Из цикла «ТАК РОЖДАЛСЯ «ТУРКЕСТАН»
ПЕРВАЯ БОРОЗДА
Наступил март, а зима все еще не покидала Жон. Солнце едва пригревало, снега сходили медленно.
На базе будущего совхоза работало уже около ста человек— примерно третья часть всех необходимых людей. С нетерпением ожидали остальных.
Каждый день Строгов говорил по селектору с Шолактау, справляясь, не прибыл ли кто еще. Он тревожил и руководство областного треста совхозов, и обком, возмущался, бранился; люди явно опаздывали!
Необходимо было срочно приступать к пахоте, ко всем плановым работам, а областные организации и Министерство совхозов не выполняли своих щедрых обещаний, становились тормозом в больших делах этой и без того трудной весны.
Однажды, во время очередного разговора с обкомом, Строгов сгоряча помянул имя одного из руководителей, который лично напутствовал целинников и обещал им свою помощь.
— Не поможете вы — придется и впрямь обратиться к нему!— в сердцах пригрозил Строгов и тут же подумал, что угроза эта была, пожалуй, излишней.
Так или иначе, но этот разговор возымел свое действие: той же ночью областные организации поставили Строгова в известность, что в его распоряжение направляется значительная группа добровольцев с Кавказа, в частности из Армении.
Строгов решил приступить к пахоте и сообщил об этом новоселам.
Народ оживился. После завтрака в теплушку, где Строгов сидел в это время с главным агрономом и еще несколькими работниками, ввалилась группа трактористов. За Новиковым и Ткаченко протиснулись комсомольцы Целигородцев, Кокорев и Попов. Перебивая друг друга, они говорили:
— Давайте начнем, товарищ директор...
— Доколе ждать у моря погоды, товарищ Строгов!.. Давайте пахать!..
— Дозвольте приступить — машины готовы!..
Для всех тракторов трактористов хватало. Накануне они уже были сгруппированы в первые четыре бригады. На лицах вошедших Строгов читал страстное нетерпение взяться за дело.
Директор знаком подозвал главного агронома Трегубова. Вместе с ним из соседней комнаты появились Вася и Нина Матайбаевы,
— Ну, что скажете?—обратился к ним Строгов.— Видите, и моторы наши, и специалисты сами стучатся в двери. Так начнем или повременим?
— Да ведь снегу-то еще многовато!— с сомнением проговорил Трегубов, не решаясь высказаться впрямую.
Нина тоже колебалась:
— Не знаем мы местных условий. Посоветоваться бы со здешними людьми.
Ее поддержал Трегубов:
— Какой здесь характер таяния, долго ли распутица бывает? Мало мы еще знаем Жон, да и вообще-то область эту мало знаем. Посоветоваться бы и впрямь не худо!
— А ну, обождите, ребята!— Строгов задержал трактористов.— А ты, Вася, пригласи-ка сюда старожилов из колхоза.
В подобных случаях Вася был незаменимым помощником Строгова — ведь он еще помнил свой родной язык, и, хотя речь его местным жителям казалась нескладной и даже смешной, все же они его понимали.
— Сейчас я вам соберу целый аксакальский совет, совет белобородых!— живо откликнулся он на просьбу директора.
И, пока Вася бегал в аул, Нина рассказала, что аксакальский совет — это совет старейшин, а цвет бороды тут ни при чем.
Когда Вася вернулся с колхозниками, в вагоне стало уже тесно, и все вышли на улицу.
Имена прибывших аксакалов звучали в рифму: Альмен, Бармен и Сальмен. Все они были родственниками старой Сакыш. Чернобородый Сальмен приходился ей сыном, а двое других — деверями. Бороды у них были хоть и с проседью, но еще отнюдь не белые.
Пришла и сама говорливая и проворная Сакыш со своей морщинистой, тощей и смуглой подружкой Асель и двумя старичками— Досаном и Есеном, которые тоже состояли с ней в каком-то отдаленном, но кровном родстве.
Строгов встретил их с радушной улыбкой:
— Ну вот и аксакальский наш совет и его председатель Садага!..
Он долго тряс руку старой приятельницы, а она в знак дружбы кивала ему головой, приговаривая: «Садага, Садага!».
Пошли расспросы: какая тут земля да какая весна? Бармен, Альмен и Сальмен отвечали степенно, сдержанно, не сразу, а сначала посоветовавшись между собой. Зато когда они говорили, то уж их поддерживали обе старушки и Есен с Досаном. Вася переводил.
По их словам выходило, что так как земля здесь, на возвышенности, быстро просыхает, то пахать надо пораньше, пока снег еще не совсем сошел. И хотя они твердят об этом каждую весну, но окрестные колхозы их не слушают, запаздывают с севом, плетутся в хвосте. И еще они говорили, что в этих местах вода глубоко в почву не проникает: не верите — раскопайте примерно на метр, и вы не увидите там ни капли влаги. А из верхних слоев она испаряется, едва пригреет солнышко.
