервые за свою историю газета «Правда» обнародовала на своих страницах военные пьесы «Фронт» А. Корнейчука и «Русские люди» К. Симонова.
 
Незабываема страстная антифашистская публицистика М. Шолохова, К. Федина, И. Эренбурга, Н. Тихонова.
 
Воевали писатели всех братских республик Советского Союза, государства рабочих и крестьян.
 
Казахские поэты, прозаики и драматурги в грозные дни также «к штыку приравняли перо». Целую книгу стихов «Пуля врагу» составили песни-послания на фронт столетнего акына Джамбула. Ему вторили его ученики: акыны Нурпеис, Нартай, Шашубай, Омар Шипин.
 
Проблемные, боевые, патриотические, антифашистские стихи и поэмы создали Касым Аманжолов, Абдолла Жумагалиев, Жумагали Саин, Абу Сарсенбаев, Сабит Муканов, Аскар Токмагамбетов, Жакан Сызды-ков, Дихан Абилев, Халижан Бекхожин, Калмакан Абдукадыров, Мариам Хакимжанова, Таир Жароков, Абдильда Тажибаев, Хамит Ергалиев, Сырбай Мауленов, Капан Сатыбалдин, Гали Орманов, Джубан Мулда-галиев, Музафар Алимбаев, Сагингали Сеитов.
 
Воин-командир и бесстрашный журналист Баубек Булкышев выступил с боевыми очерками и полными любви к Родине новеллами. Габит Мусрепов печатал очерки и новеллы, отразившие народную войну против фашистской чумы. Обратили на себя внимание мужественные, суровые, патриотические рассказы Сейтжана Омарова и Мукана Иманжанова. Войне были посвящены публицистика и пьесы Мухтара Ауэзова и Сабита Муканова.
 
Поэму Касыма Аманжолова «Сказание о смерти поэта» Н. С. Тихонов назвал «жемчужиной казахской поэзии».
 
Выше говорилось о романе Габита Мусрепова «Солдат из Казахстана»—романе, программном для казахской литературы. Нельзя не отметить и его высокохудожественные, страстные боевые очерки. Они подняли на новую ступень в казахской литературе уровень мастерства «малых форм»— оперативного и путевого очерка, а также публицистики. Мусрепову удалось создать запоминающийся, многогранный образ Героя Советского Союза Нуркена Абдирова, совершившего на фронте героический подвиг, равный подвигу летчика Гастелло. Но Абдиров не просто повторяет подвиг Гастелло; перед его мысленным взором встают примером подвиги Гастелло и двадцати восьми панфиловцев, и это воспоминание о недавнем, но незабываемом помогает ему в труднейшей фронтовой обстановке обдумать и принять единственноправильное решение,— пусть оно и связано с его гибелью. Образ героя-казаха Абдирова. воссоздан Мусреповым, как символ беззаветного интернационального патриотизма и мужества.
 
К числу талантливых казахских писателей, сформировавшихся в огненной обстановке «сороковых-роковых», надо отнести прозаиков Абдижамиля Нурпеисова и Тахави Ахтанова.
 
Писатель-фронтовик Нурпеисов был, вслед за Мус-реповым, вторым, кто выступил в казахской литературе с военным романом. Он тоже причастен к утверждению традиции военной прозы в Казахстане. Его роман «Курляндия» основан на личном боевом опыте, на богатейших наблюдениях фронтовой жизни. Но молодому в ту пору прозаику не хватало литературного мастерства, творческого опыта. После замечаний критиков и читателей. Нурпеисов через несколько лет вернулся к роману «Курляндия», основательно его переработал и дал ему новое название—«Долгожданный день». Творческая переработка намного улучшила идейно-художественное содержаний книги — язык произведения стал точнее и сочнее, образы выпуклее и четче, общая панорама обширней, многокрасочней.
 
Тахави Ахтанов, тоже фронтовик, выступил с первым своим крупным произведением — романом «Грозные дни», вызвавшем много откликов в Казахстане, в Москве и за рубежом.
 
В романе изображены фронтовые будни и боевые действия под Москвой легендарной дивизии генерала Панфилова, сформированной, как известно, в Казахстане. В романе изображение дивизии, ее солдат и командного состава начинается с отправки ее из Алма-Аты на фронт.
 
