В коридорах военкомата ни на минуту не утихал шум. То и дело из двери кабинета с табличкой «Призывная комиссия» выглядывал озабоченный лейтенант и просил:

 

— Нельзя ли потише, ребята? Работать мешаете.

 

Голоса, на время смолкали, но как только появлялся

 

очередной призывник, гул возобновлялся. Ребята горячо, с шумным одобрением встречали тех, кто «попал» в летчики и с вежливым вниманием выслушивали жалобы «неудачников», оказавшихся в списках механиков.

 

К группе призывников, увлеченных разговором, подошел уже немолодой подполковник с авиационными знаками на петлицах.

 

— Я, ребята, давно наблюдаю за вами,— заговорил он. - Это хорошо, что стремитесь в авиацию. Только правильно ли вы понимаете труд авиаторов? Скажем, одного из вас зачислили в механики, и он нос повесил. А по-моему, причин для расстройства нет.

 

— Нет, говорите?— выдвинулся вперед щупленький паренек.— Вам легко, товарищ подполковник, рассуждать, вы — летчик...

 

— Да, летчик, а точнее — аэронавт,— поправил подполковник.— А если быть совсем точным, бывший аэронавт. А начинал, как и многие, с черновой работы.

 

...Бушевал огонь гражданской войны. По степям, сея смерть, рыскали банды кровавых атаманов. В ту пору и появился в небе Семиречья первый самолет. Летел он вдоль отрогов Заилийского Алатау, прошел над Верным и приземлился на окраине города. В числе любопытных, оказавшихся на месте посадки самолета, был и семилетний Саид Джилкишев.

 

Как на пришельца из иных миров смотрел он на летчика Александра Александровича Шаврова, присланного на помощь Семиреченскому фронту.

 

— Смелый человек, прилетевший на «железной птице»,— вспоминает Джилкишев,— завладел моим воображением. Теперь уже запуск бумажного змея стал для меня не забавой, а чем-то вроде очень серьезного дела...

 

Мечта детства привела Саида Джилкишева в аэронавты: по призыву комсомола «Молодежь— в авиацию» поступил он в Московскую воздухоплавательную школу Гражданского воздушного флота.

 

Первые полеты на аэростате в небе Подмосковья. Испытание воли, выносливости и мужества. Драматические, а порой и комичные эпизоды. Об одном из них так рассказывает Саид Демеубаевич:

 

— Поднялся я, когда только начало рассветать, а произвести посадку надо до восхода солнца, пока дневное светило не перегреет газ. Отлетел от Москвы километров на пятьдесят и решил сесть около Ногинска. Начал постепенно снижаться. Увидел большую поляну, приблизился к ней. Вдруг почувствовал сильный рывок, и аэростат нырнул вниз. Глянул на землю и замер. Оказывается, конец гайдропа захлестнулся за провод высоковольтной линии. Мысль сработала моментально: короткое замыкание и пожар... Уже вылез было из гондолы, но прыгать нельзя: высота мала — парашют не раскроется...

 

Аэростат неожиданно снова рвануло и понесло ввысь. Распустился гайдроп. Я огляделся. Неподалеку увидел аэродром, а на нем военные самолеты. Там и приземлился. Сбежались люди; оказавшийся тут монтажник, пожилой, в распахнутой брезентовой куртке, сказал:

 

— Ну, парень, повезло тебе, что линия была выключена... Мы ремонтируем ее Будь линия под напряжением, прах твой пришлось бы класть не в гроб, а ссыпать в урну...

 

Позже были у Джилкишева полеты на учебных самолетах и опытные вылеты на дирижаблях.

 

Войну с белофиннами Саид встретил уже опытным аэронавтом. Часами висел его аэростат в воздухе. Джилкишев наблюдал с высоты за полем боя, засекал вражеские батареи, передавал их координаты и корректировал огонь своей артиллерии, Не один десяток вражеских орудий был уничтожен на основе наблюдений аэронавта. Подвиг лейтенанта Джилкишева был отмечен орденом Красной Звезды, который вручил ему в Кремле Михаил Иванович Калинин.

 

Кончилась одна война, а вскоре началась другая — Великая Отечественная. Снова нависла угроза над городом Ленина, на этот раз куда более страшная. Враг, блокировав Ленинград, изо дня в день методически уничтожал его: наносила удары по городу бомбардировочная авиация, обстреливала дальнобойная артиллерия.