Строгов с интересом прислушался к старикам, каждое слово которых было продиктовано многолетними наблюдениями, жизненной мудростью.
— Так что же ты скажешь, Садага? — спросил он, дружески похлопав приятельницу по сгорбленной спине.— Советуешь сегодня пахоту начинать?
Тут вмешался Вася со своим переводом.
— Благословлять будешь? - спросил он и быстро провел руками по своим щекам, словно становясь на молитву.— Молиться будешь?
Ему явно не хватало казахских слов, но старуха поняла его, и, смеясь, закивала головой:
— Ну, сейте, хорошо сейте! Да поможет вам Дихан-баба, покровитель хлебопашцев! Благослови господь!
И вот Ткаченко, прицепив к своему трактору плуг, выехал, чтобы провести пробную борозду. Увлекая за собой трактористов и агрономов, Строгов шел вслед за трактором, измеряя складным метром глубину вспашки. Время от времени он просил остановить трактор, углубить борозду. Проверив влажность земли на разных участках, все убедились в том, что старики правы: на глубине шестидесяти-семидесяти сантиметров почва была совершенно сухой, влага впитывалась не более чем на сорок сантиметров.
Только после этой тщательной проверки Строгов объявил трактористам свое решение:
— Есть добрая русская пословица: «Сей в грязь — будешь князь»,—сказал он.— Аксакальский совет дело нам говорит. Спасибо ему, и вам спасибо, товарищи трактористы, что проявили инициативу, большое спасибо! Теперь вы, товарищ Целигородцев, садитесь на ваш ДТ-54 и ведите первую борозду!
— Есть провести первую борозду!—чеканно ответил Целигородцев.
Через несколько минут почти все работники совхоза с веселым шумом собрались у помещения бригады Мальца. Сюда же прибыли и колхозники со Ждановской фермы—все от мала до велика! Торжественно, перед лицом всех собравшихся, началась прокладка первой борозды первого на Жоне целинного совхоза «Туркестан».
Впереди оживленной ватаги двигался трактор Целигородцева. Жирные, блестящие на солнце, пласты чернозема, перемешиваясь со снегом, отваливались из-под плуга.
На следующий день на участке этой бригады первую борозду провел тракторист Воробик. Заняли свои участки и приступили к пахоте и две другие бригады.
Вместе с Трегубовым и Ниной Петровной Строгов на своем «газике» целый день объезжал поля. Холмы и долины Жона, даже его скаты, лога и овраги — все было разделено на огромные квадраты. Далеко вокруг слышалась ритмичная музыка мощных машин, вскрывающих дерн и круто выворачивавших пласты почвы.
Три дня пахоты дали ощутимые результаты. Впереди всех трактористов оказался Целигородцев. С первого же дня он выполнял три нормы. За ним шли трактористы, дававшие по двести процентов плана, и ни один из начавших пахоту не делал менее чем полторы нормы.
К вечеру того дня, когда Целигородцев, закончив работу, собирался ехать на базу, к нему подошли Строгов, бригадир Малец и секретарь комсомольской организации — долговязый механик Геннадий Безродный.
— А ведь я сначала сомневался,— раздумчиво заговорил Строгов, вспоминая свои недавние колебания.— Думал, не рано ли начинаем. Выходит, что нет! Трактор Целигородцева с треском выгнал с Жона зиму. Заметили? И погода-то стала теплее, и снег изрядно подтаял!..
— Земля подсказывает!—смущенно пробасил Целигородцев.— Не зря трактористы весну почуяли!
Нина Петровна улыбнулась, а Безродный поддержал тракториста шуткой:
— Кто зевает, тот воду хлебает, верно? Вот инженеры и агрономы не проявили инициативы, замешкались, а вы оказались смелее, потому-то вы и впереди.
— Да вовсе мы не замешкались,— возразил Трегубов.— Это инженер Богданов советовал нам повременить...
— Богданов — инженер молодой. Возможно, ему и не знакомы старые традиции,— сказал Строгов.— Ну да ничего, мы с Богдановым свои традиции создадим, новые!
На улочках нового поселка, на площадях у временных жилищ — всюду кипела в эти дни дружная работа. Тут были трактористы, механики, шоферы, строители, электрики, водопроводчики. Народ понемногу прибывал, и все же людей еще не хватало.
После трех дней пахоты у столовой новорожденного совхоза собралась «летучка», чтобы наскоро подвести первые итоги.
Кратко сообщив о том, что уже сделано, Строгов заговорил о неотложных делах ближайших дней, и прежде всего о необходимости перехода на круглосуточную пахоту.