Ахтанов в суровых, правдивых тонах рисует тяжелые оборонительные бои Советской Армии. Автор, в сущности, ничего не выдумывает, не сочиняет, а, рисуя подлинные события, изменяет только имена героев. Перед читателями проходят грозные дни 1941 года: батальон, попавший в окружение, затем взвод, оторвавшийся от основных военных соединений, выход взвода из окружения, угроза Москве, упорное сопротивление врагу Панфиловской дивизии, в частности, батальона Мурата и особенно взвода Ержана танковому наступлению немцев.
 
Персонажи романа — люди разных национальностей: русские, казахи, украинцы, евреи, татары. Наиболее тщательно, ярко, жизненно-правдиво выписан образ политрука Василия Кускова, сумевшего воодушевить бойцом и вдохнуть в них героизм девизом: «Позади — Москва. Отступать— некуда!» В романе лучшие страницы посвящены теме боевого, политического воспитания, показу патриотизма советских бойцов, их любви к родной Москве.
 
Образ взводного Ержана, показ формирования его характера — творческая удача Ахтанова. Ержан олицетворяет собой основные силы в битве с фашистами, одержавшие победу над бронированными ордами.
 
Роман переведен на русский и на немецкий языки.
 
Лейпцигский журнал «Библиотекарь» напечатал рецензию на немецкое издание романа «Грозные дни», где, между прочим, говорится: «Литературное качество романа следует признать очень высоким. Он отличается стройностью композиции, умелым переплетением в ходе действия судеб отдельных героев и целых коллективов, остротой драматических конфликтов».
 
Говоря о военной литературе Казахстана, нельзя обойти вниманием легендарного полковника Баурджана Момыш-улы. Он не только герой войны, один из лучших командиров, соратников генерала Панфилова, но и литературный герой книг о войне: в книгах А. Бека «Волоколамское шоссе» и «Резерв генерала Панфилова» Момыш-улы выведен под собственным именем, а в книге Тахави Ахтанова «Грозные дни» в образе Мурата.
 
Полковник Момыш-улы стал писателем. Об этом очень хорошо сказал Герой Советского Союза, генерал-майор Петр Вершигора, тоже писатель, автор романа «Люди с чистой совестью»: «Нам известны военные подвиги Баурджайа Момыш-улы. Став писателем^ он совершил второй подвиг. Оба подвига, на мой взгляд, равноценны».
 
После автобиографической повести «Наша семья» Момыш-улы выступил с целым циклом мемуарных военных повестей и рассказов: «История одной ночи», «За нами Москва», «Спина», «Помкомвзвода Николай Редин», «Боевые будни», «Генерал Панфилов». Произведения эти — документальны, что не мешает им быть художественными. Повествование ведется от первого лица, автор выступает не как наблюдатель, а как активный участник этих событий, как действующее лицо описываемых событий. Происходит как бы слияние автора и героя. Широкими мазками рисует Момыш-улы своих героев-однополчан. У него что ни образ—то характер. Вот — генерал Панфилов, любимец солдат, русский простой человек; вот похожий на Чапаева капитан Лысенко, погибший с батальоном, попавшим в окружение, но не сдавший позиций; вот татарин лейтенант Каюм Гарипов, геройски павший за Родину; вот, наконец, политрук Василий Клочков, слова которого: «Велика Россия, но. отступать некуда — позади Москва»— всколыхнули сердца не только двадцати восьми панфиловцев (он и был двадцать восьмым) , но. людей всего Советского Союза.
 
Очень верную, четкую, я бы сказал, исчерпывающую характеристику дал книгам Момыш-улы генерал армии Ф. И. Голиков: «Хотя записи Момыш-улы и носят мемуарный характер, но от других мемуаров отличаются тем, что подняты они до уровня художественности и не перенасыщены эпизодами и действующими лицами: произведен отбор самых характерных эпизодов и образов».
 
Книги о Великой Отечественной войне — будь то произведения писателей, выезжавших на фронты корреспондентами газет и журналов, или непосредственных участников войны — это наша большая идеологическая ценность, сокровище.
 