 

Бывший командующий артиллерией 42-й армии, ныне генерал-полковник артиллерии в отставке М. С. Михалкин пишет: «Гитлеровцы постоянно усиливали свою дальнобойную артиллерию под Ленинградом. Летом 1942 года они перебросили сюда осадные орудия... Наиболее опасными для нас были 210-миллиметровые пушки Шкоды, 240-миллиметровые орудия на железнодорожных платформах «Рейнметалл-Борзиг» и 177-миллиметровые пушки Шнейдера, так как они могли стрелять на 30 километров снарядами большой разрушительной силы...»

 

На борьбу с артиллерией противника были мобилизованы все силы и средства. Особенно большая ответственность ложилась на воздухоплавателей, так как в условиях лесистой, сильно пересеченной местности только они могли вести эффективное наблюдение за противником.

 

Выследить батарей врага было нелегко. Сделав несколько выстрелов, они меняли огневые позиции.

 

- Однажды,— рассказывает Саид Демеубаевич,— меня вызывает командующий артиллерией 42-й армии полковник Михалкин и ставит задачу: подготовить точные координаты вражеской батареи, обстреливающей Кировский завод и электростанцию. В тот же вечер мы с младшим лейтенантом Кириковым побывали на передовой. Из разговоров с пехотинцами узнали, что стреляют тяжелые немецкие пушки со стороны Вороньей горы. Решив подняться в районе Автова, мы под утро забрались в корзину и подготовили все для наблюдения. Ждем. Наконец осточертевшая батарея подала «голос». Мы — в воздух. Хорошо вижу в бинокль: бьют из леса, рядом с Вороньей горой. Отмечаю место на карте, хватаю телефон и сообщаю данные для стрельбы нашим артиллеристам.

 

Тем временем появились два «мессершмитта». Они подожгли аэростат. Джилкишеву и Кирикову пришлось спасаться на парашютах. Оба воина получили увечья, но задание командования выполнили.

 

Музыкой звучали в их ушах слова: «Цель сто тридцать пять поражена!» Грохот, с которым взорвался боезапас батареи неприятеля, донесся до переднего края нашей обороны. А вскоре и аэрофотосъемки подтвердили: там, куда выезжала гитлеровская кочующая батарея, остались лишь разбитые лафеты да глубокие воронки от снарядов.

 

Как-то Саид Джилкишев с Евгением Кириловым поднялись на аэростате. Почти полчаса работали спокойно, наносили на планшет обнаруженные цели. Гитлеровцы долго их не тревожили. Неизвестно, что мешало им: плохая видимость или что-то другое. И вдруг заговорили зенитки. Первые вражеские снаряды разорвались в районе подъемного поля. Воздухоплаватели сместились чуть вправо и продолжали работать.

 

— Ориентируйся и наблюдай за воздухом,—отдал команду Джилкишев своему напарнику. Сам он взял телефонную трубку, собираясь вызвать штаб артиллерийского дивизиона. Но тут его внимание привлекло оживление на земле. К передовой приближались танки, за ними — пехота, а поодаль за горами голубоватые вспышки — это вела огонь по Ленинграду вражеская батарея.

 

Целей много и обо всех надо успеть сообщить. Джилкишев стал называть координаты, а Кириков — передавать их по телефону. Без малого три часа находились в гондоле аэронавты под огнем противника. Джилкишев был доволен: удалось засечь 15 важных целей. Есть над чем поработать нашим артиллеристам!

 

— А спускать аэростат пришлось при помощи бегучего блока, так как отказала лебедка. Поясняю: конец троса в таких случаях пропускают через блок, прикрепленный к чему-нибудь неподвижному, скажем, к дереву, и тянут его вручную. Аэростат спускается, хотя и медленно. Когда стемнело, принялись за ремонт лебедки. Но вдруг рядом разорвался шальной снаряд и разнес наш аэростат в клочья.

 

 Надо было срочно сменить подъемное поле. После короткого совещания остановились на Митрофановском кладбище: оно менее уязвимо для обстрела. А для авиации? Стоило Саиду подняться в воздух, как прилетел «мессершмитт», длинной очередью прошил оболочку аэростата, и Джилкишеву пришлось выброситься из гондолы с параплотом.

 

Во время одного из подъемов аэронавты заметили в лесу дым паровоза там, где на карте железной дороги не значилось. Быстро сообщили данные на батарею, и с паровозом было покончено. Позже аэрофотосъемка подтвердила, что гитлеровцы протянули в этот район железнодорожную ветку и разместили базу боеприпасов.