— Не станем ждать, пока снег окончательно растает,— сказал он.— Давайте закрепим за каждым трактором по два тракториста. А бригады пусть к вечеру дадут им задания...
Недостаток в рабочих руках ощущался очень остро. Особенно нужны были трактористы. Об этом говорили и агрономы, и бригадир Малец, и инженер Богданов. В их выступлениях звучала тревога и даже укор, хотя они и знали, что никто из присутствующих, в том числе и директор, не повинен в том, что люди так запаздывали.
Трактористы горячо говорили о том, что тревожило их, мешало им в эти первые дни весенней страды. Дошел разговор и до столовой: она явно не справляется со своим делом. Людям, которым дорога каждая минута, приходится много времени тратить на еду. В ожидании лучших времен столовая все еще ютится во дворе Сальмена. Столы стоят всюду, даже в сарайчике, а все равно больше ста человек накормить невозможно, да и этим-то приходится выстаивать длинные очереди. Когда же работать?
А общежития? В них как следует не отдохнешь — холодно. Питьевой воды и то не хватает. Медпункт, по существу, не может оказать больным необходимую помощь, плохо оборудован, мал. Снабжение тоже неважное, нет даже табака. Работники торговой сети возятся-возятся, а магазин все еще не открыт. Но ведь, действительно, не продавать же товар прямо из мешков да в руки. А расположиться как следует негде.
Все это было так, и ни спорить, ни оправдываться здесь не приходилось. Да Строгов и не собирался. Наоборот, он еще и от себя кое-что добавил, честно вскрывая недостатки в организации быта целинников. И тут же рассказал о том, что и когда будет сделано, чтобы выправить положение. После этого собрания, не медля ни часу, Строгов решил выехать в Шолактау, чтобы там добиться всего необходимого, всего, чего не хватало людям совхоза.
Стояли страдные, горячие дни, когда, как говорится, земля горит под ногами.
По приезде в Шолактау Строгов оставил Васю отдыхать, а сам ушел по своим делам. Ночью в машине он подремал немного и сейчас чувствовал себя бодро.
В молодости Строгов учился на факультете механизации и электрификации, и потому многие механизмы он знал так же хорошо, как колхозный конюх знает своих лошадей. Да и в Чеховской МТС он всегда сам опробовал новые машины, изучал их, знакомился с каждой деталью.
Устроив Васю на квартире, где они обычно останавливались, Строгов сам сел за руль и тронулся в путь. Поглядывая на ясное небо, он чувствовал, как поднимается его настроение. Погода установилась солнечная, теплая, казалось, весна обещала быть благоприятной.
«Вот бы и на Жоне такая благодать!— подумал Строгов.— Поддержало бы солнышко наших трактористов!..»
А на Жоне и впрямь выдался солнечный, теплый, благодатный денек. Выворачивая пласты жирной земли, трактористы и прицепщики, каждый на своем квадрате, с любопытством посматривали по сторонам, наблюдая, как властно в этом новом крае весна вступает в свои права.
В бескрайнем прозрачном небе, на головокружительной высоте, пролетали несчетные стаи лебедей, сверкая на солнце своими белоснежными крыльями. Их звучные клики то внезапно замирали вдали, то вновь возникали.
Нине Петровне эти белые караваны казались живым чудом. «Значит, и впрямь существует лебединая песня, только поется она не в конце, а в начале!»
За лебедями тянулись треугольники быстрокрылых уток. Они то шли высоко-высоко в воздушной синеве, то спускались и проносились почти над самой головой.
Многие новоселы еще не знали, что на северном склоне Жона находилось большое озеро Тущиколь. Все его окрестности, все островки, разбросанные на нем, были в эти весенние дни заполнены шумливыми стаями диких уток, гусей, белых аистов. Следом за лебедями все птицы тянулись сюда. Журавли кружили над озером. Стройными рядами, глухо гогоча, пролетали казарки.
С волнением смотрели целинники на перелетных птиц, оглашавших шумом небесные просторы и придававших им оживленный, праздничный вид.
А вскоре на склонах холмов, на солнечных проталинках, покрытых прошлогодным белесым ковылем, стали появляться степные птицы. Трепеща крыльями, слетались чернобрюхие перепела. Появились и громадные, до смешного неуклюжие, серо-желтые дрофы.
Особенно интересными показались трактористам повадки ранее не известных им стрепетов, глазастых длинноногих пигалиц и дергачей. Эти птицы, казалось, совсем не боялись машин и даже с любопытством наблюдали за дымом тракторов, прислушивались к грохоту. Подолгу неподвижно сидели они на одном месте, как бы наблюдая за работой людей, и можно было подумать, будто они так поглощены движением невиданной армады машин, что даже поклевать забывают.