Мы, критики, обязаны были не только все до одной прочесть их, но и осмыслить, соотнести с действительностью, обсудить их, отрецензировать, дать им нужную оценку. И то, что это не сделано (вернее сделано еще не все)—одно из доказательств отставания критики от литературы, от жизни.
 
Постановление ЦК КПСС «О литературно-художественной критике» 1972 года всколыхнуло всю общественную, литературно-критическую мысль и, безусловно, помогло проделать решительные шаги к поднятию научно-теоретического уровня критики, к преодолению ее отставания. Истекшие годы отмечены в этом смысле серьезными изменениями к лучшему. Однако задача, поставленная партией в отношении литературно-художественной критики, принимает чем дальше, тем большую остроту и актуальность, мобилизует писателей и критиков на решение новых сложных проблем художественного творчества, связанных с требованиями нового этапа коммунистического строительства.
 
Тот факт, что сегодняшний читатель—, человек эпохи научно-технического прогресса, знаток своей профессии, человек с высоким общекультурным уровнем, обязывает по-новому смотреть на вещи, по-новому решать задачи развития художественного творчества. Чтобы удовлетворить эстетические запросы современного читателя, писатель должен глубоко изучить действительность, знать производственную, военную, общественную и личную жизнь своих героев, знать их духовный, нравственный мир, а критик также не может не оказаться тут на высоте положения, чтобы как посредник, как путеводитель обеспечить тесный контакт, взаимосвязь и взаимопонимание писателя и читателя, столь необходимые для понимания глубоких, жизненно-правдивых произведений искусства.
 
Полезные, меткие, принципиальные пожелания и замечания, высказанные критиками и читателями, с признательностью были приняты если и не всеми, то многими казахскими писателями, которые, учитывая критику, творчески перерабатывали свои труды и при повторных изданиях представляли в издательства явно улучшенные, идейно и художественно обогащенные варианты произведений.
 
Это можно сказать о «Пути Абая» М. Ауэзова, «Бота-гоз» С. Муканова, «Солдате из Казахстана» Г. Мусрепова, «Буране» и «Грозных днях» Т. Ахтанова, «Долгожданном дне», «Крови и поте» А. Нурпеисова и других.
 
Иначе и быть не могло!
 
Ведь и в русской литературе такое же примечательное явление произошло с «Тихим Доном» М. Шолохова, «Молодой гвардией» А. Фадеева, с «Вором» Л. Леонова. И эти классики русской советской литературы творчески дорабатывали и вносили изменения в свои произведения. Разве не о плодотворности тройственного союза писателя, критика и читателя говорят эти знаменательные, характерные для нашей подлинной демократии, факты?
 
Наш Большой читатель не ограничивается отзывами и замечаниями, адресованными авторам книг, писателям; нет, он судит, критикует, обсуждает и работу критиков. И это очень хорошо! Я, как критик, получаю много писем. И большинство их от читателей. И не о чем-нибудь, а о моей критической работе. Отзываются. Вступают в спор. Подают реплики. Советуют. Не так уж часто, но все же, случается, обвиняют. Претензии ко мне и обвинения мне одни и те же: недостаточно критичен, мягкотел, чересчур деликатен во вред критическое му делу, терпим к серым, ремесленным литературным поделкам, не хватает остроты и суровости суждений там, где это необходимо.
 
Вот письмо-просьба и вместе с тем совет:
 
«Я читал и перечитывал с удовольствием замечательную поэму Олжаса Сулейменова «Земля, поклонись Человеку!». А вот его новую поэму «Глиняная книга», признаюсь, плохо понимаю. Не могли бы вы растолковать хотя бы содержание этого произведения»?
 
Вот еще письмо-просьба, но сформулирована просьба как явный и недвусмысленный упрек: «Почему молчите? Писатель И. Есенберлин написал хороший роман «Заговоренный меч». В печати его подвергают резкой, но, чаще всего, бездоказательной и без знания истории неубедительной критике. Ваш долг критика вступиться за И. Есенберлина и дать достойный отпор очернителям нужной книги». И, наконец, письмо о казахской военной литературе: «Вас, меньше чем других наших критиков, можно подозревать в невнимании к военным книгам — вы писали об авторах военных романов, повестей, песен, очерков —Г. Мусрепове, Д. Джабаеве, А. Нурпеисове, Б. Момыш-улы, Т. Ахтанове, К. Аманжолове. Но даже и у вас нет критической работы о писателе-партизане А. Шарипове».
 