 

Больше всего воздухоплаватели радовались ненастной погоде, они называли ее «антифашистской», потому что авиация врага в это время бездействовала и можно было безбоязненно поднимать в небо аэростат.

 

Не однажды за время войны фашистам удавалось поджигать аэростаты, на которых поднимался Джилкишев, и всякий раз судьба была к нему благосклонна. Конечно, относительно благосклонна: трижды был ранен, дважды контужен. Но все кончалось госпиталем и возвращением в строй.

 

Вот что писала об одном из таких эпизодов фронтовая газета «На страже Родины»:

 

«Едва аэростат капитана С. Джилкишева поднялся в воздух, как гитлеровцы открыли по нему огонь бризантными снарядами (у бризантных снарядов велик радиус поражения.— Ред.) Вокруг аэростата сразу появились белые и черные разрывы снарядов. Но Джилкишев продолжал, будто не замечая всего этого, передавать на землю данные, необходимые нашей артиллерии.

 

Откуда ни возьмись появился «мессер». Аэростат вспыхивает огромным красным языком пламени. С. Джилкишев едва успевает выброситься с парашютом».

 

Удивительную смекалку и находчивость проявляли защитники Ленинграда. Одно время аэронавты пытались выяснить точное нахождение огневых позиций врага, расположенных в лесу неподалеку от Невской Дубровки. В разное время поднимались они и терпеливо вели наблюдение, но гитлеровцы ничем себя не обнаруживали. Наши разведчики пошли на хитрость. Набрали штук 70 касок и ночью разложили их на «нейтралке», неподалеку от предполагаемой огневой позиции неприятеля. И фашисты клюнули на приманку: утром, обнаружив залегшую для атаки «пехоту», они открыли по каскам огонь из орудий и минометов. Наблюдавшие за всем этим аэронавты сообщили координаты вражеских батарей артиллеристам, которые их быстро уничтожили.

 

Наступил день 12 января 1943 года. После мощной артиллерийской подготовки, сокрушившей оборону противника, наши войска перешли в наступление. Начался прорыв блокады.

 

— Я был в это время,— рассказывает Джилкишев,— на своем командном пункте и неотрывно смотрел на связиста с телефонной трубкой. Раньше приходилось ждать, когда заговорят немецкие батареи и лишь тогда поднимать аэростат. Теперь положение изменилось, инициативой завладели мы.

 

После шестидневных ожесточенных боев советские войска освободили город Шлиссельбург и ряд населенных пунктов, превращенных гитлеровцами в мощные узлы сопротивления. От гитлеровских войск было очищено южное побережье Ладожского озера, восстановлена прямая сухопутная связь города со страной. Вскоре начала действовать специально построенная железнодорожная линия, соединившая город с Большой землей.

 

В эти дни помощь воздухоплавателей наземным войскам была особенно эффективной. Они точно указывали артиллеристам огневые точки врага, пытавшиеся сдержать наступление советских войск.

 

Характерны в этом отношении показания пленных, приведенные в книге «Ленинград в Великой Отечественной войне». «Я до сих пор не могу забыть впечатления от губительного огня русских пушек. Как вспомню этот адский грохот и разрывы снарядов и мин, так снова и снова меня бросает в дрожь...»; «Наступление русских было мощным и неожиданным. Везде царило полное замешательство. Многие солдаты, видя бесполезность сопротивления, сдавались группами в плен».

 

— Сверху картина наступления,— рассказывает С. Джилкишев,— выглядела особенно грандиозно. Через Неву ринулась на левый берег пехота, артиллеристы выводили орудия на прямую наводку, а саперы укладывали на лед деревянные настилы — готовили переправу для танков. В воздухе стремительно проносились наши «ястребки», шли на цель штурмовики. Радости жителей Ленинграда не было конца. Эта радость захлестнула всех — от мала до велика.

 

Не убавилось работы у аэронавтов и после прорыва блокады Ленинграда. Враг, хоть и отброшенный от Ладоги, оставался все же рядом. Он нередко подвергал артиллерийскому обстрелу железную дорогу, по которой проходили эшелоны с продовольствием и боеприпасами.

 

— Однажды,— рассказывает Саид Демеубаевич,— получив сигнал от диспетчера со станции Назия о выходе эшелона, я оставил на командном пункте капитана Холода, а на аэростате поднялся сам. Я уже слышал шум паровоза, когда рядом вспыхнули красные ракеты. Это вражеский лазутчик сигнализировал немецким батареям о проходе поезда. Такое случалось уже не раз. Я следил за вражеской обороной и увидел всполохи от орудийных выстрелов. Передал координаты немецкой батареи и попросил спуск — надо было задержать ракетчика...