На пашне эти птицы и сами иной раз напоминают озабоченных усердных работников: суетятся, бегают, перелетают с места на место, и за их черными, серыми, бурыми фигурками не уследишь. Когда же вся эта гомонящая птичья стая взмывает ввысь, она выглядит белым облаком —куда девается темное оперенье?..
Далеко к северу от Жона простираются песчаные степи, летом и зимой они служат приютом для многих диких животных. В последние годы в этих песках обитали многочисленные стада степных антилоп — бокенов. На скалистых вершинах Жона, в ближних отрогах Каратау и Алатау, водятся и горные козы и дикие бараны — архары.
Обильные снега, выпавшие этой зимой, надолго задержали весну. Пески тоже были покрыты толстым белым покровом. И вот теперь жители Сарысуйского и Джамбулского районов стали свидетелями переселения в эти края несметных стад бокенов.
Сегодня, в ясную погоду, когда вся окрестность до горизонта свободно открылась взору, трактористы всех четырех бригад заметили какое-то движение на ранее пустынной, мертвой равнине. Это шли многочисленные стада диких коз. Необузданные, дикие животные, завидев рокочущие тракторы, огромными скачками уносились прочь. Дорогу тракторам пересекали стада архаров. Их движения быстры, но необычайно плавны, будто на бегу животные больше всего озабочены тем, чтобы уберечь от толчков свои необыкновенно красивые огромные рога.
За мчащимися бело-серыми антилопами с трудом поспевают только что родившиеся тонконогие детеныши. И все это летит, стремительно летит в одну сторону, словно бесконечная стая птиц.
Вчера еще холодный и чужой, Жон, озарившись голубизной неба и яркими лучами солнца, вдруг показался новоселам теплым, родным.
Прошло всего три погожих, светлых дня, а производительность труда трактористов резко подскочила. Улучшилось настроение людей. А тут еще во главе колонны машин, набитых продуктами, инструментом и разными товарами, вернулся Строгов.
Теплые дни, согнавшие последний снег, были использованы полностью. Соорудили и оборудовали полевые станы тракторных бригад. Трактористы имели теперь удобное жилье, горячее питание. Да и на центральной усадьбе жизнь понемногу налаживалась, входила в свою колею.
Однажды в центре поселка появилась стенная газета «Туркестан». Вскоре на полевых станах начали выходить первые «боевые листки». В самых людных местах были повешены доски показателей. На полевых станах, разбросанных на далеких пространствах Жона, по выходным дням устраивали громкие читки газет, а библиотека, приютившаяся на одном из дворов центральной усадьбы, уже имела постоянных читателей.
К концу распутицы электрический свет озарил радостью жилища новоселов.
Инженер-мелиоратор Гольдин не упустил ни одного родника, ручья, речушки — все взял на учет! Он изучил режим внешних вод, проверил глубины образовавшихся водосбросов.
Строгова очень интересовала эта работа, и каждый раз, когда директор приближался к сухой возвышенности, на которой расположилась центральная усадьба, он напряженно» думал об одном — о воде.
В окрестностях усадьбы протекали маленькая речушка Жамансары и большой ручей Учбас. Недалеко был и родник Акбулак.
Инженер Гольдин изучил режим и возможности этих источников водного питания совхоза и ломал голову над тем, в каком же месте поставить запруду, чтобы образовалось озеро. Откуда лучше повести арык для снабжения водой центральной усадьбы? Как распределить воду, чтобы ее хватило и для орошения и для питья? Ведь речь шла о той воде, которая впоследствии должна пойти по трубам водопровода в уютные квартиры благоустроенных домов! Директор выслушивал сообщения, соображения и сомнения Голь-дина, но не только не тревожился, а, наоборот, был даже очень доволен. «Пытливая мысль работает, стало быть, жизнь наладится, до всего дойдем»,— думал он.
...Круглосуточный, жаркий труд новоселов быстро дал свои плоды: план весенней пахоты наполовину был уже выполнен. И как раз в этот момент на дороге, ведущей из Шолактау, показалась густая туча пыли: это шли новые потоки грузовых машин. Около двухсот человек, которых так давно ждали, прибыло в совхоз «Туркестан».
То была большая всеобщая радость. Однако вместе с новыми людьми в Жон прибыли и новые заботы: как обеспечить их всех жильем и питанием? Ведь нехватки и неполадки все еще мешали делу! Так в более или менее устоявшуюся жизнь совхоза, в жизнь, которая стала легче с наступлением солнечных дней, ворвались, вломились новые трудности.
Люди ехали из теплых краев, с Кавказа. Они не были приспособлены к этому суровому климату, надо было оберегать их, думать о них.
И, отложив в сторону все дела, Строгов и его верный «штаб» занялись судьбами новых «туркестанцев».