Я порадовался тому, что письмо это пришло как раз в то время, когда я уже писал об Ади Шарипове и его военной прозе.
 
В канун тридцатилетия всемирно-исторической победы над гитлеровской Германией,— и критиками, и читателями было замечено, что у наших поэтов, прозаиков и драматургов ослабел творческий интерес к военной тематике, к политическим, нравственным, военно-оборонным проблемам и урокам величайшей из войн в истории человечества.
 
Тридцатилетний юбилей победы антигитлеровской коалиции государств и, прежде всего Советского Союза над грозившей всем народам планеты коричневой чумой гитлеровского фашизма, аналитический, философско-глубокий доклад об историческом значении победы над фашизмом Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева всколыхнул сотни миллионов людских сердец по всем мире и вызвал чувство гордости за людей, которые совершили этот небывалый в истории коллективный подвиг. Перед негасимыми огнями у многочисленных могил неизвестного солдата мы скорбно-торжественно почтили павших в этой битве.
 
«Не всех героев мы знаем,— пишет воин-писатель Баурджан Момыш-улы в документальной повести «За нами Москва»,— и не всех мы умеем замечать на поле боя. Безымянных героев всегда больше, чем героев с именами, последние — многим обязаны первым, ибо что стоили бы их дела и их имена, если бы не самоотверженные подвиги простых людей или, говоря языком устава, верных своему долгу рядовых бойцов, проявивших массовый героизм, без всяких претензий на громкую славу».
 
В день славного юбилея Победы у миллионов людей сливалась с сердцебиением звонко-золотая, ставшая классической, строка Джамбула —«Ленинградцы, гордость моя!» Какая емкая, верная, заключающая в себе уверенность в победе формула!
 
Именно гордость вызывали и по сей день вызывают солдаты, офицеры, генералы Советской Армии — победители. Весь многонациональный советский народ в целом и каждая, входящая в него социалистическая нация в отдельности, гордились и гордятся своими сынами и дочерьми, разгромившими орды Гитлера — под Москвой, в легендарной обороне Ленинграда, в титанической Сталинградской битве, на Курской дуге, при штурме Берлина.
 
Казахский народ, выдвинувший в гражданскую войну сказочного батыра Амангельды Иманова, с первого дня Великой Отечественной был на огненном переднем крае. На казахской земле была сформирована славная Панфиловская дивизия, чьи двадцать восемь бойцов стояли под Москвой насмерть и обессмертили себя неувядаемой славой. Мы гордимся тем, что казах-коммунист Султан Баймагамбетов с кличем «За Родину!» повторил подвиг Матросова и телом своим закрыл амбразуру немецкого дота, что казах Карасыбай Сатпаев бросился под вражеский танк, что летчик-казах Нуркен Абдиров повторил подвиг Гастелло, что казашка-пулеметчица Маншук Маметова погибла, не выпуская из рук пулемета, что казаснайпер Абдибеков смел с лица земли четыреста фашистов, что орудие казаха Даулетова уничтожило девять танков, тридцать пушек, сто пятьдесят автоматчиков.
 
Мы гордимся тем, что золотыми буквами вписано в летопись Великой Отечественной: четыреста сорок казахстанцев получили золотые звезды Героя Советского Союза и более пятидесяти шести тысяч награждены боевыми орденами и медалями.
 
Мы гордимся тем, что Л. И. Брежнев, говоря о поэтах, помогавших ковать историческую победу, в числе первых из них назвал нашего Джамбула. Мы гордимся и тем, что Великая Отечественная нашла правдивое отражение в книгах Г. Мусрепова, А. Токмагамбетова, А. Тажибаева, К. Аманжолова, А. Нурпеисова, Т. Ахтанова, А. Сар-сенбаева, Б. Момыш-улы, Д. Абилева и других.
 