 

А дальше события развивались таким образом. Джилкишев собрал бойцов и начал поиски шпиона. Аэронавты совместно с группой железнодорожников метр за метром прочесывали участок и нашли диверсанта. Он был мертв. За пазухой, под телогрейкой обнаружили у него ракетницу. Не трудно было догадаться, что он стал жертвой вызванного им же огня фашистской артиллерии.

 

Отважно действовали аэронавты, проявляя в самых сложных обстоятельствах выдержку и находчивость.

 

...Ничто, казалось, не предвещало опасности. Старший лейтенант Александр Михайленко, пристально вглядываясь в всполохи вражеских орудий, тотчас передавал их координаты нашим артиллеристам. Дело шло успешно. Батарея противника, ради обнаружения которой он поднялся в воздух, была уничтожена, и Саша собрался было спускаться. Но в это время снаряд насквозь прошил оболочку аэростата. Прыгать поздно: высота мала.

 

Михайленко цепко схватился за стропы и быстро начал подниматься вверх, к оболочке, которая падала на него огромной и потому опасной массой. А расчет был такой: поскорее уйти по стропам как можно дальше от корзины. Упав на землю, корзина возьмет часть удара на себя, самортизирует. Так оно и вышло: корзина упала на кусты, куда благополучно свалился и Александр. А назавтра он снова корректировал огонь артиллерии.

 

В январе сорок четвертого Ленинград освободили от блокады окончательно. Саид Джилкишев в составе воздухоплавательного дивизиона сражается на 3-м Прибалтийском и Карельском фронтах, потом на юге. Аэростаты поднимались над Карпатами, в небе Чехословакии. За участие в освобождении Праги Джилкишев был удостоен высшей награды Чехословацкой республики — ордена «Военный крест». Орденом Красного Знамени наградило за эти бои отважного воина Советское правительство. Не менее 40 вражеских батарей было уничтожено за время войны нашей артиллерией по данным 3-го воздухоплавательного дивизиона аэростатов артиллерийского наблюдения, в котором сражался Саид Демеубаевич Джилкишев.

 

Пока позволяло здоровье, Саид Демеубаевич продолжал военную службу. Но годы берут свое. И старые раны все чаще дают о себе знать. Значит, надо уходить в отставку.

 

Но с авиацией расстаться нелегко. Особенно человеку, отдавшему ей самые лучшие годы жизни.

 

Конечно, летать больше не придется. Нет для Джилкишева ни дирижаблей, ни аэростатов. И он поступил так, как в большинстве случаев поступают летчики, которым строгие медики вынесли приговор: к леткой службе не годен.

 

Вернулся в Алма-Ату и стал служить в гражданской авиации. Есть ведь наземная служба, а для авиаторов нет более целительного воздуха, чем воздух аэродромов...

 

Сейчас подполковнику в отставке С. Д. Джилкишеву за семьдесят. Но, кажется, время не властно над этим человеком. Он по-прежнему весь в работе. Ведет большую переписку с однополчанами. Его часто можно видеть в Советском райвоенкомате Алма-Аты, где он является членом комитета содействия, бывает в школах, на пионерских сборах.

 

Друзья и домашние называют Саида Демеубаевича непоседой. А он и впрямь такой: беспокойный, энергичный, любознательный. Много читает, нередко выступает в печати, пользуется авторитетом в кругу бывших фронтовиков. А когда заходит разговор о минувшей войне, память неизменно возвращает его к Ленинграду, к землякам, которые вместе с ним защищали город-герой. Вспоминаются отважный разведчик гвардии старший сержант Кубашев, младший сержант Алиев, артиллерист Султангалиев, рядовой Егимбердиев и другие.

 

Многое связывает Джилкишева с городом на Неве, к которому давно и навсегда прикипел сердцем. И поныне продолжается начатая им много лет назад переписка а музеем обороны Ленинграда, где в числе других героических защитников города экспонируется и его портрет. А многочисленные письма и поздравительные телеграммы, которые с удивительным и неизменным постоянством получает Саид Демеубаевич из Ленинграда, говорят о том, что его чтут и помнят жители героического города, ради которых он ежедневно, ежечасно рисковал жизнью в дни блокады.