На специальной полке моей библиотеки, как воины в строю, стоят книги казахских писателей — участников Великой Отечественной войны. Я горжусь тем, что среди них есть книги моих ровесников, друзей, однокашников: Малика Габдуллина, Жумагали Саина, Ади Шарипова, Токтагали Жангельдина. К ряду прежних военных книг совсем недавно прибавилось два тома повестей и очерков Ади Шарипова, его писательский достойный и весомый вклад в военно-патриотическую тему казахской литературы. Не сомневаюсь, что на письменном столе Ади Шарипова лежат исписанные им листы новой, только что рождающейся книги о партизанских былях,— военно-патриотическая тема у него не иссякла и никогда не иссякнет.
 
Очень верные наблюдения высказал и, на мой взгляд, прозорливые прогнозы поставил недавно критик Александр Михайлов:
 
«Хотелось бы два слова сказать о том, что в 70-е годы вновь вернулись к своему боевому прошлому поэты фронтовой плеяды. Было время, когда им начинало казаться, что свои возможности в раскрытии духовных и нравственных начал подвига народа в Великой Отечественной войне они уже исчерпали. Оказалось — нет. Большим эмоциональным стимулом стало тридцатилетие Победы, отмечавшееся как всенародный праздник. Поэзия ветеранов-фронтовиков словно помолодела, и стало ясно, что вторая мировая война остается предметом художнического внимания».
 
Разумеется, это относится не только к поэтам, но и к прозаикам, и к драматургам. Примером этого может служить высокохудожественный роман Ю. Бондарева «Бег рег»,— лучшее из написанного этим писателем, бывшим командиром артиллерийского орудия, хотя на литературном счету у него такие талантливые повести, как «Батальоны просят огня» и «Последние залпы».
 
Нет, не иссякнет еще долго военно-патриотическая тема, как и не исчезнет из памяти народной Великая Отечественная.
 
Часто глаза мои останавливаются на заветной книжной полке. При виде боевого ряда этих, не перестающих воевать, книг, читанных и перечитанных мною, сердце наполняется горячим, неостывающим чувством гордости за их авторов. И не только потому, что, рассказав о ратных подвигах советских воинов, убедительно и достоверно воспроизведя их самоотверженность и героизм, патриотизм и дружбу народов, эти писатели обогатили родную литературу произведениями на военно-патриотическую тему, вызывающими всеобщее чувство уважения к нашему великому советскому народу, в том числе и к родному казахскому народу, внесшему свой весомый пай в бой, шедший «не ради славы, ради жизни на земле». Гордость эта имеет лично для меня еще особенный оттенок потому, что эти писатели-фронтовики — питомцы Казахского педагогического института имени Абая, воспитанники его комсомольской организации. Мне не пришлось участвовать в боевой страде вместе с ними, но мы вместе учились в институте и дружили. Поэтому частицу тех огромных заслуг, которыми они обязаны нашему родному очагу — педагогическому институту и комсомолу, воспитавшим таких замечательных борцов, я отношу и к себе. Вот почему я с особой гордостью принимаю близко к сердцу волнующие меня факты, как милые юноши-комсомольцы (такими я их знал три года до начала войны) оказались на фронте один Героем Советского Союза, трое других — прославленными руководителями партизанских отрядов. Как не гордиться такими друзьями!
 
Герой Советского Союза, автор книг, стоящих на книжной полке,— Малик Габдуллин, политический работник, хочется сказать, комиссар. Был он до войны тихим, скромным, обаятельным парнем, любимцем коллектива студентов-филологов. Автор стоящих рядом с габдуллинскими книг — талантливый поэт Жумагали Саин. И тут же книги Ади Шарипова, находившегося двадцать семь месяцев в тылу врага и руководившего там партизанским отрядом.
 
В институте он был неизменно веселым, откровенным и добродушным юношей с черными, немного ироническими глазами. Здесь же книги Токтагали Жангельдина, когда-то скромного, молчаливого и всегда сосредоточенного студента исторического факультета. Никто из них тогда еще не был писателем. Говоря откровенно, мы, их друзья, не замечали в них признаков таланта, если не считать, что, как всякий молодой казах, каждый из них делал попытки писать, вернее — импровизировать простодушные стихи. Но случилось так, что все трое на войне полно раскрыли свои прекрасные черты и качества советского человека: джигита-героя, патриота, интернационалиста. Вернувшись с войны победителями, они проявили эти же качества в мирных условиях, не в разведке, не в рукопашных схватках, а в общественной, научной и литературно-творческой деятельности. Деятельность эта безоговорочно может быть соотнесена с подвигом. Разве это не подвиг, если М. Габдуллин за короткий отрезок времени, вырастая у нас на глазах, стал доктором наук, профессором, академиком Академии педагогических наук, членом Союза писателей СССР; Ади Шарапову также присуждена ученая степень доктора наук, он стал членом Союза писателей СССР, был секретарем правления Союза писателей КазССР, заместителем председателя Совета Министров КазССР; Токтага-лй Жангельдин — заведовал отделом ЦК Компартии Казахстана, написал докторскую диссертацию по философии, был директором Института философии и права Академии наук КазССР.
 
Добавлю сюда еще один весьма характерный факт. Мой ровесник, Баурджан Момыш-улы, герой великолепной повести «Волоколамское шоссе» Александра Бека, начав войну командиром батальона, стал командиром гвардейской дивизии, прославленным полковником, а после войны — известным писателем. Я написал его литературный портрет «Батыр пишет книги».
 
О чем эти факты говорят? Они свидетельствуют о том, что Великая Отечественная явилась не только грозным испытанием для всего многонационального советского народа и для каждого советского человека, но и во всю глубь и ширь раскрыла в них и вызвала к жизни разнообразные, заложенные природой таланты. Есть десятки других примеров того, как на фронте впервые проявили себя известные ныне поэты, прозаики, художники, композиторы. Говорят: война родит героев; добавлю — она родит и таланты.
 
...Возвращаюсь, однако, к двум томам Ади Шарипова. В них включены партизанские повести и очерки «Дочь партизана», «Огонь в лесу», «История одного полушубка», «Звезды в темнице» и другие.
 
В чем их главная суть? В них с исключительной достоверностью, проникновенностью и глубиной изображены обыкновенные советские люди в необыкновенных обстоятельствах, как скажем, обрисовал Маресьева в превосходной «Повести о настоящем человеке» Борис Полевой. Я далек от мысли назвать Ади Шарипова «казахским Полевым», но, несомненно, Ади Шарипову, как и Борису Полевому, не пришлось ломать голову, выдумывая сюжеты. Жизнь (особенно во время военных катаклизмов)— непревзойденная выдумщица. Имей человек зоркий глаз художника, варись в гуще народной, воюй плечом к плечу с партизанами, и жизнь одарит тебя десятком глубоких, свежих, невымышленных сюжетов.
 
Особенность до фантастичности необыкновенных, опасных для жизни обстоятельств, складывающихся на войне, заключается в том, что они шире и глубже, чем в обычных, мирных условиях, раскрывают человеческую природу, ее сущность, ее подлинные характерные черты и свойства.
 
В партизанских рассказах Шарипова мы воочию видим живую природу людей, очутившихся на краю гибели и яростно боровшихся не только и не столько во имя спасения своей, однажды данной жизни, сколько в целях патриотически-осознанной необходимости разгрома фашизма и освобождения любимой родины. Что ни эпизод - то рассказ о героизме, что ни шаг этих людей — то подвиг беспримерный. Обрисованы герои его произведений правдиво, убедительно, образно,—сразу понимаешь, что рассказ ведет очевидец, активный участник событий, друг, товарищ воссозданных на страницах героев произведений. «Я» здесь как бы растворено в «мы». Поэтому истинность рассказанного не вызывает ни малейших сомнений, как, например, и факты о невероятно-острых ситуациях борьбы, об исключительно отважных действиях народных мстителей — партизан. Читаются эти, по сути своей, документальные рассказы и очерки с большим, неослабевающим интересом, покоряют они и динамичностью действий, и своеобразием ситуаций, и силой характера героев.
 
Кто же эти герои? Они входят не только в память, но и душу — эти замечательные люди — командир отряда Тимофей Михайлович Коротченко, комиссар Петр Васильевич Лебедев, командир роты Жылбек Акадилов и его жена Жамал и многие другие отважные партизаны — Павлик, Батырхан, Сергей, Мажит, Володя, Алим. С ними автор пережил все волнения и тревоги фашистского окружения, сокрушал вражеские силы в тылу врага. Это не «сброд», каким их представляла геббельсовская злобная и лживая пропаганда, а целый, спаянный одними идеями отряд высокосознательных советских людей, сцементированный монолитным единством цели, ведомый такими испытанными партийными руководителями, как мудрые и прозорливые Лебедев и Коротченко. Как видно, это интернациональный коллектив, в нем — и русскйё, и украинцы, и казахи, и люди иных национальностей. Нерушимая партизанская спайка символизирует ленинскую дружбу советских народов.
 
В повестях Ади Шарипова очень тонко переданы берущие за сердце, трогательные истории, которые, казалось бы, не прямо характеризуют деятельность партизанского отряда, но оказываются очень уместными, потому что выражают подлинную суть советских людей, и не зря именно они, эти характерные подробности, дали названия повестям: «Дочь партизана», «История одного полушубка».
 
В первой из повестей беременную Жамал, жену командира роты Жылбека Акадилова, война застала на границе, и женщина вместе с мужем оказалась в партизанском отряде, где потом и родила дочку Майю. Она стала, эта малютка Майя, дочерью отряда. Весь отряд нежно, любовно и заботливо воспитывал девочку в невыносимо-суровых условиях. Незабываемо описание сцены, где партизанка Тамара, бывшая учительница, держа в руках младенца, выражала свою ненависть к фашистам, убивающим детей и матерей. У нее завязалась задушевная беседа с Жамал. Ребенок, сам того не понимая, вносил тепло в их дружескую беседу, утешал, успокаивал их, напоминая о мирной жизни, о счастье. «Тамара осторожно передала девочку,— пишет Шарипов,— стала смотреть, как Жамал обнажает грудь, как нетерпеливо сучит ножками Майя. Жамал вытягивала трубкой губы и лопотала не только ласковые русские, но и казахские слова. Картина эта всегда удивительно успокаивала Тамару, и она думала о том, что материнство сильнее войны».
 
Или вот другой эпизод: в повести «История одного полушубка» русская девушка Дуся Анадина, пожалев раненого партизана—Сашу (А. Шарипова), сшила ему в бессонную ночь полушубок, чем и спасла от студеной зимы. Полушубок этот Саша, естественно, хранит как реликвию: «полушубок, сшитый славной русской девушкой в суровую годину, стал талисманом, способным выручить из любой беды. Я хотел верить в это и верю, что теплота человеческого участия сохранила меня живым и невредимым в адовом пекле войны...»
 
Много в шариповских рассказах таких история и эпизодов, да и оснащены они такими значительными деталями, что в поступках и чувствах советских людей раскрывается их морально-нравственный облик, а через них великое чувство гуманизма и интернационализма многоязычного советского народа.
 
Приведенные цитаты (а их число можно при желания увеличить) по стилю, по тональности, по художественности отличаются от военно-мемуарных книг. Маршал, генерал, штабист могут быть отличными военачальниками, и мемуары их весьма интересны в стратегическом и тактическом смысле, они обогащают военную науку, но советскому народу нужно и художественное воплощение войны, проникновение в психологию ее участников, мельчайшие и тончайшие детали военных годин, философский анализ войны. Бесспорно, в произведениях Шарапова наличествует элемент мемуарности, но в целом это все же художественные произведения. Читая книги Шарапова, вспоминаешь не мемуары военачальника, а художественную прозу чапаевского комиссара Фурманова.
 
Шарапов в своих повестях не ограничивает прле-канву описания только жизнью в лесном стане и военными действиями партизанского отряда, В них богато обрисована боевая деятельность руководителей подпольных партийных организаций, советских учителей, разведчиков в тылу врага и, наконец, местных жителей, сочувствующих и помогающих партизанам, сделаны смелые попытки отображения их характера. Они ведь были разными и внешне и внутренне. Разумеется, несколько мемуарный, документальный характер описываемых событий время от времени несколько приглушает краски палитры Шарипова-художника, мешает выражению глубокой типизации характеров героев, но, тем не менее, герои его достаточно четко очерчены и индивидуализированы. Встречается в его партизанском цикле и психологическая мотивировка действий того или иного персонажа, даются пейзажные зарисовки, позволяющие конкретно ощущать дух и особенность обстановки, есть своеобразные краски, колорит той грозной эпохи, дающие возможность ощутить ее «весомо, грубо, зримо».
 
Шарапову удались образы не только положительных героев, но и отрицательные персонажи повестей и рассказов. Я имею в виду фашистских офицеров и предателей Родины типа Дурнова.
 
Партизанские повести А. Шарапова, как и Касыма Кайсенова,— подлинная художественная летопись большой познавательной и воспитательной ценности. В них объемными картинами рисуется деятельность партизанского отряда и, значит, можно получить полное представление о партизанской борьбе, подвигах, боевой обстановке, лесном быте.
 
Для нас, советских литераторов, бесценно, дорого все; что связано с бессмертным подвигом советского народа в Великой Отечественной войне, все то, что составляет для нас неиссякаемый источник гордости и вдохновения. А это полная гарантия того, что бессмертие подвига, безусловно, будет порождать и бессмертные произведения.
 
Нельзя обойти вниманием и то, что в казахской военной литературе главный пафос — это героика, патриотизм, беззаветная смелость, интернационализм советских людей всех наций, населяющих Советский Союз, единство фронта и тыла, то есть главное, что было основой: советский народ, руководимый партией Ленина, победит, и он; действительно, победил. Но были в Великой Отечественной войне и теневые, негативные явления — и не только тяжелые испытания в первой половине войны в результате внезапного, вероломного нападения Гитлера, но явления внутреннего порядка,— предательство отдельных отщепенцев, фашистских приспешников. Конечно, эту, лишенную чести и совести мразь описывать противно и никакой творческой радости это не дает, но полную картину грозных дней Великой Отечественной войны без показа беспощадной, умной и искусной борьбы с этими подонками не изобразишь.
 
Как ни много написано о Великой Отечественной войне и художественной, и мемуарной литературы, и даже исторических исследований,— тема эта неисчерпаема и в обозримом будущем исчерпана не будет, ведь так колоссален масштаб совершенного советским народом в те грозные дни.
 
Есть аспекты темы, которые в казахской литературе просто-напросто не затронуты.
 
Приведу один пример: Гитлер, вероломно нарушив соглашение о ненападении и внезапно вторгнувшись в пределы Советской державы, всерьез надеялся, что многонациональный Союз при артиллерийских залпах крупповских орудий распадется и если не все, то значительная часть национальностей поддержит Гитлера, образуя «пятую колонну» внутри страны.
 
Это были не только плановые наметки, а прямой прицел, и в этом направлении велась большая, разумеется, глубоко засекреченная работа. Вскрытие этой дьявольской тайной работы, крах надежд фюрера, сопротивление народов и народностей Советской страны этому адскому замыслу — какой это богатейший материал для художественно-приключенческого романа и какой плацдарм для показа триумфа национальной ленинской политики. Это тем более интересно, что в казахской литературе, по существу, пока что нет полноценных приключенческих, остросюжетных, публицистически заостренных книг.
 
Мы не имеем в казахской литературе и полнокровных образов разведчиков и контрразведчиков, сынов казахского народа. В жизни они были, а в литературе нет.
 
О наполеоновском нашествии «двунадесяти языков на Россию», об Отечественной войне 1812 года гениальным Львом Толстым, при значительной временной дистанции, создана эпопея «Война и мир», по мнению отечественных и зарубежных критиков и литературоведов,— литературно-художественная эпопея всех времен и народов.
 
Великая Отечественная война — величайшая из войн в истории человечества — еще не отражена в эпопее, сколько-нибудь приближающейся к толстовскому шедевру.
 
Но она, эта эпопея, пишется. Пишется коллективно, Отдельные стороны, этапы и грани войны в полную меру своих талантов и идейно-исторической вооруженности в прозе отразили — Шолохов и Фадеев, Федин и Леонов, Симонов и Чаковский, Гончар и Стаднюк, Бондарев и Быков, Васильев и Мусрепов, Казакевич и Гроссман и другие. Это та благодатная почва, на которой предстоит росткам подняться и заколоситься будущей эпопее о Великой Отечественной войне с фашизмом, эпопее, долженствующей стать по идейно-художественному значению не ниже толстовской эпопеи «Война и мир». В коллективной подготовке к ней и в отдельных фрагментах ее создания принимают участие, вместе с русскими писателями, писатели всех братских республик Советского государства.
 
Казахские писатели не могут и не должны быть в этом походе ни в обозе, ни в прифронтовых тылах.